Место, с которого так видно Луну

Север Гай Михайлович

Место, с которого так видно Луну

 Повесть: Детская, Фэнтези, Сказки

Драконы, Луна, крысиные хвостики

  Принцесса Тар-Агне была сиротой, и принцессой, вообще-то, называть ее было неправильно. Обращаться к ней надо было «Ваше Величество». Кроме дяди (и то двоюродного) родственников у нее не осталось. И дяде приходилось нести на сутулых плечах бремя управления государством — когда маленькая Тар-Агне вырастет, тогда пусть занимается этим сама.

  А обязанностей по управлению государством было немало, и все они для маленькой королевы были исключительно тяжелы. (Ее так и звали принцессой — ну непохожа пока на настоящую королеву, что делать.) Например, каждое утро нужно было рано встать, умыться, одеться, и не абы как, а рассчитывая на приемы заморских гостей, большинство из которых желало объявить маленькой девочке и ее государству войну.

  Все они были такие злые и жадные, всем подавай то кусок побережья, где добывают пурпурных улиток, то долину в горах, где растет лучший на земле виноград, то городок с ювелирами, то еще что-нибудь. На прошлой неделе, к примеру, взъерошенный принц из княжества по соседству стал требовать, чтобы его посватали за Тар-Агне, сейчас же. Если бы не хладнокровие и политический опыт дядюшки, страшно подумать что бы произошло. Принц уже вытащил шпагу из перепачканных ножен и стал тыкать ржавой железкой во все стороны. Повторим, если бы не выдержка и смекалка дядюшки, принцессе просто пришлось бы отрубить принцу лохматую голову (что, скорее всего, привело бы к войне).

  Но это была чепуха по сравнению с муками, пытками, истязаниями, которым подвергалась принцесса на торжественных церемониях. Все они проводились по ужасным, нечеловеческим правилам, когда нужно было напяливать на себя вздорные пыльные тряпки, когда нужно было говорить только что подсказывал шепотом дядюшка. А когда муки и пытки съедали последние силы, когда от раздражения хотелось расплакаться, было даже нельзя приказать отрубить кому-нибудь голову. Тар-Агне готовилась, наконец, вспыхнуть и позвать палача, как дядюшка всякий раз нежно впивался пальцами принцессе в плечо. И приходилось снова смотреть на дурацкие рожи.

  А сегодня она и вообще опаздывала на прием. За окном носились рваные серые облака, ветер сотрясал карнизы и ставни, тяжелые струи дождя стучали в оконные стекла. Было холодно, было мрачно, и дядюшка начинал нервничать. В такую погоду милая маленькая племянница не желала покидать уютных покоев, и даже завтрак приходилось нести в Игрушечную (а то и в Опочивальню). И теперь чтобы выручить ее для важнейшей аудиенции, нужны были крайние меры. Сегодня прибыли соседи с востока, с одной-единственной целью объявить принцессе войну, причин для которой они нашли несколько. Дядюшке предстояли сложные дни, когда с одной стороны у него будет дуться и отрубать всем головы принцесса, с другой — нести восточную тарабарщину расфуфыренные в пух и прах послы.

  Зажгли свет — было так пасмурно. Тар-Агне не появлялась, и дядюшка направил худые длинные ноги в Опочивальню. У дверей его встретил отряд преданнейших принцессе стражников.

  — Приказано отрубать головы всем, кто приблизится к дверям на расстояние трех шагов, — добросовестно предупредил дядюшку стражник, доставая сверкающую секиру. — Все, я сказал, я сказал.

  — Ага, — отвечал дядюшка, с обычной грустной улыбкой пересекая черту смерти. — А кто приказал?

  — Ее Высочество.

  — Ее Величество, — поправил дядюшка, хватаясь за ручку и открывая двери в Опочивальню. — И как давно?

  — Четверть часа назад.

  — Вот даже как, — хмыкнул дядюшка и вошел в помещение.

  Это была небольшая комната с одним окном, у которого, приникнув лицом к стеклу, стояла сейчас маленькая принцесса. Подушки и покрывала были разбросаны по полу. Пуфики и скамеечки валялись, перевернутые вверх тормашками. Принцесса стояла в своей любимой ночной рубашке, с пронзительно-синими, в цвет глаз, дракончиками по подолу. Все это значило то, что со вчерашнего вечера она была в полном нерасположении духа. Сегодня от дядюшки будет требоваться максимум выдержки, хладнокровия и внимания к маленькой королеве. (Задача труднейшая даже для такого опытного дядюшки и политика, какими он был.)

  — Милая девочка, которая разбросала подушки и покрывала, и которая перевернула пуфики и скамеечки, еще не оделась.

  Дядюшка подошел к девочке и положил руку ей на плечо.

  — Дядюшка, я не хочу одеваться. Дядюшка, я хочу завернуться в какое-нибудь покрывало и так весь день просидеть у окна. Вот у этого.

  Она не поворачивала головы, разглядывая пелену дождя за стеклом.

  — В какое же покрывало желает завернуться моя милая девочка?

  — Сейчас скажу. — Принцесса вздохнула. — А вон в то, которое висит в углу у камина. На стене в Верхней зале. Дядюшка, прикажи. Пусть его принесут, и я в него завернусь. А потом пусть принесут чашку горячего шоколада, с булочкой. А потом я буду сидеть у окна. И смотреть в дождь.

  — Девочка, я опасаюсь, что ничего из этого невозможно... Во всяком случае, до обеда.

  — Почему, дядюшка, почему? — Тар-Агне захныкала и еще сильнее вжалась лбом в стекло. — Почему принцесса не может завернуться в покрывало, приказать себе чашку горячего шоколада и просидеть весь день у окна? Такой славный, такой уютный, такой замечательный дождь. И даже не принцесса, а уже королева. Ведь так, дядюшка? Ты говорил.

  — Милая девочка. Покрывало, о котором ты говоришь, на самом деле не покрывало, а династический гобелен. Ему пятьсот лет. Подумай об уважении к своим предкам, которые не заворачивались в него по утрам, чтобы он провисел до сегодняшних дней, более-менее целый.

  — Вот провисел, и я теперь завернусь! Не заворачивались, значит им было не холодно и не грустно. Почему я теперь не могу завернуться?

  — Потому что в гобелены не заворачиваются. — Дядюшка прижал принцессу к себе. — Сейчас мы умоемся, потом мы оденемся, потом прикажем себе чашку горячего шоколада, потом выйдем на аудиенцию.

  — Никуда мы потом не выйдем! — захныкала маленькая принцесса и застучала кулачком дядюшке в бок. — Опять они будут грозиться и говорить глупости! Дядюшка, знаешь как они уже надоели! Дядюшка, давай отрубим им головы! Сколько можно.

  — Хорошо, милая девочка, мы отрубим им головы. Но только после того, как умоемся, оденемся и позавтракаем.

  — Шоколадом с булочкой, — хныкала Тар-Агне. — И потом сразу отрубим головы. А то я никуда не пойду.

  Дядюшка отвел девочку в Умывальную, где сдал на руки пухлой старушке, которая нянчила маленькую принцессу с ее первого дня в этом мире. На какое-то время хныканье перемешалось с плеском воды и кряхтеньем насчет гадкого вкуса зубных порошков, противного мыла, которое всегда лезет в глаза, и тому подобных превратностей жизни когда умываешься. Дядюшка перешел из Умывальной в Каминную, где уже был накрыт к завтраку стол (сверкали любимая чашка и любимое блюдце), и сел напротив любимого места.

  Вскоре хныканье проникло сюда. Принцесса, не поднимая глаз, уселась за стол и принялась хныкать пуще прежнего.

  — Ну где же мой горячий густой шоколад? Ну где же моя вкусная сладкая булочка? Дядюшка!..

  — Я уже приказал отрубить им всем головы, моя девочка, — сказал дядюшка мягко.

  Принесли шоколад в старинной серебряной шоколаднице и булочку, в которую принцесса сразу вонзила жемчужные зубки.

  — Какая вкусная булочка! Дядюшка, пусть нашему повару пока не отрубают голову. Очень вкусная булочка! — Прихлебнув шоколад, принцесса зажмурилась. — Какой вкусный, какой замечательный шоколад! Пусть нашему повару пока не отрубают голову, дядюшка.

  — Хорошо, моя маленькая. Наш повар готовил для тебя каши еще с той поры, когда ничего другого ты не могла кушать. Он тебя очень любит, и мы пока не будем отрубать ему голову.

  — Да! — воскликнула маленькая принцесса. — Сегодня не будем.

  Она с аппетитом жевала булочку и прихлебывала шоколад. Когда с завтраком было покончено, а принцесса вытерла губы и руки, дядюшка приступил к тяжелейшей части обязанностей.

  — Моя милая девочка, — начал он издалека. — Я боюсь, что сейчас тебе придется надеть пелерину и отправиться вместе со мной.

  — Ну-у... — Засиявшие во время завтрака глаза вмиг угасли. Дядюшке, как всегда, показалось, что в комнате стало темнее, и, как всегда, сердце сжалось. Он вздохнул сдержанно.

  — Моя милая девочка. На улице все равно идет дождь, и ты не погуляешь даже во дворике. Даже если мы возьмем зонтик, очень большой зонтик, ты все равно вымокнешь, поверь мне.

  — А я и не собираюсь гулять, дядюшка, — захныкала принцесса еще сильнее. — Я не собиралась гулять, и я не собиралась мокнуть. Ни в садах, ни во дворике. Я хотела просидеть у окошка весь день, и смотреть в дождь! Ведь так здорово в дождь сидеть у окошка... И чтобы камин трещал... И с шоколадом, и с булочкой.

  — Еще как здорово. И после обеда время у тебя найдется. Но сейчас нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что скажут послы.

  — Но ведь после обеда дождь может закончиться, — вздохнула принцесса, размазывая кулачком слезы. — А послы подождут, если им что-то нужно.

  Единственное, чего дядюшка не переносил — не гору голов, отрубленных и окровавленных, не заваленное трупами поле жестокой битвы, но слезы племянницы, хрустальные капли в глазах, которые тогда становились еще синее, еще пронзительнее. Дядюшка встал, подошел к принцессе, присел рядом на корточки, обнял за плечи, прижал к себе, повторил:

  — Нам нужно пойти в Приемную залу и послушать, что скажут послы.

  — Ну пусть тогда, — Тар-Агне шмыгнула носом, — пусть тогда мы их послушаем, а потом прикажем отрубить им головы, всем. Ладно, дядюшка?

  — Обязательно, моя милая девочка. — Дядюшка мягко вытолкнул принцессу из кресла. — Обязательно.

  В Приемной зале уже замучились ждать. Позолоченные послы расхаживали по сияющему паркету и разглядывали красивый лепной потолок. Рукоятки династических ятаганов зловеще отсвечивали багряным золотом.

  Появилась принцесса. На ней было пышное платье, тяжелая пелерина, маленькая корона с сияющими драгоценностями. Короне было полтысячи лет. В свое время ее сделали именно для таких случаев — когда какому-нибудь еще не взрослому принцу (или принцессе) нужно было показать, что он тоже не лыком шит. Этой короной перепользовалось немало предков Тар-Агне, и каждый остался ею очень доволен. Надо признать, принцессе она шла особенно: ведь в ней были такие замечательные, такие удивительные сапфиры! И они-то как раз добывались в том крае, который пришли отбирать злые послы.

  Принцесса, не отвечая на приветственные поклоны, забралась в тронное кресло (надо также признать, высоковатое), оправила пелерину, нахохлилась. Послы смолкли и начали переглядываться. Тогда вперед выступил главный и что-то протараторил, протягивая бумагу, скрепленную преогромной печатью.

  — Что он сказал, дядюшка, что он сказал? — завертела головой принцесса.

  Подошел переводчик.

  — Он говорит, чтобы мы отдали им Восточные горы. Вот нахал! — Переводчик, ища понимания, посмотрел принцессе в глаза.

  — Ух, какой он гадкий! — воскликнула та. — А зачем они им нужны? Спроси у него, спроси!

  Вопрос был переведен, ответ получен.

  — Он говорит, что какие-то ваши предки овладели этими территориями незаконно. В доказательство он готов предоставить нам документы. Вот глупец. Кому они нужны, эти его бумажки, сейчас?

  — И что они собираются делать? Если мы им не отдадим, Восточные горы? Спроси у него, спроси!

  — А что спрашивать, — переводчик с презрением хмыкнул. — Они объявят войну.

  — Войну?! — вздрогнула принцесса. — Настоящую?! Спроси у него, сейчас же!

  Посол, выслушав вопрос принцессы, сперва озадачился, затем снова затараторил.

  — Нет, каков наглец! — закричал переводчик и схватился руками за голову.

  — Что он сказал, что он сказал?

  — Он говорит, что у наших восточных границ уже сосредоточено войско. Огромное войско, несколько миллионов человек с ятаганами.

  — Замолчи, замолчи, замолчи! — закричала принцесса и даже вскочила с кресла. — Дядюшка, как же так? Несколько миллионов ятаганов! Это же такая страшная куча! Откуда у них может быть столько ведь ятаганов? Они у них в государство не влезут!

  — Моя девочка, ятаганов бывает гораздо больше. Плохо то, что все это правда. Вчера на Государственном совете начальник разведки доложил мне об этом. Тебе, моя милая, нужно сказать, что мы будем думать. Неделю, может быть больше. Скажи ему так.

  — А может, отрубить ему голову? — спросила принцесса, и в синем взгляде мелькнула надежда. — А то он надоел уже! Отрубить ему голову, и думать тогда не надо... Неделю, может быть больше.

  — Моя девочка, — сказал дядюшка мягко. — В таком вопросе это едва ли поможет.

  — Ну вот... — Принцесса хныкнула и надула без того пухлые губки. Глаза ее снова потухли. — А что же поможет в таком вопросе, дядюшка? Что делать?

  — Моя милая девочка, тебе нужно сказать, что мы будем думать. Неделю, может быть больше.

  — Ну хорошо, дядюшка. Я тебя очень люблю и поэтому прикажу ему подождать. Неделю, может быть больше, сколько ты скажешь.

  — Вот и хорошо, моя девочка. Только тебе нужно ему предложить подождать, ни в коем случае не приказывать.

  — И это почему же?! — воскликнула девочка, и огонь синих сапфиров сверкнул с огнем синих глаз. — Я принцесса! И вообще, кстати! Я уже королева, ведь так дядюшка, ты говорил? Почему же я не могу приказать?

  — Моя милая, — сказал медленно дядюшка, посмотрев в сторону. — Давай поговорим об этот потом, не здесь, не сейчас. К тому же, мы об этом уже говорили, неоднократно. Ты помнишь?

  — Ну-у! Опя-ять! Ты просто мой самый любимый дядюшка! А то бы я как приказала отрубить тебе голову! Целых три раза! Не хочу, не хочу, не хочу об этом опять разговаривать. Хочу приказывать! Я королева, ведь так, дядюшка, ты говорил! Хочу приказываю, хочу — не приказываю. А то какой толк королевой быть?!

  — Хорошо, — кивнул дядюшка. — Прикажи ему подождать неделю.

  — Скажи им, — засверкала принцесса сапфирами, оборачиваясь к переводчику, — что я приказываю подождать неделю. Пусть приходят через неделю, и я им скажу.

  Переводчик протараторил что-то очень похоже на то как говорили послы с востока. Послы стали переглядываться между собой, а их главный озабоченно зачесал подбородок.

  — А ты ему правду сказал? — Принцесса обеспокоенно заерзала в кресле. — Ты сказал, что это я так приказываю?

  — Нет, — засопел переводчик. — Я им просто сказал, чтобы они подождали неделю.

  — Чтобы подождали чего неделю? И не сказал, что это я так приказываю? Опять обманули! Маленькую девчонку, беззащитную, сироту! — Принцесса готова была расплакаться. Она застучала кулачками по подлокотникам кресла. — Дядюшка! Ну почему! Ну почему вы опять меня обманули! Если я маленькая и беззащитная, значит меня можно обманывать? Так у вас получается? Ты же ведь согласился! Не надо было соглашаться тогда! Я же не дура, я тоже кое-что понимаю.

  Дядюшка, который с самого начала опасался, что сегодняшний случай не обойдется без настоящей жертвы, только и мог сказать:

  — Девочка, мы все-таки с тобой поговорим... Потом, но поговорим.

  — Опять потом, опять говорить! Говорить, говорить, говорить! Не хочу говорить, не хочу. Надоело!

  Дядюшка с огорчением наблюдал, как огромные синие глаза заполнялись слезами. Но тут принцесса спрыгнула с кресла и топнула:

  — Вот вырасту, прикажу вам всем, всем, всем — а тебе, дядюшка, целых три раза! — отрубить голову. Я вас всех не люблю, не люблю, не люблю!

  Она надулась еще больше прежнего и повернулась, чтобы умчаться.

  — Ты куда, моя девочка? — спросил дядюшка кротко.

  — Скажи им, что я отправляюсь к себе и буду учить их дурацкий язык. А когда выучу, пусть приходят, и я сама с ними поговорю. А вы все — и ты, дядюшка, тоже — гадкие, гадкие, гадкие обманщики!

  И принцесса — в пышном платье, в пелерине, в сверкающей синим огнем короне — убежала к себе.

  Воцарилось молчание. Послы с тревогой ожидали официального разъяснения.

  — Что говорить? — спросил переводчик невозмутимо.

  — Правду. — Дядюшка с грустной улыбкой обернулся к послам.