Удивительно, как просто и обыденно Крот и этот амбал, Леха, восприняли необходимость пойти и убить опять же совершенно незнакомых им людей и фактически неизвестно за что. Подумаешь, покусали кого-то бешенные собаки. В первый раз что ли?!

Нет, тоже не то…

Отшвырнув в траву даже не ополовиненную сигарету — черт! — Толяныч неловко задел забинтованную руку, и она отозвалась саднящей болью.

И эти странные обряды, которым его подвергла теть Маша. Видно же было, насколько серьезно она все восприняла…

Нет, и это не то…

Он посмотрел на дом. Обычный блочный — из оврага видно было только два последних этажа, и ни в одном окне свет не горит. Спят себе люди. Резко пахнуло бензином. Это Крот поставил рядом с ним две канистры. На плече болтается автомат. И бычок на губе рдеет, как фитиль старинной аркебузы:

— Тебе, Фант, самое главное. Канистры. Вперед не лезь, а то шмальнет какая-нибудь дура рикошетом, и амба — только через пару часов потушат. Идешь последним, а то я тебя знаю, вечно лезешь на рожон. Наган держи под рукой, мы сами все сделаем. Стоишь в прихожей, смотришь, слушаешь. Все. Больше ничего. Поглядывай в сторону кухни, ну это уж так, на всякий случай.

Сильная затяжка высветила красным половину Серегиного лица, прижмуреный глаз и чуть скошенный рот. Он, наверное, тоже разглядел Толяныча:

— Давай, дерни пару дохлых, и пора.

Толяныч взял обмусоленную сигарету, затянулся раз-другой, и голова чуть закружилась, стала звонкой и прозрачной. Он словно разделился на две равные половины. Сбой! Фантик отделился, встал за плечом, обретая неожиданную самостоятельность, глядя глазами Толяныча, как отлетает окурок в траву, как он берет канистры — тя-а-желые… — как они гуском идут вдоль ручья, а дом вырастает, нависает, словно огромный могильный камень.

И Толяныч понял странность, зудевшую все время: Крот принял решение в его — ЕГО!!! — деле.

Но события уже волокли за собой, не давая опомниться. Все это очень напоминало модный нынче виртуальный пейнтбол, которым Толяныч иногда развлекался — коррекция этого не запрещала. Хотя она не запрещала ему и того, что вот-вот случится.

Он оставался спокоен. Пока.

* * *

Леший налепил на дверь подъезда небольшой блочок дешифратора, тут же взявшийся за работу, и через десять секунд бешенной смены цифири электронный замок щелкнул, давая доступ внутрь. В подъезде никого не было, кроме запаха раздавленного дерьма. Высокие ботинки Лешего издавали легкий скрип, да еще чуть сопел Серега. Толяныч тащил канистры, полностью сосредоточившись на том, как бы не выронить наган из-за пояса. Дом, как и два соседних, принадлежат какому-то заводу, а первая смена, как известно, начинается в запредельную рань. Что-то типа семи пятнадцати. Так что скоро начнут шевелиться работяги.

Нужная дверь не внушала особого доверия своим внешним видом — какая-то она обычная, не в пару «Полтиннику». Пока Леший залеплял глазки соседних квартир жевательной резинкой, Толяныч с канистрами и Фантиком на отлете и Крот с укороченным Калашом под мышкой поднялись площадкой выше и надели капроновые чулки на головы.

— Руками там ничего не лапай, понял, — еле слышно предупредил Серега. Фантик кивнул, с интересом наблюдая, как Леший достал из нагрудного кармана стетоскоп и припал к двери.

— По идее они уже должны спать завалиться. — Шепот Крота смешно щекотал ухо. Толяныч чуть хихикнул. Чулок не только не мешал видеть, но и свободно пропускал воздух. — Если конечно Мурзик все точно обсказал, то у них каждый божий день гулянка до петухов. Так что сейчас самое время. Хотя сегодня, может, и не спят… А все-таки вовремя я подоспел, а? — Толяныч дернул ухом, почесал его о воротник куртки. — На них тут недавно какой-то ара залупался из местных центровых… Ты вообще, знаешь ли, себе райончик не ахти какой выбрал для житья. Да, так вот — шум, мол, хуйня-муйня. Забили стрелку, ну и все. Писец котенку. Больше ары и не видели, его битков — тоже. А дверь простая, обратил внимание?… И…

Леха махнул рукой, и они начали потихоньку спускаться. Крот поднял ладонь — Толяныч замер посреди лестницы. Канистры оттянули руки кажется уже до самых ступенек. Серега на цыпочках зашел за спину Лешему, отступил на шаг и коротко торкнул его в спину стволом автомата — Леший, откачнувшись, резко дал всем боком в дверь. Треск, дверь распахнулась, и он упал внутрь.

ПАХ-ПАХ-ПАХ — Серега дал очередь от бедра поверх него — затвор лязгал, как злобный питбуль зубами. Вспышки, звон гильз… Шум падения чего-то тяжелого, глухой вскрик, и Крот сигает вперед прямо через Лешего. Внутрь!

ПАХ-ПАХ, ПАХ… Леха стрелял лежа. Во, бляха-муха, все как в визио-фильме!

Толяныч оцепенел, или это оцепенел воздух в подъезде? Тихо… Опомнился, сбежал по ступенькам, раздвигая вязкий воздух грудью, — ПАХ, ПАХ, ПАХ… Лязг затвора стал тише, ушел в глубину квартиры.

Он влетел в прихожую, поставил канистры на пол прямо между ног лежащего навзничь человека.

Свет нигде в квартире не горел.

Толяныч прикрыл дверь, толкнув ее плечом, и вынул наган. Прямо напротив дверной проем в комнату полностью перекрывала спина Лехи. Плечи мелко трясутся, словно работает перфоратором — ПАХ-ПАХ-ПАХ-ПАХ… — и гильзы стукаются о линолеум. Крот орудует в комнате справа. Его не видно, только мясной удар, еще… И ПАХ-ПАХ.

Толяныч нащупал выключатель — ЩЧЕЛК — твою мать! Осмотрелся. Один замок входной двери висит на полуоборваном жгуте проводов, второй вылетел с мясом, лежит возле громоздкого тела с развороченным лицом.

«Ну и кабан этот Леший!..»

Он никак не мог отогнать такое ощущение, что сидит в аквариуме, а вокруг плавают неспешными рыбками картинки и звуки. И очень хочется вынырнуть из этого завораживающего сна…

Фарш на лице убитого, две стреляные гильзы, пистолет торчит из кобуры на поясе, рука отброшена. Скрюченные пальцы. Готов…

Так!

Толяныч, еще не подняв глаз от покойника, шагнул вперед: наше дело коридор и кухня. Повернулся и замер: В КОРИДОРЕ СТОЯЛА МОЛОДАЯ ДЕВУШКА!!!

К такому он был совершенно не готов — как-то не думал, что здесь могут быть и женщины…

Совершенно голая, словно только из душа — на пол капает вода, и это кап-кап-кап заворожило его, перебивая остальные звуки… — черные волосы, наголо эпиллированый лобок. Худая, ключицы выпирают… Пестрое замысловатое тату вокруг пупка. Руки безвольно опущены вдоль бедер. Она смотрела на убитого, Толяныча игнорировала.

В ней было нечто ненастоящее, неживое.

Происходящее разбивалось на отдельные кадры в ритме падения капель… Она шагнула — шлеп, кап-кап… — еще, не сводя глаз с кровавой каши, недавно бывшей человечьим лицом… Может, это был ее любовник…

Толяныч оглянулся: Крот и Леха еще возились в комнатах. Он начал поворачиваться и…

И понял… что не успевает — деваха опускала… на него нож! Взблеск! Он упал… Упал на одно колено, вскидывая наган — КРАК, КРАК, КРАК. Выстрелы прозвучали скрипуче, как кашель старого туберкулезника. Первая — мимо, остальные в живот… и под левую грудь… Девушку развернуло, отбросило…

Толяныч блокировал падающее на шею ослепительное лезвие левой рукой. Девушка медленно сползала по стене.

Кап-кап…

Словно клубнику раздавили на белой коже…

Кровь и сливки…

Девушка дернулась и завалилась на бок.

«А если там еще кто-нибудь?…»

Толяныч ша-а-гнул было, но…

— НЕ ЛЕЗЬ!!! — Хлесткий, в визг, голос Крота не оставлял времени рефлексиям, и тяжелая ладонь отмахнула его в сторону.

А в коридоре уже нарисовался давешний одноглазый циклоп в косухе нараспашку. Шагнул через девушку и стал посредине прихожей, расставив ноги, спокойный как центр урагана. А на поясе жутким мобильником раскорячилась человечья кисть руки. Сразу стало тесно.

Появился Леший. Крот замер в полуприседе, ствол автомата направлен точно в живот противника. Наган Толяныча смотрел в лицо одноглазого.

И в один миг прихожую заполнила вязкая, густая тишина.

Желудок Толяныча подпрыгнул под горло, как тогда в «Полтиннике», и он зажал рот свободной рукой. Циклоп понимающе усмехнулся и упер свой глаз, как палец, Толянычу точно между бровей. Крота и Лешего он демонстративно игнорировал. Толянычу показалось, что его раздвоенное сознание наматывается на этот незримый палец, и стоит циклопу чуть потянуть, он лишиться чего-то большего, чем жизнь. Он лишиться души!!!

СБОЙ:

Шевелиться стало вдруг очень трудно, но Фантик упрямо, с усилием заставил отнять руку ото рта.

— Хай, челы. — Спокойно сказал одноглазый и отцепил свой мерзкий мобильник. Взял его за то место, где кончалось запястье. Обвел прихожую взглядом. — Зря вы это все… Зашли сюда зря.

«Глянет, как рублем подарит…» — мелькнула по ходу у Фантика безумная мысль. Рубль выходил железным, фальшивым и очень холодным. Ледяной такой рубль, цепенящий. Рука с растопыренными мертвыми пальцами словно сама по себе ползла вверх, еще немного, и…

И ЧТО?

Фантик среагировал первым — рванул незримые путы одновременно заставляя палец нажать спусковой крючок: КРАК!!! Пуля влепилась одноглазому прямо в лицо — промахнуться с такого расстояния было труднее, чем попасть — вошла точняком в зрячий глаз.

Циклоп опрокинулся в угол с удивлением, расползшимся по всей холеной морде, сполз спиной на убитую девушку. Почти сразу же кровь толчком плеснула из глазницы, смывая всякое выражение…

— Киртык. — Звонко сказал Крот, и тишина лопнула, разлезаясь по швам. Молоток, Фант. — Он хлопнул Фантика по плечу. — Давай бензин.

Фантик не мог заставить свое тело шевельнуться, вдыхая едкую резь порохового дыма. Наган по-прежнему был направлен одноглазому в голову, словно он мог снова подняться.

Спас ли он свою душу? Два параллельных сознания думали в нем об одном и том же — спас ли он свою бессмертную душу?

* * *

Леший, быстро заглянув на кухню, схватил канистру, толкнув Толяныча плечом. Серега подхватил другую, и они шустро разбежались по комнатам. Шустро как тараканы — Толяныча передернуло от мгновенной гадливости, но это тут же прошло, зато он вышел из ступора в прихожей с тремя мертвецами наедине. Одним из них была девушка. Девушка, чуть не зарезавшая его самого…

Толяныч нагнулся и поднял нож, тяжелый, с массивной серебряной рукоятью и волнистым лезвием, сходящим на нет. Странная форма, никогда такого не видел. Ритуальный? Неожиданно вся мистическая чертовщина, напущенная теть Машей, обрела зримую и кровавую материальность. Он повертел нож в руках и решил — возьму. Огляделся и шагнул к одноглазому, присел на корточки и потащил из еще теплой ладони мертвую плоть, используя носовой платок дотрагиваться до ЭТОГО было противно. Поднял к лицу, потянул носом — ничем не пахнет. Холодная, зараза, как будто только что из морозилки. И кольцо на среднем пальце, с полупрозрачным камнем… Он что, хотел нас прикончить этой мертвечиной?

Рядом возник Крот и принялся деловито плескать из канистры на тела, оттолкнул Толяныча в сторону.

— Уходим! — Донес токин шепот Лешего из большой комнаты. — Эй, идите сюда!

Леха уже сидел на подоконнике, увидел их, спрыгнул вниз, следом Толяныч, Крот подал ему автомат и канистры и соскочил сам. Чиркнул спичкой, поднес к коробку — ПШЖХ!!! — и забросил его в окно.

Они рванули к оврагу, а во след с ревом тянуло багровые руки пламя.

5

До машины они добежали за считанные секунды. Уже не темно, но почти ничего не разглядишь толком, и Толяныч раза три чуть не полетел вверх тормашками вместе с канистрами. Оглянулся: следом бежал Крот, делая такие движения, будто что-то щедро сыпал вокруг себя.

Добежали — Леший уже порыкивал мотором — плюхнулись на сидения, срывая чулочные маски:

— ГАЗУЙ!!! — Крот хлопнул дверью и принялся закуривать. На руке у него мертвенно, словно гнилушки, светили дорогие механические часы. — Двадцать четыре минуты. Уложились. Газуй, Леший!

От заднего стекла довольно жмурилась Матрена, норовя обнюхать Толянычу ухо.

Прикуривал Крот чертовски долго — Леха гнал тачку по буеракам вглубь леса не жалея рессор, и трясло на ухабах немилосердно. Иногда, когда еле заметная колея ухала вниз, вослед за ней ухала и душа, вернее тот ледяной комок, в который она трансформировалась.

Толяныч сидел неподвижно, почти в прострации, лишь иногда очень медленно неосознанно потирал ладони друг об друга — шчих-шчих — и внутри отзывался незримый и непонятный точильщик. Словно некто тихий и спокойный, сидит себе, поджав ноги, и правит невесть откуда взявшийся клинок. Как всегда Толяныча хватил мандраж, и как всегда задним числом. Ладони были холодны, а сам он потел, как в сауне — нормальный отходняк после любой драки, а частенько и после драки несостоявшейся. Укушенное слюнтяем запястье практически не болело.

Наконец Кроту надоело бесполезно ломать спички:

— Леший, тормози!

— Сейчас. Здесь ручеек почище будет. Заодно и руки ополоснем. — Ровный лехин голос перекрывал нервные взревывания двигателя.

Машина неожиданно замерла на небольшом травяном пятачке возле самой воды. Паузу тут же заполнил задорный шелест ручья. Они вылезли и пошли к воде.

Толяныч шагнул разок, как-то особенно сильно облился потом, и мгновенная слабость вывернула желудок. Его вырвало несколько раз подряд. Сел на землю и обнаружил на штанах — на колени и на бедре — размазанную красновато-бурую кашицу. Вот тут-то его и вывернуло по настоящему, выжимая желудочный сок до самой последней капельки.

— Ты чего, Фант? — Подошли Крот с Лешим, вытирая мокрые руки о штаны совершенно одинаковым жестом. Посмотрев на заблеванного Толяныча, не сговариваясь взяли его за руки и за ноги и бросили в ручей прямо в одежде и бронежилете.

Через пару минут Толяныч, бледный, как одноименный конь, вылез на берег. Стащил куртку, отжал:

— Мужики, дайте сигарету… — На траву полетел Мышонок, а следом за ним нож с волнистым лезвием и серебряной рукоятью.

— Ого, какая штучка! — Вместо сигареты Кротельник протянул ему фляжку, к которой они с Лехой успели уже приложиться, судя по довольным физиономиям. Крот так просто лоснился, как если бы его конфетами от пуза накормили.

Толяныч глотнул и закашлялся. Леха протянул ему зажженную сигарету. Оба заинтересованно склонились над толянычевым багажом. Крот поднял волнистый нож, Леха — Мышонка. В мутное от слез поле зрения Толяныча попадал только Леший: придирчиво осмотрел пружину, примерил к руке, и резким, почти неуловим движением заставил ее прочертить вокруг себя замысловатую, визжащую кривую, и тут же послал обвиться вокруг основания ни в чем неповинного маленького деревца. Мышонок охватил тонкий стволик, звякнул и затих, а Леший резко дернув кистью, вернул его обратно и поймал за гирьку.

— Неплохая игрушка. — Наложил он резолюцию и всунул Мышонка в ватные толянычевы руки.

— Ты это что, в музее прихватил? — Встрял Серега, держа нож на ладони. — Э! Да ты совсем белый! Ну-ка глотни еще разок.

Толяныч послушно глотнул и подумал, что уже второй раз за сутки бултыхается в этом ручье, хотя первый был много ниже по течению. Наугад вернул фляжку и подумал, что его будет тошнить, пока он не скажет про ту девушку. Слюна наполняла рот, словно железы превратились в маленькие гейзеры, и была приторна на вкус.

— Что это с ним? — Долетел как сквозь одеяло голос Лешего. — Первачок?

— Все нормаль. «Сосед» у человека сбоит, вот и все. — Тонкое частое бульканье подсказывало, что Серега вновь приложился к фляжке. — Все будет путем, Леха, я Фанта с четырех лет знаю. Нашего разлива чел.

— Служил?

— Ага. Сарашаган, Четвертый Южный. Ты ж там тоже был. А его туда прямо из учебки. Радистом и на передок, понял?!

— Ясно. Долбоебы. — Тяжелая и горячая ладонь опустилась Толянычу на плечо, аккуратно похлопала, потом фляжка как бы сама вернулась к нему в руки. — Давай, брат, глотни. Стресс снимает лучше всякой виртуалки.

— Там… Девчонка была… Это я ее… — Толяныч с трудом глотнул спирта, и его снова вырвало. Зато в глазах наступило просветление такой неимоверной чистоты, словно бы он видел мир через цейсовский визор.

— Ух ты, какие мы жалостливые! Сюда посмотри!!! — Серега указал острием ножа ему на плечо.

Толяныч с удивлением разглядывал распоротый чехол бронежилета, ощупывая обнажившуюся защитную пластину. Потом растянул куртку. Дыра на плече была шире раза в два:

— Бляха-муха! И когда только успела!?

— То-то, прошила, как бумажку, а ведь куртец-то у тебя армированный. Если б не броник…

— Поехали, мужики. — Леха уже садился за руль.

Ком внутри не проходил, зато точильщик как бы совместился с «соседом», делая внутреннее состояние тихим и спокойным — наконец-то сработала коррекция, оставляя сознанию только черствый факт происшедшего и стирая эмоциональность окраски. Но накуриться Толяныч никак не мог и сосал сигареты одну за другой. Уж очень рельефно представлялся сам себя на полу и с этой волнистой дурой под ключицей.

Видение возможного исхода стало последней каплей, подействовавшей подобно релаксанту. Теперь бы только обнулиться, и полный порядок гарантирован. О том, что сбрасывать ЭТО в Сеть — верный шанс навести милицию, он пока не думал. Это тоже отсекала пси-коррекция.

Матрена зевала, клацая зубами, а Крот тем временем рассказывал: