Я бы хотел вернуться к тому, с чего начали. Существует безусловная проблема увековечивания памяти погибших красноармейцев и командиров Красной Армии в польском плену и даже, более того, до того, как они попали в концентрационные лагеря. И, разумеется, есть проблема изучения этого вопроса с точки зрения совершения военных преступлений со стороны польского государственного и военного руководства.
К сожалению, расследование гибели наших красноармейцев шло и идёт ни шатко, ни валко.
По нашим подсчётам, в 1920 году было пленено приблизительно 216 тысяч красноармейцев, из которых в лагеря попало чуть больше 160 тысяч. То есть ещё до того, как красноармейцы попали в лагеря, они уже по дороге умерщвлялись. Может быть, кто-то бежал, я согласен. Но вы сами понимаете, что это будет меньшая часть от тех, кто погиб уже при транспортировке в лагеря.
Кровь стынет в жилах, и волосы встают дыбом, когда читаешь документы, как обращалась польская администрация этих лагерей с нашими военнопленными. Мне не хочется здесь всё это повторять, но вот нам представляют документы, что при эксгумации расстрелянных польских офицеров находят награды, деньги, фотографии, портсигары, блокноты, дневники… А наши военнопленные находились без верхней одежды. Их никто толком не кормил. Они умирали тысячами от дизентерии, в собственных испражнениях. Приезжавшие польские руководители военной медицины, начальник санитарной службы польской армии был в ужасе от того, что он увидел, и писал по этому поводу доклады. Людей засекали насмерть колючей проволокой. Расстреливали без суда и следствия просто потому, что не так ответили, не так что-то сказали. Без каких-то там разбирательств. Когда живое животное — кота — зашивали живому человеку в живот… И многое-многое другое.
Есть факты, за которые пытались привлекать даже польских офицеров к какой-то ответственности, но никто ответственности не понёс. И тому есть документы, в том числе и у поляков есть эти документы.
Почему-то эти все вопросы как-то ушли. Всех обеспокоили и беспокоят судьбы польских офицеров. Безусловно, жаль людей, которые пострадали, погибли безвинно. Ну а десятки тысяч наших соотечественников? И мы списков не имеем, толком найти следы, где они похоронены, не можем. Есть порядка десяти мест захоронений, которые поляками признаются. Какие-то там скромные на них таблички есть, но в основном мы не знаем даже, где они находятся. Людей использовали, как скот, запрягали в бочки с испражнениями, чтобы они их таскали. Издевательства были совершенно нечеловеческие. Это всё вопросы, которые, конечно, надо увязывать. И понимать… Не противопоставлять, что вы так, а мы — так.
А что касается Катынской трагедии, то я придерживаюсь точки зрения, которую высказывал: какая-то часть пленных по приговорам была расстреляна органами НКВД. Видимо, это порядка трёх тысяч двухсот человек, а остальные частично умерли, а частично были расстреляны уже немцами, видимо, после строительства ими знаменитого бункера или просто так.
А. Н. КОЛЕСНИК, доктор исторических наук
Мне дважды приходилось по вопросу Катыни разговаривать с Кагановичем, и, возможно, я был единственным человеком, которому он отвечал. Первый раз мне поручил этот вопрос задать начальник Института военной истории Павел Андреевич Жилин, где я был старшим научным сотрудником, потом меня, уже начальника отдела, посылал к Лазарю Моисеевичу Д. А. Волкогонов, начальник института. Валентин Михайлович Фалин лично меня просил осуществить секретную запись разговора, рассказа Лазаря Моисеевича Кагановича по Катыни по определённому опроснику, который был передан никем иным, как Александром Николаевичем Яковлевым. Говорю об этом прямо, потому что были свидетели, которые в этот момент присутствовали.
Лазарь Моисеевич Каганович однозначно сказал по расстрелу поляков: «Мы ни в коем случае не отождествляли польский народ с теми, кто понес наказание. Было расстреляно 3196 человек. Это те, кто был задействован в карательных органах, в органах управления и непосредственно участвовал в уничтожении наших красноармейцев, а также те, кто совершил воинские преступления, работал в разведорганах». Он также сказал, что на территории нахождения польских военнопленных различными странами проводилась работа по поднятию восстания против Советской власти. Это, говорит, известно всем. Когда я ему передал непосредственно вопрос, который ему хотели бы задать ранее названные мною лица, он ответил, что, дескать, понимаю, речь идёт о будущем развале нашего государства. Присутствовала, кстати, дочь Майя Лазаревна, она всё время его одёргивала: мол, не надо тебе говорить. Он ответил: я это прекрасно понимаю, казна пуста, власть всё разворовывает, и поэтому есть только одна возможность — разрушить государство. Мне, говорил, очень жаль, что мы столько вложили труда, столько сделали для того, чтобы поднять государство, а сейчас оно идёт к краху. Я тогда ещё очень удивился, но потом этот вопрос задал Волкогонову. Волкогонов мне прямо сказал: «Будет смена власти. И сейчас идёт подготовка. Я был у Бурбулиса». Он называл Оренбург или где-то там. И он мне конкретно сказал, что сейчас активно разрабатывается идея, по которой СССР не будет, будет одна Россия, и сейчас идёт делёж портфелей, делёж власти и делёж того, что можно приватизировать. Я ещё спросил, каким образом? Он ответил: мол, если какой-то первый секретарь не выполнит эту команду, то он останется ни с чем и его выкинут. Так оно и произошло.
Я задавал вопросы по количеству расстрелянных нами военнопленных очень разным людям. Задавал начальнику аналитической службы КГБ. Он владеет полностью информацией, живой сейчас, здравствующий. Он сказал, что чуть больше трёх тысяч, это однозначно. Я задавал этот вопрос и Филиппу Денисовичу Бобкову, руководителю КГБ СССР, он тоже подтверждал: около или чуть больше трёх тысяч. Цвигун мне подтверждал эту цифру. Теперь ГВП и поляки довели её до 21–22 тысяч.
Здесь, за «круглым столом», уже говорилось о пленении поляками в 1920 году более ста тысяч российских красноармейцев, о жестоком отношении к ним поляков, об их фактическом истреблении. Действительно, мало кто вернулся в Россию из плена — многие были убиты, умерли от голода, избиений и пыток.
Моим научным руководителем по кандидатской диссертации был Николай Александрович Антипенко, доктор исторических наук. Он был заместителем командующего 1-го Белорусского фронта по тылу. И вот он мне рассказывал, что когда советские войска в 1944 году вошли в Польшу, то 18 бойцов, которые когда-то были в польских лагерях, просто пришли в ярость и из чувства мести рвались в те места, где их когда-то содержали. Они, кстати, узнали там и некоторых представителей администрации, которые тогда были живы. Пришлось силой их утихомиривать, чтобы их чувство мести не выплеснулось в расправу над поляками. Польское руководство тогда клятвенно заверило, что будут поименно восстанавливать списки всех погибших красноармейцев. Будут установлены памятники, будет установлен храм, в котором воздадут все необходимые покаяния. Но до этого так и не дошло…
Где-то год назад Валентину Михайловичу Фалину, кстати в присутствии свидетелей, я задал вопрос: «Валентин Михайлович, вы мне говорили в 1988 году о том, что вы поименно восстанавливали списки». Он ответил, что да, восстанавливал, но, к сожалению, после того, как в августе 1991 года в его кабинет ворвались бунтовщики, собранные им списки, все тома, пропали. А тот сотрудник, который работал по их составлению, к сожалению, был убит.
Кстати, вопрос о Катыни я задавал тому же Фалину. Ведь в своё время Леонид Митрофанович Замятин мне в присутствии свидетелей сказал, что Валентин Михайлович Фалин сфальсифицировал запрос на имя начальника Главного управления Комитета госбезопасности В. П. Пирожкова о допуске его к катынским архивным документам. Он ознакомился с ними, но получился острый конфликт с руководством. Валентина Михайловича сняли с должности, отправили в Германию, но там тоже произошёл конфликт по поводу его пребывания. Сейчас он считает, что Катынь — это большая польская провокация. Но и он, и Яковлев оказались вовлечены в этот процесс.
О катынской провокации Волкогонов мне сказал следующее: ты знаешь, мы хотели сначала Валенберга раскрутить, но это слишком мелко, а здесь Катынь, она ведь в такой неопределённой ситуации находится — ни там, ни тут, — и её можно как угодно преподнести. Меня это очень возмутило. И я задал ему вопрос: «Дмитрий Антонович, вы какую цель перед собой ставите?». А ты знаешь, говорил он, я являлся начальником Управления спецпропаганды и агитации по разложению войск, населения противника, но отец мой был (сейчас у меня вылетело из головы наименование лагеря) расстрелян как активные борец с Советской властью. И я имею большие претензии к этой власти. Тот же вопрос я задал Фалину: «Валентин Михайлович, а у вас нет претензий к этой власти?». А он отвечает, что 14 его ближайших родственников тоже пострадали от Советской власти, потому он и согласился с катынской провокацией.
Поляки в войне с немцами не сумели проявить себя как нация. Они сдались. Немцы за неделю, за две прошли по Польше, как по маслу. Какая там у них армия? Теперь они заявляют, что разгромили бы гитлеровцев, если бы им не помешали Советы…
С. Э. СТРЫГИН, историк, координатор международного проекта «Правда о Катыни»
До 2005 года независимое расследование истинных обстоятельств Катынского дела проводилось вне каких-либо официальных организационных форм, силами лишь отдельных энтузиастов-одиночек, таких, как смоленский историк Леонид Котов, в советское время член Смоленского обкома КПСС Эдуард Репин, заместитель редактора «Военно-исторического журнала» подполковник А. С. Сухинин, публицист Юрий Мухин и другие. Их исследования катынской темы носили эпизодический характер, а результаты работ встречались брезгливым пренебрежением со стороны официальной исторической науки и высокомерным молчанием со стороны средств массовой информации.
Лишь изредка авторам удавалось публиковать отдельные работы в малотиражных специализированных изданиях типа «Военно-исторического журнала» и краеведческого альманаха «Край Смоленский» или же издавать небольшим тиражом за собственный счет, как это сделал Юрий Мухин со своей книгой «Катынский детектив». Однако даже эти единичные публикации, сумевшие преодолеть барьеры политической цензуры, вызвали огромный интерес у читателей и не позволили фальсифицированной версии Катынского дела окончательно утвердиться в общественном мнении.
С 2005 года независимое расследование приобрело организационно-правовые формы международного Интернет-проекта «Правда о Катыни». Использование современных информационных возможностей Интернета позволило выйти на новый, качественно более высокий уровень расследования. Исследователи получили удобный источник информации по теме, возможность практически мгновенной публикации своих работ для целевой аудитории, а также постоянно действующую дискуссионную площадку для обмена мнениями и критического анализа уже опубликованных материалов.
Важно подчеркнуть, что в проекте «Правда о Катыни» могут принимать участие все заинтересованные лица вне зависимости от их национальности, государственной принадлежности, политических взглядов, поддерживаемых ими исторических концепций или личной позиции по Катынскому делу.
В настоящее время независимое расследование ведётся в четырёх основных направлениях:
— выявление наиболее содержательных публикаций по Катынскому делу и размещение их в свободном доступе в Интернете;
— поиск живых свидетелей и документирование их рассказов, выявление и размещение в свободном доступе ранее не публиковавшихся свидетельств;
— поиск неизвестных или малоизвестных документов по теме и введение их в нормальный научный оборот;
— обработка, исследование и критический анализ выявленных материалов.
Остановлюсь вкратце на наиболее важных и интересных результатах по каждому из направлений.
На данный момент самыми крупными достижениями «Правды о Катыни» по данному направлению деятельности можно считать перевод в электронный вид и публикацию в 2005 году в свободном доступе на сайте «Правда о Катыни» документов «закрытого пакета № 1» Политбюро ЦК КПСС по Катынскому делу. Не менее важным результатом мы считаем также перевод в электронный вид и последующее размещение в Интернете немецкого сборника 1943 года «Amtliches Material zum Massen-mord von Katyn» («Официальные материалы о массовом убийстве в Катыни»), поскольку данная книга является раритетной, до недавнего времени хранилась в спецхранах в единичных экземплярах и весьма труднодоступна даже для профессиональных историков. Обе эти публикации привлекли пристальное внимание специалистов по Катынскому делу как у нас в стране, так и за рубежом.
Из других публикаций на интернет-ресурсах «Правда о Катыни», вызвавших большой интерес у читателей, следует отметить впервые выложенные в открытый доступ в Интернете сборники документов «Катынь. Пленники необъявленной войны» (М., 1999) и «Катынь. Март 1940 — сентябрь 2000 г.» (М., 2001), книгу Францишка Гаека «Катынские доказательства» (Прага, 1946; переведена участниками проекта на русский язык) и монографию Фрэнка Фокса «Глаз бога» (Вестчестер, 1999), содержащую уникальные трофейные материалы немецких аэрофотосъемок территории Козьих Гор и прилегающих районов 1941–1944 годов.
В планах редакции «Правды о Катыни» — публикация русского перевода «Официальных материалов массового убийства в Катыни», немецких материалов 1939–1940 годов о «Бромбергской резне», немецкого сборника 1943 года «Amtliches Material zum Massenmord von Vinniza», сборника документов «Польское подполье на территории Западной Украины и Западной Белоруссии. 1939–1941 гг.» и др.
Вот несколько примеров наиболее содержательных свидетельств об истинных обстоятельствах Катынского дела, выявленных участниками независимого расследования:
Илья Кривой, 1921 года рождения. В 1939–1941 годах — курсант Смоленского стрелково-пулеметного училища. Летом 1940 года и в начале лета 1941 года неоднократно встречал группы подконвойных польских офицеров на дорожных работах по ремонту Витебского шоссе в районе дер. Дубровенка и во время их перевозки по Витебскому шоссе на автомашинах в направлении Смоленска и обратно. По его словам, офицеры и политработники училища категорически запрещали курсантам общаться с пленными поляками и даже просто близко приближаться к работающим на Витебском шоссе группам польских пленных.
Ксенофонт Агапов, 1922 года рождения. Бывший спектрометрист металлургического завода № 95 в Кунцево. С 31 октября по 26 ноября 1941 года ехал из Москвы до г. Верхняя Салда Свердловской области в одном эвакуационном эшелоне вместе с примерно 80 пленными польскими офицерами, сумевшими уйти из лагеря под Смоленском. Пленные поляки были сильно истощены, поскольку, по их рассказам, около двух месяцев пешком выходили из района Смоленска за линию фронта в советский тыл. В результате три польских офицера за время пути от Москвы до Свердловской области умерли от голода и болезней, их трупы были сняты с поезда и захоронены где-то на пристанционных кладбищах.
Кристина Щирадловская-Пеца (Krystyna Szczyradlowska-Peca), 1927 года рождения, дочь польского полковника Бронислава Щирадловского из «украинского» катынского списка. В мае 1946 года репатриировалась из СССР в Польшу. Во время длительной остановки поезда с репатриируемыми поляками вблизи станции Катынь посетила вместе с другими пассажирами эшелона раскопки большой братской могилы с телами расстрелянных польских офицеров, расположенной к северу (!) от железной дороги Смоленск-Орша. Напомню, что Козьи Горы находятся к югу от железной дороги, за Витебским шоссе. Смоленскими участниками проекта «Правда о Катыни» был выявлен живой свидетель, житель пос. Катынь, который будучи подростком наблюдал в мае 1946 года эксгумацию этого захоронения. По его словам, трупы после той эксгумации никуда не вывозили, а перезахоронили на прежнем месте.
Дарья Иванова, 1914 года рождения. В 1930–1940 годах — работница Смоленского льнотреста. В 1943–1946 годах проживала вблизи смоленского льнозавода в пос. Серебрянка. Летом 1944 года лично присутствовала при начале эксгумации массового захоронения польских военнослужащих, расстрелянных немцами в августе 1942 года. Могила располагалась рядом с северной обочиной Витебского шоссе в 1–1,5 км западнее льнозавода. По словам Д. Ивановой, трупы из этой могилы после эксгумации перевезли и перезахоронили рядом с «общим большим захоронением на правом берегу Днепра» (так жители Серебрянки называли тогда урочище Козьи Горы).
Вацлав Пых (Waclaw Pych), 1906 года рождения. С 18 сентября 1939 года по июль 1941 года находился в советском плену. Содержался в Ровенском и Львовском лагерях для военнопленных, сотрудничал с лагерной администрацией. Весной 1940 года был завербован НКВД. По его словам, летом 1941 года после окончания конвоирования военнопленных поляков из Львовского лагеря в Старобельск, был командирован в польские офицерские лагеря под Смоленск для организации их эвакуации. Прибыл в лагерь № 2-ОН за несколько часов до захвата его немецкими войсками. Вместе с другими польскими заключенными этого лагеря попал в немецкий плен. Через некоторое время был расстрелян немцами в Козьих Горах, но случайно остался жив, сумел выбраться из общей могилы и, несмотря на огнестрельное ранение головы, добрался до расположения советских войск. Служил в армии Андерса. Утверждает, что в 1944 году в Италии польские контрразведчики застрелили как нежелательного свидетеля катынских событий его коллегу по лагерю № 2-ОН Роланда Мерского, попытавшегося сообщить английским властям об истинных обстоятельствах захвата немцами лагеря № 2-ОН, и пытались убить самого Пыха. Показания Пыха требуют критического отношения, поскольку через несколько недель после написания они были переписаны «задним числом», предположительно с целью исключения из них имён конкретных сотрудников НКВД и фактов, выходящих за рамки версии комиссии Бурденко.
Валентин Свидерский. Подростком пережил немецкую оккупацию. Когда в 1943 году немецкие оккупационные власти демонстрировали местным жителям пропагандистский фильм о Ка-тыни, Свидерский, до войны увлекавшийся филателией, обратил внимание на попавший в кадр почтовый конверт, найденный в кармане трупа одного из польских офицеров, якобы расстрелянных весной 1940 года. На конверт этого письма была наклеена советская юбилейная почтовая марка, выпущенная в ноябре 1940 года к 20-летию штурма Перекопа Красной Армией. Рассказал о данном факте своим друзьям и знакомым, вместе с которыми потом много раз ходил на показы этого фильма, внимательно рассматривая вместе с ними марку и обсуждая увиденное. Слух о марке широко распространился среди местных жителей и стал известен немецкой полиции, после чего показы пропагандистских фильмов о Катыни сразу же прекратились.
Александр Богатиков. В 1943 году отбывал наказание в исправительно-трудовом лагере НКВД на Дальнем Востоке. По его словам, вместе с ним в этом же исправительно-трудовом лагере сидел поляк из Осташковского лагеря для военнопленных, рассказавший, как в начале 1940 года среди поляков в Осташкове отбирали специалистов по радиоделу, а остальных весной 1940 года отправили в Мурманск.
Нина Воеводская, 1927 года рождения. В 1930–1940 годах проживала в пос. Катынь Смоленской области. В апреле 1940 года наблюдала на станции Гнёздово эшелон из 15 тюремных вагонов с польскими военнопленными, улыбавшимися и махавшими ей рукой из зарешеченных окон. Весной 1943 года лично видела на улице в дер. Борок огромные металлические чаны, в которых местные жители под руководством немцев вываривали на кострах кости расстрелянных польских офицеров. По её словам, найденные на трупах предметы и личные вещи в Борке складывали не в бумажные конверты, как в Козьих Горах, а в небольшие деревянные ящички с надписями на немецком языке. По словам Воеводской, тела возили в дер. Борок из Козьих Гор на телегах. Трупы были хорошо сохранившимися, одежда целой, сукно не разложилось, особой белизной поражали шарфы на шеях погибших.
Теофил Рубасиньский (Teofil Rubasihski), 1922 года рождения. В настоящее время считается в Польше первооткрывателем катынских могил. В 1941–1942 годах служил кузнецом в немецком ремонтно-восстановительном поезде № 2005 («Bauzug 2005»), дислоцировавшимся в Смоленской области недалеко от станции Гнёздово. В конце марта 1942 года к работавшим в поезде полякам подошла местная жительница и сообщила, что в Козьих Горах захоронены 3500 расстрелянных польских офицеров. Беседой поляков с местной жительницей немедленно заинтересовался немец, с которым они работали. Велев полякам перевести содержание разговора на немецкий язык, он поспешил их успокоить, заявив, что рассказ местной польки о расстрелянных польских офицерах — «ерунда» и что «ваши офицеры сидят в немецких офлагах и вернутся домой, когда кончится война». В качестве доказательства своей правоты женщина на следующий день принесла полякам офицерскую фуражку подпоручика пехоты по фамилии Качмарек (Kaczmarek) из Владимира-Волынского, которую тот выбросил в момент пересадки из поезда в машину. Эту фуражку поляки отдали начальнику поезда немцу Заунеру, который отнес её в штаб немецких железнодорожных войск на станции Гнёздово. Заунер вернулся из Гнёздово с информацией от своего начальства, что на самом деле это Советы возили оттуда заключенных на расстрел в лес. Часть поляков, работавших в «Bauzug 2005», в виновность СССР не поверила, и из-за этого между поляками даже начались ссоры. Рубасиньский и Ваховяк (ещё один поляк из этого поезда) в ближайший выходной день взяли лопаты и кирку и пошли искать трупы расстрелянных польских офицеров. Указанная местной жительницей территория была огорожена, но со стороны Гнёздово Рубасиньскому и его коллегам удалось проникнуть за ограждение. На огороженной территории они почти сразу наткнулись на хорошо заметную четырехугольную насыпь, оказавшуюся братской могилой. В этой могиле на небольшой глубине лежали трупы, но не польские, а в каких-то других мундирах. Рубасиньский и его спутники по каким-то признакам пришли к выводу, что там были захоронены румыны, латыши и эстонцы. Вышли из леса обратно и встретили местного жителя Парфёна Киселёва, который за сигарету показал им «польскую» могилу, находившуюся на огороженной территории примерно в 800 метрах от «румыно-латышско-эстонской». Показанная Киселёвым «польская» могила была больше по площади и тоже возвышалась над окружающей местностью. Земля на «польской» могиле ещё не до конца оттаяла — пришлось воспользоваться киркой. Трупы и здесь лежали совсем не глубоко — буквально через пару ударов киркой наткнулись на тела польских майора и капитана. Рубасиньского удивило, что мундиры и знаки различия на трупах польских офицеров были «в очень хорошем состоянии».
Лазарь Каганович, 1893 года рождения. Член Политбюро ЦК ВКП(б) с 1930-го по 1952 год, член Президиума ЦК КПСС с 1952-го по 1957 год. В 1985 году рассказал военному историку А. Н. Колеснику об истинном количестве польских граждан (3196 чел.), направление уголовных дел которых в советские суды и военные трибуналы с вероятным приговором к ВМН весной 1940 года было санкционировано решением Политбюро. Также сообщил, что большинство расстрелянных в Катыни польских граждан были не поляками, а польскими этническими евреями, привезёнными немцами под Смоленск с территории генерал-губернаторства.
Михаил Горбачёв, 1931 года рождения. Генеральный секретарь ЦК КПСС с 11 марта 1985-го по 23 августа 1991 года. Написал в своих официальных мемуарах «Жизнь и реформа» и неоднократно повторял позднее в публичных интервью, что впервые увидел документы «закрытого пакета № 1» о расстреле польских граждан лишь в декабре 1991 года. По его словам, до декабря 1991 года в «закрытом пакете» Политбюро ЦК КПСС по Катыни лежали совсем другие документы, подтверждающие виновность немецкой стороны в катынском расстреле.
В ближайшей перспективе участники проекта «Правда о Катыни» намерены продолжать уделять особое внимание поиску живых свидетелей Катынского дела и документированию их показаний, поскольку через несколько лет проводить эту работу будет уже не с кем.
Участники проекта «Правда о Катыни» обращаются ко всем читателям с просьбой присылать в редакцию любые свидетельства и рассказы очевидцев о Катынском деле, а также любую другую содержательную информацию об этом деле.
В ходе независимого расследования была получена информация о наличии в ряде российских архивов на секретном хранении огромного количества архивных документов об истинных обстоятельствах Катынского дела.
Самый крупный массив таких документов, наиболее полно отражающих все основные аспекты Катынского дела, находится на спецхранении в Архиве Президента Российской Федерации. Второй по важности является коллекция документов, в первую очередь трофейных немецких, в 1987 года изъятая группой военных архивистов под руководством бывшего начальника Военно-научного управления М. А. Гареева из ЦАМО (г. Подольск) и других архивов и помещённая по инициативе Горбачёва на спецхранение в Особый архив Генерального штаба ВС СССР. Исчерпывающая информация об истинных обстоятельствах Катынского дела имеется также в фондах Центрального архива ФСБ.
Крупные массивы архивных документов об истинных обстоятельствах Катынского дела находятся на спецхранении и в некоторых других ведомственных и государственных архивах России. Среди них наибольший интерес представляет массив документов межведомственной Координационной комиссии по Катынскому делу, работавшей при МИД СССР в 1952–1953 годах, и подлинные статистические данные о репрессиях в отношении польских граждан за период с 17 сентября 1939 года по 30 июля 1941 года, хранящиеся в ведомственном архиве Генеральной прокуратуры РФ и Государственном архиве Российской Федерации.
12 мая 2009 года на плановой встрече представителей думской фракции КПРФ с Президентом Российской Федерации руководителем фракции Г. А. Зюгановым было лично передано Д. А. Медведеву официальное письмо с просьбой о рассекречивании архивных документов, содержащих сведения об истинных обстоятельствах Катынского дела, в первую очередь коллекции документов, помещенной в 1987 году на спецхранение в Особый архив Генерального штаба ВС СССР. Через несколько дней состоялась личная встреча Зюганова и Медведева. На этой встрече Президент РФ продемонстрировал свою осведомленность об истинных обстоятельствах Катынского дела, однако заявил, что политическое решение по данной проблеме в прошлом уже было принято и что радикальное изменение этого решения в настоящее время представляет определенные сложности для официальных российских структур. В ответ Зюганов предложил поручить выявление истинных обстоятельств Катынского дела общественности. Медведев согласился с этим предложением.
В конце мая — начале июня 2009 года письмо с просьбой о проведении рассекречивания документов Катынского дела и положительной резолюцией Медведева было разослано в соответствующие российские архивы. Однако руководители архивов по политическим мотивам уклонились от исполнения просьбы Президента РФ. Единственным реальным результатом стало рассекречивание по инициативе начальника военно-научного управления РФ генерал-полковника Анатолия Ноговицина двух второстепенных документов Политуправления 1-го Украинского фронта, содержащих свидетельства граждан Германии, косвенно доказывающие виновность немецкой стороны в Катынском расстреле.
В сложившихся условиях, при отсутствии содействия независимому расследованию истинных обстоятельств Катынского дела со стороны высшего политического руководства России, руководства Росархива и руководителей российских архивов единственным легальным методом поиска документов по Катыни остается самостоятельный поиск их исследователями в открытых фондах общедоступных российских архивов.
Однако при проведении этой работы приходится учитывать то обстоятельство, что архивы СССР, Польши и других стран неоднократно подвергались политическим кампаниям по дополнительному засекречиванию и изъятию документов, имевших какое-либо отношение к Катынскому делу. Поэтому при поиске в архивах документов по Катыни мы вынуждены руководствоваться принципом: «Отсутствие информации само по себе является информацией». Параллельно с поиском конкретных документов по теме приходится также выявлять подозрительные «лакуны» в массивах рассекреченных документов.
К примеру, по неизвестной причине в фонде Главного управления аэродромного строительства НКВД в ГАРФе отсутствуют объяснительные записки от начальников трех лагерных отделений Вяземлага — Смоленского, Купринского и Краснинского асфальто-бетонных районов — об обстоятельствах эвакуации летом 1941 года личного состава и техники. По всем остальным девяти АБР Вяземлага такие записки есть, а по трём указанным — нет! С учетом точного совпадения мест дислокации Смоленского, Купринского и Краснинского АБР с указанными в материалах комиссии Бурденко местами дислокации «лагерей особого назначения» № 1-ОН, № 2-ОН, № 3-ОН, изъятие объяснительных записок начальников этих АБР из общего массива документов Вяземлага следует признать косвенным доказательством факта содержания «катынского» польского контингента в этих трёх АБР.
Аналогичная «лакуна» выявлена в Российском государственном военном архиве в фонде 136-го отдельного батальона конвойных войск НКВД. Из массива рассекреченных документов батальона изъят архивный том с проектами приказов по данной воинской части за период с 15 марта по 12 июня 1941 года. Предположительной причиной изъятия именно этого тома (так называемой «книги проектов приказов») является перевод бойцов 2-й роты 136-го батальона с внешней охраны Козельского лагеря НКВД для военнопленных на внешнюю охрану Катынского исправительно-трудового лагеря Вяземлага («лагеря № 2-ОН», по терминологии комиссии Бурденко). Изъяты также многие оперативные приказы по 136-му отдельному батальону за 1940–1941 годы, причём именно за те периоды, когда батальон занимался конвоированием польских военнопленных или внешней охраной Катынского лагеря.
Депутатом Государственной Думы РФ В. И. Илюхиным выявлен факт изъятия в 1964 году из хранящихся в Информационном центре УМВД по Пензенской области архивных фондов Вяземского исправительно-трудового лагеря НКВД всех документов, касающихся заключенных, содержавшихся в 1940–1941 годах в Смоленском, Купринском и Краснинском асфальто-бе-тонных районах Вяземлага. Документы были вывезены из Пензы в Москву, где их следы затерялись. По некоторым данным, вывезенные в 1964 году из Пензы документы о польском контингенте Вяземлага периода 1940–1941 годов были помещены на спецхранение в Центральный государственный архив народного хозяйства СССР (ныне — Российский государственный архив экономики), откуда они были вторично изъяты в 1996 году и направлены на спецхранение в Архив Президента Российской Федерации.
Доктором исторических наук Ю. Н. Жуковым в АПРФ при просмотре подборки документов, подготовленных в 1992 году для «дела КПСС» в Конституционном Суде, была обнаружена ксерокопия подлинного письма Берии в ЦК ВКП(б) с предложением о расстреле 3196 польских преступников. К сожалению, Жукову не удалось тогда получить копию этого важнейшего документа.
Одной из самых интересных документальных находок, сделанных участниками проекта «Правда о Катыни», является обнаружение независимым исследователем Г. Спаськовым в Российском государственном военном архиве двух рассекреченных оперативных сводок за 1941 год 55-го полка войск НКВД по охране особо важных объектов. Из содержания этих сводок частично прояснилась судьба примерно 6000 военнопленных полицейских из Осташковского лагеря. Выяснилось, что в январе-феврале 1941 года их перебросили в район Беломоро-Балтийского канала (предположительно в Маткоженский исправительно-трудовой лагерь НКВД на строительство Маткоженской ГЭС), а в первых числах июля 1941 года, уже после начала войны, стали небольшими партиями конвоировать через Пудож в направлении Архангельска.
Также весьма интересной находкой следует признать циркуляр НКВД СССР № 245сс от 18 сентября 1941 года «О порядке освобождения польских граждан». Данный циркуляр доказывает, что амнистия 12 августа 1941 года не была всеобщей и существовал контингент польских граждан, вообще не подлежавший освобождению, — осужденные по «бытовым» статьям УК польские уголовники, родственники находившихся на нелегальном положении членов ОУН, провокаторы в польской компартии и комсомоле. Весьма ограниченно (лишь при наличии персонального заключения ГУГБ НКВД СССР о целесообразности освобождения) освобождались по амнистии от 12 августа 1941 года осуждённые за шпионаж и подследственные по статьям о шпионаже. Кроме того, в этом циркуляре есть ссылки на три директивных письма НКВД от 19 августа 1941 года, имевших прямое отношение к «катынским» полякам, — № 429 «О порядке освобождения польских военнопленных» и №№ 430 и 431 «О порядке освобождения польских граждан». С учётом свидетельства А. Богатикова можно предположить, что одним из этих подзаконных актов НКВД могло быть отсрочено до 1945 года освобождение осужденных польских полицейских из Осташковского лагеря.
Доктор исторических наук Н. К. Петрова выявила в Государственном архиве РФ в фонде Совинформбюро поразительный документ — показания военнопленного немецкого унтер-офицера, участника расстрела польских офицеров в Катыни. В этих показаниях впервые называется номер немецкой части, непосредственно занимавшейся расстрелами в Катыни. Копия этого документа будет вывешена на сайте «Правда о Катыни», и документ будет введен в свободный научный оборот.
Собственное журналистское расследование истинных обстоятельств Катынского дела начала также редакция журнала «Международная жизнь». Поводом к этому расследованию послужила находка в Архиве внешней политики РФ неизвестных архивных документов 1945–1946 годов, связанных с заявлением польского гражданина, работавшего осенью 1941 года шофёром в немецкой айнзатцкоманде, расстреливавшей поляков, русских и евреев в населенных пунктах вблизи Смоленска. Будучи в Германии после окончания войны, этот польский гражданин опознал двух офицеров-эсэсовцев из своей айнзатцкоманды и написал письмо в советское представительство с просьбой об их аресте. Данное обращение вызвало обширную переписку между внешнеполитическими ведомствами СССР и ПНР. В итоге советская сторона посоветовала автору письма обратиться в польскую дипломатическую миссию, поскольку в тот период расследованием Катынского дела занималась польская сторона и соответствующие документы хранились в Польше.
К настоящему времени на основании выявленных рассекреченных документов ГАРФ составлены списки советских вольнонаёмных работников трех «лагерей особого назначения» под Смоленском, а на основании аналогичных документов РГВА — списки военнослужащих 2-й роты 136-го отдельного батальона конвойных войск НКВД, осуществлявших внешнюю охрану Катынского лагеря. В перспективе планируется провести изучение архивных личных дел указанных советских граждан и опрос их родственников с целью возможного получения информации о деталях Катынского дела.
Ближайшими направлениями работ по поиску архивных документов Катынского дела планируются исследования в несекретных фондах Архива внешней политики РФ, а также в фондах «Комиссии Бурденко» и Наркомата внутренних дел СССР в ГАРФе.
Кроме того, необходимо выяснить современные места хранения личных архивов Л. В. Котова и М. Э. Бурденко, в которых содержатся множество подлинных документов Катынского дела.
К настоящему времени получено официальное экспертное заключение одного из самых авторитетных экспертов-криминалистов системы МВД РФ Э. П. Молокова по шрифтам пишущей машинки «письма Берии № 794/Б». Согласно полученному заключению, первые три страницы письма напечатаны на одной пишущей машинке, а четвертая страница — на другой. Позднее экспертом было установлено, что шрифт четвертой страницы встречается на ряде заведомо подлинных писем НКВД 1939–1940 годов, а шрифты первых трёх страниц не встречаются ни в одном из выявленных к настоящему времени подлинных писем НКВД того периода.
Получен официальный ответ от начальника Управления архивных фондов и регистрации ФСБ РФ генерал-майора Христофорова о том, что подлинное письмо Л. П. Берии № 794/Б «О рассмотрении в особом порядке дел на военнопленных» было зарегистрировано секретариатом НКВД в книге исходящей корреспонденции 29 февраля 1940 года. В тексте сомнительного экземпляра «письма Берии № 794/Б» фигурируют численные данные вечерней поверки пленных 1 марта 1940 года, переданные в Москву лишь 3 марта 1940 года. Очевидно, что попасть в текст подлинного письма от 29 февраля данные от 3 марта не могли, следовательно, широко известное «письмо Берии № 794/Б» является поддельным.
Кроме того, выявлен факт изъятия из материалов Политбюро ЦК ВКП(б) всех документов по пункту № 139 за 5 марта 1940 года. Предположительно данным пунктом повестки дня Политбюро проходил вопрос о санкционировании направления в суды и военные трибуналы с вероятным приговором к ВМН уголовно-следственных дел 3196 преступников из числа граждан Польши.
Аналогичное изъятие выявлено в архивах ФСБ-КГБ по письму Л. П. Берии № 789/Б от 29 февраля 1940 года. Предположительно данное письмо содержало в себе предложение о расстреле 3196 польских преступников, чья вина была установлена материалами следствия.
Проанализировано содержание официальных документов с информацией о телефонном разговоре и. о. президента РФ В. В. Путина с президентом Польши А. Квасьневским, состоявшемся 12 апреля 2000 года, накануне посещения Катынского мемориала супругой президента Польши г-жой Иолантой Квасьневской. В телефонном разговоре Путин сообщил об обнаружении в Катыни новых «польских» могил и о том, что в знак доброй воли российская сторона будет исследовать эти захоронения совместно с польскими представителями. 13 апреля 2000 года Иоланта Квасьневская возложила на эти захоронения цветы.
Удалось выяснить, что эти захоронения были случайно обнаружены в 1997 году при проведении земляных работ. Они расположены вблизи водонапорной башни в 120 м от Днепра, за пределами территории ГМК «Катынь». По мнению местных рабочих, обнаруживших эти массовые могилы, данные захоронения не вскрывались ни немцами в 1943 году, ни комиссией Бурденко в 1944 году.
Недалеко от этих захоронений, на приусадебном участке одного из домов дачного поселка Козьи Горы, смоленскими «чёрными копателями» была обнаружена яма с обгоревшими чемоданами и вещмешками. Внутри находились прекрасно сохранившиеся предметы польского происхождения, включая документы, например именной проездной билет одного из чиновников польского МВД на варшавский трамвай № 25 на сентябрь 1939 года. Фамилию этого чиновника в билете прочесть не удалось, однако хорошо сохранившаяся фотография владельца позволяет при желании провести его опознание. Среди найденных в яме вещей польских офицеров были обнаружены также артефакты немецкого происхождения, подтверждающие датировку катынского расстрела осенью 1941 года, — зажигалки с нацистской символикой, сигареты немецкого производства и т. д.
Участники проекта «Правда о Катыни» считают необходимым инициировать скорейшую официальную эксгумацию захоронения вблизи водонапорной башни в 120 м от берега Днепра с участием полномочных представителей Польши и Германии. Правовым основанием для такой эксгумации является факт обнаружения массового захоронения неизвестных лиц с признаками насильственной смерти.
В. А. САХАРОВ, доктор исторических наук, профессор Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова
В качестве тезисов выступления к материалам «круглого стола» прилагается его статья «Германские документы об эксгумации и идентификации жертв Катыни (1943 г.)»:
Катынская история, вопреки насаждавшимся в обществе наивным ожиданиям, стремительно превращается во всё более тяжёлую в морально-психологическом и политическом отношениях проблему для России, её народов, прежде всего русского народа. Совершенно несостоятельными оказались попытки снять её политическую остроту с помощью признания вины за никем не доказанный факт расстрела военнопленных польских офицеров органами НКВД СССР.
Возлагая без всяких на то серьёзных оснований ответственность за их расстрел на советское руководство, политическое руководство РФ всячески затрудняет доступ широких кругов историков к архивным материалам, необходимым для объективного и всестороннего исследования катынской трагедии. Тем не менее в распоряжении историков имеются источники, позволяющие обойти созданные преграды и
Речь идёт о документах органов фашистской Германии, осуществлявших эксгумацию трупов из массовых захоронений в Козьих Горах (Катынский лес) и их идентификацию, а также о пропагандистском сопровождении Катынского дела. В них содержится ценнейшая информация, раскрывающая методы, которые германская полиция использовала в ходе так называемой «идентификации», и ставящая под вопрос её ценность. Данным выступлением мне хотелось бы привлечь внимание широких кругов отечественной и мировой общественности, историков к этой группе источников и обозначить их способность прояснить некоторые из наиболее важных вопросов катынской истории.
Но рассказ о них мне хотелось бы предварить фрагментом сообщения Западного штаба партизанского движения в Центральный штаб партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования от 27 июля 1943 года: «Военнопленные, сбежавшие из Смоленского лагеря 20.07.1943 года, как очевидцы, рассказали:
Немцы, чтобы создать могилы в Катынском лесу якобы расстрелянных Советской властью польских граждан, отрыли массу трупов на Смоленском гражданском кладбище и перевезли эти трупы в Катынский лес, чем очень возмущалось местное население. Кроме того, были отрыты и перевезены в Катынский лес трупы красноармейцев и командиров, погибших при защите подступов гор. Смоленск от немецких захватчиков в 1941 году и погибших при вероломном нападении фашистской авиации на Смоленск в первые дни Отечественной войны. Доказательством этому служат вырытые при раскопках комсоставские ремни, знаки отличия, плащи и другие виды обмундирования Красной Армии»[1].
В основе гитлеровско-геббельсовской версии катынской истории лежали протоколы допросов
К этим показаниям принято относиться с доверием, хотя они содержат цифры военнопленных, доставленных в Гнёздово, значительно превышающие число как содержавшихся в Козельском лагере УВП НКВД СССР, так и захороненных в Козьих Горах. После изгнания оккупантов те из них, кто выжил, заявляли о вынужденном характере своих показаний и о принуждении подписываться под документами на немецком языке, которым они не владели[2]. Адепты германо-фашистской версии катынской истории эти заявления игнорируют как вынужденные лжесвидетельства. Однако сохранились
В этой связи нельзя не обратить внимания на то, что никто из допрашиваемых не отмечал зловония, которое должно было далеко распространяться от Козьих Гор и выдавать факт массовых расстрелов и захоронений гораздо надежней, чем слухи о выстрелах в лесу. Показательно, что о сильном, трудно переносимом трупном запахе сообщали даже те, кто посещал вскрытые могилы в апреле-мае 1943 года. Особенно странно, что об этом ничего не сообщает П. Киселёв, живший примерно в 500 м от места массовых захоронений и якобы слышавший не только выстрелы в лесу, но и сопровождавшие их крики после того, как туда в закрытых машинах привозили польских военнопленных офицеров. Но «слона»-то он как-то странно «не замечал» — не чувствовал зловония, издаваемого сначала сотнями, а потом и тысячами трупов, разлагающихся в процессе постепенного (примерно в течение 45 дней) заполнения огромных ям. Не ведал о нём — и всё!
Почему о запахе ничего не говорили местные жители на допросах? Отсутствие в протоколах допросов упоминания о трупном запахе может служить косвенным доказательством того, что в них зафиксировано не то, что помнили допрашиваемые, а то, что считали важным вписать в них полицейские чины. Правда проста. Ложь — трудное дело, всего не учтешь!
А лгать приходилось! Дело в том, что части и подразделения конвойных войск ГУКВ НКВД СССР, осуществлявшие сопровождение польских офицеров,
Отсюда следует два важных для нас и непреложных вывода: первый — абсолютное большинство военнопленных польских офицеров, направленных в апреле-мае 1940 года из Козельского лагеря УВП НКВД СССР в распоряжение УНКВД по Смоленской области, было осуждено Особым совещанием НКВД СССР к лишению свободы на срок не более 3–5 лет! Второй — никто из них не был приговорён к смертной казни. Это соответствует также положению об Особом совещании НКВД СССР. Но и это ещё не всё. Дело в том, что в сохранившихся документах конвойных войск («путевые ведомости») содержатся многочисленные прямые указания на то, что они конвоировали «лишённых свободы», то есть осужденных
Невозможно всерьёз рассуждать о том, что всё это делалось в нарушение решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года о расстреле польских военнопленных офицеров. Следовательно, эти документы служат ещё одним аргументом в пользу вывода о том, что указанное «решение» является не более чем примитивной фальшивкой.
Единственным доказательством времени образования массовых захоронений в Козьих Горах, претендующим на объективность, является заключение главного лесничего военного правления Герффа о возрасте деревьев, росших якобы на могилах. Он составил его в Смоленске 30 апреля 1943 года. Говоря о нём, фиксируют только вывод: пятилетние деревца, пересаженные 3 года назад. В результате у читателя может возникнуть впечатление, что Герфф сам изымал материал для анализа или присутствовал при этом. В этом случае
Очень любимо у адептов германо-фашистской версии катынской истории утверждение об истязании военнопленных офицеров перед расстрелом, в частности, о тугом связывании им рук, о раздроблении костей черепа тяжелым предметом и т. п. На несостоятельность последнего утверждения ещё в 1945 году обратили внимание польские судмедэксперты Я. С. Ольбрихт и С. Л. Сенгалевич в своем заключении, подготовленном для международного военного трибунала в Нюрнберге[11].
Но, что ещё важнее, имеется документ ведущего судебного медика профессора д-ра Бутца, руководившего германским медицинским исследованием катынских захоронений, в котором он сам оспорил обоснованность таких заключений: «Обнаружение
Позднее, в официальном «Сообщении» Бутца о катынских раскопках[13], эта оценка была изменена, чем, однако, не снимаются отмеченные им аргументы против такого вывода; кроме того, не исключено, что окончательный вид соответствующая часть этого документа приобрела без его участия.
В 59 случаях
Так, например, он писал, что «в одной из могил найдены документы. Неизвестно, к каким трупам эти бумаги принадлежат; тем не менее