— Для руководящего состава, — хохотнул мужчина.
Он накинул на себя белую простынь и лег на мягкий, кожаный диван. В голове слегка закружилось, наступила полнейшая расслабленность. Вспомнилась охота на оленей, выпивки у костра, разговоры.
— Вот чем Чукотка хороша, так это охотой. Ты говоришь Алинушка у нас леса нет. Есть, да еще какой! В поймах рек. Чезении толщиной в два метра, березы белые растут, тополя, ивы и прочее. Дичи много, лоси есть, дикие олени. Охота — моя слабость. Так и тянет туда, где перевалочная база Серная. Домики, банька, и дикие олени. Прут косяк за косяком. Пали, не зевай. По тридцать голов укладывали за один день. А нас — двое или трое.
— И зачем столько? — удивилась Алина. На ее лице (вздернутый носик, ровные тонкие, видимо, выщипанные брови, густые, мохнатые ресницы, пухлые губы), искренний интерес.
— Азарт, милая, азарт! Женщины разделывают туши, а мы к домикам, банька, потом свежанинка поджарится и такой кайф…
— Откуда в лесу женщины?
— Мы их из оленеводческой бригады брали. Она там недалеко. Вертолётом залетали и женщин брали, специально для разделки оленей.
— Да, интересно…
— Не то слово. А кружечку варёной оленьей крови выпить! О!
— Крови? Фу!
— Кровь — основа основ, скажу тебе, как медик. В крови всё есть. Не даром чукчи, уходя на ночь, на мороз, укарауливать оленье стадо, выпивают кружку жидко сваренной оленьей крови с жиром. Ни какой мороз не страшен.
— Почему? — продолжала интересоваться Алина.
Рассказ Сереброва ей давно надоел, («чушь какая-то и дичь, одним словом, дикари и кровопийцы»), но она слушала его внимательно, к этому ее обязывала необычная профессия. Нужно интересоваться всем, о чём говорит мужчина. Слушая, заглядывать ему в рот, смеяться от души, если он сказал что-то смешное, пусть даже для тебя не очень смешное.
— Потому милая, что и оленья кровь — не водица. Вся наша жизнь замешана на крови. Куда не кинь свой взор прекрасный — везде кровь. Она, по сути, рекой везде льется.
Серебров поднялся, вновь налил себе и Алине водки. Быстро опрокинул в рот свою рюмку, крякнул, но не стал закусывать. Опять прилег на диван.
— Я себе позволил взять отгул. Вчера, в воскресенье, допоздна совещались, потом глава района, как водится, устроил солидный мальчишник. Он ловкач на угощения. Старая, назаровская закалка.
Алина вначале не поняла, что значит «Назаровская», молчала, не зная как на это отреагировать, потом до нее дошло. «Он же говорит, имея виду бывшего губернатора Чукотки Назарова».
— Вот золотые времена были! — продолжал рассказывать Серебров, растянувшись на диване. — Выпивали, спорили, мотались по всей Чукотке, ни днем, ни ночью не знали покоя. Разруха была жуткая. Денег всегда на нуле. Всё через него. Теперь тоже через него, губернатора, но денег навалом. Трать — не хочу. Несчётно и вволю. Такая экономика. Но дырок не заткнутых тьма.
Ты говоришь город расцвел, а знаешь какую уйму денег всё это стоит? Чтобы покрасить дом, один дом, альпинисты из Москвы берут миллион, наши такой же дом красят за триста тысяч. И так во всём. Турки — строители с нас три шкуры снимают. Космические цены. Но делают хорошо. Привозим учителя вшивого, ни бум, бум о Чукотке и в три раза ему больше платим, чем тутошнему, куда лучшему, куда опытному. И так по всем специалистам. А их тысячи завозятся, вот и посчитай во что выливается. Между прочим, и твоя зарплата не снится местным девочкам.
«Вот и спи со своими кривоногими, раскоряками» — хотела выпалить Алина, но только нежно и понимающе улыбнулась.
— Твой монолог прекрасен!
Алина выпорхнула из-за стола, сбросила на диван простыню, прилегла к Сереброву, стала целовать в губы, просунула руку между его ног.
Он быстро возбудился и тяжело перевалился на девушку.
Через некоторое время они еще выпили по фужеру шампанского. Вино еще было холодным и приятно освежало во рту и животе.
Потом Серебров проглотил пару рюмок водки. Ах, какая настала телесная, душевная и прочая раскрепощенность!
— Слушай, — неожиданно спохватился Серебров. — Нас же вчера потчевали каким-то заморским плодом Я один прихватил, он где-то в холодильнике. Я и забыл о нём.
Он соскочил с дивана, открыл холодильник, порылся в пакетах и вытащил алый, точно светящийся загадочный плод.
— Каково, он весь просвечивается. Ты потрогай, КАКОЙ ОН ЛЁГКИЙ, ТОЧНО ВОЗДУШНЫЙ, НО КАКАЯ В НЁМ ЭНЕРГИЯ!
Серебров предал в руки Алины восхитивший его плод. Она приняла его бережно, как берут в руки новорожденного. Плод, действительно, светился. Он был прозрачен и сквозь алую оболочку, алую внутренность просвечивалась сердцевина плода — светящаяся точка. Он был легким, холодным — всё — таки находился долгое время в холодильнике — но из него лилась энергия, которая не возбуждала, а умиротворяла человека.
— Давай попробуем, — азартно спросил Алину Серебров.
— Жалко, — ответила девушка. — Я такого раньше не видела.
— Тем более, значит надо попробовать.
Он взял со стола нож, и на тарелочке разрезал плод на две части. Потом каждую часть еще пополам.
— Под водочку, думаю, самое то, — беря в руку четвертинку плода сказал Серебров. Он был возбужден, весел, энергичен и излучал жизнерадостность.
Содержимое рюмки, исчезло под усами, туда же последовала и часть плода.
Алина тоже взяла рюмку с водкой, но ни водку, ни плод не хотелось загружать в себя. Именно загружать, точно они имели невероятно большие размеры. Она всё-таки пересилила себя, выпила и закусила плодом. Рот обволокло прохладой и только. Она ожидала большего, огня какого-то, свечения внутри. Но ничего не произошло. Тогда они выпили еще по рюмке и съели по четвертинке плода.
Серебряков как-то сразу протрезвел и опять почувствовал в душе тревогу. «Наверное, влип я по самые уши, с этой охотой. Продадут, заложат, заложат, сволочи!» — подумал он. Уж больно много было тех, кто его хотел бы продать.
Он умело «провальсировал», как он сам выражался между двумя губернаторами. При прежнем начальнике Чукотки он занимал высокий пост, потом был направлен в один из районов главой администрации, и при новом руководители округа, вернулся в то же высокое кресло, что занимал прежде. Круг его карьеры замкнулся. Но нынешний виток и почетнее и выгоднее. Он говорил о том, что достигнут новый рубеж, что среди немногих так называемых «бывших», кого новая команда, нового губернатора вышвырнула за борт корабля власти, он удержался на палубе, включен в состав команды и может рассчитывать на хорошие дивиденды.
Эта история с охотой может для него кончиться плохо. «Распоясался» — вдруг откровенно, резко подумал он о себе. И удивился этому.
Закрыв глаза, он будто дремал. Но всем существом прислушивался к себе, к биению сердца, току крови по венам и артериям. Было такое ощущение, что в нём стало что-то происходить. «Охота — это чепуха, отмажусь!» — решительно заключил он про себя и медленно погрузился в сон.
Заснула и Алевтина. Её загорело молодое тело было красиво на белых простынях. Одна нога выпрямлена, вторая, — правая, слегка согнута в коленке, всё тело чуть склонено на правый бок. Голова запрокинута, грудь, живот, всё оголено, лишь небольшая часть межножья прикрыта углом простыни. Она дышала ровно, здорово, казалось, что счастливо.
Серебров тоже лежал на правом боку, лицом к спинке дивана. Его взлохмаченная, крупная голова занимала большое место на валике дивана. Чёрная с проседью борода выделялась и от русых волос на голове, и на фоне белых простыней. Он посапывал тревожно и болезненно, точно переживал какую-то неприятную историю.
В действительности, ему снилась охота на оленей, только почему-то не в чукотской тундре, а где-то в жаркой азиатской степи. Он бежал наперерез большому стаду животных. Их гнали загонщики, голоса людские слышались далеко за песчаными барханами. Но это были странные голоса, отрывистые, по орлиному клекочущие. Нет, вовсе не чукотские, к чему он привык — протяжные, вибрирующие мягко. Он задыхался от пыли, которую несло от песка, пытался откашляться, но не мог. И вот они, рогатые красавцы, уже близко, их достанет пуля, выпущенная из любого оружия. Он вскидывает свой карабин, целится, Но олени скрываются за барханами, и он не успевает выстрелить. Раздосадованный поднимается с колена, и тут его окружают всадники. От их разгоряченных лошадей пахнет потом. Кони косятся на него огромными возбужденными глазами, жуют металлические уздечки, из уголков их ртов спадает пена. Всадники в чалмах, халатах («это мусульмане, а не чукчи»), с плетками в руках. Их человек десять и они гарцуют на конях вокруг него, ничего не говоря, лишь с ухмылкой наблюдая за ним. Он кинулся бежать, не зная куда именно. Страшно ему не было, почему-то он чувствовал, что ни люди, ни кони не сделают ему вреда. Жалко было, что ушли олени, что он так и не застрелил ни одного. Бежал какое-то время по песку, ноги проседали в него по ступню, и от жары кружилась голова. Потом под ногами оказалась твердая почка, редкая пожухлая трава. Бежать стало легче, но всё равно он двигался медленно — усталость охватила всё тело. И еще — не хватало воздуха, он задыхался. Вот вынырнула из-за песков машина, старенький, серого цвета седан. Он закричал, замахал отчаянно руками, чтобы остановились и взяли его. Но машина промчалась мимо. Хотя он чувствовал, что его видели, просто не взяли. И такое его охватило отчаяние, что заныло в левом боку. Он сел у дороги, обхватил голову руками. Вокруг была пустыня, всадники и олени куда-то исчезли. Было жарко от палящего солнца, пахло пылью древних дорог Азии.
Сереброва разбудил Андрей — уборщик и смотритель за бассейном.
— Что случилось? — недовольно засопел Серебров.
— Ваша секретарша звонила. Говорит, что вас разыскивает сам губернатор.
— Хорошо, иди. Позвони ей и скажи, что через несколько минут я буду на работе. Отдохнуть не дадут, — с напускной раздраженностью заключил он.
Он чувствовал себя собранным и энергичным. Алина то же проснулась и она выглядела бодрой и веселой.
Ещё искупались в бассейне. Оделись, выпили на посошок по рюмки водки. У порога здания уже стоял «Рой крауз» — служебная машина Сереброва. Он подвез Алину к дому, в котором она жила, затем покатил к административному зданию, которое располагалось на берегу лимана.
Уже на пороге приемной, секретарша Вика, полноватая, спокойная девушка, вскочив, затараторила:
— Он еще раз звонил, просил, чтобы вы немедленно ему перезвонили. Что-то очень важное.
Серебров глянул на часы — в Москве за полночь. «Если губернатор звонит — это архиважно».
Позвонил из кабинета, с тревогой на сердце. Губернатор ему ответил сразу.
— Только вернулся из Угольков, там совещани…
— Хорошо, — не дал досказать Сереброву Губернатор. По голосу можно понять, что он спокоен. Хотя он всегда спокоен, но… — Слушай внимательно. Они завели на тебя уголовное дело насчет вертолетной охоты. Сегодня же возьми отпуск с последующим увольнением, начинай выплачивать чего тебе там начислили. Потом разберемся.
В трубке раздались частые гудки. У Сереброва слегка задрожали руки. Он полез в стол, где стояла водки в пластмассовой посудине из-под тоника, сделал прямо из горла несколько глотков. Не закусывая, машинально выдохнул:
— Это крушение. Вот я и никто!
Не знал с чего начать. Всё путалось в голове. Лишь два слова, как два гвоздя прошивали мозг, сознание. «Никто, крушение! Крушение, никто!»
Серебров подошел к окну. Виден был лиман. Тишь, в глади воды отражалось высокое голубое небо. У горизонта высасывающая из души радость синь. «Господи! — взмолился Серебров. — И чего это на меня разом всё навалилось! Жил, работал, ни кому не мешал и вот такая завихрительная ситуация».
Он сел писать заявление. «Прошу предоставить… с последующим…»
Позвонил начальнику отдела кадров, чтобы она зашла к нему в кабинет.
Он отдал заявление женщине и попросил не особо распространяться о его необходимом решении. Но через несколько минут, о заявлении Сереброва и уходе его с поста вице-губернатора, уже знала подруга начальника отдела кадров, а через несколько часов об этом знал почти весь город.
11. Несколько обобщений
Давно схлынула августовская, простоявшая всего несколько дней жара, унесло холодными ветрами и дождями запахи древней азиатской пыли, но о странных плодах говорили в городе всё больше и больше. Теперь появились научные домыслы — как же без этого — будто плод, специально выращен в соседнем штате Аляска и заброшен, чтобы посеять в северянах панику. Хотя не понятно было, какую выгоду от этой паники получат аляскинцы. Но дело было вовсе не в этом.
Ещё одна версия состояла в том, что плод заброшен в город военными, для изучения их психологического поведения в экстремальных условиях. Рядом с городом строилась мощная радиолакационная станция слежения за летающими объектами, включая и космические.
Третья версия всё-таки касалась Губернатора, будто именно он начал обрабатывать население города перед предстоящими выборами в госдуму. Именно психотропное воздействие плода на избирателей, позволит уверенно выиграть в выборах его ставленнику.
Масса была других, самых нелепых (у нас народ без этого не может) вымыслов, слухов, предположений, даже уверений и, как водится, липовых доказательств.
Как ни странно, город не впал в панику, а всё воспринял с юмором, несколько уклоненным в питейную сторону. В ресторанах, кафе, закусочных и прочих питейных заведениях (Анадырь лидер в России по числу питейных заведений на душу населения), посетителей значительно прибавилось. И вот что странно, не смотря на то, что о загадочном и редком плоде говорили, что от него пучит живот, но не только в дорогих ресторанах, и в грязненьких забегаловках, на закуску просили именно его.
В магазинах, на складах, открывая ящики с лимонами, апельсинами или другими фруктами, грузчики и продавцы рылись в них, чтобы найти светящийся загадочный плод. То, что плод алый и светится, теперь знали все в городе. И это и была отличительная его особенность от других плодов.
Но были и другие приметы странного воздействия дефицитного плода. В церковь, на службу людей приходит теперь много, больше всё молодежь. Многие исповедуются в былых грехах, истово уверовав теперь в Бога.
Хорошо в церкви раскупаются иконы, свечи, другая утварь. Детей стало много ходить на молитву. Открылась при храме школа для них.
Город бурлил внешне незаметно, а внутри, в человеческих душах всё ломалось, перестраивалось, обновлялось, возлетало и сокрушительно низвергалось. Шёл всеобщий великий процесс, ни названия которому не было, ни хоть какого-то вразумительного объяснения.
К процессу наслаивались слухи, особенно нашумевшие — уход с работы вице-губернатора Сереброва, заведенное на него уголовное дело.
Поговаривали, что вице-губернатор съел несколько плодов и сам раскололся в прокуратуре («так ему и надо!»), еще несколько высокопоставленных чиновников признались в присвоении государственных средств, в больших размерах, и теперь сушат сухари.
Поговаривали и о таинственном продавце, который походил ни то на мужчину с длинными волосами, ни то на женщину, наоборот, с короткими. С лицом азиатского типа, подернутым пылью. Тут, кажется, всё относительно выяснялось. Большинство сходилось к мысли, что плодами торговал кто-то из турецких рабочих. В фирме «Ямата Ятырым», которая строила в городе почти все объекты, работало около одной тысячи турок, следовательно, кто-то из них мог привезти эти загадочные плоды и торговать ими. Общеизвестно, что турки — народ торговый.
Местные власти пока не предпринимали мер по поводу распространения загадочного плода. Начальник Управления по борьбе с наркотиками, заявил, что плод не является наркотическим средством и, как уверяют медики, для здоровья человека абсолютно безвреден, но и не полезен. Поэтому преследовать этот плод у Управления нет ни оснований, ни желания.
Медики в свою очередь высказывались, что если плод алого цвета, здоровый на вид, тем более, светящийся, то он наверняка безвреден. Возможно, содержит какие-то витамины и этим полезен для организма человека («человек не свинья, всё съест»), тем более человека, живущего на Севере, где не хватает витаминов и солнца. Никто из местных медиков плоды не видел, не пробовал на вкус, не говоря о проведении хоть каких-то анализов.
Правда, в лаборатории, которая проводит анализ крови, специалисты отметили у большинства пациентов значительный рост числа красных кровеносных телец (гемоглобина), особенно у мужчин и беременных женщин. Поскольку это был отрадный факт, истоки его никто и не думал исследовать. Но заведующая лабораторией этот факт отнесла на социальный фактор: завершается короткое лето, многие возвращаются из отпусков, из центральный районов страны, загоревшие, посвежевшие, а те, кто оставался на месте, так же получили хорошую подпитку витаминов, ибо город хорошо снабжался овощами и фруктами.
В окружном Управлении внутренних дел, так же было благодушное спокойствие. Показатели улучшались, преступность снижалась, особенно в окружной столице. Четыреста офицеров милиции, которые круглосуточно протирали штаны в Управлении, были чрезмерно довольны таким положением. Многие уже крутили дырочки на своих золотистых погонах парадных мундиров для очередных звездочек. Резкое снижение преступности башковитые милицейские аналитики относили за счет снижения употребления алкогольных напитков горожанами. И это понятно, утверждали они, в этом году плохой ход кеты, нет рыбалки и людям негде и незачем пить.
Это великое милицейское открытие шло в противоречие с тем фактом, что в эти дни значительно выросло число посетителей питейных заведений города. Но этого никто не заметил и не учел. В самые высшие милицейские инстанции посыпались победные рапорты о снижении преступности, числа правонарушений на почве употребления алкогольных напитков. Даже, как писали почему-то работники милиции, а не медики, уменьшилось число абортов среди женщин (не хватало еще и среди мужчин), особенно среди студенток местного педучилища. Но это было вовсе не так. Число абортов значительно выросло, как значительно выросло число новорожденных. Причём рост преждевременных прерываний беременности как раз и наблюдался среди студенток педучилища и учащихся местных школ. За счет ранней беременности и увеличилось число появившихся на свет младенцев. Просто, приходили девочки делать аборт, когда делать его было уже очень поздно.
Великая внутренняя психологическая революция, вызванная дефицитным, таинственным плодом в самом славном городе Чукотке, Анадыре продолжалась.
12. На высоте положения
Прогуляв понедельник, — еле выпохмелился, — Честнухин пришел во вторник на работу пораньше, как бы демонстрируя свое служебное рвение. Он сидел тоскливо в кабинете и ждал появления начальника — председателя телерадиокомпании Бугрова. Тот не пришел к девяти, не пришел и к десяти часам.
На столе Честнухина установлен довольно мощный компьютер, которым он пользовался редко, еще для видимости набросаны кое-какие бумаги. Стол Председателя Бугрова по соседству, абсолютно пуст. Ни компьютера, ни перекидного календаря, ни пылинки, ни соринки. Ему-то ничего и не нужно было. Он каждый день или выпивал или похмелялся.
Честнухин стал беспокоиться, что ж могло случиться? Обычно Бугров по утрам звонил и говорил: «Сижу на пиве, буду после обеда», или «Сижу на крепком — не приду». На сей раз ни звонков, ни ответов на звонки. Честнухин понимал, что без Бугрова, ему долго не протянуть. Новый начальник, может вышвырнуть за порог компании, как человека, далекого от журналистики.
Наконец, уже ближе к одиннадцати, Бугров появился. Лицо помятое, голос хриплый, в народе говорят — «спитой». Он сел не снимая кожаной куртки за свой стол, не поздоровавшись изрек:
— Буду какое-то время в администрации, потом в другом месте, тоже по важным делам, тоже буду в отлучке — он заговорщицки подмигнул Честнухину. — Веришь, сегодня спал плохо. Всякая мразь снилась.
— Чёртики? — спросил серьезно Честнухин.
— Да нет, рано еще. Они за мной стали бегать в Нижнем после шестимесячной беспробудной пьянки. Да, я знаю какие они. Они не страшные. Они даже смешные. А эта гадость кишки выворачивает.
— Чего пил?
— Вчера хорошую водку, а до этого коньяк.
— Нельзя мешать.
— Да брось ты, проверено — мин нет.
— А чего тогда глюки?
— Говорю тебе, что это не глюки, а сон. Понимаешь, здоровый сон напившегося человека. Но привиделась мразь всякая.
— Обычно пьяным женщины снятся. А тут мразь.
— Нужны мне, лахудры эти. У меня в Нижнем жена, вырабатывает меня до основания. Тут не до местных дырок.
— Ты учти, тут Север, тут все процессы убыстряются. Когда я в Беринговском до глюков допился, хватило всего три месяца. Ещё и трепака подцепил на чукчанке. — Уточнил опытный в любовных и алкогольных делах Честнухин.
— Ну и чего ты на нее полез, если повстречался с чертиками? — спросил Бугров и улыбнулся через силу. Голова с похмелья раскалывалась на части. Банка пива, которую он осушил по дороге в магазине «Золотогорье» не выправила положение.
— Потому и полез, что принял за принцессу. А когда очнулся, увидел эту кикимору рядом, чуть чувств не лишился. Слава богу, инфаркт не приобрел, только триппером обошлось.