Люблю. Ненавижу. Люблю

– Они бы дали о себе знать – если бы были живы. – Шипп смотрел на пивную пену, и ему хотелось спать – ночь за рулем давала о себе знать.

– Тоже верно, – согласился Фуат, представляя себя на месте пропавшего полковника Хаверя. – Какой смысл им молчать?...

– Если только в «дипломате» фельдъегеря не лежало тридцать килограммов отборных бриллиантов, – вдруг задумчиво произнес агент Шипп.

– И что?...

– Эти двое вполне могли махнуть на Багамские острова – с тридцатью килограммами бриллиантов, – устало вздохнул Шипп и покосился на лежащего у ноги кабысдоха. Тот делал вид, что спит, забыв про гуляющий хвост... Остатки собачьего ужина лежали на газетке под столом и привлекали мух.

Агенты расплатились и вышли из бара, кабысдох устало ковылял следом. Они сели у реки, был вечер... Изредка перебрасываясь словами, они размышляли, таял сигаретный дым, с пляжа звучал новейший эстонский мегашлягер:

«Шпроты!!! Шпроты!!! Шпроты!!!» – повторял и повторял певец, томно начиная и залихватски заканчивая.

Девичий смех и удары мяча неподалеку на некоторое время отвлекли агентов от их непростых дум.

«Истинная красота мужчины – не во внешности!»– глядя на свое отражение в реке, думал агент Шипп, возвратившийся с размазанной губной помадой на щеках и преисполненный гордости; Фуат же думал о Сандрин, а собственная внешность его не волновала уже года четыре. Фуат думал о том, что так и не смог сказать ей о своих чувствах.

«В чем проблема?»– задавал и задавал себе вопрос агент Фуат. Задавал и задавал...

Кабысдох залез в будку и ворочался.

– Я тут слышал... разговор про руку, – вдруг вспомнил Фуат.

– Где? – оторвался от созерцания себя в реке агент Шипп.

– В заведении для любителей клубнички, – медленно сказал Фуат. – Общепит такой.

– Да, я туда заходил... как-то. – Агент Шипп вздохнул. – А кто говорил?... Негр?... Тот самый?... Ага, значит, так...

Этой же ночью они обыскали жилище Растамана и Колпастиковой, но никакой руки не нашли. В холодильнике Растамана было пусто, под кроватями шевелилась пыль, а на стене сидел паук и наблюдал за агентами все время их пребывания в квартире Растамана. Любвеобильная парочка каталась где-то на старом «Линкольне» с прикрученной проволокой дверью и об обыске не подозревала...

«Хотел бы я знать... на какой икс понадобилась кому-то – эта самая рука-а-а?» – повторял и повторял паук, пока не забыл через пару дней любимую фразу агента Шиппа.

Побег

Два маленьких хутора неподалеку от Тапы – примерно километрах в двадцати, – таких хуторов в Эстонии тысячи полторы.

На большем хуторе живет цыганская семья из пяти поколений, а хутор поближе занимает тот самый Мозес, по кличке Нахал, с женой и сыном. Хутор записан на его жену как наследственный и называется просто и без затей – «Свинарник Эльзы». Судя по названию, здесь когда-то разводили свиней, но те времена, похоже, канули в Лету навсегда.

Плохое и хорошее одновременно слово – «навсегда», – оно не относится к людям.

Май выдался жаркий, на хуторе Лео Мозеса было тихо и пустынно. Мозес с женой уехал еще с утра, и некому было услышать, как в закрытом погребе идет возбужденная беседа меж двумя людьми...

В погребе было сухо, темно и душно, пахло немытыми телами и испражнениями из ведра.

«Фельдъегеря Орлова сопровождал полковник ГРУ в отставке Виктор Хаверь» – из розыскных документов контрразведки...

Так вот, этим утром пожилой полковник в отставке был все еще... жив и здоровехонек, исключая, конечно, хромоту, которую получил во время падения хвоста «Боинга» на дом на краю болота.

– Мне надоело их кормить, Мозес, – сказала три дня назад про полковника Хаверя и вора Лихутусупруга Мозеса – Хэльга.

Полковник Хаверь это слышал, и память вдруг стала возвращаться к нему – обрывками, кусками, незнакомыми на первый взгляд образами и картинами из прошлого – причем такими яркими, что у полковника заболела голова.

А надо вам сказать, Хаверь всю жизнь обладал недюжинной силой, и открыть для него подвальный люк оказалось лишь делом двадцати минут – после того как хозяин хутора уехал...

– Уходим красиво, – повторял Хаверь, пока выбивал люк кулаками...

И они вылезли из погреба на волю, подтянувшись. Волей оказалась – кухня Мозеса, пустая в те минуты... Они долго привыкали к дневному свету, от которого сразу же заломило голову и из глаз потекли обильные слезы.

Через какое-то время оба взглянули друг на друга и, не сговариваясь, бросились искать еду! К счастью, в холодильнике Мозеса лежали копченое сало и початый круг домашней колбасы. А на краю стола, покрытый полотенцем, лежал вчерашний хлеб... Через пятнадцать минут бывшие пленники уже переодевались в старую одежду Мозеса, которую нашли в шкафу у самой двери.

– Помыться бы не мешало бы, – вздохнул Хэнк Арнольдович Лихута, разглядывая заросшего и чумазого двойника в хозяйском зеркале.

Полковник в отставке Хаверь резко бросил:

– Держи, дружище! – И протянул Лихуте около ста крон, что составляло половину из найденных в доме денег.

Лихута задумчиво взял и, не считая, сунул в карман пиджака Мозеса. Надев его, он сказал лишь одно слово:

– Сносно!

Так, за какие-то сорок минут, пленники сбежали с хутора Мозеса, оседлав ржавый мотоцикл «Дукатти» хозяина... Первыми, кто их увидел за полгода отсутствия среди людей, были хуторские цыгане, обитавшие неподалеку.

– Ца-а-а... Ца-ца-ца! – плюнула вслед им столетняя бабушка Нозя. – Щоб у вас повылазило изо всих мест! Распугали всих кур!.. Черти неправославные!!!

Что первым делом сделали бы вы, сбежав из плена?... Подумайте, напишите на бумажке и пришлите мне...

Нет, Лихута и Хаверь не поехали в полицию и не попытались перейти русско-эстонскую границу темной ночью по сырому оврагу в районе села Пыталова... Они просто поехали – в никуда... Потому что через две недели после падения на тапское болото забыли о себе все, за исключением какой-то ерунды (причем у каждого – ерунда была своя). Забыли, кто они, что они, зачем они и – откуда и куда течет их жизнь в общевселенском смысле...

Лихута забыл, что он – Лихута Хэнк Арнольдович – удачливый вор и член легендарного клана бостонской мафии, а полковник ГРУ в отставке Виктор Хаверь, в свою очередь, начисто запамятовал, что на прошлое католическое Рождество именно он сопровождал пожилого фельдъегеря Орлова, летевшего с ценным грузом, пристегнутым к руке, из Таллина в Москву.

Это было поправимо, и любой профессиональный гипнолог вылечил бы их за три сеанса, но... они этого не знали и поэтому начали жизнь с нуля – то есть с сегодняшнего дня, сразу же после побега из погреба, где просидели полгода... Из всего они помнили лишь, что являются мужчинами; Хэнку Лихуте при этом отчего-то страшно хотелось, не смейтесь, – воровать, а полковнику Хаверю – служить и соответствовать.

Как такое могло произойти, знал лишь Нахал Мозес, который был свидетелем падения хвоста «Боинга» на тапское болото.

– Есть люди – тупики, а есть люди – никто... Мозес – тупик, – сказал полковник ГРУ в отставке Хаверь вору Лихуте еще пару месяцев назад.

Они знали, как зовут Мозеса, знали имя его жены – Хэльги, и даже имя сына Мозеса, которого звали Маркус... И все... Ну, такие мелочи, что они пленники и находятся в Эстонии, тоже знали.

– Мозес – никто, – согласился Лихута, глотая встречный воздух, когда они неслись на старом мотоцикле Нахала к Тапе, но не знали, что едут туда, – они просто ехали по проселку вперед.

Лихута уже полгода звал Хаверя – Старик, а Хаверь Лихуту – Дружище... Так они и ехали... Старик и Дружище. И не догадывались, что их уже ищут: вернувшийся в «Свинарник Эльзы» Лео Мозес, два агента – эстонский и русский, полковник Интерпола – Брук, а также – Дед и Дон Элгуджа Пярнусский. Всем им Старик и Дружище были нужны позарез, причем живыми и в здравой памяти...

Но за полгода плена Хэнк Лихута и полковник Хаверь настолько изменились... Их почти невозможно было узнать!

Квота на счастье

Если бы я только знала, что Валду Рейтель говорил про «тайники моей души»со следователем Тайво Рунно... Если бы я только знала, но я ничего не знала, я просто спала и мне снился бог – он судачил с ангелами и одновременно подписывал пропуска в рай. Он подписал очередной пропуск и нехотя повернулся ко мне чисто выбритым лицом.

«Ты же живая, чего пришла, иди отсюда!» – голосомВалду Рейтеля сказал он.

«Да, я живая, – согласилась я, добавив сердито: – Но я не могу без Ильи!..»

«У тебя нет квоты на счастье, Сандрин. И не спорь!» – сказал бог, погладил подбородок, и я проснулась...

Я не поверила... Мне же бабушка еще в детстве говорила, что счастье – перелетная птица, и у счастья не может быть квот!.. Какие у счастья квоты, ну, скажите на милость, а???

Я оделась – легкая шелковая куртка, юбка до колен – и вышла на улицу. С тех пор как не стало Ильи, я разлюбила завтракать, так как не привыкла завтракать одна. Двери казармы были раскрыты настежь, на улице было прохладно и безлюдно.

«Проходной двор», – подумала я и закрыла их, уходя.

Утро лишь намечалось пунктиром на восточной стороне небосвода, оно еще не началось, а только-только-только собиралось...

Кирха Святого Бенедикта– приоткрытая дверь, я остановилась... «Какой-то день приоткрытых дверей!» – подумала я и поднялась по мокрым ступенькам внутрь, поставив свечку святому Бенедикту, который, похоже, не спал уже несколько веков, молясь и страдая за людей и пытаясь хоть как-то им помочь в их маете.

Я вышла оттуда через минуту и взглянула на все еще темное небо, нависающее над Тапой...

Рейтель

Мало кто знал в Тапе, что Валду Рейтель когда-то закончил Принстон и проходил специализацию по менеджменту в Беркли. Да практически никто и не знал!..

И мало кто знал, что уверенный взгляд Валду Рейтеля становится пугливым и тревожным, когда он возвращается домой. Виной тому были участившиеся мигрени его жены Хелин – после того неприятного инцидента, когда она сбила в августе прошлого года некоего Котова на пересечении улиц Глинки и Айвазовского...

Под утро темное что-тоснова встало перед глазами, и Рейтель, откинув одеяло, встал, он вчера снова заснул на диване в своем кабинете... Быстро пройдя мимо спальни, откуда слышался негромкий храп Хелин, он спустился по лестнице, стараясь не скрипеть половицами, задумчиво открыл дверь и, сев в минивэн, поехал на работу.

«Вы уверены, что авария произошла именно здесь? – вспомнил он собственный вопрос, заданный следователю, проезжая перекресток улиц Глинки и Айвазовского. – Меня ведь не было в тот день в городе – я был на побережье».

«Ну, как же, а ваш минивэн?... Допустим, вы были на побережье, но ваш минивэн, управляемый вашей супругой, сбил человека, и пострадавший от полученных травм скончался, как вы знаете...»

«Но меня не было в городе...»

«Но, минивэн-то записан – на ваше имя!»

С каким же трудом ему тогда удалось открутиться от этой аварии, в которой погиб некто Котов.

Рейтель подъехал к радиостанции и обнаружил, что она закрыта!

Было утро – всего пять часов, он был в пижаме и тапках... а по Тапе расхаживали флегматично настроенные бритые дворники и мели тротуары.

Рейтель развернул машину, взвизгнули тормоза, и поехал обратно на улицу Маринеску – переодеваться и завтракать.

«Я схожу с ума, похоже на то?... – спросил он себя и напомнил: – Надо будет сегодня перевести эту вдовуна улицу Пик, пусть будет перед глазами... Что она замышляет? Ерунда!.. Или выгнать?... Я ей покажу, чертовке!»

Рейтель притормозил у реки, медленно переехал деревянный мост и свернул к своему дому. У ворот сидел вездесущий кабысдох и глядел на Рейтеля серьезными карими глазами.

– Бобби, ты не знаешь, опасна эта замороченная баба из офиса радиостанции или нет?... – наклонился Рейтель к псу. – Ну, что молчишь?

Кабысдох вздохнул, а Рейтель, устав ждать, вошел в дом.

Жена на кухне размешивала коричневый сахар в кипятке. Неторопливо обернувшись, она спросила:

– Ты к своей девке уже в пижаме ездишь?...

Рейтель кивнул и молча направился к лестнице.

– Папа, ты пьяный?... – выглянула из своей комнаты Деспина.

Рейтель снова кивнул, утро быстро набирало обороты.

«Если прекрасная дама решилась на убийство – будьте уверены, ей все сойдет с рук», – не к месту вспомнил он слова следователя, садясь на унитаз.

– Где ты был?! У меня снова мигрень, представляешь?... – заглянула в дверь Хелин.

В руках у супруги был стакан со сладким кипятком и пилюли от мигрени. Рейтель вздохнул, улыбнулся жене и уселся поудобнее...

– О-о-о-о, – убрала голову Хелин, дверь хлопнула.

Рейтель довольно усмехнулся.

Сандрин

Я уже неделю работаю делопроизводителем на улице Пик – замещаю укатившую отдыхать Белокурую Мечту, так, по крайней мере, объяснил мое перемещение Лорд, заместитель генерального директора по кадровой политике радиостанции на улице Титсу.

Ничего особенного, за исключением того, что Рейтель не замечает меня... Здоровается и то не всегда, сегодня, например, – не здоровался... Работы значительно больше – я отвечаю на десятки звонков и работаю на ПК последней модели за удобным низким столом. Когда нечего делать, я залезаю в Интернет.

Он только что странно поглядел на меня, заходя в свой кабинет... Я уже не раз ловила его неприятные взгляды на себе, но стараюсь не обращать внимания – смотрит на меня Рейтель или нет. Кукулис сказал, что Рейтель все знает про меня, ну, что я жена того самого Котова...

Месть отошла не знаю на какой план... Хотя ничего страшного на первый взгляд нет, но Рейтель вызывает во мне такой ужас, что у меня даже появляется металлический привкус во рту, когда он утром заходит в двери офиса. Вида-то я, конечно, не показываю... На улице Титсу такого не было.

Я быстро набрала на компьютере нужный текст и наклонилась, чтобы достать справочник.

– Как вы одеваетесь?... Черт знает что!

Я подскочила.

За моей спиной стоял Валду Рейтель и брезгливо разглядывал меня сзади. Именно брезгливо, и меня окатила волна ужаса...

– Что? – тихо переспросила я и вдруг разозлилась. – Я что, в домашнем халате?...

– Что за юбка на вас? – сморщившись, Рейтель разглядывал сзади мою юбку, я быстро потрогала «молнию»... Застегнута... Посмотрела на себя сбоку и непонимающе взглянула на Рейтеля.

Валду Рейтель морщился, на лице застыла гримаса... почему-то скорби!

– Это обычный льняной костюм... двойка, – я все-таки попыталась оправдаться, хотя понимала, что напрасно это делаю.

– Больше никогда не приходите на работу в этом старье, – отчеканил Рейтель и вышел в дверь. – Черт знает что!.. – раздалось оттуда.

На улице через минуту негромко зарычал его автомобиль, и Рейтель уехал. А я осталась. До конца рабочего дня было чуть меньше двух часов, я встала и, взглянув на себя в зеркало, немного успокоилась – я нормально выглядела, клянусь. Может быть, костюм был мне чуть-чуть великоват, но совсем чуть-чуть... На размер – не больше, обычный, из голубого неброского льна, строгий костюмчик для офиса... На лето, так до сегодняшнего дня считала я. А что льняные юбки мнутся, так это знают все...