Чаровница для мужа

– Есть, есть! — авторитетно заверила Елизавета Петровна. — Древненький такой, «Моторола» совсем уж примитивная, из самых дешевых, — в голосе санобработчицы отчетливо прозвучала классовая снисходительность, и, словно невзначай, она вынула из кармана очень недурную и совсем недешевую «Нокию». Видимо, и впрямь Елизавета Петровна работала не корысти ради, а интереса для. — Катя эту «Моторолу» однажды в унитаз уронила. Видимо, телефон в кармане у нее лежал, ну, и выпал. Конечно, она его выловила, выскочила из туалета, рыдает, причитает: «Жалко, мне его дочка покупала. Как же я теперь буду ей звонить?!», ну и побежала на второй этаж — в салон «Евросети», там мальчики толковые сидят и очень вежливые. Потом спустилась веселая такая, значит, не успело ничего в ее «Мотороле» промокнуть или замкнуть. И я видела потом, как она с сотового разговаривала… Я еще почему запомнила, что она с автомата звонила? Буквально через пять минут смотрю, она уже в автобус свой садится, а сама по сотовому: ла-ла-ла… Ну, я поудивлялась, зачем в автомат нужно было, да и забыла, не до Кать мне тут всяких, сами понимаете, а вот видите, как понадобилось, вспомнила! — сказала она, сделав такое значительное лицо, что Панкратов не мог не поблагодарить Елизавету Петровну за очень, ну очень большую помощь следствию и очень, ну очень ценную информацию.

Катя с Бычихи, значит… Ну а почему бы той самой Кате не оказаться по неведомой причине в затоптанном, сыром садике на окраине города и не увидеть на крылечке покосившегося домика мертвую Людмилу Куницыну? Да легко можно вообразить хоть тысячу причин для этого! Однако как ни напрягал Панкратов воображение, у него с трудом увязывалась с образом простушки с «Моторолой» почти шпионская предусмотрительность, какую она проявила, чтобы отвести от себя подозрения. Такие Кати обычно начинают орать во весь голос: «Караул, спасите!» и мечутся, словно всполошенные куры, созывая народ. Истерику их, как правило, унять трудно, хватает переполоху и на другой день. А тут… странная осторожность. Не в образе той Кати, которую описала Елизавета Петровна. Одно из двух: или санобработчица ошиблась в Кате, или… или здесь что-то не так.

Выяснить это можно только одним путем: отыскать Катю. То есть съездить на Бычиху.

Что и проделал Панкратов буквально на другой день.

…У одной из его прежних подружек (коих велось у него несчетно до тех пор, пока не женился) была поговорка, которую она весьма пафосно употребляла, когда случайно что-то угадывала: «Я могла бы зарабатывать немалые деньги гаданием!» Так вот — теперь Панкратов тоже мог бы эту поговорку употребить. С той же пафосностью. Потому что с Катей в самом деле оказалось «не так» — и не кое-что, а очень многое!

* * *

Человек, сидевший в «Хонде» напротив дома, подвал которого оккупировали «железные задницы», досадливо стукнул кулаком по рулевому колесу. Он ждал уже два часа, он с таким трудом успел проследить за потрепанной белой «Тойотой», которая привезла эту женщину, ее приятельницу и парня, их сопровождавшего! Просто чудо, что они не пропали бесследно около типографии, а проследить за белой «Тойотой Королла» в городе Ха, где каждая третья машина — японская, каждая четвертая — «Тойота», а каждая пятая — «Королла», — не так просто, как кажется. К счастью, он успел заметить номер. И пристроил свою «Хонду» за «Короллой», уверенный: теперь-то он ни за что не упустит ту, за которой следил. Ожидание затягивалось, но он был терпелив… жизнь научила терпению. И вот наконец-то она появилась снова. Рядом с ней была подруга и тот парень, тоже из байкеровской кодлы, надо полагать. Все трое постояли около подъезда, но к «Королле» почему-то не шли. Ага, покурить решили. Курили подруга и байкер. Его «подопечная» только поеживалась, отворачивалась от дыма и поглядывала вдоль улицы.

Значит, она не курит.

Он вздохнул. Конечно, курящие женщины — некомильфо, курение всеми осуждается, но до чего ему нравилось смотреть, как дамы курят! У некоторых это получалось необыкновенно изысканно, волнующе, дразняще. А те, что говорят, будто курящую женщину целовать — все равно что пепельницу облизывать, те ничего в поцелуях не понимают. В конце концов женщин ничего такое не останавливает, когда они целуют курящих мужчин. И некоторым это очень даже нравится.

Подруга той, за которой он следил, курила очень красиво, хотя сама по себе ему не нравилась. Ему вообще маленькие женщины не нравились. Только высоченные, как эта… писательница.

Он усмехнулся, вспоминая ее глаза, ее ноги, которые произвели на него неизгладимое впечатление, а сейчас были слишком надежно спрятаны в сапоги. Какие-то на ней были не то штаны, не то юбка — с мотней, как у запорожского казака. Вообще-то подобные он видел и раньше, вроде бы они необычайно модны, их таскают все кому не лень, и парни, и девушки, ему же эта мода казалась идиотской… до той минуты, пока он не увидел их на писательнице с ее дерзко прогнутой спиной. Сейчас спина ее была закрыта курткой, но он ее хорошо помнил, и прогиб, на который ему так хотелось положить руку, тоже помнил… Он закрыл глаза, представляя туго обтянутое то, что находилось ниже прогиба, а когда открыл их, не сразу понял, что произошло. Курящей писательницыной подружки и парня уже не было, а сама женщина его грез садилась в невесть откуда взявшееся такси. Тоже в белую «Короллу», между прочим. Ну, выше уже говорилось о количестве таких машин в Ха. А во Владике их еще больше!

Так вот, оказывается, зачем они тут топтались, на улице-то! Такси ждали! Эти двое, наверное, вернулись в клуб, а она едет домой.

А, леший побери! Какого черта он сидел и ждал? Вышел бы, заговорил, предложил подвезти…

Вряд ли она согласилась бы, конечно. Она, наверное, его вообще не запомнила. А может, и согласилась бы. Он бы ей сразу сказал, что…

«Если бы да кабы! — сердито оборвал он себя. — Заводи, давай, да поезжай, а то и теперь упустишь!»

Белая «Королла» была уже довольно далеко, но он все же ее догнал. Ехать оказалось всего ничего: по Волочаевской через Уссурийский бульвар, потом через улицу Муравьева-Амурского и Амурский бульвар до Серышева, там повернули налево и направились в сторону стадиона. Потом свернули. Это был какой-то переулок, он даже не знал названия.

Такси остановилось, спустя некоторое время из него выбралась писательница и пошла во двор. Ну, тут уж он не растерялся: выскочил из машины и ринулся вслед. Чуть замешкался, запирая свою «Хонду», а писательница шла быстро, слишком быстро. Вот сейчас войдет в подъезд — и… Где ее потом искать? На крылечке стеречь? Глупо до чего!

Уже забренчали ключи в ее руках, запел домофон, дверь начала приотворяться. Надо окликнуть! Он чуть не заорал: «Погодите, девушка!», но спохватился:

– Алена, извините, одну минуточку!

Она вроде бы должна была испугаться, может, даже кинуться опрометью за прикрытие подъездной двери, но остановилась, доверчиво всматриваясь в темноту. Его так и кольнуло в сердце. Вспомнилось то, что старательно гнал из памяти: другая женщина доверчиво оборачивается на его голос — и…

Нет. Не вспоминать. Он заплатил за то, заплатил! Он больше не будет мучиться из-за той истории, из-за той смерти, в которой был невиновен, но в которой обвинили его. Он заплатил ни за что в полной мере!

– Алена, вы, наверное, меня не помните, не узнаете…

Он видел, как мерцают ее глаза, и только по голосу понял, что она улыбается:

– Ну почему же. Я вас отлично помню и сразу узнала.

Она и впрямь его сразу узнала по голосу. Такой своеобразный был голос, очень мужской, чуть хрипловатый… ну, как раз такой, какой и должен быть у героя истерна… пусть еще и не снятого истерна про оборону Албазина. Как его? Терехов. Никита Дмитриевич Терехов. —  Вы тоже тут живете? — спросила она не без удивления.

– Нет, я за вами следил.

– Батюшки… — Алена растерялась. — Каким образом?

– Ехал за вами от клуба. Хотел еще там перехватить, но вы успели сесть в такси прежде, чем я вышел из машины.

– Что, серьезно?! А как вы узнали, что я там?

Тут же она подумала, что спрашивает не о том. Нормальная женщина сразу спросила бы: «Что вам от меня нужно?» Так ведь это нормальная, не детективщица, для которой главное — не что, а — как и почему.

– Да я за вами еще от типографии ехал, где мастер-класс был, — пояснил Терехов. — Выскочил, даже ботинки танцевальные не сняв. Конечно, ехать в них очень удобно, потому что подошва гибкая, но около клуба такая слякоть… Думал, переобуюсь — потом войду. Вы в это время были уже внутри. Я хотел в клуб попасть, но меня охрана не пустила. Оказывается, там только для своих, чуть ли не система паролей… Я им любые деньги предлагал, но… Пришлось ждать.

Алена вспомнила, что да, когда они входили в «Iron butts», Герка прошептал какую-то таинственную абракадабру охраннику, и тот ответил подобной же абракадаброй. Значит, это был пароль для своих.

От типографии ехал! А как же его партнерша? То есть она как бы не в счет? И ждал около клуба?! И проследил, где она, Алена, живет?!

Ну вот, теперь даже детективщицам пришла пора задавать нормальные вопросы.

Нет, серьезно, ей стало любопытно. От любопытства даже голова перестала болеть.

– Извините, я что-то не пойму… а вы меня ждали зачем?

У него в кармане зазвонил мобильник. Мелодия была какая-то странная — отнюдь не аргентинское танго! — рваная, квакающий такой рэп, а фоном звучал юношеский голос, бессловесно напевающий мелодию.

– Извините, — смущенно сказал Терехов, хлопая себя по карманам. — Черт, да где он?!

«Что это он всполошился? — подумала Алена. — Может, жена звонит? Она его потеряла, а он тут барышню кадрит… А он тебя, барышня, кадрит? — тут же придирчиво спросила она себя и не могла не ответить: — Похоже на то…»

Наконец Терехов нашел телефон, вытащил его, странная мелодия оборвалась. Он буркнул:

– Перезвоню, извини, — и снова сунул трубку в карман. — Алена…

Мелодия раздалась вновь.

– А, черт! — Терехов снова выхватил мобильник, но на звонок не ответил, а просто выключил телефон. Дисплей вспыхнул и погас, издав короткий звучок, похожий на прощальное рыдание.

– Жалко, — сказала Алена. — Музыка красивая у вас в сигнале. Это что?

– Не узнали? — все еще смущенно проговорил Терехов. — Это «Дельфин».

– Дельфин? — хлопнула ресницами Алена. — А что, дельфины умеют петь?

– Группа «Дельфин», — уточнил он.

– Это мне ничего не говорит, — со вздохом призналась наша героиня. — Извините, но… Вообще странно, что вы любите рэп.

– Да не люблю я рэп, — решительно мотнул головой Терехов. — Я только эту песню люблю. Там красивый текст. — И пробормотал рваным рэповским голосом:

Это больше, чем мое сердце,

Это страшнее прыжка с крыши,

Это громче вопля бешеного,

Но гораздо тише писка забитой мыши,

Это то, что каждый всю жизнь ищет,

Находит, теряет, находит вновь…

И осекся, и Алена сквозь темноту словно бы увидела, как этот не сильно-таки молодой человек вдруг покраснел. Ну, она немало видела мужчин в своей жизни, а стихов прочитала еще больше, да и сама их в былые времена писывала. Какое, ну какое слово рифмуется с «вновь»? Правильно, морковь! А также свекровь, новь, кровь, ну и любовь, конечно. Теперь и она вспомнила эту песню:

Ты даже не сможешь ее увидеть,

Ты никогда не заглянешь в ее глаза,

А думаешь о том, как бы ее не обидеть,

Не веря в то, что она действительно зла,

Ты можешь с ней расцвести и засохнуть,

Она сожрет тебя, как цветок — тля,

Но все равно — лучше уж так сдохнуть,

Чем никого никогда не любя…

«Точно, он меня кадрит!» — подумала Алена растерянно. Нет, ну в самом деле, что все это значит? И что с ним теперь делать, с этим странным кадрильщиком? Если честно, у нашей героини не было ни малейшего желания заводить даже мало-мальское подобие романа в городе своей юности, где она когда-то любила и где любили ее. Ничуть не романное было у нее нынче настроение. Герка, конечно, мог бы ее настроение поколебать, но ведь там Александрина на страже… А этот мэн, понятное дело, тоже не свободен. Во-первых, брюнетка, которая была с ним там, на мастерсе. Во-вторых, настойчивые звонки, от которых он избавился весьма радикально. Когда звонят бизнес-партнеры, так отчаянно телефоны не отключают. Явно звонила женщина, которая имеет на него права. Жена или любовница. Не-ет, ну не имеет легкомысленная Алена Дмитриева никакого желания осложнять жизнь себе и кому-то другому, мужчинам, женщинам — все равно!

И голова снова заболела… И вещей разбирать-собирать невпроворот…

Как бы ей половчее смыться?

– Ну, я современной музыки не знаю, — сказала она сдержанно. — Я только аргентинское танго слушаю в последнее время. Ой, кстати о времени — а сколько сейчас?! Ничего себе! Извините, Никита Дмитриевич, у меня столько дел…

«Боже ты мой, что я горожу! Он же мне не представлялся, он может возомнить, что я там, на мастерсе, им интересовалась! Сейчас ка-ак скажет: «Алена, откуда вы знаете, как меня зовут?» И от него не отвяжешься!»

– Алена, — окликнул Терехов торопливо, — пожалуйста, еще минуточку! Я, собственно, про аргентинское танго и хотел с вами поговорить. Я ради этого за вами и гнался…

* * *

Расследование убийства байкера Алексея Семикопного началось с того, что женщину, которая сняла у Натальи Болдыревой квартиру, обнаружили мгновенно, после звонка к хозяйке в Благовещенск. Звали съемщицу Тамара Хоменко, и она вовсе даже не думала скрываться от следствия. Довольно затруднительно скрыться со сломанной ногой, тем паче — подвешенной к вытяжке! Тамара Хоменко лежала в городской травматологии и на чем свет стоит проклинала пьяного хулигана, который неделю назад набросился на нее, отнял сумочку, вывихнув при этом Тамаре руку, потом тут же, при ней, сумку открыл, обнаружил, что денег там с гулькин нос, разозлился, сумку отшвырнул и так толкнул Тамару с тротуара на мостовую, что она упала, а хулиган в ярости еще и ударил ее по ноге левой рукой, оказавшейся у него невероятной силищи. Возможно, он вообще был левша. От боли Тамара лишилась сознания. Очнулась она уже в «Скорой», по дороге в больницу. По истечении небольшого времени Тамара вспомнила о сумке, которая, как выяснилось, валялась рядом с ней, как и пустой кошелек, а еще Тамарин паспорт и мобильный, «Сименс», до того старенький и примитивненький, что грабитель, видать, им погнушался, так же как и паспортом. За что Тамара возблагодарила господа бога и даже перестала сильно ненавидеть мерзавца. Расстроило ее то, что пропали ключи от теткиной квартиры, где Тамара сейчас жила, и от той, что она сняла у Натальи Болдыревой. Ну, собственно, ее новая квартира стояла пустая, потому что Тамара хотела сначала сделать ремонт, а потом туда переехать, красть там было нечего, а своей тетке она немедленно позвонила и наказала поменять замки, что та сразу и сделала. Но, видимо, напавший на Тамару хулиган пробавлялся малым, потому что вскрывать теткину квартиру никто не собирался, да и та, новая, стояла запертая, тетушка специально сходила и проверила.

– Вот и стала я не Хоменко, а Хроменко, — печально пошутила Тамара, кротко глядя на следователя Панкратова. — Но что поделаешь, народ нынче распоясался и совсем дикий стал. Ладно еще, хоть не убили.

Панкратов тоже умел смотреть на события всеобъемлюще, со всех точек зрения, как и подобает Деве, а потому оценил эту смесь пессимизма с оптимизмом.

– Могли и убить, — согласился он. — Какой-то вам зверюга попался, в самом-то деле! То ли обкуренный, то ли пьяный до потери облика человеческого… Так значит, говорите, замка в снятой квартире не меняли?

– А зачем? — вздохнула Тамара. — Там из имущества только половик под дверью, а внутри никакого добра нету. Красть нечего.

– Почему сразу — красть? А вдруг там кто-то поселился, пользуется этой жилплощадью… — предположил Панкратов.

Тамара растерянно поморгала:

– А откуда он знает, от чего ключи? Ну ладно, мой адрес можно было в паспорте посмотреть, а снятой квартиры адрес нигде не написан.

– А вы никому не говорили, что сняли жилье? Не рассказывали, где?

– Тетя знает, конечно, — сказала Тамара. — Ну, еще сама хозяйка и ее племянник, он на нее сильно обиделся, что его жить не пустила, а сдавать жилье стала. Но это же ее квартира, что хочет, то и делает. Ну, кто еще знал? Девчонки в спортклубах, где я подрабатываю.

– А кем вы подрабатываете?

– Да уборщицей, кем же еще? — удивилась Тамара. — Я без образования, и работы никакой такой особенной не знаю, низкая квалификация, зато убираюсь хорошо, чисто, меня там ценят. А платят они очень прилично, не то что у нас в офисе.

– Как называются спортклубы?

– «Роза ветров», это где аэробика, «БЗ» и «Ответный удар», боевые искусства для женщин.

– А что такое «БЗ»? — спросил Панкратов.

– «Белая змея».

– А змея тут при чем? — удивился следователь.

– А шут ее знает, — вздохнула Тамара. — Вроде бы стиль такой единоборства есть. Все удивляются, вот как и вы, поэтому его чаще называют «Боевая защита».

– Сурово… — оценил Панкратов. — Очень сурово для женского клуба. «Роза ветров» — звучит хотя бы как-то женственно, «Белая змея» — вообще ерунда какая-то, а «Боевая защита», «Ответный удар»… Очень уж это по-мужски.

– Ну и что, что по-мужски, зато знаете, какие дорогие эти клубы! — сказала Тамара так гордо, как будто дорогие клубы принадлежали лично ей и все денежки от их деятельности текли в ее карман.

Панкратов вежливо улыбнулся и закончил разговор, чтобы не утомлять больную. У него появились после встречи с ней кое-какие мысли, однако он их держал пока при себе.

* * *