Затем грузное тело исчезло, громко ломая кусты. Ему вслед бухнуло ружьё, кто-то протяжно матернулся.
– Ну? Как ты? – нагнулся над Сергеем Иван.
– Жив? – присел рядом Олегыч.
– Жив, – пробормотал Лисицын, осторожно покачивая головой, – но башке больно.
– Сильно он тебя?
– Это я сам налетел на приклад. Разбежался, наклонившись вперёд, и вот тебе на…
– Пойдём-ка посмотрим на свету, не разбил ли он тебя…
– Вроде бы крови нет…
Из двери выглянуло несколько голов.
– Ну что? Куда он делся? Убежал? Значит, его снова ждать?
Лисицына усадили за стол.
– Кого-нибудь надо оставить дежурить снаружи, – пробормотал Сергей. – Я его случайно увидел. Он кого-то здесь выискивал, хотел стрельнуть…
– Я подежурю, – решил Иван.
– Устройся где-нибудь в укромном местечке, чтобы тебе хорошо было видно нашу дверь. И давайте затушим лампы. Здесь должно быть темно.
В наступившей внезапно темноте, показавшейся туристам гнетущей, Сергей заговорил снова:
– Знаете, что я разглядел на нём?
– На нём? Да он же голый был!
– Голый-то он голый, но к поясу, то есть к патронташу, у него привязаны волосы, – голос Лисицына был мрачен.
– Волосы?
– Я думаю, что это скальп…
Тувинец Дагва Хайтювек
Отделение милиции в крохотном посёлке Куюс состояло из трёх человек: лейтенанта Дагвы Хайтювека, сержанта Морозова и архивистки Матвеевой. Когда из Второго Лагеря поступило сообщение о сошедшем с ума Петре Чернодеревцеве, Дагва Хайтювек оставил за старшего сержанта Морозова и немедленно отправился за помощью в воинскую часть, располагавшуюся в пяти километрах от посёлка, где с явной неохотой выделили двух солдат.
Сейчас, продвигаясь вверх по тропе ко Второму Лагерю, Дагва с некоторой долей раздражения размышлял о том, как пришлось унижаться перед майором с выпученными глазами. Майор был с тяжёлого похмелья и никак не хотел понять, зачем к нему пришёл милиционер. Дагве пришлось приложить немало усилий, чтобы донести до тяжело дышавшего и покрытого испариной пучеглазого офицера, что ему, Дагве Хайтювеку требовалась помощь.
– Не могу никого выделить тебе, лейтенант, – заплетающимся языком отнекивалась тучная фигура в расстёгнутом кителе.
– У меня нет лишних людей. Я три взвода по команде выслал сегодня утром…
– Однако двух-то уж можно как-нибудь найти, – упрашивал Дагва.
– Двух? Да у меня каждый солдат на счету… Двух! Ишь ты, какой прыткий… А ежели они мне вдруг потребуются? Ну ты только представь, лейтенант, что мне потребуются для внезапной боевой операции именно те двое, которых я тебе дам…
Военная служба, как утверждал незабвенный граф Толстой, развращает людей, ставя поступающих в неё людей в условия совершенной праздности, то есть в условия отсутствия разумного и полезного труда. Военная служба освобождает офицеров от общих человеческих обязанностей, взамен которых выставляет только условную честь полка, мундира, знамени и, с одной стороны, безграничную власть над другими людьми, а с другой – рабскую покорность высшим себя начальникам.
Дагва Хайтювек никогда не читал Льва Толстого, но сердцем чувствовал именно так, особенно в те редкие дни, когда ему случалось обращаться в войсковую часть по тем или иным вопросам.
Сам Дагва, несмотря на милицейские погоны, себя к военным людям не относил. Какой там, к чёрту военный! Одно лишь звание… Сержант Морозов, бывало, говорил ему, зажав в зубах папироску:
– Вот уйдёшь ты отсюда, Дагва, и кончится моя лафа. Пришлют вместо тебя какого-нибудь въедливого пидора, и начнёт он тут начальника строить из себя. Делать-то у нас особо нечего, верно говорю? Со скуки у любого офицера крыша поедет…
– Никуда я не уйду, Лёша, – отвечал обязательно Дагва, прикуривая свою папиросу. – Куда мне уходить и зачем? Разве что в тайгу егерем…
Дагва любил горы, любил простор, любил волю. Возможно, это и служило основным отличием его от других людей в погонах. Он шибко любил волю, но не меньше любил и порядок, потому и пошёл в милицию. Впрочем, в Куюсе, в этом далёком местечке, работа блюстителя закона легко могла, как верно заметил сержант Морозов, превратить любого человека в полное ничтожество. По-настоящему полезных дел практически не было. И этим размеренная жизнь отделения милиции очень походила на прозябание в войсковой части, куда Дагва приехал.
– Однако мне подмога всё-таки нужна, товарищ майор, мягко настаивал он. – Я редко у вас появляюсь.
– Мог бы и почаще залетать, пузырик бы раздавили. Не уважаешь ты нас, господин полицейский… Хе-хе! Сторонишься…
– Мешать не хочу, товарищ майор. У вас свои дела, у меня свои.
– Какие у нас, к дьяволу, дела! Вот на охоту намечаем смотаться, на изюбра…
– У меня сейчас другая охота, – отрицательно покачал головой Дагва. – С турбазы вооружённый псих в тайгу ушёл.
– У меня тоже ловля вооружённых людей, – ухмыльнулся майор, обтирая широкой ладонью мокрую шею. – Велели перекрыть дорогу на Куюс. Два браконьера устроили перестрелку наверху… Может, и впрямь дать тебе пару человек? А то одно на другое накладывается…
– Конечно, дать! – с жаром воскликнул Дагва.
– А ты меня на слове-то не лови, – погрозил пальцем майор. – Знаем мы вашу хитрожопость ментовскую. Сразу уцепился за слово! И откуда в тебе это?
– Однако ваши пареньки ведь будут отмечены за поимку этого психа, – продолжал гнуть своё Дагва, – а там, глядишь, кто-нибудь наверху и поинтересуется: «А чьи это такие бравые ребята скрутили вооружённого убийцу?» А вы тут как тут, козыряете и скромненько так говорите: «Это под моим началом они такие надёжные выросли»…
Через пятнадцать минут перед ним стояли навытяжку два наголо обритых солдатика с автоматами, переброшенными за спину. У ноги одного из них сидела овчарка с умными глазами.
– На лошадях-то умеете? – спросил Хайтювек.
– Могём, – улыбнулись они, – мы ж деревенские.
– Однако пора двигать, по дороге поговорим и познакомимся. Да вы грудь-то колесом не выпячивайте, при мне это не обязательно…
На второй день пути он уже всё знал о своих спутниках. Они оказались словоохотливыми, прямолинейными, не стесняясь говорили о себе всё, и дурное, и хорошее, не отделяя одно от другого.
– Помню, как я в последний день на гражданке трахал Люську несколько часов подряд, – рассказывал один из них, широко и аппетитно улыбаясь. – Я её титьки до сих пор во сне вижу. Проснусь, бывает, а у меня стояк… Зажмурюсь, и кажется, вижу Люську перед собой.
– Это ты, бляха-муха, просто бабу видишь, а не Люську, рассуждал другой. – У тебя на любую встанет после года воздержания. Я как подумаю о какой-нибудь девахе, о её голой заднице, так у меня мозги прыгать начинают, в глазах темнеет…
– Не-е, – задумчиво возражал первый, – я не любую представляю. Я вон в Куюс дважды сматывался, натянул там одну…
– Это когда ж? Это кого ж?
– Было дело… Она и так вертелась и эдак, всю её спользовал, но только я после неё во сне опять Люську видел, – гнул своё первый солдатик.
– Может, у тебя любовь? Ну и феня! У меня так сеструха старшая по одному дурику вздыхала. Он ей по пьяни сколько раз рожу в кровь долбал, а она всё одно под него стелилась… Любовь! Он ей в глаз, а она ноги раздвигает! Смех и только. Я мелкий тогда был, они меня за человека не держали, в открытую всё делали, не таились. А я уж всё понимал. Вот нагляделся тогда…
– Эй, служивые, – негромко сказал Дагва, поглядывая через плечо, – однако давайте-ка голосите потише.
– Что так, командир?
– Мы уже ко Второму Лагерю подъезжаем, – пояснил милиционер.
– Интересно, долго мы его ловить будем, шизоида этого?
– А тебе как охота? – серьёзно спросил Дагва.
– Мне – чтобы не сразу закончилось. В казарме-то скукотища ведь. Тут мы на воле, хорошо здесь, офицерьё мозги не дрючит, по плацу не гоняют до одури.
– Ты, похоже, развлекаться поехал, а? – улыбнулся Дагва.
– А то нет? Развлекаться тоже. Всё подальше от казармы…
Внезапно они остановились, собака зарычала, оскалив клыки, натянула повод. Впереди лежало нечто.
– Что это? – вырвалось у одного из солдатиков.
– Труп, – ответил Дагва и спрыгнул с лошади, внимательно осматривая ближайшие кустарники.
– Кровищи-то сколько, – выдохнул второй солдат, разглядывая лежавшего посреди тропы мёртвого Павла Коршунова.
– Вчерашний труп, – заключил Дагва, наклоняясь над покойником, – холодный совсем, кровь вся почернела, засохла. Вот вам и развлечение. А ну, кто-нибудь помоги мне забросить его на лошадь.
– А куда мы его?
– На базу. Туда, где ещё труп лежит. Этот сумасшедший там уже уложил кого-то. Потому я и просил вашей помощи. Он же может хоть сейчас шарахнуть по нам. Может, пока мы ехали, ещё что-нибудь произошло… Давай, давай, забрасывай его поперёк. Привезём им подарочек. Вот удивятся-то. Да оттащи ты свою псину…
– Чё это ему с головой-то учудили? Гляньте-ка, кожа сорвана с затылка…
– Я же говорю вам, – ответил Дагва, – что дело не шуточное. Солдаты поспешили взять автоматы на изготовку, лязгнули затворы.
– Поехали дальше, – распорядился Дагва, усаживаясь верхом и упираясь коленями в окоченевший труп Павла. – Нам не очень далеко теперь…
Минут через тридцать они выехали к избушкам.
– Эй! – вышел им навстречу быстрым шагом Олегыч, держа в руке дробовик. – Наконец-то!
Следом за ним из дома вышли туристы.
– Однако принимай гостей, Олегыч! – выкрикнул Дагва, выезжая на открытое пространство. – Мы с грузом. Был у вас один труп, теперь будет два.
Увидев переброшенное поперёк милицейской лошади мёртвое тело, Олегыч нахмурился:
– У нас и так два покойника, с вашим будет три. Это кого же вы привезли? Где подобрали?
– Недалече, – Дагва спрыгнул с коня, придерживая болтающийся под локтем автомат. – Ему всё брюхо картечью разворошило. Вдобавок зачем-то с затылка кожа срезана с волосами. Наверняка дело рук вашего психа.
– Да, Пётр разбушевался. Вчера вечером подкрался к нам и задал нам шороху. Хорошо, что Сергей приметил его, иначе он нашмалял бы тут не на шутку.
– Да и так уж не до шуток, – Дагва стащил покойника с седла и тяжело бросил на землю. – Где у вас тут трупы лежат? Куда этого девать? Подсобите-ка мне.
К нему подошли Олегыч и Сергей Лисицын.
– Знакомьтесь, – сказал Олегыч.
– Дагва Хайтювек, – протянул руку лейтенант, и Сергей ответил крепким пожатием, назвав своё имя. Лейтенант указал на всё ещё сидящих верхом солдат: – Кабы знать, что у вас настоящая война развернулась, я бы настоял, чтобы мне больше людей выделили. Однако теперь придётся обходиться тем, что есть. Хорошо, что хоть двоих дали… У них там в части свои трудности. Поступило сообщение, что два браконьера застрелили старшего инспектора. Так что солдат пустили по нижней долине им наперерез.
– Два браконьера? – переспросил Сергей и наклонился над мёртвым Павлом.
– Да, – кивнул Дагва, – братья Коршуновы. – Сообщили, что они опасны, так что пришлось поднять три взвода, чтобы перекрыть путь на Куюс.
– Вот вам один из Коршуновых, – указал на покойника Сергей.
– Это Коршунов? – удивился лейтенант.
– Павел Коршунов. Они у нас тут откушать изволили, – пояснил Олегыч. – Назвались охотниками, якобы заплутались в грозу. Затем драка случилась, и они смылись, прихватив двух лошадок. А по дороге, видать, наткнулись на Петра. Получается, что военные не там дорогу им перекрыли.
– Однако тут у вас всё закрутилось, – покачал головой Дагва Хайтювек и повернулся к солдатикам. – Слазьте, отдыхать будем, думать будем, решать будем.
Пареньки с радостью исполнили приказание и стали разминать затёкшие ноги.
– Устали? – обратился к ним Сергей.
– Притомились, есть малость, – охотно кивнул один из рядовых.
– Сейчас чаю напьётесь, – подбодрил Лисицын, – а барышни наши что-нибудь поесть сварганят.
– Пошамать не мешало бы, – улыбнулся второй солдатик, перебрасывая за спину автомат. – И собаку покормить надобно.
– Перепугались небось, когда Павла нашли? – спросил Сергей.
– Было такое, – смущённо улыбнулись они. – У него затылок откромсан, рожа в крови, брюхо навыверт, всё почернело, мухами облеплено.
– Сергей! – позвал Олегыч. – Айда в хату!
– Мертвецов хоронить надо, откладывать нельзя, – решительно сказал Дагва, неторопливым взглядом обводя собравшихся в избе. – Они смердеть начали, разлагаются. Вы там хвою жжёте, чтобы запах перебить, но это ещё сегодня поможет, а затем вонища станет такая, что тут не усидеть будет. Грязь начнётся, болезнь будет. А вам отсюда уходить нельзя, покуда мы вашего психа не скрутим. Тут хоть за стенами укрыться можно, а по дороге он обязательно кого-то ещё положит.
– Да мы и не двигаемся никуда, – согласился Олегыч, сидя в двери таким образом, чтобы обозревать открытое пространство турбазы; на коленях у него лежало ружьё. – Куда нам с женщинами под пули? Жаль, что вас мало приехало.
– Я объяснил, – проговорил Дагва, – поступила информация о Коршуновых.