Как же ей хотелось, чтобы Деймос и другие были здесь, а не в каких-то запертых клетках, где их держал Нуар.
— Что-то не так? — спросил Джерико.
Она посмотрела на него и вздохнула:
— Я волнуюсь о своих друзьях. Это кажется неправильным — есть, пока Нуар их мучает.
Джерико опустил меню и сверкнул глазами:
— Ну, во-первых, ты же не хочешь, чтобы я проголодался. Я еще больше зверею, чем когда был обычным человеком, веками умиравшим от голода. Так что не собираюсь снова терпеть лишения без необходимости. Во-вторых, позволь поведать тебе кое-что о твоих
Она сжалась от того, что он описал.
Однако, он не был милосерден и продолжил:
— Столетием позже М’Ордант, — он упомянул одного из лидеров Онероев, который являлся ее наставником, — бросил меня в Спартанском лагере для военнопленных и сказал их военачальнику, что я предавал их людей. Тебе не захочется знать, что спартанцы делали с людьми, которых считали предателями. Д’Алериан — назвал он имя третьего лидера, который вместе с М’Адоком был в этой команде, — поместил меня в турецкую тюрьму пятнадцатого столетия, где меня после трехнедельных пыток посадили на кол. — Его лицо выражало стоицизм, но боль в глазах выдавала мучение. — Поэтому, ты должна извинить меня за то, что прямо сейчас у меня трудности с чувством жалости к ним. По крайней мере, никто не заталкивает острый штырь в их задницы.
У Дельфины скрутило живот от ужасов его прошлого.
— Тебя сажали на кол?
Его лицо окаменело.
— А знаешь что самое неприятное в этом наказании? Ты не умираешь сразу. Ты висишь, истекая кровью и испытывая боль от того, что штырь медленно прокладывает дорогу в твоем теле, пока не пронзит какой-нибудь важный орган. Молись богам, которых ты почитаешь, чтобы никогда не испытать на себе подобного.
А он испытал.
Дельфина отвела взгляд, не в силах совладать с нахлынувшими эмоциями. Как могли они совершить такое с себе подобным? С другой стороны, они бывали еще беспощаднее даже по более незначительным причинам. Именно поэтому она приложила все усилия, чтобы не попадаться часто им на глаза.
У нее сжалось горло, и она почувствовала, как по щеке скатилась слеза.
Джерико застыл, увидев сверкающую в свете ламп влагу. Не думая, он протянул руку и коснулся ее мокрой щеки:
— Слезы?
Она отвела его руку и вытерла щеку.
— Я сожалею о том, что ты пережил. Очень сожалею.
Из-за него.
Никто и никогда прежде по нему не плакал. И когда их взгляды встретились, ее орехово-зеленые глаза блестели от еще не пролившихся слез. Что-то болезненно сломалось у него внутри. Он заставил ее почувствовать боль. Как это могло случиться?
Нет, это невозможно. Еще один трюк, чтобы ослабить его. Погубить.
Он издал низкий горловой рык:
— Что ты делаешь?
Она выглядела смущенной его вопросом:
— Ничего. Сижу здесь.
Он вцепился ей в запястье:
— Ты играешь мной?
— Играю?
Он усилил хватку.
— Клянусь, если таким образом ты пытаешься склонить меня на свою сторону, я тебя уничтожу. И потребуется нечто намного большее, чем слезы, чтобы остановить меня.
Она вырвала руку из его захвата.
— Ты и правда циничен до такой степени, что не веришь, что кто-то может быть опечален тем, как с тобой обошлись?
Он не ответил.
Дельфину ошеломила его неспособность понять сострадание. Милостивые боги, с таким отсутствием эмоций это ему следовало быть онероем.
— Что ж. Тогда я буду настоящей сукой, раз это все, что ты можешь принять.
Она резко раскрыла меню и начала читать.
Джерико хотел бы ощутить гнев и обиду, однако он каким-то образом чувствовал себя…
Неправым.
Фактически, он проглотил извинение.
За что? Он сказал правду. Он не желал фальшивых эмоций, нацеленных на то, чтобы сломать его.
Вот она, истина. Он для нее ничто, а она …
Причина его страданий.
Он уставился в меню, затем снова посмотрел на нее.
Читая, она наморщила лоб, прядь светлых волос упала на глаза. Ее взгляд был полностью сосредоточен на списке блюд. По непонятным ему причинам он испытывал желание убрать этот непослушный локон на место.
— Как ты росла? — спросил он, не сумев остановить себя.
Она нахмурила брови, отчего морщинки на лбу стали глубже:
— Что?
— Твоя семья. Какие они были?
Дельфина хотела ответить, что это не его дело, но искренность в глазах Джерико остановила ее. Любопытство во взгляде казалось неподдельным, и ей не хотелось снова сердить его. По правде говоря, ей нравилось их мирное общение. Хотя, это случалось не так часто.
— Я ничего не знаю о своем настоящем отце. — Тема, на которую она никогда не распространялась. Главным образом потому, что никто не спрашивал и это никого не интересовало. — Арикос говорил, что он был одним из Скоти, соблазнившим мою мать во сне. — И с того момента как она приступила к службе, она часто мечтала, что он однажды объявится и признает ее как свою дочь. Ее человеческая половина жаждала встретить своего таинственного родителя, узнать, кто среди тысяч из них породил ее. Но упоминать об этом ей не хотелось.
— Моя мать была благородной женщиной. Прекрасной. — На ее губах заиграла тонкая улыбка, когда ей припомнилась красивое лицо матери и ее нежные прикосновения. Она действительно любила мать, которая никогда ни на кого не повышала голос. Что вовсе не говорило о ее неспособности противостоять людям. Просто она это делала спокойно и доброжелательно, что всегда приводило Дельфину в восхищение.
— Она пекла медовые пирожные, которые таяли во рту прежде, чем ты успевал их проглотить. — Дельфина закрыла глаза. Горло сжалось вместе с той частичкой сердца, которая все еще болела из-за того, что ее матери больше нет рядом. — Однажды я ее спросила, как ей удается делать их такими, и она ответила, что вкладывает в них свою любовь ко мне. — Дельфина сморгнула слезы, вызванные воспоминаниями.
Как она может до сих пор тосковать по женщине, которую не видела много столетий? И все же эта тоска по материнскому доброму сердцу и нежной душе всегда будет жить в ней.
— У тебя был отчим?
Она кивнула.
— Он был хорошим человеком. Кузнецом. Обычно, когда он работал, я приносила ему попить, а он, чтобы развлечь меня, придумывал разные смешные истории. — У нее даже имелось грубо сделанное серебряное сердечко, помеченное его личным клеймом. Он изготовил для нее эту вещицу, когда она была девочкой. Она хранила ее в маленькой коробочке в своей комнате на Исчезающем Острове. Даже имея приглушенные эмоции, Дельфина очень сильно любила своих родственников, что рассказывало о них больше, чем ее слова. Сам факт, что они могли заставить ее чувствовать сердцем то, что они делали…
Отчасти она была опечалена тем, что была только наполовину человеком и не могла подарить им в ответ всю ту любовь, которую они заслужили.
Джерико отвел глаза от ее задумчивого лица. Хотел бы он понять, что она чувствует. Но мир, который описала Дельфина, был совсем не похож на его детство. Родители редко проявляли доброту и всегда ссорились.
— А братья и сестры были?
Она отрицательно покачала головой:
— Нет. Только я. Думаю, именно поэтому они до безумия любили меня.
— Они на самом деле были добры к тебе?
Дельфина с подозрением нахмурилась. Не то чтобы он винил ее за это. Он был не в меру любопытен, но он должен был знать, что правильно поступил тогда.
— Почему тебя это волнует? — спросила она.
— Мне любопытно.
Однако в орехово-зеленых глазах застыло подозрение. Она хотела реальную причину, которую он не мог озвучить ей.
— Да, они относились ко мне по-доброму. Хотя мы и были бедны, я никогда ни в чем не нуждалась. Полагаю, поскольку они не могли иметь больше детей, то всю свою любовь дарили мне.
По необъяснимым причинам на сердце у Джерико стало легче. Он выбрал ей достойных родителей.
Хорошо.
Она сделала глоток воды.
— А как насчет тебя? У тебя были хорошие отношения с родителями?
Он фыркнул, не сдержавшись. Однако, зачем скрывать правду? Похоже, весь Олимп знал, какая у него семья.
— Моя мать — богиня ненависти, а отец — бог военного ремесла. Мои сестры — богини силы и победы, а брат — бог соперничества. Можно только сказать, что подобные личности не годятся для сохранения мира и спокойствия в доме. Когда что-то начинало идти слишком гладко, Зелос провоцировал нас на ссоры, и мы вцеплялись друг другу в глотку.
И эти воспоминания относились к разряду хороших. Все его детство отец старался сделать их всех «сильнее». Его мать заполняла их ненавистью, так как, по ее словам, «Любовь непостоянна и обманчива. А ненависть может жить вечно. Она придает вам силы и никогда не оставляет равнодушными».
Тот факт, что остальные боги, включая Зевса, присягнули его матери, а потом боялись нарушить свои клятвы из страха ее гнева, много говорил об «утонченной» личности его родительницы.
В ее понимании подоткнуть одеяло своему ребенку значит бросить его в кратер вулкана и наблюдать за тем, как он барахтается.
Да…
Его детство и впрямь было замечательным.
Дельфина, качая головой, согнула желтую обложку меню:
— Однажды я столкнулась с твоим братом Зелосом. Он — полный придурок.
— Ты даже не представляешь насколько. — Попробовала бы она расти с этим ублюдком.
Официантка вернулась принять их заказ и когда настала ее очередь, Дельфина замешкалась, неуверенно глядя в меню.
— Я не знаю, что заказать.
Джерико откинулся на спинку стула.
— Попробуй ассорти. Там всего понемножку. Если не понравится, ты всегда сможешь выбрать что-то еще.
— Хорошо. — Она заказала ассорти и отдала меню официантке. — И часто ты обедаешь здесь? — спросила она, когда они снова остались одни.
Он посмотрел в окно на образовавшуюся у входа небольшую очередь, желающих попасть в ресторан.
— Нет. Здесь работает подружка Дариса. Она обычно приносила ему поесть во время ланча. Еда всегда хорошо пахла и выглядела, так что мне захотелось попробовать.