Помоги проекту - поделись книгой:
Племена алабама и коушета начали свою историю в здешних местах в 1805 году. В середине XIX века белые заключили с вождями договор об освобождении большой части территории, занятой индейцами. История умалчивает о самом процессе «подписания» договора, но известно, что к началу нашего столетия в этих местах: от Ливингстона до Хьюстона на юг, до Вудвилля на восток, до Хантсвилла на запад и до Лафкина на север, — на всей огромной территории размером 200 на 150 миль, богатой лесами, различной дичью, полезными ископаемыми, — уже не было ни одного индейца.
А те, которых мы увидели танцующими, поющими, развлекающими публику? Их привозят издалека, за много десятков миль, зачастую из городов, где они живут в окраинных трущобах.
Словом, «Индиан Вилидж» — это аттракцион, развлекательное заведение, предлагающее «спектакли» на разные вкусы. За 20 центов можно взять напрокат индейский головной убор из разноцветных перьев и поносить его, а за три доллара убор можно приобрести. За полтора доллара можно насладиться индейскими плясками, а за 50 центов проехать по лесу в вагончике узкоколейной железной дороги.
Танцоры и певцы по завершении рабочего дня — а работает «деревня» летом каждый день с утра до вечера, в зимнее время по выходным дням — складывают свои украшения из перьев и лоскутков, расшитых бисером, в саквояжи и спортивные сумки и отправляются по домам. На следующий день они снова приезжают, чтобы повеселить новых туристов...
К концу прошлого века большинство племен на всей территории США было покорено, разоружено и переселено в резервации. В первые годы нашего столетия индейцев насчитывалось немногим более 250 тысяч. Колоссальное множество их погибло в результате истребления в годы «индейских войн», от эпидемий, распространившихся благодаря нищете и полной антисанитарии в резервациях.
Хорошо памятна своей жестокостью история захвата индейских земель на территории нынешних штатов Джорджия, Мэриленд и Южная Каролина. Противившихся изгнанию индейцев переселяли этапным порядком под усиленным конвоем солдат. Этот путь назван «дорогой слез». Тысячи и тысячи индейцев гибли в пути от голода, холода и насилий. «Индейцев будут перегонять с одного места на другое, — писал француз А. Токвиль, свидетель событий тех дней, — до тех пор, пока их единственным прибежищем не станет могила».
Наступление белой колонизации на равнины Запада вызвало упорное сопротивление населявших их племен. Одними из первых на дорогах колонизаторов встали племена сиу, а одна из самых жестоких трагедий произошла в многострадальном поселке Вундед-Ни — «Раненое колено».
На четвертый день после рождества 1890 года путь 7-го кавалерийского полка белых преградил отряд из 120 вооруженных ружьями, луками, копьями индейцев во главе с вождем по имени Биг Фут — «Большая Стопа». В день конфликта корреспондент газеты «Вашингтон пост» записал:
«Мало сказать, что это был самый отчаянный подвиг — 120 индейцев выступили против 500 кавалеристов. Только безумие могло толкнуть их на такой шаг. Сомневаюсь, что до ночи останется в живых хоть один из племени Биг Фута, чтобы рассказать о трагедии этого дня. Члены 7-го кавалерийского отряда не раз доказывали, что они могут быть героями в сражениях».
Корреспондент газеты почти не ошибся. Солдаты 7-го кавалерийского полка вели себя воистину «геройски». После двухдневных переговоров войска силой заняли поселок Вундед-Ни. Биг Фут болел воспалением легких и, когда представитель командования потребовал сдаться, вывесил белый флаг, смирившись с бесправием.
На следующий день полковник Д. Форсайт потребовал от индейцев сдать оружие. Индейцы подчинились приказу, но солдаты решили, что не все оружие было сдано. Начались обыски, унизительные проверки, допросы, и мужчин и женщин раздевали донага.
Солдаты нашли-таки два ружья. Одно из них — новенький винчестер — принадлежало молодому воину по имени Блэк Койот. Индеец поднял над головой винчестер, выкрикивая, что это его личное оружие, за которое он заплатил много денег. Бедный «Черный Койот» был глухим и не слышал угроз кавалеристов. Не разобравшись, солдаты схватили Койота и начали отнимать ружье силой. В схватке индеец случайно нажал на курок. Раздался выстрел, не причинивший никому вреда, но он послужил сигналом к повальному расстрелу безоружных людей. Индейцы теснились небольшими группками и могли противопоставить автоматическим винтовкам лишь ножи и дубинки. Человек 70 все же вырвались из поселка, но на окружающих холмах их ожидали стрелки с новинкой военного дела — пулеметами, посылавшими в детей, стариков, женщин очереди пуль — по пуле в секунду.
В течение трех часов солдаты сеяли смерть в Вундед-Ни. Крупная шрапнель разрывала легкие палатки. Весь поселок и близлежащая долина были усеяны трупами. Кавалерийский полк, не потеряв ни одного солдата, ушел дальше на Запад.
Может быть, эта дикая история и затерялась бы в числе многих, подобных ей, не дошедших до нас. Но тогда, на седьмой день после рождества, все же остались в живых две женщины, несколько детей и один молодой индеец.
Джесси Литл Фингер — «Джесси Маленький Палец» — рассказывала со слов своего отца, того самого молодого индейца, что белые колонизаторы истребили в те три часа около 300 человек. «Они пытались бежать, — вспоминала Джесси уже в наши дни, — а в них стреляли солдаты, как будто это не люди, а стадо бизонов».
А вот слова, принадлежащие Блэк Элку — «Черному Лосю». В тот трагический день ему было десять лет. Он прожил долгую, изнурительно тяжелую жизнь вдали от родного поселка и произнес незадолго до смерти: «Мечта нашего народа умерла ТАМ, в Вундед-Ни. Это была прекрасная мечта. Надежды народа были разбиты. Нет больше родных мест, священное дерево мертво».
Паувау
...Это было летом. Мы уже покидали земли Оклахомы, уже миновали второй по величине после Оклахома-Сити город Талса, когда, выскочив на бетонную прямую дорогу и проехав миль тридцать, увидели странное зрелище. С десяток ребят младшего школьного возраста, одетых в индейские одежды, размахивали щитами, что-то выкрикивали, пускались в танец и тут же замирали на месте. Руководил ими высокий индеец — стройный мужчина с кирпично-красным лицом, весь в разноцветных лентах и перьях...
Выяснилось, что недалеко от местечка Санд-Спрингс, в нескольких милях от берегов Арканзаса, начинается «паувау» племени чероти — ежегодный индейский праздник, а одновременно и «деловое собрание» племени.
На месте древних пешеходных троп и фургонных дорог теперь сплошь асфальт и бетонки. Лошадь уступила место вагону поезда, автобусу, грузовику, легковому автомобилю. Тени реактивных самолетов ложатся на землю, по которой в летние месяцы путешествуют современные индейцы, собираясь в определенных местах, чтобы отдать долг древним традициям. Территория Оклахомы в настоящее время является местом жительства многих племен. Здесь не по своей воле оказались племена охотников оседжи, понка, куапа из района Миссисипи и племя пауни из Небраски. Айова и кикапу пришли из района Великих озер. Кэддо и уичита — из Техаса. Всадники великих равнин — чейенны, арапахо, кайова и команчи здесь проживали всегда.
Летние собрания разных племенных групп похожи, но все же они имеют и отличительные черты. Все паувау собираются на природе, повсюду индейцы разбивают лагеря. Они проводят в них три дня, живя на открытом воздухе, как и их предки. Только теперь нередко вигвамы уступают место нейлоновым палаткам или прицепным домикам на колесах — «ванам». Их индейцы покупают или же берут в аренду. И тем не менее многие семьи привозят Настоящие Вигвамы, которые они ревностно хранят у себя дома в ожидании этого праздничного случая.
Праздник паувау отдает дань и современности: переносной холодильник, транзистор, алюминиевые стулья, пластмассовая посуда — все это вы обязательно увидите в лагере индейцев. Но перед современной палаткой всегда стоит сплетенный из травы тент древнего образца. Он ограждает людей от палящих летних лучей. Над кострами висят на треногах огромные медные чайники. Женщины сушат мясо, а дети бегают вокруг, играя в ковбоев и индейцев. Пестрые, яркие обрядовые одежды племени чероки висят на шестах у вигвамов и палаток в ожидании групповых танцев, обязательных для всех паувау.
Как правило, паувау начинается с индейских плясок в пятницу вечером, первое представление продолжается до 11 часов ночи. Затем танцоры переодеваются в «одежды белого человека», садятся группами на траве — разговаривают, попивая крепкий кофе.
Вот группа индейцев разожгла небольшой костер в центре танцевального круга. Молодежь образовала длинную цепочку и, извиваясь, движется вокруг костра, исполняя песни под стук камешков в маленьких банках из-под молока, привязанных к ногам танцоров. Когда-то это был религиозный обряд племени крик, а теперь он стал танцем влюбленных молодых людей равнин.
Другой танец любви и ухаживания, который исполняется почти круглую ночь, после вечернего обязательного представления, — это танец «сорок девять». Называется так потому, что в нем всегда участвуют 49 человек. Несколько мужчин стучат в маленькие барабаны, в то время как молодые люди — юноши и девушки, — держась крепко за руки, водят хороводы и поют древнюю любовную песню.
Всю ночь напролет молодые индейцы будут танцевать и петь, пока не взойдет солнце и не прогонит их в вигвамы поспать.
Ранним утром громкоговорители позовут жителей лагеря получать продукты. Комитет по проведению паувау обычно всегда снабжает участников праздника сахаром, кофе, мукой, жирами, говядиной или цыплятами в течение всех трех дней праздника. Деньги для закупки продуктов по распоряжению вождя племени выделяются из общеплеменной кассы, взносы в которую поступают от каждой индейской семьи.
Снова звучит громкоговоритель. На этот раз он обращается к детям: сейчас состоится игра в бейсбол, а затем соревнования по бегу, детские танцы... Всем должно быть весело, и дети не исключение.
Приходит полдень и вместе с ним кратковременный отдых. На время замолкают громкоговорители, а затем наступает черед взрослых индейских игр. Вечером танцевальное представление повторяется. В этот субботний час каждый наряжается в свои самые лучшие одежды. Платья из оленьей кожи, шелковые юбки с аппликациями, которые индейские женщины носят с яркими атласными блузками различных фасонов, цветные головные уборы с перьями, украшения исполнителей военных танцев...
Танцы воина, змеи, бизона, древний индейский танец, получивший в Европе 20-х годов популярность и название «тустеп»... До полуночи люди танцуют и поют, до восхода солнца они беседуют друг с другом. Друзья из городов Апаче, Семинола, Команче, сохранивших на карте названия индейских племен, встречаясь здесь, вспоминают прошлогодний праздник и сравнивают его с нынешним, вожди и предводители обсуждают дела племени. Спорт, государственная политика, кулинарные секреты, уход за детьми — эти темы занимают оставшиеся часы ночи.
Воскресный день — кульминация праздника. Главы семейств раздают одеяла, отрезы на платья, деньги, шали молодым членам семьи, а также родственникам и друзьям. Эта церемония — непременная часть всех нынешних паувау — в давние времена возникла у индейцев равнин, служа своеобразным видом «социального обеспечения». Семьи чероки всегда, особенно в пору благополучии, раздавали молодым людям, бедным, старым, а также и посетителям разнообразные подарки — одежду, домашнюю утварь, реже деньги. Таким образом, менее устроенные и менее обеспеченные члены племени получали материальную поддержку, а новое поколение училось щедрости и благородству.
В воскресенье, когда солнце спрячется за горизонт, состоится еще один вечер танцев, но участников уже будет меньше. Понедельник — рабочий день. И некоторые индейцы — не все, потому что и работу имеют не все, — должны утром быть на службе.
Вторая битва при Вундед-Ни
Рассказы о трагедии в Вундед-Ни, передававшиеся из поколения в поколение, не только дошли до наших дней, но и имели свое печальное продолжение.
«Вторая битва при Вундед-Ни», находящемся на территории резервации Пайн-Ридж, разразилась весной 1973 года. Доведенные до последней черты вопиющей социальной несправедливостью, индейцы из племени оглала-сиу захватили силой помещение местного филиала Бюро по делам индейцев (БДИ) (1 Созданное в 1824 году Бюро по делам индейцев (БДИ) подвергается особо резкой критике со стороны нынешних руководителей американских индейцев, в частности, Денниса Бэнкса, Вернона Белликурта и Хэнка Армстронга, возглавляющих организацию «Движение американских индейцев» (занесенную властями в список «подрывных»). По их мнению, БДИ, которым сейчас ведает министерство внутренних дел США, фактически занимается лишь тем, что способствует урезанию индейских территорий, помогает крупным корпорациям эксплуатировать их природные ресурсы. В БДИ ныне работает более 15 тысяч белых чиновников, а индейцы составляют ничтожный процент. При этом они занимают в бюро самые низкооплачиваемые и незначительные посты — дворников, швейцаров, сторожей. (Примеч. авт.)), закрыли вход на территорию поселка правительственным и иным чиновникам и заявили, что не покинут его, пока не удовлетворят их требований. А они, эти требования, заключались вот в чем. Участники выступления призывали сенат немедленно расследовать все случаи нарушения правительством США «священных договоров», заключенных им с вождями индейских племен, в частности вспомнить условия договора 1868 года, по которому индейцам сиу было предоставлено гораздо больше земель, чем владеет резервация в настоящее время (кстати, сиу из Вундед-Ни требовали не возврата отобранных у них земель, а лишь справедливой компенсации), назначить представителей индейского населения на ряд административных должностей в самой резервации, а также в Федеральное бюро и Бюро по делам индейцев штата Южная Дакота. Восставшие считали необходимым покончить с откровенно дискриминационной политикой, проводимой федеральным БДИ, добиться освобождения группы арестованных активистов движения в защиту прав индейцев...
На третий день Вундед-Ни окружили полицейские части, отряды национальной гвардии, пытавшиеся силой подавить выступление. Во вспыхнувшей перестрелке несколько индейцев было ранено, вблизи поселка полиция арестовала 50 человек.
Спустя неделю под давлением общественности правительство вынуждено было снять блокаду, отвести на несколько миль вооруженных полицейских, национальных гвардейцев и агентов ФБР, которые устроили заставы на всех дорогах. Начались переговоры между представителями сиу и федеральными властями. Но вскоре они зашли в тупик. Адвокат, представлявший на переговорах интересы индейцев, сообщил журналистам, что «правительство не хочет прислушаться к требованиям коренных жителей».
К поселку начали прибывать новые вооруженные силы. Правительство все туже стягивало кольцо вокруг 250 индейцев, удерживавших оборону. Изолировав Вундед-Ни от внешнего мира с помощью бронетранспортеров и 300 полицейских, лишив его жителей продуктов питания, воды, электроэнергии, власти рассчитывали, что индейцы, не выдержав осады, сложат оружие. Но, несмотря на все угрозы властей, на новые аресты, сиу еще раз заявили, что не покинут поселка до тех пор, пока их требования не будут выполнены. Один из руководителей «Движения американских индейцев», Педро Биссонет, сказал тогда:
— Мы скорее умрем, чем согласимся жить в рабстве.
Как говорил когда-то Авраам Линкольн, «дом» Америки и в эти дни раскололся на две части. Вашингтонские «ястребы» призывали федеральные власти предпринять любые шаги и «применить любую технику», чтобы «изгнать захватчиков». Но прогрессивная американская общественность отнеслась к этим событиям по-иному. Из города Биллингса к поселку двигался караван с продовольствием и медикаментами для осажденных. Это был «караван солидарности», и состоял он из белых, негров, индейцев, чиканос. «Пусть индейцы знают, что люди всех рас поддерживают их борьбу», — говорил представитель каравана. В защиту индейцев сиу в Вундед-Ни выступила с заявлением Коммунистическая партия США.
В те же дни федеральный судья Лас-Вегаса распорядился провести расследование по так называемому «делу 16» жителей Калифорнии, арестованных агентами ФБР при въезде в штат Невада. Они направлялись на трех машинах в Вундед-Ни, везя осажденным индейцам одежду, продовольствие и медикаменты, собранные общественными организациями Калифорнии.
Сотни индейцев, негров, пуэрториканцев двинулись колоннами к правительственным зданиям в Вашингтоне, Нью-Йорке, к федеральным учреждениям в ряде штатов, устраивали митинги, демонстрации, требуя улучшения жилищных условий.
Два с половиной месяца 250 индейцев сиу, окруженные почти вдвое большими полицейскими силами, удерживали Вундед-Ни. И все это время шли переговоры между властями США и вождями индейских племен, руководителями индейских организаций. Переговоры ни к чему не привели. Официальные власти не стремились удовлетворить законные требования сиу, потому что прецедент мог вызвать нежелательные явления среди всего индейского населения, находящегося на самой нижней ступеньке «общества равных возможностей».
И восстание подавили. На 71-й день осады в Вундед-Ни удалось прорваться сотням полицейских и агентов ФБР. Тридцать индейцев сиу были застрелены, большинство остальных брошено в тюрьмы.
«Политика американских властей направлена на то, чтобы лишить индейцев культурных, религиозных и политических свобод. Фактически ее цель, как и 300 лет назад, — искоренение индейского населения», — говорил национальный директор «Движения американских индейцев» Вернон Белликурт, комментируя трагическое событие в Вундед-Ни.
И это не голые слова. По всей территории страны разбросано 268 резерваций (из них 115 основных), где живут сейчас около 500 тысяч индейцев. Еще 300 тысяч краснокожих американцев проживают в гетто крупнейших городов страны. Уровень безработицы среди индейцев превышает общенациональный в девять раз и составляет среди трудоспособного населения более 60 процентов, в отдельных резервациях — 75. Постоянное недоедание приводит к физическому истощению людей, особенно детей и подростков. Средний доход семьи, живущей в резервации, в четыре раза меньше общенационального, а жизненный уровень более 40 процентов индейцев ниже так называемого «порога бедности», хотя среди всего населения США бедняки в 1973 году составляли 13,7 процента.
Подавляющее большинство, а точнее. 90 процентов всех домов в резервациях не отвечают стандартам нормального жилья. Около ста тысяч семей обитают в полуразрушенных зданиях, многие тысячи живут в бараках, лачугах и даже в брошенных старых автомобилях. Есть немало резерваций, где отсутствуют электричество, водопровод, отопление и система канализации. В обследованных 22 резервациях питьевая колодезная вода содержит бактерии, вызывающие опасные заболевания.
Лидеры «Движения американских индейцев» неоднократно обращались к правительству с просьбой снизить пенсионный возраст для индейцев хотя бы до 55 лет, но неизменно получали отказ. И обращались они не ради того, чтобы получить какие-то привилегии для себя, совсем нет. Для них гораздо острее, чем для любой другой этнической группы Соединенных Штатов, стоит проблема социального обеспечения, в том числе по старости. Пенсионный возраст в США составляет 65 лет для мужчин и 62 года для женщин. Но вся беда в том, что индейцы просто не доживают до этого возраста — средняя продолжительность их жизни — 44 года. Слишком высока и детская смертность у индейцев. Уровень ее составляет 32 смерти на тысячу рождений, в то время как средняя смертность по всей планете — 20.
Постоянный характер приняла нехватка в 50 (всего!) индейских больницах врачей и медсестер. По данным «Движения американских индейцев», в резервациях не хватает 4200 человек медицинского персонала. В родильных отделениях очень плохо с местами для рожениц, в результате 43 процента из них рожают дома, в своих лачугах, без всякой врачебной помощи, в антисанитарных условиях.
— Кишечные инфекционные заболевания, — говорил доктор Рабу, бывший глава службы здравоохранения коренного населения, — встречаются в резервациях в восемь раз чаще, чем в целом по стране, в пять раз чаще индейцы болеют туберкулезом, в три раза чаще — воспалением легких. Здоровье сегодняшнего индейца в десятки раз хуже здоровья среднего американца.
Многие крупные индейские организации, возглавившие движение протеста против преследований и угнетения, образовались 10—15 лет назад. Власти, почувствовав в них реальную угрозу своим планам и намерениям, начали предпринимать усилия для изоляции, дискредитации и физической расправы над их руководителями. ЦРУ, в частности, разработало программу под кодовым названием «Хаос», направленную на то, чтобы сорвать борьбу индейцев за свои права путем ликвидации лидеров движения. Так называемая программа «Коинтелпро» служит тем же целям и задачам, но уже по линии ФБР, хотя министерство юстиции и утверждает, будто она прекратила свое существование.
Индейская война продолжается
Как развивались события в Южной Дакоте после весеннего выступления сиу в Вундед-Ни? Хроника такова.
18 октября 1973 года в Пайн-Ридже выстрелом в затылок был убит 29-летний Педро Биссонет. В то же время началась судебная расправа над «зачинщиками». Обвинения в «нарушении порядка» были предъявлены 117 индейцам, в первую очередь руководителям — Расселу Минсу, Вернону Белликурту и Деннису Бэнксу.
Июнь 1974 года: провал процесса против Р. Минса и Д. Бэнкса на суде в Сент-Поле, где вскрылись факты противозаконных махинаций ФБР в Вундед-Ни. Лидеры индейцев оправданы.
Июнь 1975 года: в городе Бисмарке (штат Северная Дакота) тяжело ранен полицейскими Рассел Мине. Через три недели после этого нападения 250 полицейских и агентов ФБР при поддержке вертолетов и бронетранспортеров ворвались в Пайн-Ридж, где жестоко разогнали совещание 30 активистов «Движения американских индейцев».
Май 1976 года: новое покушение на жизнь Рассела Минса в городе Уагнер, Р. Мине ранен.
1 января 1977 года: агенты ФБР открыли огонь по группе индейцев в резервации Пайн-Ридж, двое индейцев ранены. В ответ на протест жителей резервации полиция произвела аресты.
Март 1977 года: арестован один из видных деятелей «Движения американских индейцев» — Леонард Пелтиер, участвовавший в событиях в Вундед-Ни 1973 года. Ему предъявлено обвинение в убийстве двух агентов ФБР летом 1975 года.
Индейская война не затихает ни на минуту...
...Проезжая штат Юта, мы ненадолго задержались в городе Сидар-Сити. Но времени у нас было достаточно, чтобы узнать о судьбе индейцев пайютов и увидеть их жизнь. Когда-то это было многочисленное племя. А теперь их осталось всего 1200 человек. По словам местной газеты, пайюты — «самые угнетенные и обездоленные индейцы Америки». В Сидар-Сити есть район, заселенный исключительно пайютами. «Район» — это 17—20 лачуг, где разместилось более ста индейцев. Улицы не освещаются, дома не отапливаются, вода не подведена. Этот трущобный район настолько беден и непригляден, что белые Жители прилегающих кварталов назвали его «собачьим поселком». И хотя он расположен в черте города, поблизости от современных домов, недалеко от парка с зеленой площадкой для игры в гольф, весь его облик, улицы, ветхие строения кажутся принадлежностью какого-то другого мира.
Все, что «капитально» создали белые американцы для краснокожих, — это огромный свод законов и норм, регламентирующих и без того убогую жизнь индейцев. Свод включает 33 тома положений, разработанных Бюро по делам индейцев, пять тысяч федеральных статусов, две тысячи решений федерального суда и 500 решений министра юстиции. Нелегко бедному и малограмотному индейцу разобраться в этой толще юридических хитросплетений, вырастающих в непреодолимый горный хребет между Америкой индейцев и Америкой белых.
Близ Сидар-Сити я слышал песню пайюта: «Горы — дом мой. Когда я был маленьким, я играл в горах. Индейцы ловили рыбу там и охотились на оленя. Но пришел чужеземец и отнял у меня мой дом. Теперь я не могу охотиться, не могу ловить рыбу. Я смотрю на горы и вижу чужеземца, и мне становится больно. Мой родной дом и родные горы — не мои. И я закрываю глаза, чтобы ничего не видеть».
Эта песня до сих пор звенит в моих ушах, а перед глазами часто возникает картина: индеец средних лет, с морщинистым лицом, в оборванной грязной одежде, разложивший на обочине широкой асфальтированной ленты, стремительно уходящей на Запад, бесхитростные индейские поделки. Если кто-то что-то купит у него, он будет жить. Если кто-то когда-то что-то купит...
Госпиталь под Словеньградцем
Теплый октябрьский ветер треплет волосы. Опущенное стекло машины не мешает смотреть на темно-зеленые волны, бегущие по склонам. Лесная дорога то бросается вниз, то вздымается, упорно петляя все выше в горы. Совсем маленькие, краснеют в долине черепичные крыши Словеньградца.
Чуть свет в наше окно постучал директор местного музея Богдан Жолнер.
— Заспались, заспались, — смеется он, — раз решили ехать в горы, собирайтесь.
Вечером мы в небольшом клубе засиделись допоздна с активистами союза молодежи. Хэда Штельцер, Вилла Метелко, Елка Флайс задали сразу столько вопросов о нашей стране, жизни молодежи, что впору было открывать настоящий лекторий. Среди нас большинство ленинградцев, и мы, естественно, рассказывали о своем городе. Притихшие, сидят ребята и слушают о «Дороге жизни», о созданном комсомольцами на месте блокадного кольца вокруг города поясе славы и мира, где открыты музеи, воздвигнуты обелиски, подняты на постаменты опаленные огнем войны пушки и танки. «Никто не забыт, и ничто не забыто».
— А мы тоже прошли по следам партизан в горах двести пятьдесят километров. Вы не были в нашем музее? — спрашивает Елка Флайс.
Еще днем Богдан Жолнер водил нас по музею. Залы его оформлены бывшими участниками партизанского движения.
...Пожелтевшие хрупкие листовки с призывом: «Смерть фашистам — свобода народам!», в верхнем углу — изображение серпа и молота. Борьба началась здесь в июле 1941 года, сразу же после нападения гитлеровцев на СССР, а в августе в горах уже появились отряды Сопротивления. Длинный список словенцев, приговоренных к расстрелу. Тут же поставлен ствол дерева, изрешеченный пулями, — место казни...
— Едем завтра на планину Мала Копа, в госпиталь, — решают наши друзья.
...Машина останавливается у стены елового леса, и, перебравшись через ров, мы карабкаемся вверх. В сыром полумраке еле разбираем выбитую в склоне тропу. Наконец впереди что-то зачернело. Перед нами в дымке утреннего тумана вырастают контуры строений. Это и есть партизанский госпиталь.
...В 1944 году стояла морозная, с сильными снегопадами зима. Преследуемая гитлеровцами, уходила в горы 14-я словенская дивизия. Обмороженные, в разбитой обуви бойцы оставляли раненых в госпитале, собирались с силами и неожиданно сваливались с гор на головы фашистам...
Под крышей одного из бараков прибит щит: на нем указан распорядок дня; перечислены меры предосторожности, маскировки, чтобы враг не обнаружил тайный госпиталь; подпись хирурга и политкомиссара. «И днем ни под каким видом не выходить из помещений». «Раненым в госпиталь передвигаться только по ручьям, нетранспортабельных доставлять на носилках также по воде». Прикреплены к стенам самодельные хирургические инструменты, тяжелые костыли. За глухим шумом елей словно различаешь мягкие всплески воды под ногами скрывающихся от врага партизан. Услышав за спиной сухой лай немецких овчарок, наспех перебинтованные, уходили они по ручьям в горы.
Жили здесь в землянках, бараках, жгли костры осторожно, только в холодные дни, чтобы не засекли укрытие гитлеровские наблюдатели. Да и прежде чем пустить дерево в топку, следовало снять с него кору: так получалось меньше предательского дыма. В конце войны был выброшен в этих местах с самолетов отряд советских разведчиков. И в сохранившихся списках обнаруживаем родные, хоть и незнакомые имена: Кириленко Андрей из Киева, Ложкин Сергей из Харькова, Базовник Денис из Днепропетровска, Лелюх Петр из Полтавы... Совсем немного не дожил до Победы радист Миша Белов из Москвы. Его документы обнаружили в бутылке, закопанной около одного из бараков. Умер он 2 января 1945 года.
Сняв шапки, мы молча стоим над двумя пирамидками, похожими на танковые надолбы. Их поставили пионеры из Словеньградца. На каждой звезды и надписи: на одном — «словенец», на другом — «рус».
Кладем на серый камень гвоздики и зажигаем тонкие свечи. Один из нас, прошедший войну, говорит о солдатском мужестве и верности Красному знамени. Он кончает, и мы снова стоим и молчим. Над нами, тихо качая вершинами, шумят ели, да с дороги доносится натужный рев лесовозов.
Расплываются за спиной темные очертания строений. И долго еще вслед мигают огоньки тонких красных свечей...
Долгая скань
…Отворилась тяжелая дверь. Загорелся неяркий свет, и мы вступили в круглую комнату без окон. По стенам, словно рыбины в аквариуме, прильнули к стеклам шкафов увесистые братины. Тусклый отсвет лежит на их крутых боках. Там и сям посвечивают золотом кубки и чары. Богатырская посуда! Княжье да монастырское богатство.
Один за другим распахиваются шкафы запасника Государственного исторического музея. Имена, города, лета... Уже и глаз пресытился увиденным, как вдруг то, ради чего пришел сюда вместе с сотрудниками отдела драгоценных металлов.
Скань... Оклады икон. Ларцы сквозные. Всматриваюсь в эти старинные изделия русских ремесленников. На окладах: морозная тишина; лес, отягченный снегом; белое небо низко над головой; мать и дитя посреди зимнего мира... А ларцы — словно стоят по весне голые деревья, небо сквозь них глядит, а по ветвям галки врассыпную...
Вспоминаю свои книжные розыски: откуда пошло слове «скань»? Произошло оно от славянского «скати», что означает «вить», «сучить», а называется сканью круглая рубчатая веревочка, скрученная из двух-трех металлических нитей — золотой, серебряной или медной, а также изделия из нее. Более широкое распространение у нас получило западноевропейское название скани — «филигрань», которое произошло от слияния латинских слов «филум», что означает «нить», и «гранум» — «зерно». Такой подбор слов, конечно, не случаен. И оклады и ларцы, которые сейчас передо мной, украшены мелкими металлическими шариками, по-русски их называют «зернь». Выходит, в латинском названии, как и в русском, отразилась особенность этого ремесла.
В запаснике ГИМа можно увидеть и работы современных ювелиров. Жива скань, живо древнее ремесло! И работают-то сегодня мастера в двух шагах от Москвы — в Подольске.
В Подольске, в управлении производственной мастерской, как только спросил о сканщиках, увидел на лицах мечтательно-нежную улыбку, с какой вспоминают любимцев и баловней. «Что же вы раньше не приехали? У нас выставка была — тридцать лет мастерской... Туда столько красивых вещей от сканщиков пошло! Ну хоть поглядите эталоны...»
Передо мной оказалась большая картонная коробка. Открыл. И, как недавно в запаснике, захотелось воскликнуть удивленно: «Вот так так!» С первого взгляда померещилось, будто в коробке настоящие сокровища, до того все внутри блистало, переливалось разными цветами, отсвечивало темным серебром. Перстни. Целые пригоршни! Стал рассматривать: всяк молодец на свой образец, один другого лучше. Камни: агаты, лазуриты, аметисты, цитрины, топазы. Оправа — мельхиоровая скань. На каждом перстне — бирка, где указано, когда он сделан, из чего, имя автора. Васильев, Бабаян, Коробочкин, Савельев, Мешков, Сарыкин, Загуменный... Спросил: «А где же их мастерская?» Ответили охотно: «Да здесь неподалеку. Как выйдете...»
Я вышел на улицу. Взблескивал синим снег. Над городом в морозном червонном воздухе, едва колеблемые ветерком, подымались столбы пара. Деревья тянули в небо посеребренные ветви, и на их концах, оплетенное мелким древесным узорочьем, горело малиновое студеное солнце.
Деревянно постукивая ногами, я подошел к мастерской. Подергал дверь. За ней послышались шаги, и она отворилась. На пороге в потоке света стоял человек в раскрытой на груди рубашке. Чуть напряженные плечи. Борода торчком. Взгляд исподлобья. Чувствую: пришел не вовремя, в минуту рабочей сосредоточенности, но мастер уже ведет в комнату. Меня обдало теплом, воздух словно струился от жара. Из маленькой каморки, где топилась муфельная печь, выглянул невысокий человек в больших дымчатых очках — Юрий Пресман. Тот, кто встретил меня в дверях, Валерий Гончаров, вернулся, к прерванному делу. Склонив голову, он сумрачно смотрит на кусок тонкой проволоки, которую держит в руке. Подносит к ней ножницы. Раздается щелчок. Один за другим отрезки падают в полое обгоревшее внутри полено, стоящее на верстаке. Когда все дно покрывается проволочками, Валерии зажигает бензиновую горелку. Шипит пламя. Мастер медленно водит им по дну. Проволочки начинают светиться, разгораются все жарче, белеют — и вдруг свернулись окатышками. Это зернь. Валерий отложил горелку и двумя руками потер горячее от жара лицо.
За перегородкой, в соседней комнате, звякает железо. Я заглядываю туда и вижу, как Юрий натирает мылом заостренный конец проволоки. Потом подходит к верстаку, где в тисках зажат небольшой металлический диск с отверстием посредине. Прищемив проволоку плоскогубцами, Юрий тянет ее на себя. Она подается и начинает медленно выползать наружу. Ее поверхность блестит свежим серебряным блеском, она похожа на луч, направленный мастеру в грудь...
Поделиться книгой: