Энкоды: Как договориться с кем угодно и о чем угодно

Так вот, среди этих фраз, оттеняющих достоинства джентльмена, появляется: «Всегда ли джентльмен должен уступать место даме, если он сидит на коленях у другого джентльмена?» или «Всегда ли джентльмен должен провожать домой даму, если это его дом?»[19]

После того как испытуемый рассмеется, что однозначно говорит о том, что шутка «дошла», можно проследить, что происходит с ответами «всегда» – «никогда». Как и предполагалось, самые «упертые» становятся пластичнее – в их ответах появляется значительно больше «промежуточных» галочек. Смех оказывается способен перестроить мысль, блуждающую в лабиринтах стереотипов. Более того, смех может взорвать конформизм испытуемых, следующих за мнением группы...

Словом, «Тест на джентльменство» подтверждает: комическое дестабилизирует, разбивает установку, осуществляя то, что теперь мы называем в этой книге антизомбингом...

Голос из зала: А энкоды?

Лектор: Энкод – подобен смеху...

Энкоды производят смешение сознания, его дестабилизацию, заставляют человека задуматься, так ли безупречно то, что он говорит, думает, собирается сделать... Осмелимся утверждать также, что это еще и особый жанр комического.

Назовем несколько классических форм смеховой культуры, чтобы отчетливее прочувствовать разницу.

Сатира условно принижает сущность объекта (его положительный образ сводится к видимости); юмор, наоборот, придает виду объекта условный смысл чего-то низкого (косвенно «очищая» и возвышая в глазах людей его сущность); ирония условно возвышает видимое (в ущерб сущностному); сарказм – условно возвышает сущность объекта (умаляя значимость внешних его атрибутов – «видимости»). Определяющую роль в этих метаморфозах играет та самая условность. Без элемента условности сатира потеряла бы смысл комического осуждения и была бы сведена к прямому оскорблению и брани, юмор обернулся бы укором, ирония – лестью, сарказм – пафосом[20].

Энкод-высказывания, как правило, звучат возвышенно, но означают нечто более приземленное:

1 ♦ Все, что тебе нужно представить, – это то, что перед тобою живой человек…

1 ♦ Только дождь знает, когда раскроется цветок…

При всей своем остроумии и афористичности энкод – не остроумный афоризм. Энкод кажется чистой импровизацией, существует в контексте, абсолютно привязан к данному конкретному собеседнику и ситуации, «гость на секунду», но вместе с тем переносит каждого из собеседников в другую плоскость существования. Вся ситуация речевого взаимодействия помещается в условный план, в особую рамку, на сцену условной реальности, где все может быть всем, все имеет отношение ко всему, можно сварить суп из топора, и все это лишено той серьезности, с которой совершаются главные глупости в мире (узнали скрытый энкод из фильма «Тот самый Мюнхгаузен»?)[21].

Энкод – это всегда реплика в живом диалоге. Вне диалога нет энкода. Реальность смехового пинг-понга.

Энкод – это всегда реплика в живом диалоге. Вне диалога нет энкода.

Здесь-то и пролегает важное различие между энкодами и афоризмами, шутками, прибаутками, остротами острословов.

Положим, такой энкод: «Это сближает…» Что значит «это»? Кого с кем «сближает»? Само по себе – не смешно, почти лишено смысла. Но если кто-то кому-то скажет «Дурак!», а тот благодарно кивнет и, сделав объединительный жест, скажет «Это сближает!», то это уже смешно, а обидчик, поймав смысл, лишается дара речи.

Или, скажем, энкод «Эпоха!». Ведь такие слова абсолютно бессмысленны! Но, очевидно, этим-то они особенно и хороши, ибо придают смысл абсурда любому высказыванию собеседника, особенно глубокомысленному.

Голос из зала: Антизомбинг...

Лектор (очень обрадовано): Вот именно!.. Именно! Антизомбинг! К комическому, а стало быть, и к энкодам это имеет самое прямое, самое непосредственное отношение.

Остроумие в диалогах – это точность сопряжения заранее рассчитанных реплик. Как если бы фигурки вставлялись в пазлы. Энкоды же не претендуют на снайперскую точность и выверенность построений, присущих таким диалогам. Энкоды лишь «прикидываются» спонтанными репликами в диалоге, а на деле являются хорошо отработанными домашними заготовками.

Конечно, внешне некоторые энкоды неотличимы от хорошо выстроенных афоризмов:

♦ Люби вопрос в ответе, а не ответ в вопросе…

♦ Еда приходит к тем, кто умеет готовить…

Но суть и прелесть этих высказываний, думается, не в их афористичности, а в том, что, выглядя спонтанными, они выполняют определенную функцию в диалоге. Например, вводят собеседника в замешательство или не дают ему вывести вас из себя.

Энкоды – это речевые клише-фразы, обескураживающие собеседника.

Специфика энкодов наводит на мысль о сути комического вообще. Оно всегда, как выразился бы М.М. Бахтин, великий литературовед и философ, возникает «на границе» культур, мы бы сказали, «двух логик». Каждый из собеседников – в своем мире, и каждому в своем собственном мире, быть может, не так уж смешно. Смеющийся человек, бубнящий себе что-то под нос, либо сошел с ума, либо пишет что-нибудь про энкоды. В любом случае, смех наедине с собой – явление, по меньшей мере, странное. Но когда, встречаясь, люди «сплюсовывают» свои миры, то появляется что-то вроде критической массы – рождается взрыв смеха (что лучше, чем взрыв ярости с возможным уничтожением обеих сторон).

Решающим обстоятельством является конфликт двух реальностей: «Вот как я вижу мир, и вот как я его описываю – в каких словах, символах, кодах. А вот как ты видишь мир – с помощью каких знаковых средств выражаешь. Словом, моя коса – на твой камень; тут и искры посыпались…»

«Энкод» – это n-код, сводный код на N персон...

«Энкод» – это n-код, сводный код на п персон… Мы позволим себе эту игру слов, так как она выражает суть того, что происходит.

И в самом деле, разве в вашу логику вписывается, что на ваше зычное «Тост!» опоздавший к началу застолья гость пробасит в ответ: «Это не входит в мой контракт!»?

Или, например, как примирить две логики: ложного глубокомыслия («если вы понимаете, о чем я…») (тут и понимать нечего), и истинного глупомыслия – «О, да, коллега! Мне ли вас не понять?..» (понятия не имею, что вы имели в виду)?

Мы только что сказали слово «коллега». Должно быть, подсознательно захотелось обратиться именно к нашим коллегам-психологам, которые – мы верим в это – также окажутся в ряду читателей (мы уже продумали несколько дарственных в форме энкодов!).

Голос из зала: Мы тут…

Лектор: Позволим себе еще несколько слов об энкодах.

Во всех наших разговорах «на двоих» со встроенными в них энкодами незримо присутствует третий человек; он как бы совмещает в себе две логики и улыбается, «наблюдая» за происходящим несколько свысока… Этот третий человек – наше сознающее «я»; в нем сходятся два знания – знание двух собеседников. Поэтому мы говорим: «со-знание», «со-знающее (со-знающее) «я». Именно в нем, в этом сознающем или рефлексивном «я» обитает «энкод» – n-код.

Энкод еще не стал, собственно, знаком с фиксированным значением. Означающим (оболочкой) этого знака является сама ситуация. Это знак без значения. Или знак-на-миг. Поэтому он … может быть использован в любой ситуации…

Из зала: Ну это вы уж совсем загнули…

Лектор: Люби вопрос в ответе, а не ответ в вопросе…

«Энкод» есть форма комического, не только рождающаяся между двумя собеседниками, но и продолжающая существовать между ними, в живом диалоге под присмотром незримо включенного «третьего».

Другие формы комического первоначально складываются и обитают в голове одного человека, а только потом показывают себя окружающим; потоптавшись в прихожей, они выходят наружу, со смехом распахивая парадную дверь. Но, присмотревшись пристальней, мы и там разглядим присутствие диалогов в системе «мое «я» – другое «я» во мне» (например, между дерзким подростком, который навеки поселился в таком человеке, как я, и строгим внутренним родителем, который все еще контролирует меня, хотя к данному моменту у меня уже есть и дети, и внуки…)[22].

До сих пор мы оттягивали счастливый момент предъявления научного определения энкодов. Вообще говоря, «научные определения» – это часто ловушки. Они могут сдерживать, ограничивать развитие мысли. Теоретики иногда избегают таких ограничителей, не дают определений, о-преде-ливаний[23]. Но мы все-таки рискнем предложить свою дефиницию, подчеркивая, что энкод – это не только терминологическое нововведение, но и введение нового понятия в эстетику комического.

♦ Энкод – нарочито двусмысленное высказывание, основанное на использовании речевых клише, маскируемых под спонтанную реплику в диалоге и обладающее скрытым содержанием, которое противоположно по смыслу ожиданиям партнера и в силу этого способно ввести его в состояние замешательства, обескураженности, недоумения.

Совсем-совсем кратко: энкоды – это речевые клишефразы, обескураживающие собеседника. Общение при этом приобретает условный – нарочито парадоксальный, провокативный или игровой – характер, так как явным образом указывает на наличие скрытого плана в обмене репликами.

Энкод – персонален: он озвучивается для этого конкретного собеседника.

Нарочитое «невпопад», как ни странно, попадает «точно в яблочко», в смысловой центр ситуации, ведет к переосмыслению ее в глазах собеседников и свидетелей. Энкод – смеховой код встречи различных «логик» – твоей и моей, свидетелей диалога. Каждое «я» имеет свои взгляды на жизнь, свои ценности, свой язык, свои подходы к реальности. Примером может служить «Детское я», «Взрослое я» и «Родительское я» личности, о которых идет речь в главе «Стратегия и тактика эффективного конфликта». Энкоды сталкивают между собой разные «я». Это всегда пересечение (и пресечение) несовпадающих логик, разборка, которую непохожие «я» учиняют друг другу…

«Мне голос был, что все шизофрения» – как бы подшучивает над нами (даже над нами, авторами!) энкод[24].

В «классическом» юморе смех так же подразумевает «третьего» – зрителя, который наблюдает комедию на сцене. Однако это объединение внутри своей головы может совершить каждый наблюдатель. Энкод – персонален: он озвучивается для этого конкретного собеседника. Говорящий «приглашает» с помощью энкода своего партнера в свою-другую логику, в свою персоно-логику: ты думаешь так, но посмотри, существует еще и это.

Иначе говоря, «классическое» комическое безлично. Остроты, шутки, афоризмы гордятся собственной формой. Они обладают внутренней завершенностью. В отличие от них, энкод – неотшлифованный материал, бриллиантом его не назовешь, скорее уж – алмазом; но твердость, режущие свойства показывает те же. Энкоды – первичная форма комического, его первозданная суть…

Гений Жванецкого – в построении живого, «личного», насквозь пронизанного душевной связью диалога «я – ты». Поистине – источник энкодов.

(И вообще, что вам до кода да Винчи? Энкоды Жванецкого – ближе…)

Комичность энкодов лишь отчасти содержится в них самих; она раскрывается в столкновении реплик партнеров.

Энкоды – комедия речевых положений. В ней участвуют – вольно или невольно – двое, трое и более людей.

Воистину так! – если, конечно, мы сами понимаем, о чем это мы…

Лекция закончена. Все свободны…

Голос из зала: Но…

Лектор: Считайте, что я вам ответил…

ГЛАВА 4

Стратегия и тактика эффективного конфликта

Зная энкоды, вы не только видите, что вас «разводят», но сумеете и погасить поднимающуюся волну

Мы будем говорить не о «детских играх», а о тех, в которые играют взрослые люди. Тем самым мы следуем за автором бестселлеров «Игры, в которые играют люди», «Что мы говорим после того, как сказали “Привет!”», «Секс в человеческой любви» – все за тем же Эриком Берном, врачом и психологом, основателем знаменитой школы трансактного анализа. Эти игры совсем не комфортны, а порой и весьма неприятны для тех, кому приходится в них играть. Но мы покажем, как человек, знакомый с энкодами, может распознать, расшифровать игру заранее и либо выиграть либо выйти из игры без ущерба для себя и окружающих.

Автор книги «Психологии искусства», великий российский психолог Л.С. Выготский считал (если его правильно прочитать!), что сознание человека – это некий театр, сцена, на которой живут и действуют люди, в нас запечатленные.

И эта же идея существует в современном трансактном анализе. Согласно Эрику Берну, в каждом из нас присутствуют три человека, точнее, очень много разных людей, но в каждом из них могут быть выделены на три ипостаси – три «я»: «Родитель» (Р), «Взрослый» (В) и «Дитя» (Д). Обычно это зарисовывается так (рис. 4.1):

Рис. 4.1

Если принять эту мысль, становится ясно, почему мы так остро реагируем на наезды в свой адрес, хотя и понимаем, что это глупо; почему мы терзаемся мыслями, в которых не находим ничего разумного, или впадаем в гамлетовские сомнения, хотя следует действовать решительно; почему нас одолевают влечения, которым не должно быть места в жизни; почему срываемся и кричим на близких и т.д. и т.п. – словом, почему мы ведем себя неразумно, нелепо, нерационально, хотя вроде бы и за словом в карман не полезем, и камень за пазухой не держим, и голова на плечах есть... Все проясняется, когда мы понимаем, что люди и ситуации вокруг нас вызывают к жизни реакции тех, кто «живет» внутри, то есть – внутреннего Родителя, который ведет себя порой бесцеремонно, вторгаясь в наши расчеты и путая карты; внутреннего оппонента-Взрослого, который не соглашается с «нашими» аргументами; внутреннего Ребенка, который бунтует или рыдает, как мы когда-то в детстве.

Родитель, Взрослый, Дитя – это не какие-нибудь «абстракции», а живые люди, идеально присутствующие в нас – множество голосов, «логик», противоречивых чувств и реакций[25]. Все те, кто нас воспитывал, старшие, с кем мы росли, кому было дано внести вклад в наше развитие, в наш личностный рост. С этими родительскими фигурами можно общаться «вживую» – с ними возможен реальный контакт, в сложных ситуациях мы часто апеллируем к этим фигурам, взываем к ним, разговариваем с ними. Сам Эрик Берн, которому было 8 лет, когда отец его умер, всю свою жизнь мысленно обращался к нему, советовался с ним. Родительская «часть» очень сильна в каждом из нас.

На любом возрастном этапе вся наша жизнь в норме – это переключение между состояниями «я» – Дитя, Взрослый, Родитель.

Родитель контролирует и опекает – жестко, категорично, всем своим видом демонстрируя силу и власть в одном случае и мягко, нежно в другом.

Контролирующий Родитель исходит из представлений о том, в чем, как ему представляется, объективно нуждается ребенок. Он может пренебрегать побуждениями и интересами того, кого воспитывает и растит, исходя из того, что «лучше знает, как надо». Контролирующий Родитель может при этом ошибаться и даже наносить вред, но часто бывает и прав…

Опекающий Родитель исходит из представлений о том, в чем субъективно нуждается ребенок. Он иногда перебарщивает, но тем не менее тоже выполняет очень важную функцию – идти за субъективным, а не только объективным интересом.

При этом Контролирующий и Опекающий Родители часто не могут договориться друг с другом! Кто из них прав? Заранее никогда не известно.

Если не вдаваться в «тонкости» различий между контролем и опекой, можно легко перепутать, с каким Родителем из двух встречается воспитанник (между тем последствия участия того и другого в воспитании существенно различаются!).

Я могу привести такой пример из семейной жизни: мама и бабушка кормят мою двухлетнюю дочь. Слышу такой разговор:

– Кушай рыбку, милая, кушай!

«Что-то рыбкой не пахнет!» – думаю я, принюхи ваясь.

– Кушай рыбку!

– Бабушка, – спрашиваю я, – разве это рыбка?

Шепотом, повернувшись ко мне:

– Молчи, это курочка, но наше золотце любит рыбку!

В этот момент раздается звонок:

– Ой, наша Маша пришла! – громко восклицает бабушка и, пользуясь моментом, ловко забрасывает внучке в рот кусок курицы. Двухлеточка очень любит Машу и любит рыбу – это способ накормить курочкой. И все это проявления Контролирующего Родителя, хотя слова звучит нежно, мягко, любовно.

А вот эпизод из фильма «Форест Гамп», тот эпизод, где на молодого человека, новичка в армии, орет его начальник: «Ты самый лучший солдат!» Как ни парадоксально, но этот грозный начальник в данный момент – Опекающий Родитель.

Взрослая часть – это разумное начало, оно наделено не только интеллектом, но и определенными чувствами. Например, чувство меры – это чувство Взрослого, так же как и эстетическое чувство, хотя чувства вообще присущи всем трем инстанциям. Взрослый – это человек «здесь и теперь», разумное существо, вступающее в контакт с реальностью.

Родитель контролирует и опекает. Взрослый – это человек «здесь и теперь». Дитя бунтует или подчиняется. Энкоды позволяют «включать» и «выключать» любую из этих ипостасей по желанию

Детская часть личности подразделяется на две части: Адаптированный Ребенок (Адаптированное Дитя) и Естественный Ребенок (Естественное Дитя).

Естественному Ребенку присуще веселье, он экспериментирует с миром… Если дитя голодно или ему больно – плачет. Но не потому, что хочет кому-то что-то показать, например «Ты не прав», а потому, что это – естественное его проявление. Я сказал – «экспериментирует с миром». Ходит, например, по парапету набережной с большим удовольствием. Громко смеется. Он может быть эгоистичен – тянет одеяло на себя, исходит из собственных интересов. Во имя себя, но не против кого-то!

Адаптированное Дитя – это подчиняющееся или бунтующее существо. На первый взгляд, странно, что подчинение и бунт объединены понятием «Адаптированное Дитя»: «Разве бунт – это адаптация?!» – спросите вы. В таком случае есть смысл заглянуть в детство такого бунтаря. Для того чтобы ребенок добился своего от родителей и воспитателей, он должен порою проявлять особую настойчивость, волю и даже настырность, опираясь на собственные скудные возможности, и истерика, ярость, слезы иногда действуют на родителей безотказно (это мы, взрослые, можем позволить себе хватануть мороженое на фоне ангины, ни у кого не спрашивая и никому ничего не доказывая; а ребенок всегда на виду, и без силовых аргументов приспособиться к своим желаниям – ну никак…). Этот способ адаптации, вполне приемлемый в детском возрасте, закрепляется на всю жизнь и превращается в удар ботинком по трибуне Генеральной ассамблеи ООН.

Другой способ приспособления – «быть хорошим». И уж тогда, может быть, родители сами, на тарелочке с голубой каемочкой, вынесут нужное, умиляясь «подарочному ребенку». Этот способ адаптации также закрепляется. В дальнейшем Подчиняющийся Ребенок следует правилу «у меня для начальника нет слова “нет”». Многие послушные дети после 11–12 лет совершают некий кульбит, вдруг превращаясь в бунтующих. Символ такого непокорного ребенка в пословице, которую я когда-то прочитал в словаре Даля: «Легко плевать сверху, а ты попробуй-ка снизу!» При всей иррациональности этого призыва он откликается пониманием в душе ребенка, которому по старой памяти хочется «отомстить» высокомерному взрослому.

На любом возрастном этапе вся наша жизнь в норме – это переключение между состояниями «я» – Ребенок, Взрослый, Родитель. Невозможно жить только в позиции Родителя. Такие люди могут контролировать, опекать, но они неживые в том смысле, что от них не исходит авторского отношения к миру. Люди, которые существуют только во Взрослой части личности, часто бывают сухарями, они, как компьютеры, разбираются, понимают, но им не хватает непосредственности, жизненной спонтанности. Находящиеся только в состоянии Дитя сначала кажутся привлекательными, но их капризы очень скоро становятся невыносимы.

Теперь включим в систему взаимоотношений между Родителем, Взрослым и Ребенком (Дитя) энкоды. Специфика энкодов, в отличие от большинства посланий, обращенных от нас к нашим партнерам, – в многоадресности. То есть – уж позволим себе вольность речи, – посылая кому-то энкод, мы посылаем сразу же по многим адресам. Конкретно, энкод обращен одновременно к Родителю, Взрослому и Дитя партнера (рис. 4.2 ).

Рис. 4.2

Но обычно присутствует доминирующий адрес послания. Это может быть Родитель, Взрослый или Дитя.

Поскольку каждое из названных «я» личности партнера – его Родитель, Взрослый, Дитя – может играть как конструктивную, так и деструктивную роль, мы должны предложить энкоды, способные как «включить», так и «выключить» каждое из них в партнере.

«Включение» Родителя:

♦ Сразу видно, что за дело берется специалист!

♦ Ты себя недооцениваешь...

♦ А у вас что ни слово – то дело

«Включение» Взрослого:

♦ Ты – это другой Я.

♦ Если ты мой сон, то я твой…