Легкий туман поднимался над землей, окутывал финские домики, штакетные заборы, тоненькие деревца молодых насаждений, и таким сонным, таким умиротворенным казался в утреннем тумане городок строителей, что Генке на секунду не поверилось даже, чтобы вот в этом — тихом до звона и спокойном до сонливости — тумане мог жить убийца… Туман — это как бы дыхание земли. И она дышала легко, вольготно, с наслаждением. Генке показалось, что все это он выдумал для себя — всех этих купцов, корявых, толстых… И торчит здесь по глупости, когда должен бы с удочкой в руках сидеть над одним из быстрякских затонов: самое рыбное время!
Но ведь уже не подойдет сзади однорукий полковник, не присядет рядом, не закурит душистую папиросу… Полковник умел молчать и никогда не мешал на рыбалке.
Так подумал Генка, и утренний туман стал тревожным.
А когда захлопали двери в домах, закудахтали куры, залаяли собаки — Генка был уже опять собран и внимателен, как раньше.
Неожиданное появление Фата удивило его.
— Идем, — сказал Фат, ничего не объясняя. И повторил еще раз: — Идем!
Фат был бледен, со сдвинутыми к переносице бровями, а в глазах сверкала такая ярость, что Генка сразу же двинулся вслед за ним. И только пройдя быстрым шагом целый квартал, спросил:
— Ты что это?..
— Погоди, — сказал Фат. — Не поверишь…
— Видел, да?.. — осторожно спросил Генка.
Фат кивнул, как бы не решаясь говорить, потому что если откроет рот — обязательно взорвется от злости и негодования.
— Погоди, Генка, ладно? — попросил Фат. — Надо уточнить одно дело. А тогда я своими руками, сам!..
И Генке поверилось, что Фат может «сам, своими руками» разделаться с каким-то еще неведомым Генке противником.
Генке передались тревога и возбуждение Фата, но где-то заворошилась и обида на его молчание.
— Ну, кто, а?.. — нетерпеливо повторил Генка.
— Подожди, Генк! Одну минутку, ладно? — почти умоляюще попросил Фат, и, так как они уже подошли к автобусной остановке, Генка не стал упрямиться.
Здесь их ждала неудача.
Казалось, весь городок собрался на автовокзале, чтобы куда-то ехать: либо до станции, на поезд, либо в магазины, либо на рынок, либо в гости…
Площадь перед автовокзалом кипела народом.
Генка и Фат попытались нырнуть в первый же автобус, но их попросту вышвырнули из очереди.
— Вам, господа хорошие, не к спеху!
Фат долго оглядывался, кого-то разыскивая в сплошной толчее, но не нашел и успокоился немножко.
Автобусы шли каждые полчаса. А народ не убывал.
Генка и Фат попытались проникнуть еще в несколько машин. Но, изрядно помятые, заработав десяток щелчков по затылкам, они выбрались наконец из толпы и отошли в сторону.
Фат ругался сквозь зубы.
Надежда на попутный грузовик тоже не оправдалась: желающих на грузовики было не меньше, чем на автобусы.
Друзья вернулись в толпу.
Из очередного автобуса их вытащил сам диспетчер автовокзала и привел в дежурку.
— Давно вы, я вижу, толкаетесь, а?
— Да нам в город надо, мы живем там! — не выдержал Фат.
— А почему здесь оказались?
— Надо, значит!
— Ну, раз надо — подождете… В милицию я вас сдавать пока не буду, если сядете и натопите мне печь докрасна. А взрослых поубавится — уедете. Договорились? — спросил диспетчер и щелкнул дверным замком, чтобы не оставалось никаких сомнений относительно его решения.
Генка и Фат, злые, некоторое время сидели, ничего не делая, потом взяли по одному полешку и бросили в огонь: на всякий случай, мало ли что…
Диспетчер без конца кричал что-то по телефону, размахивая трубкой и показывая в окно. Длинные руки его все время двигались…
В автобус Генка и Фат сели уже около часу дня.
Толячего нашли у базарных ворот: он следил за тиром и за домом садовладельца.
Слива торчал на своем всегдашнем месте — около щербатого. Минут десять пришлось жестикулировать издалека, прежде чем Слива заметил и понял эту жестикуляцию.
Фат никому ничего не объяснял. К нему опять вернулась утренняя нервозность.
— Идемте за мной! — сказал он, когда собрались все четверо.
— Куда? — спросил Толячий.
— К тебе!
— Куда — ко мне?..
— Во двор! — И Фат зашагал первым.
— Чего это, а? Чего вы, а? — на ходу глубокомысленно повторял Слива, дергая Генку то за рукав, то за хлястик телогрейки.
Генка шагал молча.
У дома Толячего Фат остановился.
— Погляди: есть кто во дворе?
Толячий осторожно приоткрыл калитку. Шепнул:
— Никого…
Один за другим они вошли во двор.
Фат, засунув руки в карманы брюк, остановился лицом к Толячему.
— Куда, говоришь, Корявый удирал?
— Вот так! — обрадовался Толячий. — За угол, через наш сад, потом через сад Фазулаева, к Быстряку! Я как раз с той стороны у окна сидел! Слышу — кусты трещат! Гляжу — Корявый! А когда выбежал — тут уж не разбери-поймешь во дворе!
— Постой, постой, — сказал Генка. — Корявый уходил сюда, через огороды, все сюда побежали.
— Да я сам видел! — возмутился Толячий. — Вот как прям сейчас: он через кусты…
Фат, опять бледный, со сдвинутыми бровями, не сказал, а процедил сквозь зубы:
— Толячий правильно говорит: Корявый уходил через сад…
И тут даже Слива открыл рот, настолько невероятной была мысль, что напрашивалась после заявления Фата.
— Ты видел его?.. — негромко спросил Генка.
Фат кивнул.
Генка имел в виду не Корявого. Но Фат понял его правильно.
— Кого, а? — тревожно спросил Толячий.
— Сергея Васильевича, — сказал Фат.
С минуту или больше все молчали.
Один Толячий не совсем понял, что это значит. Пришлось объяснить ему, кто показал дорогу через огороды.
— Сергей… Васильевич? — поперхнулся Толячий.
— Не Васильевич, а Купец! — с ненавистью поправил Фат. — Га-де-ныш… а?
— Ну, давай говори по порядку, — потребовал Генка, когда они оставили двор Толячего и двинулись опять к базару.
— А что говорить! — ответил Фат. — Стою: выходит из веранды! Хорошо, не заметил. А то ж я и убежать бы не смог. Стою — и глазам не верю. Ты — с расспросами. А я и выговорить-то не могу. Сразу вспомнил, как Толька говорил в горкоме: видел Корявого, когда через сад удирал. Мы и внимания не обратили. А тут я вспомнил: как это — через сад?! Когда Сергей… этот, собака, Купец показал — через огород! И сомневаюсь еще. Прям не верю! Как же это, думаю?! Понял?
Понять его было не трудно. Если до сих пор они сталкивались с мошенниками и трусливыми жуликами, вроде Корявого, теперь перед ними выросла зловещая фигура необыкновенного хищника, очень здорово замаскированного под человека. И вдвойне опасного потому… Генка почувствовал холодок на спине между лопаток.
Этот мог организовать убийство…
На пороге развязки
Теперь было ясно, что Купец, «преследуя» Корявого, сам захлопнул за собой калитку и располосовал себе руку, чтобы дать Корявому уйти.
Надо было искать Гвардейца в телогрейке…
Слива поклялся, что на базаре его не было.
Генка и Фат решили отправиться на перекресток улиц Капранова и Салавата Юлаева. Фат хотел остаться у конторы, но Генка побоялся, что, увидев Купца, он не выдержит и что-нибудь натворит.
Наблюдение за Купцом поручалось Тольке-Толячему.
Слива должен был возвратиться к щербатому, а заодно поглядывать на Арсеньича и хоть время от времени наведываться к воротам садовладельца.
Фат вынес из дому кусок хлеба, разделили его на четыре части, и каждый проглотил свою долю, почти не жуя.
Генка заметил Катю возле монастыря, велел ей не говорить, что видела его, и вместе с Фатом зашагал к центру.
Слива принялся курсировать между щербатым, Арсеньичем и домом Толстого. Открытие, сделанное Фатом, так повлияло на Сливу, что он даже не отвлекался на этот раз, весь поглощенный своими прямыми обязанностями.
Толячий затерся в толпу неподалеку от конторы.
Купец вышел на базарную площадь, как всегда молчаливый и грозный, вышел примерно часа через два после того, как Генка и Фат ушли на перекресток.
Торговки, расступаясь перед ним, что-то спешно прятали за пазухами, некоторые старались нырнуть глубже в толпу.
Но Купец никого не задержал на этот раз.
Толячий проследовал за ним до промтоварного магазина, а потом и в магазин.
Купец пробежал рассеянным взглядом вдоль отрезов ситца, по шарфам и галстукам, развешанным на бумажном шпагате, и лишь на несколько секунд глаза его чуть дольше остановились на пирамиде чемоданов в углу.
Этих секунд было достаточно, чтобы Толячий всполошился: «Хочет удрать!»
Купец подошел и что-то сказал продавщице. Та кивнула, тоже глянув на чемоданы.
Купец направился опять в контору. Но, не доходя до нее, задержался, увидев кого-то, и подозвал к себе милиционера…
А Слива в эту самую минуту, заметив, что Арсеньич оставил ружья под присмотром какого-то мужика и вышел из тира, — покинув щербатого, двинулся за Арсеньичем.
Лысый мошенник с похожими на рожки седыми космами около ушей остановился на крыльце конторы, глядя в сторону Купца и как бы поджидая его.
Кто-то ударил Сливу кулаком в бок.
Толячий.
Слива показал ему головой сначала на Арсеньича, потом на Купца. Толячий кивнул.
— Подслушать бы! — шепнул Слива.
— Драпать собираются! — категорически заявил Толячий. Слива заморгал на него из-под челки. — Надо бежать за Генкой и Фатом! — сказал Толячий.
Но обсудить этот вопрос они не успели.
Словно по волшебству над ними вырос Аркаша (как называли они его между собой), или Аркадий Антонович (как должны бы они называть его правильно), — сын заведующего базаром.