Помоги проекту - поделись книгой:
Ванзаров нахмурился и сообщил исключительно официальным тоном:
– Думаю, мы сможем помочь, сэр.
– Очень надеюсь. – Одоленский звонко шлепнул перчатками по ляжке. – Если потребуются средства, располагайте мной… кхе-кхе… А когда возможен результат?
– Немедленно.
Действительно, поклажу внесли тотчас и поставили к роскошным ботинкам визитера. Было предложено осмотреть, но князь, победив растерянность, признал пропажу.
– Восхищен вашей сноровкой! – искренно проговорил он. -А еще говорят, в нашей полиции хороших специалистов нет. Вот же истинный талант! Чем вас отблагодарить?
Истинный талант еще и галантно поклонился:
– Только одним, князь. Могу ли знать, для чего похитили ковчежец?
Одоленский мимолетно удивился:
– А разве не задержали злоумышленников? Мне кажется, это очень глупые люди… Что ж, раз сундук найден, прикажи те поставить в мой экипаж… То есть мотор… Кхе-кхе… Еще не привык к новинке.
Пришлось сплести историю про необходимость оформить дело, дескать, чиновник всей душой хотел бы услужить его светлости, но теперь такие строгости, и вообще он лично привезет находку. Одоленский сделал вид, что поверил, и мило попрощался. А коллежский советник резво разгладил бархатные усы, что означало и высшую степень любопытства, и нервозность, и даже решимость действовать. Судя по обстоятельствам.
Поднявшись в Управление сыска, он вызвал Джуранского, томившегося без дела, и дал срочные поручения: с утра установить за особняком Одоленского филерское наблюдение, постоянно. Это во-первых. А еще проверить списки пропавших за последние три дня людей: нет ли подходящих под возраст и описание «чурки», тьфу, то есть обнаруженного тела.
Ротмистр не успел покинуть кабинет, а в дверь заглянул Мищук:
– Там извозчик просится. Пускать?
Ванзаров освободил Пряникова от охраны с винтовкой, за что был им доставлен на Офицерскую вихрем. Видимо, осмелевший мужик примется теперь канючить деньгу. Ладно, может еще что вспомнит.
Никифор вошел бочком, поглядывая назад.
– Тебе чего? – строго спросил Родион Георгиевич.
– Так… эта… вон… да, значица… он эта…
– Кто?
– Барин.
– Какой барин, любезный?
– Самый тот, мля, так, то… важный… лошади, ох, мля, его… а синю сжадил…
– Это, который сундук вез?!
– Ага, он, мля.
– Не обознался?
– Не… эта… отпусти, вашродь… лошадь, мля… не поена…
Родион Георгиевич резво подлетел к двери, развернул Никифора и толчком выставил прочь.
Августа 6 дня, года 1905, получасом ранее,
припекает изрядно.
Рядом с Финским пригородным вокзалом
Столица жужжала развороченным ульем. Тут и там собирались стайки граждан, озабоченных судьбой отечества вообще, и желанием размять глотку особенно. Кружки рождались около каждого несчастного, имевшего неосторожность купить свежую газету, а тем более развернувшего ее прилюдно. Откуда ни возьмись слетались эксперты, знавшие Высочайший указ назубок и требовавшие дискуссии.
Признаться, исторический момент общество приняло с обидным для властей небрежением. Вместо выражений восторга и всяческих похвал мудрому правлению слышались крики «позор», «обман» и – даже страшно представить: «конституция» и «парламент»! Ну, что будешь делать, все мало российскому обывателю: дали ему палец, так норовит всю руку оттяпать. Полиции приказано было бдеть, но без рукоприкладства.
Старший городовой Иван Трифонов как раз заступил на дневной пост, обходя вверенную привокзальную площадь с твердым намерением не допустить беспорядков, каковых пока не наблюдалось вовсе. Кипение политической жизни в заневском уголке Петербурга было наитишайшим. Одни господа отправлялись на дачи, другие – приезжали дневными поездами. Забытые коробки и помятые свертки – вот главные заботы местной публики.
Трифонов сделал неторопливый кружок, прогнал с глаз долой попрошайку, помог пожилой даме погрузить баул на извозчика, указал, как пройти на Новгородскую, и даже погрозил фабричному, сумевшему в такую жару набраться по самое горлышко.
– Здравия желаем, Иван Тимофеевич, – раздался голос откуда-то сверху, словно с небес.
Трифонов поднял ладонь козырьком и разглядел на козлах силуэт знакомого извозчика в нимбе солнечного света:
– Здорово, Растягаев, тебе чего?
– Прощения, значит, просим, не видали сегодня Никишку Пряникова?
Городовой значительно, где-то даже грозно, крякнул и спросил строго:
– Тебе зачем?
– Так он, подлец, целковый у меня занял, уж неделю не отдает. Так не видали?
– В участке он, так-то вот – сообщил Трифонов со значением.
Извозчик Растягаев аж ахнул:
– Да за что же? Никишка и мухи не обидит!
– За то, что клад нашел, – и городовой весомо усмехнулся.
Возница тут же насторожился:
– Какой клад?
– А такой, что ему господин пассажир в сундуке оставил.
– Вашьбродь, а сундук случаем не весь резной, мореного дуба, и уголки медью обшиты? – тревожно спросил Растягаев.
– Положим, что так. Ну, а ты, Герасим, откуда знаешь, а?
– А что, велик клад?
– Да уж так велик, что не унести, – пошутил Трифонов.
– О, какая досада! – вскричал извозчик, нецензурно, ошпарил лошадь кнутом и рванул прочь со всех колес. Городового окатило пылью и прочихался он до самых печенок.
Августа 6 дня, года 1905,
ближе к половине второго, даже жарче.
На углу Офицерской улицы
и Львиного переулка
До печенок ведь проберет ротмистр, требуя дежурную пролетку. Станет бегать в поисках штатного кучера, примется лично выводить лошадь из конюшен, донимая конюхов указаниями, и вот не пройдет четверти часа, как взмыленный Джуранский, исчерпав командный запал, доставит коляску. Можно было заняться бумагами в кабинете, но Родион Георгиевич выскочил из управления. Впереди, подгоняемый тычками, плелся Пряников, лопоча неизъяснимую белиберду.
Улица обдала пеклом, тело молило о снисхождении и капле прохлады, но хозяин его упрямо балансировал каблуками на краю приступка, нетерпеливо поглядывая на угол, откуда ожидалось чудесное явление транспорта.
Позади кто-то вежливо кашлянул. Ванзаров обернулся.
Ему поклонился невысокий господин в пристойно недорогом костюме, с начинающейся залысиной, несколько островатым носом, глубоко посаженными глазами и того неопределимого возраста, какой у мужчины начинается лет в тридцать, а заканчивается с внуками. Господин казался смутно знаком. Видимо, обладал счастливой внешностью, на какую сколь ни смотри – все равно не запомнишь.
Рядом держалась строгая барышня в круглых очечках. Скромная прическа, изящная шляпка. Красавицей не назвать, но далеко не дурнушка. Несколько тяжеловатый овал лица, но глаза живые, умные. Видать, девица бойкая и начитанная. Хотя фигурка могла бы быть и получше.
Незнакомец отступил на полшага и неуверенным тоном спросил:
– Прошу прощения, Родион Георгиевич?
Ну, конечно! Раз или два они мельком виделись в Министерстве внутренних дел. Кажется, служит в Департаменте полиции чиновником канцелярии. А вот фамилию припомнить решительно невозможно.
– Берс, Николай Карлович, коллежский асессор! – подсказал прохожий и сразу представил спутницу родной племянницей.
Вежливость требовала спросить: чем коллежский советник, страдающий от пота, может быть полезен.
– Мне, право, неловко, видите ли, дело в том… – витиевато начал Николай Карлович. Но политес был прерван без всякого почтения.
– Так вы Ванзаров? – резво встряла Антонина. Родион Георгиевич кивнул.
– Тот самый?!
Родион Георгиевич не знал иных.
– Ну, из книжки! Это же вы? Пришлось уточнить:
– В чем дело, Антонина Ильинична?
– Ведь это с вас списан литературный Ванзаров в «Божественном яде»?! А это, правда, что сома обладает такой силой? А правда, что…
– Откуда знаете про сому? – оборвал восторги материалист Ванзаров.
– Так в «Божественном яде» все описано! И про сому, и то, как вы расследовали дело, и о профессоре Серебрякове, и о Валевской, и о Лебедеве с Курочкиным и Джуранским!
Берс робко следил за выражением лица вышестоящего чиновника. Но тот лишь попросил рассказать подробнее, откуда такие поразительные сведения. Источник знаний явился из дамской сумочки помятой книжонкой в бумажном переплете, какими торгуют на лотках по 30 копеек. Тут же последовало признание, что роман предоставил
– Могу ли знать, как он попал к вам? – сохранил дружелюбие Родион Георгиевич.
Берс застенчиво потупил глаза:
– Принес из департамента…
– Кто подрабатывает книжной торговлей, неужто сам директор Гарин?
– На столе моем довольно часто лежат новые романы, ну, по пути забежишь в лавку, бывает… Так вот, третьего дня принес домой стопку, а в ней обнаружил том, который не покупал, помню наверняка.
Забавная история. Однако романтические восторги пришлось пресечь на корню, заверив, что помощник начальника сыскной полиции не имеет никакого отношения к выдуманному Ванзарову, и все это лишь случайное совпадение. Художественный вымысел. Не более.
– Позволите просить об одолжении? – осведомился прототип литературного сыщика.
– Для вас – что угодно! – излишне горячо заявила Антонина Ильинична.
– Подарите мне романчик.
– С удовольствием! – Она протянула, но сразу отдернула руку. – Только с одним условием.
– Это каким же?
– Разрешите присутствовать при вашем расследовании. Вы сейчас какое преступление будете раскрывать? Можно, я буду вашей ассистенткой?
– Антонина… – растерянно произнес Николай Карлович.
Но Ванзаров одобрительно кивнул:
– Что ж, сударыня, желаете стать сыфиком? Прекрасно! Завтра жду в девять утра в морге Выборгского участка.
– 3-зачем? – выдавила Антонина
– Будем осматривать свежий труп. Интересное дело, головы нет, тело разрублено на куски.
Книжка немедленно легла в руку Ванзарова и отправилась в карман к утренней записке.
Очень кстати из-за угла выпорхнула дребезжащая пролетка с полицейским на козлах и Джуранским на подножке. Ротмистр был мрачен и собран. Как перед боем. Не слушая извинений и расшаркиваний, Родион Георгиевич решительно затолкал Никифора, бормотавшего околесицу, и приказал трогать.
Августа 6 дня, года 1905,
после полудня, очень жарко.
1-й Выборгский участок 4-го отделения
С.-Петербургской столичной полиции,
Тихвинская улица, 12
Заехать извозчику по уху – вот что хотел сгоряча усочинить подполковник Шелкинг. Затем, взяв себя в руки, он склонился к заточению в «сибирку», но гуманизм все-таки победил. Пристав изволил дослушать разгоряченного Растягаева.
Мужик нес несусветную ахинею: требовал разделить какой-то клад по-христиански или хоть выдать сто рублей ассигнациями, а коли и это невозможно, то пусть подлец Пряников вернет долг, раз честным людям на этом свете такая невезуха.
Только тут до Ксаверия Игнатьевича стало доходить, что извозчик вовсе не пьян и не свихнулся, а, видимо, откуда-то узнал про утренний сундук
Но тут возникла другая путаница. Растягаев уверял, что действительно раным-рано вез этот злосчастный ящик. Герасим запомнил необычную поклажу и верно описал ее. А вот что касается пассажира… тут выходила какая-то странность.
Только в одном можно было не сомневаться: Растягаев возил сундук до Пряникова. И даже до того места, где пассажира подобрал Никифор. И время сходилось. Но одна маленькая закавыка все равно никуда не делась. А стояла твердым вопросительным знаком. Пристав быстро понял: сломить ее силенок не хватит. Прикинул, что да как, и намекнул: дескать, Растягаев может рассчитывать на часть клада, если поспеет вовремя. Окрыленный Герасим помчался с родимой Выборгской стороны в самый центр столицы.
Августа 6 дня, года 1905,
около двух часов, жарче.
Особняк князя Одоленского в Коломенской части
С.-Петербурга
Хоть и не в центре столицы располагался дом, но поражал тонким умением не выпячивать богатство. Старые деньги, доставшиеся от прапрадедов, воспитывают нужный вкус. Следят, чтобы золота на новых обоях и мебели было в меру и даже чуть меньше. При этом современный стиль должен быть заметен, но не слишком, как бы с иронией над самим собой. Чтобы ни один придирчивый критик не смог упрекнуть хозяина в нежелании следовать моде, но при этом не укорил излишним поклонением ей. Золотая середина была выдержана исключительно, в каждой завитушке. Подобный подход Родион Георгиевич уважал.
Изысканный интерьер не поразил Джуранского, потому что ротмистр был оставлен внизу – беречь Никифора до поры, а заодно и аккуратно расспросить прислугу.
Поделиться книгой: