— Девочка моя, всё же понятно, — Галине Григорьевне, как и большинству немолодых женщин, нравилось чувствовать себя мудрее молодёжи. Вот и сейчас, увидев, что девушка в своих невесёлых размышлениях зашла в тупик, она просияла, выпрямила спину, поправила очки и с чувством продолжила, — элитная медицина!!!
— Что?
— Ну, сама подумай: ты — первоклассный педиатр: за годы работы ни одного умершего малыша, показатель выздоровляемости у тебя лучший в поликлинике и, уверена, один из лучших в городе! Опять же в газетах о тебе писали…
Два месяца назад об Арине действительно вышла небольшая заметка в "Комсомольской правде", когда она случайно предотвратила грудничковую эпидемию золотистого стафилококка в их районе.
— И Борис Сергеевич именно поэтому тебя легко отпустил, он же понимает, как нужны в наше время деньги, особенно молодым, — продолжала медсестра. — Я считаю, думать тут нечего, надо соглашаться!
Девушка снова задумалась. Вспомнила строгого, но одновременно справедливого главврача. Да, Борис Сергеевич не отдал бы своего, даже самого заурядного специалиста, не будь он уверен, что передаёт человека в надёжные руки.
На столе позолотой блеснула визитка. Она совсем о ней забыла. Взяла в руки, поднесла на свет. Ей почему-то почудилась надпись "Химчистка"… Вдруг в глаз попала ресница, а когда девушка проморгалась, то прочитала уже более понятное: "ООО Проно" — экстренная помощь в нерешаемых вопросах".
Оставшуюся часть дня Арина провела, заполняя сотни карточек больных, до которых раньше не доходили руки. Бегала по этажу, разыскивая утерянные анализы. Провела инвентаризацию в кабинете. Пыталась встретиться с главврачом, но он её не принял. Сдавала дела. Ей было страшно хотя бы на минуту отвлечься от дел, так как в голову сразу же лезли тревожные мысли о новой работе, новом неизведанном укладе жизни. Впрочем, хлопот оказалось более чем достаточно, чтобы время до конца смены пролетело незаметно. Она могла уйти ещё в шесть, но задержалась до восьми, когда за окном на город начали опускаться сумерки. Галина Григорьевна давно ушла нянчить внуков, взяв с неё честное слово, что теперь они будут созваниваться каждый вечер и ни в коем случае не потеряются. Технички за дверями однообразно шоркали швабрами. Больничный шум стих. Стены, словно истосковавшиеся по дневным звукам, жадно приветствовали цоканье её каблучков, запуская неправильное эхо по пустынным коридорам. Арина попрощалась с уборщицей и охранником, на мгновение замерла перед входной дверью, набрала полную грудь мёртвого после кварцевания воздуха с запахами спирта и остро осознала, что уже никогда сюда не вернётся.
От судьбы не уйти.
Только добравшись до дома и поднимаясь в неторопливой кабине лифта, она поняла, как устала. Причём не физически. Это была другая усталость — душевная, от которой не избавишься, приняв пенную ванну или подремав тридцать минут. Открывая дверь своим ключом, Арина чуть не упала в обморок, лишь теперь вспомнив, что у них намечался званый ужин. Дверь приоткрылась, обрушив на неё пряный аромат наивкуснейшего Бозбаша (наваристого мясного супа). Судя по громким эмоциональным голосам с кухни, гость дождался встречи. Совершенно не представляя, где взять силы, чтобы пережить пытку импровизированных смотрин, она несколько минут сидела, не разуваясь, на твёрдой табуретке в прихожей. Тяжело вздохнула, расстегнула молнии на сапогах, разделась, убедилась в зеркале, что выглядит достаточно измученной, чтобы не вызвать интереса у мужчины, прошла на кухню.
— Добрый вечер, — как полагается, потупилась, дабы не встретиться с гостем взглядом, — простите, я задержалась.
Арсен посмотрел осудительно, но тут же, повернувшись к гостю, расцвёл в самой приветливой улыбке:
— Сурен, познакомься — это моя сестра Арпеник. Красавица, правда? А готовит — пальчики оближешь! Тебе же понравился бозбаш? Так это всё она! Прослышала, что вечером дорогого гостя ждём — в обед через полгорода приехала, приготовила! — Арина побледнела, услышав настолько откровенную ложь.
— Здравствуй, здравствуй… — небрежно бросил толстый Сурен, занявший, наверное, полкухни, — а ну-ка повернись!
Арина побледнела ещё сильнее, но теперь от гнева:
— Что?!!
— Сестра, повернись!!! — холодно повторил приказ брат, метавший искры из глаз.
Пришлось подчиниться.
— Нормально, — оценил Сурен, понимая, что таким "комплиментом" страшно обижает девушку, потерял интерес, отвернулся к своей тарелке.
Она не обиделась.
Она видела его насквозь.
Сурен — немолодой, некрасивый, дважды брошенный жёнами армянин, отдавал себе отчёт в том, что Арпеник — его последняя надежда на более-менее счастливую семейную жизнь, а сейчас лишь набивал себе цену. План как отвадить его от их дома раз и навсегда, родился в её голове ещё утром. Пришло время действовать. Открылось второе дыхание. Она обворожительно улыбнулась, присела на край стула, но словно смутившись своей наглости, подскочила, засуетилась на кухне:
— Ох, прошу ещё раз меня извинить… Вы ведь наверняка страшно устали после тяжёлого дня, а я расселась… Сейчас, сейчас… — Арина улыбалась про себя, ловя взгляды Сурена на своей груди и аппетитных бёдрах, когда ставила на стол вторую бутылку красного вина, нарезала сыр, сервировала другую закуску.
Брат был счастлив, видя, как она старается понравиться гостю, много шутил — скорее всего, порядочно захмелел, невпопад рассказывал о её достоинствах, наполовину вымышленных.
К концу вечера Сурен влюбился в неё по уши, даже перестал хмуриться, то и дело, стараясь ненароком дотронуться до её руки. Он продолжал помалкивать, лишь изредка поддакивая брату, из чего она сделала вывод, что потенциальный жених тугодум, каких поискать. Когда настало время прощаться, Арина, незаметно для Арсена, протянула Сурену маленькую записочку. Скромно пожала ему руку, пожелав спокойной ночи и выразив надежду на новую встречу. Закрывая дверь, брат буквально светился от счастья, наверняка в уме подсчитывая расходы на предстоящую свадьбу. Она тоже улыбалась ему, но совсем по другой причине.
В записке Сурену было сказано: "Позвони через десять минут, я спущусь к подъезду. Сгораю от желания!" — столь откровенный, бесстыдный текст не мог не произвести впечатления на похотливого толстяка. Гость оказался ещё более нетерпеливым, чем она предполагала — телефон зазвонил через пять минут. Беззаботно посмеявшись в трубку, Арина сообщила брату, что пришла подружка, которой она обещала книгу и выпорхнула из квартиры.
Сурен ждал в круге света от уличного фонаря. Не успела она подойти поближе или сказать хоть слово, он подбежал, заключил её в медвежьи объятия, попытался поцеловать жирными губами. Арина чуть не задохнулась от кислого запаха пота, которым насквозь пропахла одежда "жениха".
— Постой, пожалуйста… Сурен, я так не могу…
Он отстранился, глупо уставившись на неё:
— Но ты ведь написала…
Вот идиот. Чувство отвращения наполнило её до краёв, но в последнюю минуту отказываться от плана — верх глупости. Она тяжело вздохнула, скромно потупилась, приблизившись на шаг:
— Сурен, ты такой сильный… мужественный, — ей стоило огромного труда подбирать подходящие слова, которые были бы хоть слегка применимы к неприятному мужику, — я не знаю… ты такой… я ночей не спала, ждала нашей встречи…
— Ооо, ты моя девочка, — Сурен расплылся в улыбке победителя, — иди ко мне…
Делать нечего. Она погрузилась в неприятные объятия, попыталась представить, что это не она, а кто-то другой страстно целует щетинистую блестящую физиономию. Поцелуй должен был продлиться достаточно долго. Мысленно досчитав до пятнадцати, Арина с силой оттолкнула влюблённого. Плюнула на асфальт. Отдышалась.
— Да, ладно тебе! Признайся, лучше меня никто не целуется! — откуда-то сбоку пробасил довольный Сурен.
Девушка прыснула, ещё раз плюнула, пытаясь вместе со слюной, выплюнуть воспоминания недавнего позора. Маска нежности сошла с её лица. Арина стала максимально серьёзной:
— Значит так, слушай меня внимательно. Я — закоренелая лесбиянка. Я меняю партнёрш каждый день, меня все в Москве знают, как прожженную сучку. Шлюху. — в голосе зазвучала угроза, — Запомни, я — лесбиянка! А теперь представь, какой позор падёт на твою голову, если в армянской диаспоре кто-то узнает, что ты целовался с лесбиянкой? Целовался с языком, которым она лижет чью-то…
— Стой! — на Сурена страшно было смотреть, он побледнел и покрылся крупными каплями пота, — пожалуйста, никому не говори! Я очень тебя прошу! Что ты хочешь? Денег?
Арина похотливо улыбнулась:
— Мне не нужны деньги… Но с сегодняшнего дня ты на километр не приблизишься к нам с братом, забудь о нашем существовании! Ясно?
Теперь уже плевался Сурен:
— Да, конечно, конечно! Никогда не приближаться! Никогда…
— И ещё… — голос Арины подобрел, — может поцелуй на дорожку? — она сделала губы бантиком. Сурен поперхнулся, окинул её полубезумным взглядом и торопливо попятился.
— Прощай, дорогой!!!
Нет, она не гордилась своим поступком. Ей было неприятно и стыдно, но другого выхода Арина не видела, а в безвыходной ситуации человек способен на многое.
2
Утро началось плохо.
На полчаса раньше будильника зазвонил мобильный телефон.
— Алло, — ещё не проснувшись, ответила Арина.
— Здравствуй, Ара! Хм, как мне нравится твоё имя…
— Кто это?
— Ай-яй-яй… Нехорошо! Начальника нужно узнавать по голосу! На первый раз ты прощена. Я с хорошей новостью… Судя э-э-э по твоей комплекции, я сделал вывод, что ты ленива, нетороплива и любишь поспать, так вот: можешь сегодня валяться в постели хоть до обеда, жду тебя в офисе к 14.00, - голос Прада изменился, став обманчиво нежным, — сладких снов, "малышка", — он захохотал и отключился.
Арина уронила трубку на подушку, хотела снова заснуть, но не смогла, внутри поднимался гнев: "Вот, же гад, если он понял, что я люблю поспать, зачем позвонил — ни свет, ни заря? Чтобы позлить! Тут без вариантов". Она с горечью призналась самой себе, что пока все манипуляции Прада удавались ему на славу. Арина, как ребёнок, велась на провокации, испытывая по его желанию то растерянность, то злость. Девушка снова задумалась: сможет ли работать на человека, который, по своей прихоти, играючи разрушил её уютный устоявшийся мирок, а теперь ещё и напрашивался на ненависть. Неожиданно она обнаружила в себе кроме злости какое-то другое новое чувство. Задумалась. Попыталась вычленить его: чувство имело название — любопытство.
Точно, Арина не возненавидела Прада, не послала его только что, куда подальше именно из-за любопытства. Ей со вчерашнего вечера было страшно интересно узнать, за что могут платить шесть тысяч евро ежемесячно, но ещё больше интересовало, что разглядел в ней Прад, оценив настолько высоко. Ведь он действительно приложил немало усилий, дабы разыскать её и вырвать из плена детской медицины. А ещё Арину потянуло на приключения. Может, кризис среднего возраста? Так или иначе, проснувшись, она уже поняла, что приняла решение: плюнуть на карьеру, окунуться в нечто новое, а если не получится — что ж бывает, но пусть тогда те несколько дней или недель покажутся ей отпуском, со сменой места действия, новыми знакомыми и, чем чёрт не шутит, новой влюблённостью! Арина покраснела — в глубине души ей всегда нравились хорошо одетые, интеллектуальные циники, среди которых Прад казался настоящим подонком… Чрезвычайно милым подонком.
Время до обеда то растягивалось невыносимым ожиданием, когда её одолевали сомнения и опасения предстоящей встречи, и Арина, полностью ими поглощённая, грустно пила кофе на балконе, то летело сломя голову, когда она вдруг вспоминала, что лучшая блузка не отглажена, а любимую серую юбку чуть выше колен и вовсе предстояло почистить. Измучавшись странными предчувствиями в одиннадцать утра, понимая, что приедет намного раньше чем нужно, она всё же вышла из дома. Дорога предстояла не близкая. Новая работа располагалась почти в центре, в районе Лефортово, вернее, чуть дальше — у старинного Введенского кладбища. Арина решила поехать не на метро, а на электричке. Через час как обычно переполненный поезд остановился на станции "Электрозаводская". Воздух здесь, казался таким же серым, как всё вокруг. Стены зданий лишились ярких цветов из-за плотного налёта угольной пыли — вечной спутницы железных дорог. Наверное, отсюда до шестого дома на Княжекозловском переулке ходил какой-нибудь транспорт, но она не была уверена и решила не рисковать — пешком надёжнее. Несколько раз уточнив у интеллигентного вида пенсионерок направление, она неторопливо шла к своей новой работе. Когда впервые идёшь по району, в котором никогда раньше не был, расстояние всегда кажется большим, нежели есть на самом деле. Арина вроде бы прошла не так уж и много, то поднимаясь, то опускаясь по холмистой местности этой части Москвы, но ноги в симпатичных, но неудобных туфлях успели устать. К дому номер шесть она прибыла ровно в двенадцать. Обругала себя, что теперь делать целых два часа? Решила изучить место, найти офис, а потом ещё немного погулять.
Тихий микрорайон жил своей жизнью. Близость сакрального места — кладбища — накладывало на местных жителей странный отпечаток. Собаки здесь не лаяли, из окон домов не доносилась громкая музыка, люди передвигались чинно, не торопясь, даже шум автомобилей, проносящихся по соседнему Госпитальному валу, звучал еле слышно. Арина обошла вокруг дома и напряглась. Никаких офисов здесь не оказалось. Обычный старый жилой дом: цветы на подоконниках и во дворе, одряхлевшие балконы, деревья, лавочки и тротуары. На первом этаже кто-то выкупил квартиру, а может быть, сама хозяйка преобразила её в клуб любителей кошек "Гея". "Странное название для кошачьего клуба… Назвали бы лучше "Мурка" или "Барсик" — было бы понятнее" — подумала она, когда заметила, со стороны двора в подвальном помещении ещё одну организацию. Подошла поближе. Под зелёным навесом над чередой крутых ступенек, ведущих под землю, красовалась вывеска: "Прачечная "Раиса". Девушка собиралось было пройти мимо, когда рассмотрела в правом нижнем углу вывески мелкие буквы: "ООО Проно".
Сглотнула. Нет, этого не может быть… Протёрла глаза, ещё раз прочитала: "ООО Проно". Впав в непонятное забытье, Арина перестала обращать внимание на происходящее, медленно направившись в сторону остановки электропоезда. Что происходит? Как так получилось? Чушь! Но факты говорили обратное: никакой элитной медициной здесь не пахло. Что там медициной! Не пахло тут и проституцией и наркотиками. Она испугалась самой мысли о том, что променяла поликлинику на работу в прачечной. А деньги? Тоже обман. Столько нелепой лжи! А что если это… Конечно! А как иначе? Розыгрыш! Всё происходящее настолько не соответствовало действительности, что это мог быть лишь розыгрыш! Всё сходится: главврач с ней не попрощался, Галина Григорьевна отпустила уж больно легко, нелепый капитан Прад смахивающий на неудачливого актёра… Ей даже показалось, что она его уже где-то видела, возможно, в каком-то сериале. Сговор! Они все договорились и разыграли её. Конечно жестоко, но очень профессионально! Арина нерешительно огляделась — не выскочат ли коллеги и знакомые из кустов сирени, чтобы крикнуть: "Ага, попалась!". Но никто не выскочил. На лице прошедшей мимо старушки читалось равнодушие. А если сейчас они ждут в прачечной? Точно, там они её и подстерегают, чтобы сначала удивить, а потом уже дружно всем вместе посмеяться над тем, как ловко её провели. На всякий случай, она решила позвонить пожилой медсестре. Номер Галины Григорьевны оказался недоступен. Ещё бы, в подвалах всегда плохо со связью… Всё сходилось. Арина почувствовала себя мисс Марпл, улыбнулась собственной проницательности, представила, как изобразит на лице крайнюю степень удивления, чтобы не разочаровать коллег, и, решительно развернувшись, пошла обратно.
Каблуки отсчитали одиннадцать ступенек вниз. Арина поправила блузку, открыла тяжёлую стальную дверь, шагнула внутрь. Как в большинстве частных магазинчиков, дверь захлопнулась, противно звякнув китайским колокольчиком. "Зачем хозяева их вещают, ведь недолго сойти с ума, если слушать весь день их пошлое звяканье" — подумала она, замерев на пороге. На неё смотрела красивая молодая армянка, хлопала ресницами, поправила причёску и юбку. Огромное зеркало от пола до потолка, стоящее напротив входа, оказалось полной неожиданностью. Справа и слева от зеркала висели огромные синие амулеты "глаз от сглаза". Хозяин явно сдвинут на китайских безделушках — отметила Арина, выходя из крошечного кармана, в котором находился вход. Основное помещение прачечной представляло собой большую прямоугольную комнату. По левую стену ждали своего часа расположенные в два ряда крупные стиральные машины, справа замерли гладильные доски с утюгами, а в центре от входа до противоположного конца помещения тянулась неудобная скамья для посетителей. Больше всего в этом антураже Арину поразили стены. Наклеенные на них обои пестрили безумным рисунком, состоящим из кругов с крупной чёрной точкой в центре: никак, снова "глаза от сглаза", но не два, как у входа, а сотни или тысячи! Пёстрый, геометрически идеальный узор непонятным образом влиял на разум: ей мерещилось, что глаза действительно "смотрят" на неё. Закружилась, а затем заболела голова. Она поспешила перевести взгляд, но и пол оказался не лучше. Каменную плитку покрывали десятки разнообразных крестиков, в расположении которых, в отличие от глаз на стенах, усмотреть никакой последовательности у неё не вышло. Арину начало подташнивать. Плюс ко всему, в прачечной стояла пугающая тишина, укутанная в химический запах стирального порошка. Захотелось как можно быстрее выбежать из помещения, но она взяла себя в руки, шагнула к стойке у противоположной от входа стены.
За высокой фиолетовой столешницей невозможно было ничего рассмотреть. На стойке лежал лист формата А4, намертво приклеенный к пластику скотчем и золотой звонок для посетителей, какие часто показывают в американских фильмах. Арина осторожно нажала на звонок, подождала и ещё раз позвонила, ещё подождала и снова позвонила. Никакого движения. Никто так и не появился из проёма в стене за приёмной стойкой. Плотные нити с крупными бусинами, служившие здесь дверями, безмолвно подрагивали на неощутимом сквозняке. Отчего-то стало не по себе. Арина не знала, что и думать. Теория о глобальном розыгрыше рушилась на глазах. Шутникам в прачечной попросту некуда было спрятаться. Потеряв терпение и разозлившись на саму себя, она перегнулась через стойку — зачем? Сама не поняла. Просто чувствовала: нужно как-то действовать. За фиолетовой столешницей обнаружились маленькие, исписанные быстрым почерком бумажки, ручки, скрепки, степлер, чей-то мобильный телефон и прочая чепуха, которая присутствует на столе любого менеджера среднего звена. Арина расстроилась, впрочем, а что она планировала там увидеть? Глаза от бешеных узоров на стенах слезились, поэтому она не сразу заметила главное. С пола за стойкой на неё пристально смотрела странного вида девушка. Тоненькая девушка лет двадцати пяти сидела в позе лотоса. Худенькое, сильно загоревшее лицо обрамляли тысячи косичек ниже плеч с вплетёнными в них красными и чёрными лентами. Косичек было так много, что создавалось впечатление, будто у незнакомки не волосы, а грива. На длинной статной шее висело с десяток бус самых разных размеров и оттенков, некоторые из них прятались под ворот свободной коричневой блузки, прямого кроя, украшенной индийскими или китайскими народными рисунками. Самое странное в девушке — её глаза. Они уквально поразили Арину. Небесно-голубые с суженными зрачками, они смотрели сквозь неё куда-то за спину или в саму вечность. Как врач, она отметила, что с глазами у девушки явно не всё в порядке. Неожиданно глаза стали зелёными, с уже осмысленным выражением, а мгновение спустя снова голубыми. Арина отшатнулась, чуть не вскрикнув от испуга. За фиолетовой стойкой послышалась возня, а через секунду девушка уже стояла на ногах, приветливо ей улыбаясь:
— Извини, пожалуйста, я тебя напугала… К этому, — она закрыла глаза, демонстрируя на веках потрясающе достоверный рисунок других — голубых глаз, — нужно привыкнуть… Помогает от злых духов… Меня зовут Гита. А ты давно ждёшь? Я была в трансе — ничего не слышала.
— Эээ… Да, нет, я только пришла…
Гита снова улыбнулась, причём настолько по-доброму, что Арина почему-то сразу поняла, что они могли бы подружиться, протянула ей худенькую руку, увешанную позвякивающими фенечками:
— Будем знакомы! Ты, наверное, Арпеник?
— Можно просто Арина!
— Оу, у тебя тоже есть второе имя? Мудро! В таком случае не афишируй настоящее — в наше время это опасно. — Гита внимательно посмотрела на неё, но, не встретив понимания, поспешила добавить, — всему своё время! Прад предупреждал о тебе, но его ещё нет, пойдём в подсобку, я угощу тебя чаем… Ты должна его попробовать! Только вчера пришла партия из Египта, называется "Чёрная ночь Немезиды"!
Арина была полностью деморализована происходящим, так что решила плыть по течению, доверившись судьбе. Новая знакомая, оказалась полностью сдвинутой на мистике и восточных суевериях, постоянно щебетала о карме, что-то говорила об амулетах, но при этом угостила действительно фантастическим чаем со шербетом. После шербета сердце Арины оттаяло, и она прониклась к Гите самыми тёплыми чувствами. Между тем девушка оказалась не так наивна, как могло показаться. Как ни пыталась Арина перевести разговор в нужную ей плоскость: узнать побольше о Капитане, прачечной и своей роли в этом безобразии, Гита неуловимо пресекала её неуклюжие попытки.
Спустя минут двадцать, произошло нечто странное. Гита как раз рассказывала о Тибете, в котором она прожила несколько лет, изучая скрытые возможности человеческого тела, вдруг внезапно замерла, с приподнятой чашкой чая, странно посмотрела на Арину, перевела взгляд на дверь:
— А вот и он — Прад.
В подтверждение её слов вдали звякнул колокольчик.
Через мгновение шторы-бусы шумно заволновались, впуская внутрь ураган — Капитана. Он пронёсся по просторной комнате подсобного помещения, приводя в движение всё вокруг. Со стола упала папка с документами, от его шагов в чашке пошли круги, заскрипела дверь шкафа, в который он бросил дорогое пальто, комната наполнилась громкими звуками его мощного голоса:
— Ха, я так и думал, что ты придёшь раньше времени! Такие как ты слишком эмоциональны, слишком педантичны… — в его глазах светился азарт с оттенком безумия, она успела забыть этот взгляд, но теперь вспомнила и поёжилась — стало неуютно.
— Разве желание не опоздать — это плохо?
Капитан, как губка, впитывал каждое её слово, каждый жест, любое изменение на лице. Улыбнулся:
— Если бы ты знала, какое желание просыпается во мне, когда я вижу, как покачивается твоя налитая грудь! — замер, взглядом просверлив в ней огромную дырку, быстро отвернулся, кинул через плечо, — Ара, за мной, поговорим… — скрылся за ещё одной дверью с надписью "Директор".
Арина растеряно посмотрела на Гиту.
— Не бойся… Он служит добру, хоть немного по-своему, но он хороший, — Гита мягко пожала её ладонь, — иди, всё будет хорошо…
И Арина пошла. Ноги стали ватными, так что, входя в кабинет Прада, она думала лишь о том, чтобы поскорее сесть.
Кабинет напоминал кабинет любого директора: дорогая резная мебель, богатое кожаное кресло, плазма на стене, какие-то позолоченные канцелярские мелочи на столе. Арина скромно присела на край скромного стула для посетителей. Кожа сидушки неуместно скрипнула под попой. Прад вульгарно усмехнулся. Он откинулся на спинку кресла, беспардонно закинув ноги в дорогих ботинках на зелёное сукно столешницы:
— Ну что, ты готова приступать?
— Приступать к чему? Вы так и не объяснили мне мои обязанности, то есть вы мне вообще ничего не объяснили…
— Обязанности? А что тут объяснять? Разделила вещи по цвету и фактуре, засунула в стиралку, подождала, потом погладила, проверила, чтобы не осталось пятен…
Арина похолодела — вот чего она боялась больше всего. Никаких розыгрышей, всё правда! Белый халат врача она променяла на белый передник прачки.
— Стирка?.. Я не понимаю… Но зачем вам я? Почему вы забрали меня из больницы? Неужели не могли найти кого-то более подходящего? Может быть, я каким-то образом вам мешала или навредила кому-то из ваших близких, и вы мстите, в таком случае — простите! Но зачем вы всё это сделали? Зачем сломали мою жизнь? — проговорив вслух вопросы, терзавшие её последние сутки, стало чуть легче, но с другой стороны услышав собственные слова, Арина прониклась жалостью к самой себе, на глаза навернулись горькие слёзы.
Прад хладнокровно изучал бархатные тёмно-зелёные обои с золотым рисунком:
— Терпеть не могу женских слёз… Понимаешь, может на других мужчин они и действуют, а меня страшно раздражают… Бесят… На, подотрись, — небрежно кинул ей тонкий шёлковый платок.
Жалость к своей незавидной доле испарялась вместе со слезами. Арина не любила быть слабой, а сильной быть проще, когда понимаешь, что отступать, в общем-то, некуда, и все мосты сожжены:
— Всё. Я ухожу! Вы лжец и подлец! Не хочу иметь с вами ничего общего! Прощайте! — она уже поднималась со стула, когда на её плечо опустилась тяжёлая рука, вернув на место. Арина удивлённо посмотрела наверх, встретив равнодушный взгляд Вадима. Как и накануне, она его не заметила.
Между тем, Прад продолжил:
— Я тебя ни разу не солгал… Я вообще никогда не вру. Правда — намного сильнее лжи. Хочешь услышать всю правду о себе? Глупый вопрос — никто не хочет. Но я скажу.
Арпеник Ослонян — грустное зрелище. Немолодая, ленивая, скучная. Наглядный пример "ненужного человека". Что ты есть, что тебя нет — ничего не изменится. Таких много. Ты поставила на себе крест, раньше времени записав в старые девы. Смирилась с одиночеством, решила, будто можно быть счастливой одиночкой. Занимаешься сублимацией, объедаясь перед сном сладостей. Не ищешь новых друзей, окружила себя немолодыми, некрасивыми подругами; не выходишь из дома на выходных… Но больше всего меня в тебе заинтересовало то, что ты и сама осознаёшь свою никчёмность! Именно поэтому пошла во врачи, думаешь, что помогая людям, делаешь доброе дело, из-за которого тебя запомнят, но знай: не будь тебя, был бы другой врач — ничем не хуже. Так что — исчезни ты — никто и не заметит.
Арина открыла рот, чтобы возразить, но мысли оказались быстрее слов. Арина поняла, что Прад прав.
Он покосился на неё, спрятал ухмылку в кулак, убрал ноги, облокотившись на стол:
— Я предложу тебе гораздо больше! У меня ты познаешь себя! Будешь помогать людям, и они взамен запомнят тебя на всю оставшуюся жизнь! Ты сможешь изменить уклад вещей в своей жизни и даже в этом городе. Именно к такому будущему стремится твоя душа. Не мешай ей!
— Я поняла… Вы — сумасшедший?! Стирать чужое грязное бельё? К этому стремится моя душа? — Арина нервно захохотала, — вы бредите! Стирка как смысл жизни? Отбеливатель — ключ к счастью? Нет, спасибо… Если ваш телохранитель позволит, я пожалуй, пойду.
Прад обменялся с Вадимом коротким взглядом и теперь ей никто не помешал подняться. Не смотря на Капитана, она поправила юбку, гордо вздёрнула подбородок и собиралась выйти, но не успела.
— Секундочку, — Прад за спиной явно улыбался, — подожди одну секундочку. Ты, оказывается, поверхностная: не попыталась разобраться, что к чему и уже бежишь… Не беда, у меня остался ещё один рычаг, который всегда действует… Вадим, где твой чемоданчик?
Вадим молча подал хозяину неизвестно откуда взявшийся кейс. Прад поставил его на стол, поднял крышку, долго что-то изучал, а затем перед Ариной начали появляться пухлые пачки банкнот. Одна, вторая, третья… Ещё одна, потом сразу две… Всего их оказалось десять. Синие пачки полтинников, совсем новых и видавших виды, полностью захватили её разум. Как много! Она смотрела на кучу денег, глупо моргая ресницами. Прад убрал кейс, извлёк из внутреннего кармана портмоне и положил на пачки ещё несколько банкнот достоинством в пять тысяч рублей. Арина испытывала душевный трепет. Странно, но в это мгновение она не думала, на что могла бы потратить эту астрономическую сумму, ей просто захотелось впервые в жизни подержать её в руках, а ещё лучше — обладать этими деньгами.
Прад выдержал паузу и медленно, смакуя каждое слово, произнёс:
— Это… твой… первый… аванс.
Арина перестала дышать.