Люблю. Ненавижу. Люблю

– Да? – переспросил он. – Вы – Кац? Разве... не Котова?

Сандрин кивнула.

«Значит, Кукулис не соврал!» – подумала она, испугавшись.

– Как интересно, – покачался на ногах Рейтель и приветливо улыбнулся выглянувшей из его кабинета секретарше.

«А у нее виноватый вид, – подумал он, уходя. – У этой Кац!..»

Сандрин вздохнула, глядя на спину Рейтеля и его длинные, похожие на страусиные, ноги. Перед ней криво лежала бостонская газета «Курьер», забытая Кукулисом, – на первой ее полосе улыбались пропавший вор Хэнк Лихута и какой-то сенатор от республиканской партии... И еще – Сандрин вдруг поняла, что не испытывает к Валду Рейтелю никакой невыносимой злобы, которая терзала ее все время после смерти Ильи. Человек Валду Рейтель, заговорив с ней, перестал быть объектом вендетты, он стал мелким отвратительным субъектом, из-за беспечности которого погиб ее муж.

«Я не буду мстить, – вдруг сказала себе Сандрин. – Не будет никакого отмщения. Похоже, этот надутый эстонец просто не понял, что он сделал...»

Но ведь то, что мы думаем, мы очень редко доводим до конца. Так случилось и в этот раз. Пани Остальская, детектив Кукулис, агент Фуат и сам Рейтель, узнавший, что Сандрин Кац и Александра Ивановна Котова – одно и то же лицо, просто не дали ей такой возможности.

Валду

Он вышел из здания радиостанции разозленный.

У порога на улице сидел серый неумытый кабысдох и чесался.

– Пошли, Бобби! – сказал Рейтель псу. – Пошли, – повторил он. – Пошли отсюда!..

Кабысдох поднял ухо... Так они и пошли: Рейтель – к машине, в которую затем сел и уехал, а кабысдох – за ним. Обтекаемый минивэн «Мерседес-V-280» скрылся за углом, и кабысдох, устав бежать, споткнулся и сел, снова начав чесаться.

– Похоже, на нем все блохи Тапы, – уважительно глядя на кабысдоха, сказала какая-то пожилая эстонка.

«Обстановка в одном из самых тихих в Эстонии городков с каждым днем становится все непредсказуемее», – в который раз подумал комиссар Гунар Шинн, глядя из своего кабинета на площадь с памятником.

Старые разноцветные дома на маленькой улице... Валду Рейтель припарковался неподалеку от комиссариата. Рефрижератор «АТЛАНТРЫБФЛОТ» преградил путь Рейтелю, он обождал, пока тот завернет за угол, и вошел в комиссариат, старательно вытерев ноги о щетку у дверей.

«Кто, на самом деле, – эта замороченная баба из офиса?... Этого... жена», – ответил Рейтель сам себе, вспомнив, что был инкогнито на тех похоронах и видел ее у гроба в черном шифоновом платье, как будто с чужого плеча...

В длинном коридоре комиссариата гулял сквозняк.

Следователь Тайво Рунно сидел в своем кабинете и зевал, когда Валду Рейтель постучался к нему... Толстый следователь в сером костюме в полоску и розовой рубашке с голубым шелковым галстуком-удавкой.

– Добрый день, – поздоровался с ним Рейтель.

– Алоха, – кивнул следователь.

Через пару минут они быстро шли к ресторану «Блины» напротив комиссариата... Седой, в усах, следователь и высокий статный Валду Рейтель. Тайво Рунно дышал, как слон после большой пробежки по саванне, быстро шагая рядом.

Они начали говорить сразу же и почти сразу же стали есть.

Рейтель ел аккуратно, следователь глотал блин за блином – со сметаной, с черной икрой, с черничным вареньем... Седовласый и солидный, в России таких обычно называют – «отец», вдруг подумал Рейтель.

– Скажите, Тайво, она приходила к вам? – подождав, пока следователь проглотит очередной блин, спросил Валду Рейтель.

– Да, – кивнул тот, не отрываясь от еды. – Приходила пару месяцев назад или чуть больше, – вскинул глаза он. – Да.

– И что?... – Рейтель задумчиво пережевывал блин с белыми грибами.

– Я ее прогнал и предупредил вашу домработницу, чтобы она передала вам, – чавкая, ответил следователь. – Она передала?...

Рейтель задумчиво кивнул:

– Не помню, если честно...

– Она вас нашла?... – осторожно спросил Тайво Рунно и потянулся за салфеткой. Его подбородок и щеки были в масле и начинке от съеденных блинов.

– Котова устроилась ко мне на работу. – Рейтель взглянул на следователя, потом в окно, у колеса минивэна сидел серый вездесущий кабысдох и чесался.

– Да вы что?... – поперхнулся следователь. – Зачем же...

Рейтель кивнул.

– Это опасно, – тихо произнес следователь.

– Чем опасно? – удивился Рейтель.

– Ну, сами должны понимать, – вздохнул следователь. – Вы разве не боитесь ее?...

– А что она может мне сделать?... – улыбнулся Валду Рейтель. – Я ее вижу пару минут в день.

– Насыпать стрихнину в чай, – пожал плечами следователь. – Просто, зато как сердито!..

– Не смешите меня, – показал угрожающий оскал тридцатилетнего мужчины Рейтель.

Тайво Рунно снова осторожно взглянул на Рейтеля, потом досуха вытер салфеткой рот и щеки.

– Ее выселили в дом для бездомных – это бывшая казарма, в которой когда-то служил ее муж... Вдобавок она ясно дала мне понять, что хочет знать имя того, кто причастен к гибели мужа... Увольте ее! – тихо и решительно закончил он.

– Я лучше поговорю с ней, – качнул головой Рейтель.

– Думаете, она выложит перед вами свой меморандум?... – достал зубочистку следователь. – Если прекрасная дама решилась на убийство, будьте уверены, ей все сойдет с рук!.. – чистя зубы, пробурчал он.

– Вы думаете, она не скажет, зачем устроилась работать на радиостанцию? – переспросил Рейтель.

Следователь усмехнулся:

– Как вы наивны... Значит, Валду, вы полагаете, она раскроет свои карты в отношении вас?...

– А почему – нет? – улыбнулся Рейтель. – Может быть, ей нужно всего лишь выговориться!

– Зря вы так думаете, – вздохнул следователь Рунно.

– Я переведу ее в офис по недвижимости, чтобы держать на глазах, – задумчиво парировал Рейтель.

– Зря, – повторил следователь. – Зря! А что вы говорили еще про самозваного детектива?...

– Кукулиса? – уточнил Рейтель.

– Кукулиса, – кивнул и улыбнулся Тайво Рунно. – Так он и не детектив, он вообще-то сумасшедший слегка, ну, или – полусумасшедший... Он когда-то работал в полиции.

– Кем? – настал черед удивляться Рейтелю.

– Техническим сотрудником, заполнял что-то... Бланки на выдачу паспортов, кажется.

– Что мог заполнять этот сомнительный типус в полиции?... – переспросил Рейтель, и у него задрожал угол рта.

– Не помню точно. – Тайво Рунно подмигнул. – Да гоните его в три шеи!.. Или, может быть, мне с ним поговорить?...

Рейтель молчал, глядя в окно ресторана. По улице летал тополиный пух, за пухом бегал кабысдох и громко тявкал.

– Я поговорю и прогоню его, не беспокойтесь, – пообещал Тайво Рунно, и они попрощались у выхода из ресторана.

Ресторанная пустота к вечеру заполнялась людьми... Специально обученный канделябрист вручную зажигал канделябры...

Сандрин

Вечером того же дня позвонила Остальская.

– Я придумала план расправы с Рейтелем, приходи обязательно, слышишь?... – громким шепотом сказала мне прямо в ухо из телефонной трубки Анна Рудольфовна. – Я магазин закрыла пораньше, приходи быстрей!..

И мне пришлось идти в свой бывший дом, туда, где мы раньше жили.

В старый дом у городской ратуши с палисандровыми перилами лестниц и стрельчатыми окнами, из которых был виден как на ладони весь тапский парк.

Я шла по вечернему городу и ловила свои отражения в зеркальных витринах и окнах первых этажей домов, но это шла не я... Настоящая Сашка осталась в прошлом – там, где и когда был жив Илья Котов, мой муж. А в витринах отражалась похожая на элегантную вешалку женщина в свободном костюме «джерси», серебристых лодочках, которые сваливались с похудевших ступней и с походкой бескрылого потерявшегося воробья...

Мимо проехал, медленно покачиваясь, не вишневый, и совсем не обтекаемый и даже не минивэн,но я все равно очень быстро отступила с тротуара – ближе к стене очень старого дома... Похоже, все даже не вишневое навсегда обозначает для меня смерть с косой, и мне вдруг стало смешно!..

Я закрыла рот сумочкой, которую несла в правой руке, и отвернулась к стене. На меня покосился проходящий мимо негр, но я от смеха не узнала его – хотя это был Растаман, но какой-то унылый-унылый... На нем были надетый наизнанку пиджак в клетку и розовые брюки.

– Здравствуй, – невнятно выговорил он. – Ты куда делась-то, а?...

– Привет, никуда не делась!.. Я тут, – согнулась от смеха я, и мы разошлись в разные стороны. Я веселая, он – минорный. Абсурд моей жизни продолжался, и темп его нарастал!..

Я вдруг отчего-то не к месту вспомнила, что в прошлой жизни любила капустный салат из нашинкованной свежей белокочанной капусты с солью, подсолнечным маслом и черным хлебом с поджаристой коркой. Я вспомнила про этот несчастный салат сразу же, как только увидела свой дом, в котором мы жили с мужем и сыном так недолго... Какие-то годы!.. Ведь годы – это всего лишь минуты, а дни – дуновения детских ресниц!..

Я бы закричала во все горло прямо на ступеньках своего подъезда, но мимо шли степенные эстонцы и эстонки и – чинно разговаривали... В чинной Тапе я не решилась плакать, ведь нельзя плакать во все горло... Или все-таки можно?... Я решила подумать, пока буду подниматься по лестнице на второй этаж...

Никогда до этого я не была у Остальской дома – пани и раньше слыла затворницей и нелюдимкой. Хотя, узнав ее поближе, я бы не сказала, что Анна Рудольфовна – малообщительная старуха... Скорее наоборот – пани оказалась назойливой болтушкой.

– Я тебя с балкона увидела! – сообщила мне Анна Рудольфовна, выглядывая из дверей.

На Остальской были надеты мужские брюки на подтяжках, на голове мятая панамка, а в руках – газета «КоммерсантЪ», свернутая трубой.

– От пыли... я паутину мела, – скороговоркой объяснила свой наряд и «оружие» Анна Рудольфовна. – Быстро заходи, а я дверь закрою, а то мухи налетят!

Остальская выглянула на пустую лестницу и быстро захлопнула дверь. Огромная квартира, полная мебели, поглотила меня своим сухим чревом, и я лишь через полчаса стала немного приходить в себя, натыкаясь глазами на китайские ширмы и тяжелый хрусталь, свисающий с потолка.

В ажурной клетке на кухне сидел абсолютно голый попугай и поглядывал на нас из-под морщинистых век. Попугай был похож на нагого мужчину лет семидесяти восьми...

– Ему триста лет, – кивнула на пернатого нудиста старая пани и стала мне рассказывать про жену Рейтеля, точнее, про ее родственников по женской линии, хотя я ее об этом не просила. Похоже, Анне Рудольфовне просто очень хотелось о них поговорить.

– У них вся семья – душевнобольные... Ну, тетка ее постоянно лечилась!.. Может, слышала?... – вздохнула старая пани. – Шейла или Гейла.

– Откуда?...

– Точно, это была тетя Дейла, – задумчиво помахала газетой, как опахалом, пани Остальская. На кухне было душно. – Как я могла забыть старую прохвостку Дейлу?...

– Вы про родную тетку жены Рейтеля?...

– Да... Прикинь, у них все женщины страдали мигренями... А мигрени, знаешь, отчего бывают? – заговорщически подмигнула Остальская и прошлась по кухне, вертя задом в мужских брюках. – Кстати, ты видела его жену?...

– Красавицу в антикварных драгоценностях?... Видела как-то...

– Красавицу-у-у?... – Анна Рудольфовна и попугай переглянулись. Остальская тяжело вздохнула, попугай отвернулся и сгорбился, пересев с одной жердочки на другую. – А мигрени у них, Сашка...

Меня вдруг начал разбирать смех.

– Мужики у них у всех были хреновые, Сашка! – громко сказала пани Остальская и повторила: – Ххрр-реновые у них были мужики!..

– А при чем тут мигрень-то, Анна Рудольфовна? Мужики – мужиками, а мигрень – мигренью вроде бы?...

– При том, Саша, при то-о-ом!.. – Анна Рудольфовна постучала по столу и прислушалась. – У жены обычного, ну, нормального мужика сроду никакой мигрени не будет...

– Как это?...

– А так, – пани Остальская вздохнула и щелкнула пальцами. – Вот у тебя была мигрень?... Молчишь, и у меня ее не было... А у жены импотента или скряги всегда – либо мигрень, либо опухоль, ну, где-нибудь там!.. Один из дядек Хелин жадный был до безумия: сам трусы жене покупал, я, правда, не видела, как и когда, но это же неважно?... – Пани Остальская села напротив и стала загибать пальцы. – Ну, а другой – на сторону бегал постоянно, а еще двое ее дядьев – никакие, так... Правда, богатые были люди, ничего не скажешь... Богатые все!

Я сидела и прислушивалась к топоту ног наверху, там, где жили мы с Ильей, жили-поживали... В небольшой квартирке по соседству с другими семьями офицеров, очень давно...

Анна Рудольфовна все ворчала и наконец спросила:

– Ну, как у тебя дела на работе?... Сидишь, молчишь...

– Нормально, – глядя на болтающиеся мужские брюки на ней, вздохнула я. – Рейтель уже знает, кто я.

– Батюшки-светы, – протянула пани Остальская и встала; похоже, ей не сиделось. – А кто ему сказал-то?...

Я рассказала про Кукулиса и вытащила из кармана пузырек с ядом цикуты.

– Марганцовка! – раскрыв и понюхав, определила Анна Рудольфовна и выкинула пузырек в окошко, проследив за ним глазами.

– Знает – не знает, ну и что?... Он же тебя не уволил?... Нет! А ты уже придумала план расправы?... У тебя же теперь – времени в обрез, – Анна Рудольфовна размахнулась и убила большую муху сложенной газетой «КоммерсантЪ», чашка подпрыгнула и покатилась со стола вместе с мухой. Я едва успела ее подхватить у самого пола, помогая себе ногой...