Тёмные сёстры

Как и накануне мы устроились на каменных столах, по сторонам от костра друг напротив друга. Дед Герасим удобно устроился, сложив ноги по-турецки, если добавить торчащие уши – точно был бы похож на Магистра из Звездных войн, цвет кожи только подкачал. Я скопировала его позу и попыталась вызвать нити перед собой – ничего не выходило, и тут я почувствовала резкий толчок в спину, заставивший меня выпрямиться. Я не сдержала возглас изумления! Старичок угрюмо смотрел на меня, и безо всяких линий, я выслушала нотацию о правильной позе и осанке. Прямо как моя тренерша по художественной гимнастике! Мда, было дело – в детстве скакала с ленточками и колечками. Между прочим, в жизни это помогло, т.к. гибкость и пластика никуда не делись, не смотря на то, что спортом я бросила заниматься еще в школе, оставив для удовольствия нечастые игры в баскетбол на уроках физкультуры и стрельбу из винтовки в тире. Уж что-что, а стрелять я умела и любила.

Мастер глубоко задышал и закрыл глаза, я в точности повторяла все его действия. Медитация не совсем мой конек. Трудно держать мысли в узде таким непоседам вроде меня. Но я очень старалась.

Очнулась от сердитого сопения и, открыв глаза, совершенно обалдела. Передо мной сидел злющий учитель с совершенно зеленой, как у магистра Йоды!, кожей, излучая во все стороны индиго-фиолетовые линии ярости.

-Ой-ёй! – только смогла пискнуть я, когда к льйини моего учителя прибавились тонюсенькие разряды молний, заставивших меня вскочить и жаля в мягкое место пониже спины, погнавших перетрусившую меня в дальнюю комнату.

Забившись под одеяло, я глотала злые слезы – СНОВА! Понимая, что еще долго не смогу нормально сидеть. Волшебник-маньяк! Я же не нарочно! Просто думала о чем-то! Все, больше не реветь. За нахлынувшими эмоциями, я даже не удосужилась удивиться реальности всего происходящего! Никаких слез! Особенно из-за такой ерунды! Просто он застал меня врасплох.

– Как и ты меня, девочка!

Я не сразу заметила, что в голове раздался чуть виноватый голос. Высунув нос из-под одеяла, увидела, что мастер сидел на краешке моей кровати, неловко гладя меня по спине, боль в зад… задней части спины постепенно отпускала. В его льйини прочитывалось сожаление и раскаяние.

– Ты удивительная ученица Лиссэ. Ты схватываешь за мгновения то, на что другим требовались годы терпеливых медитаций. Я не испытывал гнева со времен моей юности, а это поверь, было очень давно. Путь, так давно сузившийся под моими стопами до узкой тропы, снова набирает ширину. Великая Плетунья связала наши льйини воедино и еще не скоро оставит в покое эту часть Полотна. Я должен подготовить тебя к выходу в Мир.

– Да уж сделайте, одолжение. Очень хочется выбраться отсюда, – буркнула я.

– Во время медитации – есть два пути: смотреть внутрь себя и смотреть вовне. Решай сама – результат будет различен. Не посылай свои мысли гулять без разбору. Сплети кокон спокойствия, помести туда главное и обращайся к нему.

Я совершенно запуталась в коконах и спокойствиях в волнах подступающей дурноты, поэтому слушала уже в пол уха.

– Отдыхай, Лиссанайя.

Голос уже снился мне.

Проснулась, я только к вечеру, потому что камни в моей комнате светили уже довольно тускло. Я заметила некоторое время назад, что свет их различается по интенсивности, и зависит, скорее всего, от времени суток.

После вечернего «чая», мы опять сели медитировать, я с опаской, вернувший себе нормальный цвет кожи учитель, абсолютно бесстрастно. Попытавшись создать кокон, я добилась определенных успехов. Трудно было закрепить образ в сознании, но когда, наконец, у меня получилось, я без труда увидела льйини, хотя глаза у меня были плотно закрыты. В таком состоянии, я свободно разбиралась в эмоциях излучаемых учителем. Сначала он забросал меня оттенками чувств, немного освоившись, я начала различать отдельные слова.

– Нет не путай мммм….с ммм….. Видишь, смотри еще раз, вот так ммммм…переходит в спокойствие, – комментарии мастера постепенно выстраивались во фразы и целые предложения.

Это было непередаваемое ощущение, разговаривать на языке без единого звука, одинаково с открытыми или закрытыми глазами. С закрытыми у меня получалось даже лучше. Так стали пролетать дни. Через некоторое время я поняла, как можно увидеть льйини, не прибегая к медитации. Нужно было лишь немного распустить зрение, как бы расфокусировать картинку, и тут же перед взором возникали тонкие разноцветные пучки.

Мастер учил меня не только разговаривать с ним, но и слушать окружающее нас пространство. Если достичь определенной концентрации, становилось ясно, что все вокруг оплетено этими длинными светящимися линиями, более того, погрузившись еще глубже, я с изумлением обнаружила, что все вокруг состоит из них. После такого погружения я провела в беспамятстве кучу времени, а учитель костерил меня, на чем свет стоит. Вот и верь потом, что мир состоит из атомов, хотя возможно, если посмотреть еще глубже…. Как-нибудь в другой раз!

Далее стало ясно, что, воздействуя определенным образом на льйини, можно влиять как на сами предметы, так и на их структуру. Это полностью поглотило мое внимание. Я совершенно забыла, что нахожусь под землей, что рядом нет никого из друзей или близких. Если честно, то даже мысли о той далекой жизни не возникало. Потом придет понимание, что без помощи учителя здесь не обошлось. Выстраивая определенным образом график моих занятий (а занята я была с пробуждения до самого сна), он направлял мои мысли, не позволял погружаться в меланхолию или хандру.

Трудность заключалось в том, чтобы разобраться в бешеном многоцветии и разнообразии клубков плетений, а также вычленить, какие лъйини к какому предмету относятся. Мастер объяснил, что на первое время ученику полагается жезл или палочка для помощи так сказать. Вот откуда палочка у волшебников озарило меня! Учитель на время одолжил мне свою ученическую палочку из черного камня удивительно тонкую, но прочную, сказав при этом, что эту функцию может выполнять любой удобный предмет – хоть пальцами ковыряйся, был бы достигнут требуемый результат. Самому ему никакой такой предмет был не нужен, он воздействовал напрямую на льйини посредством мысленной команды, и как не удивительно воображения. Вот, чего у меня было хоть отбавляй – так это воображения, за что я и получила очередной нагоняй от деда Герасима.

Он как раз показывал мне принцип воздействия на льйини с помощью палочки, когда мне пришло в голову вернуть себе нормальное зрение. Вот это была потеха! Маленький старичок в синем балахоне, стоя на каменной плите как на постаменте активно размахивал палочкой. Он напомнил мне сумасшедшего дирижера, управляющего невидимым оркестром. Когда мой сдавленный смех перешел во всхлипы, я осознала свою ошибку, но было слишком поздно. Меня подбросило вверх тормашками высоко под потолок – длинные полы балахона, ставшего уже привычным как вторая кожа (что странно, поскольку юбки я никогда не носила), свесились мне на лицо, обнажив мой тыл в трусах-шортиках ярко-желтого цвета, а потом я ощутила, как несколько раз прочная как плеть льйини прошлась по моим незащищенным ягодицам. Я взвыла! Никто и никогда не смел поднимать на меня руку, даже бабушка, а тут какой-то дед. Я схватилась руками за льйини воздуха и перевернула себя в нормальное положение. Потом в ярости потянула, и хворостина выпала из рук удивленного мастера, но вместо только лишь льйини плети, мне попались и несколько других, поэтому из ниш на стене с грохотом посыпалась утварь вперемешку с заготовками еды.

Виновато потупившись, я слевитировала на пол. Мастер только покачал головой.

– Сама натворила – сама и разбирай. И смотри, чтобы все было как прежде в целости на своих местах! А я пойду отдохну.

Учитель вышел, а я с тоской посмотрела на груду черепков. Радовала лишь одна мысль – я летала!!! Ну, в воздухе висела. Но ведь безо всяких там приспособлений. При случае надо повторить.

Вздохнув, поплелась разгребать завалы.

– Горох налево, пшено направо. Золушка, блин. А розы вырастут сами…

Так, бурча себе под нос, я принялась разбирать устроенный бардак. Собрать воедино разбившуюся посуду и просыпанную еду не представлялось сложным, а вот расставить все это в старом порядке – это проблемка. А мастер слов на ветер не бросает, раз сказал, расставить по местам, то так и нужно сделать. Аккуратно сложив восстановленные вещи на полу, я задумалась. Что-то я, конечно, помню, но чтобы все…

Что там учитель говорил? Слушать окружающее, расслабиться, сосредоточиться. Недавно я вдруг осознала, что могу получать удовольствие от медитаций, от того состояния осознания себя и мира, и мира в себе.

Так, а это что?! Я вдруг поняла, что нити собранных предметов имеют некое подобие бледных теней, тянущихся как следы к пустующим нишам. А это уже интересно! Не факт, что это то, что мне нужно, но за неимением другого нужно попробовать. Я связала тени с предметами, действуя все быстрее, где помогая себе палочкой, где руками. Все-таки это далеко не так просто, а палочка не совсем подходящий инструмент. Местами требовались совсем легкие касания.

И тут меня озарило! Я вскочила, бросив свое занятие, хотя только половина предметов заняла свои места, и метнулась к себе в комнату. Там торопливо раскрыла этюдник и достала пачку кистей. Сразу отбросив несколько с жестким ворсом, внимательно оглядела оставшиеся. Могли бы подойти все, но я выбрала одну – мою любимую колонковую с плоским упругим ворсом средней длины. Вернувшись к месту наказания, я поняла, что кисть – это идеальный инструмент! Где-то работая ворсом, местами тонким деревянным черенком, я справилась с оставшимися предметами за считанные минуты.

– А розы вырастут сами, – пропела я. И взмахнула новым инструментом. Проводя по ближайшим льйини камня и воздуха волосками кисти, я рисовала – создавала рисунок розы, с удовлетворением обнаружив, что цвет нитей меняется от такого воздействия. В какой-то момент стало ясно, что окружающих меня льйини не хватает, и я вплела в узор одну из своих нитей. Действовала, полностью положившись на интуицию, ведь я не знала, как выглядят льйини розы, а остальное дорисовало воображение, и услужливо подкинула память.

Наконец, удовлетворившись результатом, я опустила кисть – передо мной висел трехмерный рисунок розового куста. Ну, вот и 3D MAX не надо учить. Сфокусировав зрение, я восторженно замерла, куст был самым настоящим. Потрогав листок, я почувствовала все прожилки и шероховатости, а шип на стебле тут же впился в палец, подтверждая материальность стебля, стоило мне всунуть руку глубже в зелень. От негодования меня отвлек тонкий запах чайной розы, источаемый нежными цветками.

Так, непорядок. Не будет же куст все время висеть в воздухе – поливать невозможно, вон, и корешки болтаются. И я решила посадить его прямо в пол, размягчив камень до состояния песка.

Опустив свое творение, я вдруг встретилась с ошарашенным взглядом учителя. Интересно, давно он там прячется за кустом?

– Невероятно…– пробормотал он.

– Мастер, я все расставила, – заикнулась, было, я, но он только махнул рукой, неотрывно глядя на цветок.

– Настоящее творение…– донеслось до меня его бормотание, – ни тени иллюзии!

-Но, учитель!– возмутилась я.– Мы еще не проходили иллюзии.

Он оторвался от созерцания розы, шумно выдохнув. Я видела, что он смотрел и напрямую, и на льйини тоже. Озадаченно моргнул и вдруг начал смеяться.

– Девочка моя! – донеслось до меня сквозь бурное веселье. В таком состоянии я не видела старика еще ни разу.– Ой, не могу,… Мы иллюзии, видите ли, не проходили,– Он смахнул слезу со сморщенной щеки.– И поэтому ты решила прибегнуть к созиданию! Бедное мое дитя!

– Ну, как говориться на безрыбье и …..

– И яйцо – икра, – старичок захохотал еще сильнее, увидев мою надутую физиономию. Оригинальная трактовка. Я чувствовала себя неважно – как будто марафон пробежала, а тут еще издеваются ни за что. Нормальный куст!

– Ты хоть знаешь, Лиссэ, что талантом создания предметов, не преобразованием структуры уже существующих, а именно созданием новых льйини и плетений, обладают единицы в этом мире?

Ну, мне приятно, что я такая вся из себя расталантливая, ну и что. Зато я иллюзии не умею создавать.

– О, дитя. Это по сравнению с созиданием – цветочки! – и мастер снова захохотал.

Каламбурист!

Мастер утер слезу и вмиг стал серьезным.

– Самое главное, что ты должна запомнить, это неизменность потока силы при созидании живого. То есть ты навсегда остаешься связанной с тем, что создала. И если ослабишь поток вливания энергий, особенно своей собственной, то рано или поздно твое творение погибнет. Полноценное Создание – это привилегия богов, увы, недоступная обычным существам. Всегда! Повторяю, всегда проверяй наличие дочерних льйини в плетениях. Забудешь – и свяжешь себя навеки. После определенного момента, процесс созидания становится необратимым, расплести не получится, придется только рвать. С неживыми предметами легче, если только они по определению не должны нести в себе энергию, в противном случае ее запас исчерпаем.

Я обиженно насупилась – ни минуты без нотаций – и пошла спать. Камни уже еле светили, показывая, что время – то позднее. Уже засыпая, мне на ум пришла странная фраза учителя – в этом мире. В этом мире…. В ЭТОМ мире! А в каком таком этом? И провалилась в сон.

Только продрав глаза, я торопливо оделась и побежала в гостиную. Мастер был там. Он сидел прямо напротив куста, прикрыв глаза, явно наслаждаясь витающим вокруг ароматом. Надо сказать, что он пропитал уже всю гостиную пещеру и явно не собирался останавливаться на этом.

– Это прекрасно, Лиссанайя. Рад, что успел увидеть такое творение до ухода за Серую пелену. В нашем мире ничего подобного нет. Сама придумала или по памяти?

– По памяти,– я старалась собрать все силы и заставить сердце биться помедленнее.

– Ты была не совсем готова для того, чтобы осознать этот факт, дитя, поэтому и закрылась сама от себя. А я немножко этому поспособствовал. Да, этот мир не твой, и шансов вернуться у тебя не так много. Стихийные порталы великое благо и большое зло нашего мира, но сам мир не хороший и не плохой, он такой, каким мы сами хотим его видеть. Ты должна научиться видеть вдаль, научиться плести из льйини и пользоваться порталами – только таким путем ты имеешь шанс вернуться.

Я не шевелилась, не могла, стояла как громом пораженная. В последнее время часто приходилось уговаривать себя, что я нахожусь под землей, но на Земле! Ввиду того, что с каждым прожитым часом в душе нагнетались сомнения. Но мне необходимо убедиться, увидеть своими глазами! Старик понял, и кивнул каким-то своим мыслям.

– Ты увидишь, Лиссэ. Необходимо подготовиться, не всякий мастер сможет выдержать такое. Но у тебя получиться, я помогу.

Моя подготовка, точнее медитация, длилась несколько дней. За это время я не съела ни крошки, но иногда мастер подносил мне воду. Следуя его указаниям, я погрузилась в окружающее пространство, изучая плетения воздуха в тоннелях, толщи камня, причем, различая малейшие изменения породы, замечала льйини каких-то странных живых существ, больших и маленьких. В определенный момент, я с удивлением обнаружила, что пещеры наполнены жизнью, в массе своей весьма опасной. Все пространство, внутренности скал были окрашены тревожными оттенками синего.

За вдохновением я обратилась к иконам. Никогда не ощущала в себе особой веры в бога, но иконопись всегда привлекала своей удивительной энергетикой. Лики святых в исполнении известных и неизвестных иконописцев проносились мимо меня, принося умиротворение и спокойствие.

И вот в общем рисунке льйини я заметила легкое присутствие учителя. Его нити потянули меня куда-то вверх, давая понять, что я уже готова. Легкая, как перышко, я оторвалась от своего тела и взмыла к потолку, который не представлял больше преграды, пропускал мое сознание как нож масло. Так пробирались мы довольно долго, и я с ужасом ощутила всю массу камня над моим каменным домом. Неожиданно привычные льйини закончились, вокруг колыхались только нити воздуха, и не простого, а свежего подвижного воздуха большого открытого пространства.

Я собрала зрение и замерла, оглядываясь. Надо мной было небо безбрежное, чистое, прозрачное и чужое. Бледно – лилового цвета с ярким холодно-белым солнцем и далекими росчерками фиолетовых облаков. Такие краски у нас можно наблюдать разве что в самые ранние минуты начала заката, здесь же светило явно было в зените, не собираясь еще на боковую. Опустив взгляд ниже, и придвинувшись к границе скалы, я увидела насыщенную лилово-оранжевую массу леса. Все и цвета и структура окружающего меня пространства было чуждым, но безумно красивым. Я подвинулась еще ближе к краю уступа и всмотрелась в колышущееся растительное море. Преобладал лилово-коричневый, но то тут, то там возникали всполохи желтого, оранжевого, кислотно-зеленого, фиолетового, серого и нигде обычного травянистого цвета, знакомой формы кроны. Больше всего деревья были похожи на громадные лишайники, грибы или водоросли без привычных листьев, но местами с аналогом оных. Над кронами порой проносились существа издали похожие на гигантских насекомых. Возникло такое ощущение, будто либо я стала крошечной, либо здесь что-то не то с масштабом. В гущу леса заглянуть обычным зрением не представлялось возможным, и я вновь размыла картинку перед глазами. Внутри все было наполнено жизнью… и смертью. Большие и маленькие твари ползали, летали, бегали, прыгали, дрались, кусались и ели друг друга.

Обычный такой будний день среднестатистического газона, только увеличенного в миллионы раз. Что за Создатель обладал таким бурным воображением?

Прямо перед глазами возникло громадное существо, похожее на смесь ящерицы и саранчи. Оно было покрыто пурпурной чешуей, начиная с яйцевидной головы и заканчивая длиннющими задними ногами, сейчас сложенными и прижатыми к оранжевому брюху. От гудения крыльев, не различаемых из-за частоты махов, заложило уши.

Я не успела даже испугаться, как эта саранча резко метнулась куда-то вниз и взмыла мгновение спустя, сжимая в передних шести лапах нечто извивающееся длинно – мохнатое.

Тварь уже скрылась из виду, а звон в ушах все не проходил. Яркие нити взметнулись прямо перед глазами. Учитель сердиться. Да он в бешенстве! Похоже, пора линять отсюда, и я провалилась в уже знакомые, такие спокойно-статичные льйини гор. Звон в ушах перешел в рев реактивного самолета. Я совсем потеряла направление. Все одинаковое – камни, камни, тоннели, камни. Что же это такое, куда дальше? Не могу сосредоточиться, все плывет – сиреневый всполох учителя, только не упустить! Я последовала за ним, чувствуя, что льйини вокруг теряют свою цветность. Гризайлевая картинка смазалась, когда я, наконец, почувствовала свое тело и шумно вздохнула.

С трудом разлепив веки, увидела перед носом кружку с горячим напитком – учитель, как всегда в своем репертуаре, ну все успевает.

– Ты молодец, Лиссэ, справилась. Но твоя безответственность к добру не приведет.

– Спасибо, учитель, но я ничего такого не сделала, – от напитка становилось значительно легче, я вздохнула.

-Ты потеряла бдительность – забыла о времени! Эта наигрубейшая ошибка в нашем мире может стоить тебе жизни. Запомни накрепко! Такому в институтах не научат!

– Каких таких институтах? У вас институты есть? – оживилась я.

Учитель, похоже, был не рад, такому повороту разговора.

– Тебе необходим сон, Лиссэ, для начала. Снова захотела увидеть границу Серых пределов?

– К…каких ппределов? – я вздрогнула. Эти бесцветные нити и есть пределы? Но как же тогда теневые льйини от предметов?

– Всему свое время, девочка, иди-ка спать. Все вопросы потом. А я пока изучу твое новое творение.

– К… какое творение?

– С каких это пор у меня ученица – заика? – возмутился мастер, но, увидев мою несчастную мордаху, улыбнулся лукаво и потыкал пальцем вверх.

Я запрокинула голову и от неожиданности потеряла равновесие и сверзлась на пол. Опаньки! Что же это!? С потолка нашей гостиной с немым укором на меня смотрели печальные и прекрасные лики святых и ангелов. Дионисий, немного Рублева и мой любимый Феофан Грек. А как похожи! Один в один – подлинники. Это я что ли опять?! Глупый вопрос…

– Сама или по памяти? – знакомые нити учителя заплясали перед глазами.

– По памяти, конечно, – выдохнула я. – Это работа старых мастеров, религиозная живопись.

Не знаю, как мне удалось объяснение, понятий-то таких в цвете льйини квелли я не использовала, но мастер понял:

– Богов надо чтить, девочка. Иди спать.

– У нас он только один, – буркнула я, направляясь в свою комнату. И услышала уже выходя:

– Надо же! И как он один справился с созданием такого несносного существа, наверняка, кто-то помогал.

Следующий день принес с собой большие перемены. Во-первых, моя цель выбраться отсюда получила, наконец, свои окончательные границы, оказавшиеся границами целого мира, а не просто подземелья. Во-вторых, мастер поменял мне программу обучения. Если раньше, она состояла в основном из медитаций и уроков языка, то теперь к ним прибавились уроки по истории и географии Мира, название которого я для себя перевела как Спектр, уроки сноргологии (опять моя интерпретация) – так, в общем, назывался животный мир, населяющий поверхность, недра и воздушное пространство. А тварюшки, соответственно – снорги. Потом уроки живого, то бишь, разговорного и письменного языка, те еще уроки! Как немой с глухим! Что отчасти и было верно, т.к. я добивалась правильного произношения посредством повторения вслух! волнообразных колебаний льйини, поступающих от учителя. А он каким-то образом еще умудрялся поправлять меня при этом! И, наконец, практические плетения. Очень много практических плетений!

Сейчас, спустя какое-то время, я понимаю, что мастер, таким образом выстраивал мой график, чтобы у меня не было ни одной свободной минуты на хандру и прочие глупости. И, несмотря на то, что тоска порой давала о себе знать, загруженность и искренняя увлеченность процессом, помогали заталкивать ее глубоко в закрома памяти.

А увлечься было чем! Сам факт того, что во Вселенной мы не одиноки, заставлял кровь быстрее струиться по венам. А Спектр! Этот мир совсем не был похож на Землю!

Он был пригоден для жизни кислорододышащих, сила притяжения по ощущениям была одинаковой. Здесь под землей в толще скал, я совсем не видела различий, что и позволило мне столь долгое время уговаривать себя, что я все еще дома. Наличие одного светила тоже немного их роднило, но сама природа была другой!

Начну с того, что у этого мира было целых четыре спутника. Два звались Светлыми сестрами – в первую половину ночи начинала свой путь Теусанэйя – голубой ближний спутник Спектра, потом к ней присоединялась Лиссанайя – белый дальний спутник Спектра, в честь нее я получила свое новое имя, скользящая по большей орбите и последняя покидающая рассветное небо.

Две оставшиеся Луны появлялись только раз в Светлый месяц (где-то сорок дней) и назывались Темными сестрами – в честь богинь Тьмы: Элуниэшь старшей и Нируэршь младшей безумной сестры. В остальное время, по словам, учителя, они все равно оставались на небосводе, вот только увидеть их было невозможно, лишь предположить приблизительное расположение по черным провалам в звездных скоплениях. Но они – то и правили бал.

С появлением на небе Темных сестер в мире начинались разные катаклизмы: бури, смерчи, торнадо, тайфуны, нещадно кромсали землю, так нежно лелеемую их Светлыми антиподами.

Но нельзя сбрасывать со счета Мир, он не только выживал в таких стрессовых условиях, но и замечательно процветал! В чем не малую роль сыграла способность природы к сумасшедшей скорости регенерации. Это касалось всех коренных живых существ, населяющих единственный континент и многочисленные острова.

Сам континент представлял собой незамкнутое кольцо, полностью охватывающее весь Спектр, проходящее под углом почти сорок пять градусов: на северном полушарии с северо-запада на юго-восток, и на южном полушарии с юго-запада на северо-восток. Разрыв находился где-то ближе к южному полюсу и представлял собой десятикилометровый канал, соединяющий оба мировых океана, и основную часть года скованный льдами.

Не смотря на то, что мастеру была известна география мира, по его словам, уже многие сотни лет никто не путешествовал вокруг света по Большому кольцу, чтобы подтвердить или опровергнуть давно известные догмы. Это было неоправданно долго и безумно опасно, в большей мере из-за населяющих мир сноргов, в меньшей из-за ежемесячных природных катаклизмов, с которыми за тысячелетия истории населения Мира, разумные научились бороться.

Шоком для меня стало то, что мастер не относился к человеческому роду, а был доргаардом, как он себя назвал – серым гномом, как называли его народ остальные. Конечно, его внешность была немного нехарактерной для человека. В принципе, с большой натяжкой, его можно было бы принять за странного лысого карлика, но я-то уже считала его «своим». Для настоящего по моим представлениям гнома, ему не хватало бороды, но оказалось, что настоящие бородатые гномы тоже обитали в этом многорассовом заповеднике, а вот у серых бороды не росли вовсе.

Второй новостью для меня стало основное, по численности и старшинству возникновения, население Спектра – народ нирашайя. В показываемых мастером каждый урок трехмерных иллюзиях, я не сразу распознала темных эльфов. Дроу этого мира несколько отличались от тех, что рисовало мне мое воображение и описывали многочисленные истории, иногда почитываемые мной в моменты редкого досуга. Кожа их была насыщенного лилового цвета, кажущаяся порой темно-смуглой, а вот волосы были всех возможных цветов, как выяснилось впоследствии, это была всего лишь краска, т.к. при рождении они у всех были серебристо-белые, исключение составляли хассуры, но о них немного позднее. Единственное, в чем нашли согласие мое воображение и первое впечатление – это их поразительная не Земная красота, причем поголовная, характерная для всей расы, заставляющая меня поминутно отвлекаться на уроках, на сравнения бледной немощи в виде меня и этих ярких красоток и заглядываться на мужчин-дроу.

Вот и попала, что ни говори! Человечество представляло собой малочисленную народность, по сравнению с остальными расами, и спасала его только высокая рождаемость, которая лишь немного превышала смертность в основном от тяжелейших условий, в которых приходилось выживать. Люди, виденные мною на объемных изображениях, были смуглы, темноволосы и походили на меня как трава на снег! Так что воспринимались абсолютно чужими.

Кто лишь отчасти напоминал мне меня, так это элуэйа – светлые эльфы, живущие крупными общинами в Роще Ионисов и нечасто покидающие ее границы. Правда, цвет кожи и волос у них были более золотистыми, не то, что мои молочно-белые.

Сразу понять, что здешние дроу и эльфы не имеют с людьми ничего общего, можно было, едва заглянув им в глаза. Поначалу, меня это просто потрясло. У темных глаза представляли собой черные провалы огромных бездонных зрачков, похоже, не сужающихся под воздействием света, с темными радужками: индиговыми, фиолетовыми, багряными, практически без белков. Такие глаза могли быть у демонов в преисподней.

Светло-эльфийские очи производили не менее жуткое впечатление. Прозрачно-водянистые радужки почти скрывали белок, зрачок же мелкой пронзительной точкой чернел посередине громадного глаза. Такими могли быть ангелы апокалипсиса. Жуть, да и только.

Но, привыкнув, я поняла, что удивительные глаза нисколько не портили, а скорее подчеркивали безумную красоту этих созданий.

Были еще немногочисленная народность Исишу, женщин которой никто никогда не видел без паршанов – коконов скрывающих полностью фигуру и лицо, но мужчины скорее напоминали дроу только с более узким разрезом глаз, черными волосами и менее смуглой кожей, и орки, кочующие в северных снежных долинах.

Парадокс состоял в том, что ни одна из перечисленных рас не была коренной. Все когда-либо пришли сюда, спасаясь от гибели, от войн, просто путешествуя или по глупости, вроде орков.