Сухоцкий подошел к Овечкину и крепко пожал ему руку. Затем он пожал руку Наде Беслановой, не выдержал, обнял ее и робко поцеловал в щеку. Надя слегка порозовела, но старалась не обнаруживать смущения.
"Отныне", - продолжил Юрий свою речь - "мы должны покончить со всяким разгильдяйством, с любыми нарушениями дисциплины. Трагический исход нашей сегодняшней поездки показал, что мы не имеем права давать себе какие-либо поблажки. И их больше не будет! Кто не захочет этого осознать, может прямо сейчас сдать оружие", - повысил голос Сухоцкий.
"Будем принимать меры предосторожности, как на передовой", - продолжал он уже более спокойным деловым тоном. - "Вокруг поселка будем выставлять караулы. При выезде - будем выставлять вооруженные посты и наблюдателей. Военную подготовку будем проводить усиленными темпами. И еще. Пора бы нам перейти от походного порядка к оседлому, организовать нашу жизнь на постоянной основе. Слово моему товарищу Виктору Калашникову".
Виктор, волнуясь, вышел вперед:
"Друзья! Мы находимся в чрезвычайном положении. Мы - немногие из уцелевших. Нам нужна высочайшая степень сплоченности и организованности ради выживания. Необходимость заставляет нас жестко рационировать потребление, и вводить всеобщую трудовую и воинскую повинность. Поэтому единственной подходящей формой нашей дальнейшей жизни тут я вижу самоуправляющуюся трудовую коммуну..."
"Зачем нам опять эти коммунячьи штучки? Напробовались уже, хватит!" - раздался громкий голос из рядов старшеклассников.
Калашников пожал плечами:
"Не нравится вам европейское слово коммуна, можно называться своим - община. Не в этом ведь дело, и не коммунячьих штучках, как кто-то из вас изволил выразиться. Просто-напросто при жестком недостатке средств к существованию и при сильной внешней угрозе нет другого выхода, как строить свою жизнь на общинных коллективистских началах, на вынужденно уравнительном распределении, на сплоченности и солидарности.
Продуктов мало - придется делить поровну, иначе не выжить.
Продуктов мало - значит трудиться, чтобы их раздобыть, должны все.
Нам угрожают бандиты - значит воинская обязанность тоже ложится на всех.
Нас самих не так уж и много - значит, нам вдвойне ценен каждый человек, и в трудную минуту каждый должен подставить другому плечо.
Кто-нибудь с этим не согласен?" - Виктор обвел глазами притихшие ряды школьников.
На этот раз возражений не последовало.
"Тогда предлагаю избрать Совет Рыбаковской коммуны в количестве девяти человек. Оптимальное число для коллегиального органа - шесть-семь человек, но с учетом того, что обязательно будут отсутствующие, увеличим это число до девяти"...
К вечеру коммуна Рыбаково уже имела Совет из девяти человек, куда вошли все трое взрослых, а в числе избранных школьников оказались Надя Бесланова и Саша Овечкин. Сережка Мильченко, хотя и назывался среди кандидатов, в Совет не попал.
"Ты что, и вправду расстроен?" - спросил его после выборов Сухоцкий.
Сергей отрицательно помотал головой, но его физиономия свидетельствовала об обратном.
"Брось! Я тебе прямо скажу - напрасно ты в Совет рвался. Оно, конечно, почетно, и работа интересная, но не твое это дело. У тебя, вроде, неплохие способности к разведке. Так и стань разведчиком. Там, где призвание, вот там будет и почет. Понял?"
Мильченко поспешно закивал.
"Вижу, что не понял", - вздохнул Юрий, - "но, надеюсь, скоро сам признаешь, что я прав".
Первым делом Совета стало составление подробного реестра, в который были занесены все возможные сведения о родных и близких рыбаковских коммунаров. Отрезанные от родителей, от семей, от друзей, школьники очень тяжело переживали отсутствие всякой возможности не то чтобы связаться с родителями, а даже получить хоть какую-то надежду разыскать их. Особенно тяжело это переживали те, кто помладше. Совет объявил: рано или поздно связь с Большой Землей (теперь так называли Россию, очутившись на изолированном от нее островке) будет установлена. К этому моменту надо иметь полные сведения обо всех, кого коммунары хотят разыскать.
К сожалению, далеко не все смогли дать такие полные сведения. Если домашних адресов не забыл никто, то случаи, когда не знали или забыли дату (а иногда и год) рождения родителей, или их отчество, бывали нередки. Тогда пытались восполнить пробел, задавая наводящие вопросы, типа - а как звали твоего дедушку? Но и это не всегда помогало. Тем не менее постепенно в Совете накапливалась пухлая папка с листочками, исписанными разнообразными почерками. Лежал там и листок с именами жены и отца Юрия Сухоцкого...
Последующие недели не принесли никаких чрезвычайных происшествий. Неподалеку от Зеленодольска было обнаружено и за четыре дня перегнано в Рыбаково небольшое стадо коров и овец. Был продолжен вывоз остатков горючего с базы в Ярославском. Было найдено в уцелевших поселках несколько десятков жителей. Выяснилось, что и в Зеленодольске осталось несколько сотен человек. Бандиты туда захаживали, но постоянной базы у них там, к счастью, не было. Жители говорили, что наезжают они на машинах из Города и из Ясногороска - самого шикарного курорта в области, тоже, видимо, не затронутого войной.
Время от времени попадался какой-нибудь не разграбленный склад, или магазин, или дом, откуда найденное добро перевозилось в Рыбаково, благо, что пустовавшие склады рыболовецкой артели еще не были забиты.
Но одновременно с пополнением складов появились и проблемы. Сухоцкий и Калашников стали замечать, что не всё, прибывавшее с экспедициями, попадало на склады. Кое-что ребята прихватывали с собой. Среди девчонок развернулся стихийный обмен модными тряпками и косметикой, среди ребят в ходу были дорогие часы, немецкие и испанские ножи. В коммуне появилось несколько аудио- и видеоплееров, начался обмен дисками. Предметом обмена стали и батарейки к этой технике.
Особенно настораживал тот факт, что в погоне за этими вещичками некоторые школьники стали жертвовать своими продовольственными пайками. А тут еще до Юрия краем уха дошел слух, что четверо или пятеро старшеклассников утаили трофейные пистолеты и теперь щеголяют среди сверстников личным оружием.
На очередном построении Виктор Калашников объявил:
"Мы не можем мириться с тем, что коммуна превращается в бандитский притон!"
По рядам рыбаковских коммунаров прошел шум.
"Что, не нравится?" - Ребята никогда раньше не видели Калашникова таким злым, с таким жестким, мрачным взглядом изподлобья. - "Кое-кто из нас стал обычным мародером, охотящимся за всякими шмотками ради личной наживы. А их товарищи, падкие на эти шмотки, поддерживают таких мародеров. Хуже того, начали уже обзаводиться собственным оружием. Не хватает еще, чтобы мы с вами раскололись на враждующие банды!"
Виктор судорожно вздохнул:
"Короче. Все, поступающее в коммуну из экспедиций, поступает в общий фонд. Попытки присвоить что-либо из общего фонда будем расценивать как воровство у своих товарищей. Неуставное вооружение сдать сегодня до полудня. Кто сдаст добровольно - предлагаю от наказания освободить. Кто не сдаст в срок - месячное лишение права носить оружия и права выезда. Ставлю на голосование общего собрания коммуны".
Подавляющим большинством голосов предложения были приняты. Кроме того, Сухоцкий издал собственный приказ по роте народного ополчения:
"...За последнее время отмечаются случаи присвоения отдельными бойцами роты народного ополчения трофейного вооружения, добываемого во время поисковых экспедиций. Довожу до сведения бойцов, что никем не отменены нормы ранее изданных приказов, согласно которым:
- хранение и ношение нештатного оружия категорически запрещается, поскольку является преступным деянием;
- утаивание оружия и боеприпасов, найденных в поисковых экспедициях, приравнивается к воинскому преступлению.
Те, кто нарушат положения этого приказа, после вступления его в силу будут нести ответственность по всей строгости законов военного времени.
Командир роты народного ополчения
Рыбаковской коммуны,
капитан запаса Ю.Сухоцкий"
Однако, вопреки надеждам Калашникова, добровольно оружие так никто и не сдал. Не возымела действие и его угроза насчет воровства. Все больше коммунаров втягивалось в круговорот меновой торговли "престижными" вещами.
И Виктор, и Юрий были в некоторой растерянности. Происходящее таило в себе угрозу сплоченности коммуны, и действительно могло привести к ее распаду на соперничающие группировки, каждая из которых стремилась бы перетянуть куцее одеяло на себя. Но как поставить всему этому заслон? Никто из коммунаров не торопился доносить на нарушителей недавно принятого большинством голосов решения, да Сухоцкий с Калашниковым на это и не рассчитывали - доносительство на своих товарищей выглядело в их глазах не меньшим злом, тоже способным посеять свои ядовитые всходы.
Дело решил случай. Однажды ночью в дверь квартиры, которую занимали Юрий с Виктором, кто-то отчаянно забарабанил. Юрий, сумевший спросонок все же с первого раза попасть в камуфляжные штаны, подскочил к двери и распахнул ее (как и большинство других дверей в Рыбаково, она не запиралась - не от кого, ключей к дверям не было, да и замки сломаны). Чуть слышно щелкнул выключатель карманного фонарика и в пятне света показалась стоящая на пороге девчонка лет двенадцати-тринадцати, в кроссовках на босу ногу и в камуфляжной куртке прямо поверх ночной рубашки. Юрий никак не мог припомнить ее имени. Глаза ее, прищурившиеся от внезапного света, бьющего в лицо, глядели с нешуточным испугом:
"Там!" - выдохнула она, - "Драка! Парни перепились!". - Девчонка несколько раз судорожно вздохнула, пытаясь успокоить дыхание. Руки ее непроизвольно комкали на груди не застегнутую камуфляжную куртку. - "Дядя Юра! У них ножи! И пистолеты! Они к себе Юльку затащили!" - с отчаянием в голосе выкрикнула она.
"Говори толком! Где?" - перебил ее поднявшийся с кровати Виктор, торопливо натягивая кроссовки (тоже прямо на босу ногу), и нашаривая в полумраке на спинке стула свою камуфляжную куртку.
"Там, во втором корпусе! Первый подъезд, первый этаж... квартира... квартира три... кажется", - девчонка стала запинаться от неуверенности.
"Ладно, там покажешь", - бросил Сухоцкий, подхватывая автомат и крикнув уже с лестничной площадки - "Витька, поднимай дежурное отделение - и за нами!"
Когда Юрий подбежал ко второму по счету от центра поселка многоквартирному дому (который уже привыкли именовать не по его почтовому адресу, а просто - второй корпус), из ближайшего подъезда отчетливо донесся хлопок выстрела, затем второй, третий... Сухоцкий стремглав влетел в подъезд, когда чей-то пистолет жахнул еще раз. Моментально сориентировавшись, он с силой саданул в дверь ногой так, что она с грохотом врезалась в стену прихожей, и бросился в квартиру, выпуская веером длинную очередь в потолок и истошно вопя:
"Всем на пол! Ложись! Всех перестреляю, гады!"
Прямо перед ним, укрываясь за креслом, на одном колене стоял паренек с пистолетом в руке. Видимо, плохо соображая, что происходит, он не стал валиться на пол, а повернулся к Сухоцкому, направляя него пистолет. Сухоцкий резким ударом приклада выбил у него оружие, и тут же ударом ноги швырнул его на пол. Уловив краем глаза шевеление в соседней комнате, он стремительно повел стволом автомата в ту сторону:
"Лежать! Пристрелю! Оружие - на середину комнаты!" - и благоразумно отступил немного назад, в прихожую, чтобы не нарваться на пулю какого-нибудь перепившегося придурка.
На лестничной площадке раздался топот множества ног. Это подоспел Калашников с дежурным отделением.
В квартире оказался один труп, двое тяжело раненых - один в бессознательном состоянии, другой держался за живот окровавленными пальцами и тихо скулил, - и двое живых, один из них с касательным огнестрельным ранением плеча. Там же обнаружилась и полумертвая от страха девчонка со здоровенным фингалом под глазом и в разорванной почти до пояса ночной рубашке.
Немедленно проведенное расследование установило, что в этой квартире уже не первый раз устраиваются попойки. Вообще-то Юрий во время своих экспедиций за продуктами всегда приказывал уничтожать найденные запасы спиртного. Но и до него доходили слухи, что алкогольные напитки все же попадают в коммуну. Видимо, кое-кто из бойцов все же ухитрялся утаивать во время рейдов по одной-две бутылочки и притаскивать их с собой в Рыбаково. Больше того, юные дельцы уже успели сколотить запасец в несколько десятков бутылок и как раз сегодня ночью обмывали сделку с подобными же пройдохами, обменяв часть спиртного на шоколад, фруктовые и рыбные консервы, и швейцарские часы.
Выпитое ударило в голову, парни решили развлечься на всю катушку и вломились в соседнюю квартиру, вытащив прямо из постели несчастную Юльку, сопротивление которой утихомирили ударом кулака в лицо и несколькими крепкими тычками пистолетом под ребра. Но вот тут у гуляк и вышла незадача. Они никак не могли решить, кому начинать первому, а брошенный жребий вызвал обоюдные обвинения в жульничестве, тем более что обе стороны и без того терзались взаимными подозрениями в стремлении надуть друг друга при совершении нынешней сделки. После обоюдных оскорблений один из парней схватился за нож и пошло-поехало...
К утру скончался, так и не придя в сознание, один из тяжело раненых. Другой по-прежнему был в сознании, но Сухоцкий, который кое-что знал о ранениях в живот, догадывался - дела парня плохи, если не безнадежны. Оба погибших и один из взятых под стражу, как припомнил Сухоцкий, были из компании приснопамятного Леньки - того, что был убит в первый день после их выхода из убежища, и как раз из-за попытки завладеть оружием.
Утром было объявлено общее собрание коммуны. Большинство собравшихся на футбольном поле уже так или иначе было в курсе случившегося. На середине поля стояли члены Совета коммуны и приведенные под конвоем двое участников ночной драки.
"Что же это получается, товарищи мои?" - с горечью обратился Сухоцкий к стоявшим вокруг ребятам и девчонкам. - "Какую-то неделю назад вы чуть ли не все дружно проголосовали и за сдачу нештатного оружия, и за обращение всего добытого в поисковых экспедициях, без исключения, в общий фонд. Так или не так?"
Строй коммунаров ответил смущенным молчанием.
"Молчите?" - Юрий сделал короткую паузу. - "И правильно делаете. Нечего вам сказать! Вы не выполнили собственное решение. И вот итог: пьянка, попытка изнасилования, поножовщина и перестрелка. Двое убитых, один при смерти. Что делать будем, а, коммунары?" - и он обернулся на двоих подконвойных, стоящих с опущенными головами.
Раздался нестройный шум голосов:
"Лишить права на ношение оружия!"
Другие возражали: "Это за убийство-то? Маловато будет!"
"Изгнание!" - крикнул кто-то.
"К стенке!" - настаивали другие.
Сухоцкий покачал головой и поднял руку ладонью вперед, призывая к тишине.
"Не о том я вас спрашиваю. С этими-то все ясно... Как дальше жить думаете? Что сделать, чтобы вырезать эту язву? Чтобы пьяные подонки не лезли на девчонок и не палили из пистолетов по живым людям?"
"А что ясно-то?" - выкрикнули из толпы. - "С этими что делать будем?"
"С этими?" - Сухоцкий помедлил, потом жестко произнес, чеканя рубленые фразы - "По законам военного времени. За нарушение прямого приказа командира и за убийство. К высшей мере. Привести в исполнение немедленно". - Он сдернул с плеча автомат и кивком головы указал конвойным - "Вон к тем деревьям".
"А голосовать?" - раздалось сразу несколько голосов.
Сухоцкий, не останавливаясь, обернулся на голоса:
"Пока я командую ротой ополчения, мои приказы не будут предметом ни голосования, ни дискуссий" - негромким спокойным голом промолвил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Строй коммунаров расступился и двоих приговоренных конвойные подтащили к одному из больших дубов, росших вдоль края футбольного поля. Юрий стиснул зубы. Ему было мучительно жаль этих двоих недоумков. Но если посеянная ими зараза даст ростки... Об этом было страшно и подумать.
Конвоиры между тем отошли на несколько шагов в сторону от дуба. Один из двоих парней - тот самый, что был из бывшей Ленькиной компании - вдруг в два прыжка отскочил от дуба, приблизился к конвоирам, ударил не ожидавшего нападения парня ногой в пах и сорвал с его плеча автомат, судорожно рванув рукоятку затвора.
"Всем стоять! Положить оружие! А не то как сейчас полосну по строю!" - визгливо завопил он.
Сухоцкий первым аккуратно опустил автомат на вытоптанную траву. Его примеру последовали трое конвоиров.
Вооружившийся парень осторожно нагнулся, подхватил с земли ближайший к нему автомат и бросил его своему подельнику. Затравлено озираясь, они попятились за деревья, потом по очереди перемахнули невысокий забор, окружавший футбольное поле, а затем юркнули в калитку одного из множества пустующих домов и скрылись на заднем дворе.
Сухоцкий уже подхватил свой автомат и стремглав кинулся вдогонку. Следом за ним сорвались с места двое сохранивших оружие конвоиров. Юрий не стал соваться в калитку, а с ходу перевалился через забор и обогнул дом, за которым скрылись беглецы, с другой стороны. Те как раз выскочили за забор, выходивший к берегу залива. Жиденький плетень едва доходил до уровня груди, и Сухоцкий не стал бежать дальше. Несколько раз глубоко вздохнув, чтобы успокоить дыхание, он опустил ствол автомата на ветку яблони и прицелился. Метров 50 или чуть больше... Короткая очередь - и одного из беглецов как-то странно повело в сторону, потом он запнулся и упал. Другой обернулся и вскинул автомат, без счету расходуя патроны. Недалеко от Юрия вжикнуло несколько пуль, задевая о ветви деревьев. Он вновь прицелился, и тут заговорили автоматы двух конвойных, как раз в этот момент выскочивших на задний двор.
Не обращая на это внимание, Юрий тщательно выровнял прицел. Дробь четырех автоматных стволов слилась в сплошной оглушительный треск, а затем все разом смолкло. Юрий подскочил поближе. Двое конвойных уже стояли над убитым, который получил две или три пули в левое легкое, и теперь лежал лицом вниз, а вокруг его головы на пыльной песчаной тропинке расплывалось большое кровавое пятно. Второй лежал немного поодаль. Он получил пулю пониже правой лопатки, и похоже, сумел как-то проползти несколько шагов. Даже сейчас его левая рука судорожно цеплялась за высокую пожухлую траву, которой порос берег залива, и слегка подергивалась в последних конвульсивных попытках подтянуть тело еще чуть-чуть вперед. Сухоцкий скрипнул зубами, скривился и выстрелил ему в затылок, оборвав мучения.
Глянув на конвойных, Юрий заметил, что правый рукав рубахи одного из них медленно пропитывается кровью.
"Зацепило?" - спросил он.
"Где?" - сначала не понял паренек, а потом схватился здоровой рукой за раненое место, болезненно сморщился и прошипел - "у-у, ебитская сила...". Потом справился с собой и сквозь сцепленные зубы процедил - "Кажись, касательное".
На задний двор тем временем выскочило несколько человек с автоматами во главе с Виктором Калашниковым. Сухоцкий скомандовал:
"Ты давай-ка со своей рукой шагом марш в медпункт к Елизавете Ахметовне, а вы" - он обернулся ко вновь прибывшим, - "унесите и заройте трупы".
Настроение как у Сухоцкого, так и у Калашникова было отвратительное. Шутка ли - пришлось застрелить двоих своих бойцов. Еще двое поубивали друг друга ночью, и один при смерти. Никакой войны, никаких бандитов, и в одни сутки сразу такие человеческие жертвы! Сухоцкого едва ли не трясло от пережитого, и речь перед коммунарами, вновь выстроившимися на футбольном поле, держал Виктор.
"Стыдно! Стыдно, друзья! Что, так и будем губить друг друга в пьяной поножовщине и перестрелках из-за водки и девочек? Вот лишим мы сейчас мужскую половину права ношения оружия, а девчонкам выдадим его для постоянного ношения с правом расстрела на месте любой пьяной морды, что вы тогда запоете?" - с плохо сдерживаемой яростью вопрошал Калашников
По рядам прошел громкий ропот.
"Что, не нравится?" - язвительно заметил Виктор. - "Тогда сами поддерживайте дисциплину, черт вас возьми! Мы с вами все вместе несем ответственность за дела коммуны. Пьянство, хулиганские выходки, воровство из фондов коммуны пресекайте сами, не ждите, что капитан Сухоцкий или я будем делать за вас всю грязную работу, а вы крутить носами и презирать нас за это. И запомните - я словами не бросаюсь. Не сумеете своими силами навести порядок, я таки исполню свою угрозу!"
Он помолчал немного, успокаиваясь, и уже более мягким тоном продолжил:
"А что касается часов, аудио-видео, духов, косметики и всяких модных тряпок - никто же у вас этого не отнимает. Все равно ведь все, что мы привозим, достанется вам, никуда не денется. Но разве правильно, когда все это достается тому, кто первым хапнул или изловчился утаить от товарищей, а не тем, кто больше для товарищей сделал, кто больше поработал для нашей коммуны? Что же мы, ловкачам и пронырам будем потворствовать? Или лучше все же вознаграждать достойных?" - Калашников оглядел притихшие ряды коммунаров.
"А кто вознаграждать-то будет? Кто достойных будет назначать?" - загалдели из строя.
"А решать это будете вы сами" - подвел черту Виктор. - "Кого сочтете достойным, тому и будете вручать вещи из наградного фонда, куда будет поступать все, что не зачисляется в фонд первоочередных потребностей. И делить на эти фонды тоже будете вы. Как решите, так и будет. В общем, жизнь у нас пойдет так, как вы сами ее устроите. Устроите пьяный бардак - винить будет некого, кроме самих себя".
Одна из экспедиций Сухоцкого принесла большую удачу - целенький передвижной армейский дизель-генератор. Теперь появилась возможность дать поселку электрическое освещение, запустить в работу холодильники и прочую бытовую технику, пустить насосы водопроводной сети, включить станки... Но первоначальные планы пришлось сильно урезать - пока не хватало горючего. Оно было нужнее для другого, в том числе и для долгосрочного решения проблем с продовольствием.
Виктору удалось договориться с несколькими десятками семей в Зеленодольське, и кое с кем в селениях неподалеку от него, что они организуют крестьянский кооператив. Группа ребят под командой Виктора собрала из разных мест трактора и сельхозмашины, запас семян, немного горючего и раздала это крестьянам
Но в июне бандиты вновь наведались в Зеленодольск - на этот раз большой группой. Множество семей пострадало от рук бандитов. Хотя у большинства было припасено кое-какое оружие, бандиты быстро подавили сопротивление. Среди жителей были убитые, изнасилованные и избитые до полусмерти. И тогда было решено разместить в Зеленодольске усиленный взвод народного ополчения, а заодно устроить там перевалочную базу. Тридцать два человека во главе с Юрием Сухоцким и две бронемашины были отправлены в Зеленодольск.
Глава 4. Первый Зеленодольский бой.