Андрей Смирнов
НА ЕГО ДОЛЮ ВЫПАЛИ мучительные испытания. Живя с ним в одном посёлке под Москвой, я однажды увидел его, ожидавшего у входных железных ворот приезда вызванной "Скорой помощи". Он задыхался от астмы, в глазах были слёзы. Меня обожгло жалостью, когда его голова коснулась моего плеча.
Силы его уходили, но он продолжал работать в боевой газете, на самом её боевом посту. Продолжал бороться — своими стихами, статьями, выступлениями на собраниях, фестивалях, митингах. Года два назад он позвонил мне по телефону, спросил, видел ли я его статью в "Завтра" о моих книгах "Сталин" и "Оболганная империя". Я не видел, а когда прочитал, понял, почему он написал о них: ему был близок и сам материал книг, отвечавший его убеждениям. Побольше бы таких литераторов, которые бы без всякой корысти для себя работали для общего дела.
Он не мог не бороться, потому что не мог примириться с тем, как терзают враги нашу любимую Родину. Как глумятся над нами. Но в происходящей борьбе даже добродушный юмор нашего Жени Нефёдова — показатель силы, противовес самоуверенной тупости каких-нибудь помощников наших правителей, всех этих дворковичей-юргенсов, которые обвиняют нас, русских, в срыве пресловутой либеральной модернизации и дали нам пятнадцать лет жизни, если мы не переделаемся в денационализированных рабов. Как говорил В. Розанов: "Если бы евреи были поумнее..." Но то, что русский человек готов сражаться с врагом до конца дней своих, — тому пример Евгений Нефёдов.
Михаил Лобанов
ИМЯ ЕВГЕНИЙ ОБЫЧНО переводится с древнегреческого как "благородный". Но есть в нём, конечно, и второй отзвук: латинского "genius" — "гений", что уже давно обыгрывается в поэтическом общении:
Так вот, Евгений Андреевич Нефёдов мог — лично я в этом глубоко убеждён за не слишком долгие, но и не слишком краткие годы нашей совместной работы — по своему внутреннему творческому потенциалу стать именно что поэтом своей эпохи, какими были Пушкин и Лермонтов, Некрасов и Тютчев, Блок, Маяковский, Есенин и Твардовский... И сам понимал это, и в редкие минуты откровенности — а он, при всей его внешней открытости и артистизме, был очень замкнутым и ранимым человеком, — корил себя за то, что занимается "не главным", что мало пишет настоящих, "серьёзных" стихов...
Да, конечно, тут он, мой старший товарищ и учитель, "наступал на горло собственной песне", — но вовсе не ради каких-то личных выгод, а ради тех людей, которых он считал своими близкими, своими друзьями, своими соотечественниками. Он не стал лелеять и развивать свою поэтическую "евгениальность", а вполне осознанно, хотя и с болью, — пожертвовал ею ради интересов семьи, ради интересов народа, ради интересов Родины, как он их понимал.
Конечно, он имел право и на принципиально иной выбор — такой, который сделал, например, Юрий Кузнецов. Но тогда кто бы еще, кроме Евгения Андреевича, не просто десять с лишним лет тянул на себе практически весь воз выпуска еженедельной и единственной в своем роде газеты-альманаха, утрясая в её объёме тысячи авторских амбиций, правок и согласований, — он активно работал и в землячестве донбассовцев в Москве, и с театром Татьяны Дорониной, и переводил множество стихов, особенно украинских авторов, и, и, и?..
Даже сегодня, через сорок с лишним дней после его смерти, я ловлю себя на ожидании того, что вновь откроется дверь редакции, и я услышу фирменное нефёдовское: "Извините, шо опоздал. Больше не повторится!"
Владимир Винников
НЕ ДУМАЛИ МЫ НЕ ГАДАЛИ, что в преддверии двадцатилетия газеты "День"—"Завтра" будем справлять тризну по нашему дорогому Евгению Андреевичу. Но во всем есть свой, пусть пока и недоступный нам смысл.
В течение сорока дней с момента кончины Нефёдова я часто слышал его голос. Он определенно незримо пребывал в редакции. Где-то на периферии, из далеких комнат раздавался его весёлый басок, вплетаясь, как обычно, в разноголосую жизнь коллектива.
И вот теперь, морозным утром, запоздав со сдачей материала в номер, я машинально, в силу многолетней привычки, шагнул в кабинет Нефёдова. Заглянул к нему, чтобы обменяться парой шутливых реплик, а заодно и буднично извиниться за опоздание…
И вот передо мной совершенно гладкий, прибранный письменный стол, на который струится свет из зимнего окна. Вакуум, пустынность покинутого места. Тайна жизни и смерти.
Нефёдов был адепт и певец нормы. Он мог бы возглавить Партию нормальных людей. Нормальных — не в смысле усредненных, уравновешенных или, не дай Бог, равнодушных. Но в хорошем, в правильном смысле — обычных. Тех, кто придерживается обычаев предков. Тех, кто прочно стоит на земле, но при этом имеет "вертикальное измерение", то есть незыблемые ценности. На таких-то людях и держится цивилизация.
"Романтический совок" — так определил Нефёдова один эксцентричный критик, не понимая, что романтика в СССР была нормой, важнейшей частью общественного сознания.
Как все мы, Нефёдов был обуреваем и страхами, и страстями. Поражал нас и тонким лиризмом, бередил порой и едким словцом. Но всем своим существованием, всеми своими трудами он воспевал её величество Норму и последовательно боролся за попранный сегодня в России принцип правильности.
Справедливость — это правильно.
Уважение к женщине — это правильно.
Стремление к порядку — это правильно.
И мир отдельного человека стоит на трех китах: Родина, профессия, семья…
Таков был наш Нефёдов, самый нормальный, самый правильный среди нас. И, к слову сказать, самый профессиональный, показывающий пример "нормального" отношения к работе, то есть предельно внимательного и педантичного.
На моей памяти он, как опытный механик, запустил еще несколько оппозиционных газетных проектов. Терпеливо объяснял людям несведущим азы газетного дела. Проводил своего рода мастер-классы. Ведь Нефёдов знал, понимал, каким образом, при помощи каких инструментов создается то, что называется газетой. Теперь благодаря ему знаем это и мы, но знание наше не столь совершенно.
Определенно, Нефёдов уравновешивал "творческий бардак", царящий порой в отделах редакции. Наш Евгений был гением порядка. Он был и остается гением нашего места — редакции "Завтра".
Андрей Фефелов
ОТЗОВИТЕСЬ, ЛОББИСТЫ!
Под флагом борьбы с пробками в Москве идёт борьба с торговыми палатками. На их месте каждый день образуется пустота. Говорят, это делается во благо. Улучшается транспортная ситуация, внешний вид города. Но не скрывается ли за благими намерениями властей обыкновенный лоббизм? Почему не идет война, например, с рекламными щитами или торгово-развлекательными центрами, заполонившими территории древней столицы?
Существуют два ключевых лозунга недоразвитого капитализма, расстроенного за двадцать лет в нашей несчастной стране. Первый лозунг грубый и конкретный: "Бабки решают всё!" (Речь идет, конечно, не о тех бабках, которые за своей мизерной пенсией ходят с клюкой на почту.)
Второй лозунг более тонкий, иезуитский. Он звучит как наставление-поучение: "Бабло, дети, завсегда побеждает зло…" Это не просто каламбур. В этом утверждении сквозит вполне определённая философия, система представлений, в которой на место абсолютного блага поставлены деньги. Именно из-за этой подмены мир сегодняшних экономики и политики является своеобразным "королевством кривых зеркал". И друг — не совсем друг, и враг — не очень враг. В зеркальных искажениях современности все настолько зыбко и изменчиво, что сложно зацепиться за какой-нибудь принцип, сложно нащупать точку опоры. Это, вероятно, из-за жидкой, ртутной природы денег, которые незаметно перетекают из одних рук в другие, и проследить их путь — весьма и весьма затруднительно.
Тип правозащитника, для которого личные и узкокорпоративные интересы важнее принципов, стал настолько распространен, что о нем не стоит долго говорить. Мы отлично помним, как в конце 80-х оголтелая орда под лозунгами борьбы за права человека разобрала страну по кирпичику и сбросила миллионы людей в бесправие и нищету. Но то область политики… Здесь все более и менее прозрачно и очевидно. Другое дело — экономика и социальная сфера.
Почему ярый борец с наркоманией выступает за легализацию наркотиков? Почему борец за права потребителей ратует за сокращение количества торговых точек и упразднение конкуренции на продуктовых рынках? Всему этому есть очень хитрые объяснения, за которыми, как за ширмой, скрывается очень неприглядная картина.
Один из примеров. Москвичам хорошо знакомы продуктовые ярмарки, так называемые "рынки выходного дня". Картофель, морковь, фрукты, молоко, мёд, мясо, птица и множество других изделий и продуктов прибывают в столицу из регионов и имеют значительный спрос у горожан. Людей вдохновляет то, что на этих ярмарках можно приобрести товар непосредственно от сельхозпроизводителей, что хоть как-то гарантирует уровень экологической безопасности продаваемых продуктов. Закономерно, что люди больше доверяют малым фермерским хозяйствам, нежели крупным поставщикам, которые не раз были уличены в избыточном применении химических удобрений, в использовании вредных добавок в корма и прочих "губительных привычках". К тому же "рынки выходного дня" — это способ хоть немного подкормиться русскому крестьянину, которому в кои-то веки дают возможность сбыть свою продукцию, минуя мафию перекупщиков.
Однако такой человек, как председатель правления Международной конфедерации Обществ потребителей (КонфОП) Дмитрий Янин, выступает против таких рынков. "Идея ярмарок выходного дня дискредитирована, — говорит Янин. — Санитарное состояние, места, которые выделялись под ярмарки, ужасны... То, что часть ярмарок в Москве закрыли, правильно… Из Воронежа, Краснодара и Ставрополя не наездишься каждый день в Москву и обратно…"
Янин сетует: "Столица не может предложить небогатым продавцам дешевые гостиницы, поэтому фермеры из Липецкой области вынуждены без воды и в непонятных условиях жить прямо в машинах рядом с рынком по три дня".
Почему Дмитрий Янин, который так заботится о комфортном ночлеге липецких крестьян, выступает не за дешевые гостиницы, а за отмену ярмарок? Попытаемся разобраться.
Дмитрий Янин, всплывший в общественном сознании в свете создания закона о торговле, является типичнейшим представителем нашего искривленного королевства.
Ведь согласитесь, почетно и выгодно называться правозащитником, являясь, по сути, лоббистом, меняющим собственные принципы сообразно подвернувшимся доходным сделкам? Хорошо, прикрывшись заботой о согражданах, вести двойную игру в интересах крупных фирм.
Первым финансовым успехом КонфОП можно назвать сотрудничество с компанией Philip Morris. Конечно, никаких прямых контрактных обязательств перед табачным гигантом у правозащитников не было, но это не мешало им бросаться грудью, защищая честь табачных компаний и оспаривать обвинения всякого, кто осмелится выступать против них.
Так, в 2001 году депутат Госдумы Алексей Митрофанов подал судебный иск против компаний Philip Morris и British American Tobacco, заявив, что на упаковках сигарет, производимых ими, не был указан обратный адрес, по которому можно было бы отправлять письма с претензиями к качеству сигарет, что является нарушением "Закона о правах потребителей". Янин тогда публично высказался на этот счёт, заявляя, что адрес табачных компаний "найти не проблема" и не важно, что его нет на пачке.
В 2005 году был подан ещё один иск о нарушении закона "О защите прав потребителей", на этот раз Обществом Защиты прав потребителей. По их словам, компания Philip Morris не указывает на пачках сигарет Marlboro и Parliament целый ряд вредных для здоровья веществ, присутствующих в составе этих сигарет. В дело снова вмешивается Янин, который, не моргнув и не запнувшись, заявляет, что Philip Morris целиком и полностью выполняет требования российского законодательства.