Помоги проекту - поделись книгой:
Лейтенант вздрогнул. Некоторые из ветеранов так делали – с шутками, с прибаутками, с понтами. Он совсем не был уверен, что дойди до дела – и те, кто так лихо треплет языком, подорвутся. А этот… Не сказал ведь никому. Но лейтенант был почему-то уверен, твердо уверен, мог все жалованье поставить на то, что дойдет до дела – подорвется. Этот – подорвется. Откажется от своей жизни, как от проигранной карты…
Прежде чем лейтенант сумел сообразить, капрал, пригнувшись, уже сиганул за каменный вал укрытия, бросился к лежащим в беспорядке телам. Делать было нечего – лейтенант бросился следом. Первый мятежник, который попался ему на пути, на вид, казалось, спал, даже не видно было ранений – только открытые глаза и мертвенная бледность лица. Рядом с ним лежала «SLR», стандартная винтовка британских пехотных полков, почти метровой длины. Лейтенант ударил лежащего ножом – для верности, скривился, подхватил винтовку – такой у них в патруле не было, САС давно перешел на малокалиберные, неуклюжим движением, торопливо срезал разгрузку. Сколько в ней осталось магазинов, непонятно – да и проверять некогда. Мятежники уже заметили двух британских солдат, исполняющих безумные трюки прямо перед своим укреплением, и открыли огонь. Конечно, полноценно стрелять и атаковать не давало то самое артиллерийское орудие, да и минометчики постреливали, вылезать из своих нор опасно, и команды на это не было, но вот выпустить пару-другую очередей – это запросто. И неважно – попадут они во что-то или нет, в отличие от британцев, на среднюю и дальнюю дистанцию мятежники стрелять не умели – просто расходовали патроны. Пули щелкали по камням с противным стуком, но лейтенант радовался тому, что это слышал, ведь известно – свою пулю никогда не услышишь…
Второй, в отличие от первого, был изорван так, что живого места не осталось. В него попала целая пулеметная очередь, с близкого расстояния, перечеркнув грудь строчкой опаленных дыр. С ним было проще – рядом лежала винтовка, такая же, как была у первого, только с разбитым вдребезги пулей ложем. Лейтенант срезал испачканный кровью жилет, отметив про себя, что он тяжелее предыдущего. И – отдернул руку, пуля врезалась в тело убитого мятежника совсем рядом…
Зараза…
– Босс, хватит!!!
Но лейтенант вошел в азарт – рядом был еще один труп, а приятная тяжесть двух разгрузок внушала надежду, что повоевать еще удастся. Поэтому лейтенант упал на колени, обдираясь о камни, переполз к третьему и…
Рука третьего, лежащего ничком, в окровавленной одежде, взметнулась и схватила лейтенанта за форму. Нашпигованный осколками гранаты труп внезапно ожил, и охваченный ужасом лейтенант забыл все, чему их учили на уроках рукопашного боя, забыл, что у него в руках нож. «Мертвец» рванул лейтенанта на себя – и они покатились по склону. Остановил их падение камень, маленький, чтобы за ним укрыться, но достаточно большой, чтобы задержать падение. Камень ударил лейтенанта в бок, он напряг все силы, но смог только на двух вытянутых руках поднять над собой разъяренного мятежника, тот уже заносил для удара лезвие – странное, двузубое – типичное индийское оружие. Впервые лейтенант так близко видел мятежника – до этого он стрелял в них, иногда из засады, иногда в бою. Сегодня они едва не схватились в рукопашной, но всегда между ним и мятежником была его винтовка. Сейчас винтовка осталась в тридцати метрах от него – в сложившихся обстоятельствах это то же самое, что на другой планете. Мятежник хрипел, его лицо было измазано кровью, а взгляд был такой, что становилось по-настоящему жутко. В нем не было ничего – кроме дикой, неизбывной ненависти…
Четко стукнул выстрел – и то, что было головой бандита, внезапно превратилось в летящее во все стороны кровавое месиво, большая часть которого попала лейтенанту прямо в лицо – мерзкая, склизкая, горячая жижа. Рука с занесенным для удара кинжалом опала, и кинжал бессильно ткнулся в плечо офицера…
Лейтенанту показалось, что он тонет – враз отяжелевшее тело мятежника давило на него сверху, все лицо было заляпано – ни вздохнуть, ни открыть глаз, ни закричать. Ему показалось, что он сходит с ума, что это и есть ад…
– Давай, босс… Давай, разлегся… Черт, вставай же…
Капрал, уже забросивший свои трофеи на позицию, бросился назад за своим командиром – не обращая внимания на пули, которые летели все гуще. Особо расшаркиваться было некогда – подскочив, он пинком отправил тело террориста с разбитой головой дальше по склону, с одного взгляда оценил – шок. Тогда он просто схватил лейтенанта за униформу одной рукой и словно тяжелораненого потащил наверх – второй рукой он подхватил лежащие рядом трофеи. Двадцать метров до укрытия – здесь они были равны двадцати километрам. Метр за метром. Младший не пришел на помощь – как и подобает снайперу, он пользовался моментом, отстреливая неосторожно высунувшихся из-за укрытий бандитов. Словно гвозди вбивают один за другим, с одного удара, размеренно и неторопливо – тук, тук, тук…
Капралу удалось перевалить лейтенанта за каменный навал и тяжело перевалиться самому как раз в тот момент, когда рядом в каменистую осыпь врезалась реактивная граната, стеганула осколками по камням. Гранат к реактивным гранатометам у мятежников было немного, равно как и самих гранатометов, они их берегли, но, видя, что наглецы уходят, «ради такого случая» – не пожалели. Поминая всех чертей, Роуч тяжело приземлился, прикрытый каменной стенкой, рядом с лейтенантом, хрипло дыша, как загнанная, идущая из последних сил к финишу лошадь. В голове ничего не было – странная пустота…
– Эй, капрал…
Роуч устало повернул голову – лейтенант сидел рядом с ним, и лицо его было раскрашено кровью, как во время какого-то жутковатого людоедского обряда. В протянутой руке у него блестело что-то серебристое…
– Выпить хочешь?
И тут они засмеялись. Оба засмеялись, в унисон, одновременно каким-то истерическим, каркающим, не останавливающимся смехом, таким смехом, который не придает силы, а отнимает их. Они оба были едины в этой дикой, безумной истерике, они заглянули в бездну – и бездна не захотела их принять.
– Выпить… хочешь… – давясь смехом, повторил Роуч, – босс, ты бы лицо вытер, к чертям… даже мне страшно… хотя я навидался…
– Да брось… меня так… в аду… за своего примут…
– Нас с тобой, босс… ха-ха… не примут ни в одном аду…
– Значит… Значит, останемся здесь.
Третий, решающий вал накатился на них почти сразу, как только они заново укрепились на позиции – мятежники понимали, что времени у них нет, и если они в самое ближайшее время не уйдут в холмы – их просто раздавят здесь, на этом пространстве. Раскатают в кровавую лепешку гусеницами бронемашин, расстреляют с вертолетов, как на охоте. Их было много – несмотря на потери, их еще оставалось очень и очень много. Арьергард, оставленный ими в городе, с честью выполнил поставленную задачу – погиб, но задержал шотландцев. Впереди были холмы, не проходимые для техники, если они прорвутся – то дальше будет проще. Впереди был САС, патрули держали линию обороны – но бойцов в бордовых беретах было мало, на три, если не на четыре, порядка меньше, чем их. Их просто нужно было смять, прорвать линию – и уйти в холмы. И мятежники, накачавшись наркотой по самые брови, ринулись на штурм…
Аллах акбар!!!
Ствол пулемета раскалился уже до того, что от него шел дым, пулемет плевался, но стрелял, выкашивая лезущую вперед саранчу. Капрал не отходил от пулемета, он ворочал его так, будто тот весил, как пушинка. Высунул ствол в бойницу, отстрелял длинную очередь – тут же в сторону, пока не засекли, к новой бойнице. Пусть они думают, что их намного больше…
Аллах акбар!!!
Лейтенант стрелял сразу из двух винтовок попеременно – иначе бы винтовка отказала. Отстрелял, бросил, взял следующую. Из SLR можно было нормально стрелять только одиночными, при стрельбе очередями ее немилосердно задирало вверх. Пули выбивали то одного, то другого мятежника в черной чалме, но остальные упорно лезли вперед…
Аллах акбар!!!
Пулемет лязгнул затвором – кончились патроны. Впереди, перед укреплениями артиллерия била уже не на шутку – черные столбы разрывов вставали то тут, то там. Чуя близкую свободу, мятежники рвались вперед…
Аллах акбар!!!
Лейтенант сменил магазин винтовки, высунулся – и упал, окропляя своей кровью нищую серую каменистую землю холмов. Капрал схватил БРЭН и высадил в наседающих мятежников сразу чуть ли не полмагазина. Почувствовал кого-то рядом, но повернуться не успел. Последнее, что он слышал – сильный взрыв прямо перед укреплениями…
Очнувшись, капрал сначала не понял, что с ним, почудилось – плен. Он лежал где-то, где даже днем было сумрачно, ветви кустарника разламывали лучи солнца на несколько частей, их причудливая игра завораживала. Никто не снимал с него кожу, не резал на куски… Но где же он? Буквально в нескольких метрах от капрала по кустарнику колонной шли люди, их гортанная речь была хорошо слышна. Капрал оцепенел от ужаса, рука шевельнулась – и тут же чья-то ладонь зажала ему рот.
– Это я, Стэтэм… – Голос говорившего был плохо слышен, несмотря на то что говорил он на ухо, едва шевеля губами, – скоро они пройдут, и можно будет уходить. Лежи, капрал, лежи…
Люди возвращались в покинутый город…
Да, люди возвращались – и уже по расписанию ходило метро, и вагоны его не были полупустыми, и в Сити царила суматоха, и в Кенсингтоне к роскошным виллам все так же причаливали черные, чем-то смахивающие на роскошные яхты «Роллс-Ройсы», но ничего уже не могло быть таким, как прежде. Это сложно описать словами… Наверное, эти изменения мог уловить только коренной лондонец, знающий и любящий этот город. Доброжелательные прежде люди становились раздражительными, агрессивными, в знаменитом лондонском красном даблдеккере[55] кондукторша не говорила больше «Yes, please…», когда продавала билеты, а просто молча таращилась на тебя и быстро отрывала билет. В центральной части Лондона движение во многих местах перекрыли – разбирали завалы, ремонтировали поврежденные дороги – и теперь не проходило и дня, когда в пробке не случалось потасовки между водителями. Власти залечивали раны, затягивали зияющие провалы плотной зеленой сеткой, тяжелые самосвалы, которым дана была зеленая улица, сновали туда-сюда, вывозя строительный мусор…
Но страх не уходил, страху понравилось жить в этом прежде веселом, космополитичном городе, страху понравилось питаться душами людей. Страх маскировался, прятался в темные норы подсознания – но он не уходил. Что-то сломалось, причем навсегда…
Одним из первых вновь открылся «Старый ковер», клуб офицеров армии и флота. Как-то нехорошо армейским офицерам бояться артиллерийского обстрела – тем более что офицеров в городе сейчас заметно прибавилось. С улиц так и не снимали патрули, коммутатор Скотленд-Ярда разрывался от звонков разных психов. Кто-то спешил сообщить, что заминировано здание парламента, кто-то – что на станции метро оставлен подозрительный пакет. Из Белфаста спецрейсом перебросили несколько бригад опытных взрывотехников – местные не справлялись с обрушившейся на них за последние дни сумасшедшей нагрузкой.
Пожилой, похожий на боцмана, седовласый человек вышел из черного, неприметного «Ровера» на углу улицы, кивнув водителю, направился в клуб. По дороге сунул руку во внутренний кармашек – и выругался про себя. Старая вересковая трубка, с которой он не расставался больше тридцати лет, сломалась, когда все подумали, что начался новый обстрел – и телохранитель, сбив его с ног, пригвоздил к земле, закрывая собой. Новую трубку сэр Колин пока не купил – было не до того.
Сэра Джеффри Ровена он обнаружил в отдельном кабинете – тот был в штатском, но нацепил на костюм аж знак креста Королевского Викторианского ордена – маленькую прямоугольную синюю подушечку с бело-красными полосками по бокам. И хотя сэр Колин знал, что его предшественник на посту британской разведки действительно был награжден крестом Королевского Викторианского ордена, от вида этого знака на черной ткани костюма его чуть не вывернуло наизнанку.
Все последние дни сэр Колин был безумно занят. Все шло кувырком, власти в день обстрела фактически не было, многие государственные служащие думали только о том, как смотаться из города. Связи не было никакой, военные подняли в воздух два «Нимрода»[56], чтобы обеспечить хоть какую-то координацию действий. Либеральный премьер-министр – о чем думала Ее Величество, когда назначала его – вместо того, чтобы руководить страной, пытался найти для своей задницы как можно более укромное место, перелетал с базы на базу, срывая голос до хрипоты, требовал себе эскорт из шестнадцати истребителей. Лихорадочно строились лагеря для
Чтобы разобраться с сэром Джеффри, времени совсем не было. Но как только оно появилось, сэр Колин не преминул воспользоваться им и назначил сэру Джеффри встречу. Сэр Джеффри согласился – на удивление легко.
И теперь сэр Колин сидел напротив своего старого друга, наставника и учителя, великого Монаха, и просто смотрел на него. А тот смотрел в меню, придирчиво выбирая блюда на обед, и не обращал на сэра Колина ни малейшего внимания. Рядом с правой рукой сэра Джеффри лежала свернутая газета…
– Интересно, для тебя есть что-то святое?
Монах оторвался от изучения меню, поднял голову…
– Это вместо пожелания доброго здоровья?
– Скорее ты заслуживаешь пожелания гореть в аду…
Сэр Джеффри внезапно отбросил меню, протянул руку через весь стол и буквально притянул сэра Колина к себе, схватив его за галстук. Сэра Колина поразило пламя, горящее в глазах старого разведчика – таким он его никогда не видел.
– А ты думал – как?!! Хочешь остаться чистеньким?! Не получится! Мы все барахтаемся в этой яме с дерьмом, и это наша работа! Кто-то должен пахнуть дерьмом – иначе пахнуть им будут все! И не думай, сукин ты сын, что можно вырубить лес – и не будет щепок.
Сэр Джеффри не говорил – он шипел, подобно змее – и сэру Колину стало страшно. Он внезапно понял, что за человек сидит перед ним. Его сложно даже было назвать человеком. Нет, он не был сумасшедшим в общепринятом понимании этого слова, нет. В этом смысле он был очень даже нормальным. Но шкала его ценностей была искажена настолько, что абсолютно не соотносилась с человеческой. Проработавший в британской секретной службе, наверное, дольше, чем любой другой человек из живущих, сэр Джеффри не просто стал моральным уродом – он переродился, его шкала ценностей перевернулась с ног на голову. Ради того, чтобы начать операцию, он недрогнувшей рукой организовал кровавую бойню прямо в центре столицы собственной страны, он сделал это для того, чтобы вселить в сердца людей страх, который поразительно быстро перерастает в лютую ненависть, если указать на врага. И если это потребуется для того, чтобы создать нужный настрой, он это повторит, и рука его не дрогнет. А самое страшное – что он не одинок, что люди, которые фактически определяют политику страны, поддерживают его. И остановить этих людей – некому.
– Ладно, забудь, – более примирительным тоном произнес сэр Колин. – Почему ты не сказал мне? Я ведь из-за того в основном и психанул, что ты не поставил меня в известность.
– Почему? – сэр Джеффри отпустил его галстук, сел в кресло и сам. – А что ты стал бы делать, если бы узнал? Не выдержал бы – спорим?
– Не знаю…
– Не выдержал бы – клянусь Господом! Вот в том-то и дело! В том числе и поэтому вы проиграли Бейрут. Надо было взорвать еще один ядерный заряд – и заявить о том, что у вас есть еще несколько. А так – вы просто подняли руки и сдались. Вы не умеете принимать жесткие решения, стали какими-то… смазанными. Читаете тысячестраничные меморандумы, а когда страницы подходят к концу – заказываете еще один, стараясь всеми силами оттянуть время, когда нужно будет просто принять решение. Вы боитесь решений, боитесь ответственности, как боится ладана постаревший черт!
– Нельзя было по-другому?
– Предложи!
– Как-то не было времени… Я же не в отставке.
– Вот-вот. А должен был бы. Возьми, прочитай.
Это была какая-то желтая газетенка, помойная яма со сплетнями и скандалами – сэр Колин не взял бы ее, даже если бы ему предложили ее бесплатно. Надев очки, он брезгливо развернул газету, пытаясь понять, что же заинтересовало в этой помойке старого разведчика. Наконец нашел – сэр Джеффри ненавидел новомодные маркеры и помечал заинтересовавший его текст тонко очиненным карандашом.
Буквально в ближайшее время сумасшедший роман одной из самых популярных актрис Голливуда – Моники Джелли и наследника престола Российской империи Николая Александровича Романова может получить новое развитие. Из достоверных источников нам стало известно, что агент мисс Джелли твердо отказался от крайне выгодного предложения компании «Парамаунт Пикчерс» на следующий год – Монике Джелли предлагалась роль Клеопатры в новом высокобюджетном историческом фильме. По нашим предположениям, это может означать только одно – что Моника Джелли завершает свою карьеру в кино и уезжает в Россию.
– И что? – недоуменно просил сэр Колин. – Нам-то какое до этого дело?
– Какое дело? А ты не понимаешь? Долгие десятилетия наша политика строилась на неразрывности связки Британия – САСШ. Эта связка уравнивает германо-российское влияние. Теперь эта связка под угрозой.
– Из-за какой-то голливудской шлюхи? У тебя паранойя…
– Да ничуть не паранойя. Я давно наблюдаю за этой ситуацией, и она мне нравится все меньше и меньше. Это политический брак, тот, кто это придумал, – гений. Североамериканцы боятся и не понимают русских. А тут… Парень, который приезжает к ним в страну и завоевывает одну из самых красивых женщин в мире. Парень, который воевал и был ранен, который знает их язык, который очень неплохо смотрится на экране, который мало чем отличается от их молодежи – по крайней мере, внешне. Он вежлив, учтив, с прекрасным образованием и аристократическим воспитанием. И он – наследник престола огромного государства. Вполне возможно, мисс Джелли уже дала согласие на переход в православие и на брак с наследником престола. Вполне возможно, скоро появится ребенок, возможно, даже мальчик. Это будет наследник престола Российской империи, который примет престол в двадцать первом веке – и в то же время он будет наполовину североамериканцем. Он будет своим и для русских, и для североамериканцев. Если у русских хватит ума, а его, скорее всего, у них хватит, то ребенок будет какое-то время проводить в САСШ, воспитываться не только в русской, но и в североамериканской культуре. Возможно, даже получится так, что он займет престол сразу после деда, отца же сделают регентом – наследник недаром сторонится политики. Такое может быть. И тогда вся наша работа, которую мы вели на протяжении поколений, работа, нацеленная на то, чтобы не допустить сближения двух в чем-то очень похожих стран, России и САСШ, не допустить сближения двух этих народов – всю эту работу разрушит в одно мгновение один маленький ребенок. Тогда мы просто останемся в одиночестве – и даже я не могу предположить, что произойдет тогда с нами. Но, как и всегда, во всем плохом есть что-то хорошее.
– И что же?
– Теперь я знаю, что делать. Я увидел всю суть операции – до конца…
Когда сэр Колин ушел, сэр Джеффри подождал десять минут, потом неспешно поднялся из-за стола, вышел в соседний кабинет. В нем – он был намного меньше по размерам, за столом сидел сэр Кристофер Монтгомери, постоянный заместитель премьер-министра страны. Перед ним на столе лежали наушники. Когда вошел сэр Джеффри, сэр Кристиан поднял на него глаза.
– Ты прав. Он ненадежен. Сорвется с крючка в любой момент.
– Это так.
– Что делаем?
– Пока ничего. Он нам еще пригодится. По крайней мере нужно подыскивать замену – не спеша. Если служба не очень изменилась с тех пор, как я оттуда ушел – честолюбивых людей там немало…
– Согласен…
Произнося это свое «согласен», сэр Кристиан тяжело вздохнул, будто этим своим вздохом говорил: «Да, решение тяжелое, но необходимое». Как врач перед ампутацией. Но смысла в этом тяжком вздохе не было – в него не поверили ни сэр Джеффри, ни сам сэр Кристиан. Слишком долго они работали вместе, слишком хорошо знали друг друга. Просто сэр Кристиан так сжился со своей маской, что она стала его лицом – жить без лицедейства и лжи он уже не мог.
– И еще… Джеффри, – остановил сэр Кристиан повернувшегося, чтобы уходить, сэра Джеффри, – я насчет тех денег… Ты понимаешь, о чем нас просишь?
– Понимаю…
– Нет, ты не понимаешь… – сэр Кристиан снова вздохнул. – Ты просишь такую огромную сумму выделить тебе и даже не говоришь, на что именно они тебе нужны. Ты знаешь, как тяжело отстаивать такие вот траты перед бюджетной комиссией? Бюджет у нас не резиновый…
Сэр Джеффри Ровен, Монах, вернулся к столу. В лицедейство сэра Кристиана он снова не поверил.
– Послушай, Кристиан, – сэр Джеффри говорил тихо, но предельно убедительно, – ты можешь кормить этим дерьмом аудиторов, налоговую службу, Палату Общин, но только не меня… «Трудно будет отстаивать такие траты перед бюджетной комиссией…» Так не отстаивай! Тебе назвать, в каких банках вы храните подношения от торговцев оружием? От бизнесменов за всякие щепетильные услуги? Назвать или сам припомнишь?
– Но ты, по крайней мере, можешь хоть намекнуть, зачем тебе такая сумма?
– Я сказал: на запасной вариант! Если я расскажу про него тебе – это будет то же самое, что и написать о нем в передовице «Таймс». Запасной план должен знать только я один. Иначе это будет просто еще один план, вот и все…
– По крайней мере он сработает?
– Сработает. Хотя очень не скоро, на него могут потребоваться годы. В истории не было еще случая, чтобы этот план не сработал…
Сегодня у меня выходной.
Нет, вы не поняли важности этого сообщения – того, что у меня выходной. Это вам так просто кажется – пять дней отработаешь, два отдыхаешь, снова пять отработаешь – два отдыхаешь. Просто и понятно – после того, как отработал пять дней, ты имеешь право два дня отдохнуть. Да только вот суперинтендант положил на мои права с высокой шотландской башни! А заодно и террористы – они вообще любят устраивать теракты в выходные. Потому что в выходные на улицах много народа, магазины переполнены, а полиции как раз – меньше. Больше потенциальных жертв и меньше полиции – рай для террориста! Как-то раз я подсчитал, сколько дней за месяц я отдохнул. Получилось – два дня. Честное слово, когда я сюда приехал – ожидал любой подлянки, но не того, что меня, не говоря при этом ни слова, загрузят, как ишака, и будут гонять в хвост и в гриву.
Но если наконец-то мне выдался выходной – первый после череды тех безумных дней, когда мы пытались отыскать расстрелявшего патруль снайпера, плюс разбирались с другими делами, столь щедро наваливаемыми на Особый отдел – грех им не воспользоваться. И воспользоваться надо с умом – выехать как можно дальше из города, чтобы снова не дернули на работу.
Поделиться книгой: