Третий источник

— Да ладно, теть Маш, — Толяныч потянулся и встал со стула. Все эта мистическая чепуха начинала уже надоедать. Цыганская способность к предсказаниям будущего ему была известна вполне достаточно, но и без того хватало впечатлений. — Спасибо за все, пойду-ка я лучше домой схожу — кошку проведаю.

— Кошку?… Ну-ну… — На красивом, хоть и увядшем лице теть Маши отразилось смятение. Вроде бы сказать хочется, и колется в тоже время. Старуха осталась невозмутима, не плевалась, но и на Толяныча больше не взглянула. — Лучше не ходи, отдохнешь и с утра пойдешь спокойно. Вон тебя еще шатает всего, да и время сейчас плохое. Видишь, луна-то…

— Надо. — На самом деле Толяныч уже чувствовал себя не так уж скверно.

4

— Подожди. — В коридоре Толяныча остановил Мурзик. — Там Сергей тебя вызывает. Он, вот, хочет тебе два слова сказать.

Толяныч подошел к древнему визиофону, дико и инородно смотревшемуся на суперпластике прихожей:

— Чего надо, Серега?… — Крота на экране не было. Только стена незнакомого помещения. Голос его доносился словно бы из-за угла.

— Короче, Фант, я тут неподалеку. Надо кое-что сделать. Где-то через час я буду, дождись. Есть базар.

— И у меня к тебе тоже. — Сказал Толяныч, поглаживая живот. Ледяной ком не хотел таять, так же как Крот не хотел говорить по Сети. — Вот только мне надо кошку проведать… — Ему это казалось сейчас очень важным, хотелось взять Матрену на руки, почувствовать ее теплую мягкую шерстку ладонью. Пусть обнюхает в конце концов!

— Да ты совсем стебанулся со своей кошкой! Кибера надо было брать, тамагочи, мать его! — Физиономия, возникшая на экране, была красна от злости. Или от натуги?

— Мне надо…

— Хрен с тобой, вали — проведай, и бегом назад. Дело срочное. Встретимся у Мурзика через час. Все, давай…

Толяныч посмотрел на часы — было начало четвертого — и вышел из подъезда, озираясь по сторонам. Ну и что там луна? Большая и бледная, и баба с коромыслом на месте. Интересно, что эти отморозки теперь предпримут? Надеяться на то, что все само по себе рассосется, по меньшей мере глупо. Толяныч отодвигал эту мысль в глубину сознания, чтобы не расслабляться. Он чувствовал, что прикоснулся к какой-то зловещей тайне, из числа тех, от которых стоит держаться подальше, если конечно не любишь неприятностей. А их Толяныч никогда не любил, да вот беда — они его сами всегда находили. Мурзик хотел дать ему в провожатые угрюмого мальца, явно скрывавшего под потертой курткой из искусственной кожи оружие, но Толяныч наотрез отказался — не хотелось тянуть за собой хвосты.

До дома он дошел минут за пять.

Старательно припоминая уроки Григорича, своего наставника по рукопашному бою, у которого учился еще до армейской службы, он старался максимально расслабиться, уйти в себя, переключится на окружающую действительность. Однако еще не до конца прояснившаяся голова как-то не способствовала, вдобавок очень болели разбитые кулаки. Но слух сам ловил ночные шумы от дуновения ветерка до переклички ночных птиц в Битце. И походка обрела некоторую показную расслабленность. Раньше ему приходилось уже жить что называется «на тюфяках»[8], и Толяныч даже не удивился тому, как быстро возвращается состояние перманентной бдительности. Все всегда возвращается на круги своя — простой вывод.

В подъезде он постоял, задержав дыхание, зная, что совсем бесшумно находиться в помещении с такой акустикой невозможно: вроде бы никого. Вошел в лифт, и следующий сеанс прислушивания провел уже перед квартирой — вроде опять все нормально.

Матрена не встречала хозяина — странно — но тут же обнаружила себя шипением на холодильнике, и, вздыбив шерсть, сверкала совершенно янтарными глазами. Ого, это признак сильного испуга! Но Фантик напомнил про испуганные взгляды мурзиковых женщин. Значит и Матрешка все же что-то такое почувствовала. Когда-то он читал, что кошки ого-го какие чуткие ко всякой чертовщине, в том числе и к бешеным собакам.

Не взирая на реакцию Матрены, Толяныч все же наложил ей в миску консервированного мяса, потом пришлось еще некоторое время уговаривать поесть, кормить почти что с рук. Обычно это помогало, но сейчас девочка лишь светила янтарным глазом, пятилась и горбила спину.

Поела она, лишь когда Толяныч покинул кухню.

Холодный ком, сковавший внутренности, подталкивал к действиям. Перво-наперво нужно какое-нибудь оружие. Шокера нет, это отпадает. Кухонный нож — глупо и неудобно, гаечный ключ или молоток — это вообще анекдот какой-то. Ага, есть подходящая вещица! Толяныч принялся искать Мышонка мощную пружину от эспандера с шариком грамм на сто на одном конце и кожаным ремешком для запястья на другом. Шикарная штука, привет из буйной юности, причем гораздо эффективнее цепи, если уметь пользоваться. Толяныч умел, но последний раз использовал Мышонка лет этак десять тому назад. Остается надеяться, что мастерство действительно не пропьешь.

Нашел.

Встал посреди комнаты и провел короткую серию взмахов — Мышонок послушно рвал воздух, а когда надо лязгал пружиной, сокращаясь. С пивком покатит — такой диагноз поставил Толяныч себе и Мышонку, взял из шкафа старую армейскую куртку и сунул Мышонка в рукав шариком вниз, чтоб не мешал, да и доставать удобно. Сгреб с полки оставшиеся от получки чипы, проверил личную карточку — на месте. Ну, вроде все. И, уже выходя, решил взять с собой Матрену. Он не знал, когда вернется домой.

— Иди ко мне, девочка, иди моя хорошая… — Осторожно взял кошку на руки, сунул ее за пазуху.

Удивительно, но сейчас кошка не противилась ни его прикосновениям, ни попаданию под куртку, хотя на нее это было совсем не похоже. Обычно ее настроения длились гораздо дольше. Толяныч глянул на настенные часы — «дело к четырем, опаздываю, бляха-муха!» — и закурил уже на лестнице.

Открыв дверь подъезда осмотрелся — ничего и никого. Небо над ломаной кромкой окрестных домов было еще вполне ночным, кое-где отблескивали слабенькие звезды. Мелко дребезжал ртутный фонарь, выхватывал пустынный участок двора. Тишина… «Самое время для активных действий» — подумал Фантик, обошел свой дом и, заворачивая за угол, запел без слов, не выпуская сигарету изо рта. И сразу увидел рванувшийся навстречу «Полтинник» с четырьмя — почему-то это он отчетливо видел — пассажирами на борту.

Мир, казалось, замер, пусть и на долю секунды, но остановился, застыл студнем в шаге от гибели…

— Ложись!!! — рванул почти в упор барабанные перепонки хриплый крик, разбивая оцепенение вдребезги, и Толяныч метнулся снова за угол, влетел в куст сирени, стараясь не помять Матрену, услышал несколько несильных, частых хлопков, и яркая вспышка вышибла слезы из глаз — БАБАХ!!!

Где-то зазвенело стекло, Матрена впилась ему в грудь всеми когтями. Над кустами рванулся вверх дымно-малиновый шар и стало светло. Совсем рядом зашуршала трава, Толяныч, перекатываясь, рванул из-под куртки Мышонка…

— Свои. — Из куста вынырнул Крот с большим пистолетом в лапище. — Как жопой чуял, что надо тебя встретить. Валим по быстрому!

Он потащил Толяныча через кусты вдоль стены дома, держась под самыми окнами, и свернул к его подъезду.

— Куда ты?

Серега уже открывал дверь:

— Отсидимся полчасика у тебя. Там щас отовсюду народ в окна пялится, как бы не засекли. Заодно перекусим. А потом выйдем, типа нормально. Въезжаешь? — Он посмотрел на Толяныча. — Ты, что, контужен?

— Вроде нет… — Толяныч активно потряс головой и почувствовал, как Матрена все-таки убрала когти. — Как ты, девочка?

Он хотел ее погладить, но обнаружил, что в руке по-прежнему Мышонок. Матрена замурлыкала как ни в чем не бывало и потерлась затылком о его подбородок. И тут Толяныча пробило на «ха-ха».

— Точно контуженый! — Крот смотрел на него, как на психа. — Давай ключи.

* * *

В квартире Толяныч закатился еще пуще прежнего, до слез. Серега внимательно посмотрел на него и резко ударил в скулу, и так уже заплывшую синяком

— Да ты охренел, придурок! — Заорал Толяныч, чуть не прикусив язык.

— Уймись.

— Придурок, ты же им в бак вмандяшил! Там же водород! Ты же мог меня грохнуть вместе с ними к чертовой матери! Идиот!!!

— Не ори, соседи услышат. Нет бы за меткость похвалить. Я ж им в бак и целил, там где крышечка такая… Ты жив, а они нет. Чего орешь, как буйвол? — и, помолчав, добавил, доставая плоскую фляжку. — На-ка, хлебни лучше… — Что Толяныч послушно и сделал.

Вновь выступили слезы, но это были слезы облегчения — во фляжке оказался чистый спирт. Как там? Изыди нечистый дух?

— Ну что, полегчало? Леший. Заходи… У нас пожрать чего осталось? спросил он Толяныча.

Только тут Толяныч заметил проводок армейского токина, вьющийся у Сереги из-под воротника куртки за левое ухо. На шее, тоже слева, притаилась под самой челюстью горошина микрофона. Так. К таким поворотам Толяныч оказался совершенно не готов, хотя внутриутробная ледышка вроде как была предупреждением. А вот Серега, оказывается, отнесся к делу со всей серьезностью.

— Да, со вчера должно остаться… — Толяныч зажег маленький ночник и суетливо принялся выкладывать на сервировочный столик все, что попадалось в холодильнике. Метания помогали хоть немного прийти в себя. Собаки, говоришь, бешенные? Ну-ну.

Щелкнул замок в прихожей, и он обернулся — прямо перед ним стоял настоящий гигант, человек-гора под два метра ростом.

— Леха. — Сказал он просто и протянул руку, которую Толяныч пожал с опаской. Так пожимают гидравлический пресс.

— Вот теперь мы их за вымя потискаем! — Крот ухватил кусок колбасы с хлебом и говорил с полным ртом. — Похоже, круто ты, Фант, залетел. Номерок твоей герцогини мы пробили — пустышка, адресок в выселенном доме в районе Колхозной. Там уже два года никто не живет, разве что бомжи.

— Так может я перепутал…

— Неважно. А вот с «Полтинником» куда серьезнее — номера блатные. Мне Мурзик много чего порассказал про этих ухарей, пока ты там по улице прохлаждался. Серьезные мальчики. Короче, если беремся — надо мочить сейчас, иначе закопают. И тебя, и нас. Кроме шуток…

Толяныч почувствовал, как завертелась кухня, но взял себя в руки:

— Серега, брось! Ты что это серьезно?…

— Да уж куда там серьезней! Думаешь они тебя ждали, чтоб водкой угостить? Хрена! Короче, не отвлекайся, ты ж боевой парень. Вокруг дома я уже понюхал, так что все информация у нас есть. Это тебе. — Он протянул Толянычу допотопный никелированный револьвер с удлиненным глушителем стволом. — Офицерский наган, самовзвод. Новье, недавно из смазки, но ископаемая штука — ни по одному учету не проходит. Их же уже лет сто не производят, так что пушка чиста, как медицинский спирт. Глушак правда самопальный, но на первый раз сойдет. Сунешь за ремень и затяни потуже, а то выпадет…

— Крот, ты уверен, что это сойдет? — Толяныч с сомнением взвесил раритет на ладони. — Это ж…

— Ха! А тебе сразу штурмовой винтарь подавай! И что ты с ним делать станешь? Если в колбасных обрезках не тянешь, лучше помолчи. Всякое фазовое фуфло все под учетом, разрядники легко засекаются энергодатчиками. Нам это надо? Вот то-то. А старье — это самое то, от него никакая активная защита не спасает. Даже в метро турникет не отсекает. Все профессионалы огнестрелкой пользуются. Так что радуйся. — Деятельный Серега отправил последний кусок в рот, потер ладони. — Леха, работаем, как тогда в Строгино — там первый этаж, дверь простая, квартира трехкомнатная, планировка почти как здесь, осмотрись. Вот там должна быть еще большая комната. Огонь только на поражение. Не забудьте, у нас времени самый минимум, так что не рассусоливать. И так здесь уже менты прямо под носом. Делаем все быстро и быстро сваливаем. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

— Здесь есть эмулятор? — Голос Лешего оказался подстать фигуре, тут же заполнив собой всю крошечную площадь квартиры. Матрена насторожила уши и подошла к Лешему вплотную, норовя понюхать огромный ботинок.

— Леха, времени в обрез! Какой, в жопу, эмулятор! Вспомни действительную, у нас там что, эмуляторы были? Давай, Леший, присмотрись и вперед.

Леха кивнул и задумчиво отправился бродить по квартире, заглядывая то в туалет, то в ванную, то вновь возвращаясь в кухню. Матрена ни на шаг не отставала от него.

Толяныч спросил:

— Крот, ты в натуре не шутишь? Что, прямо сейчас и пойдем?

— Ну да! А чего ждать-то? Завтра может быть поздновато. Ты заметил, как они среагировали, а? То-то. Я ж давно у твоего подъезда тусовался, прям как чувствовал, что тебя подстраховать надо. Да и момент сейчас подходящий — они нас не ждут так быстро, они от своих вестей ждут. Если сейчас тихо нагрянуть, никто и не пикнет. Вся ментура сюда, к твоему дому сбежится, а мы тем временем — туда…

— Э-э-э… Что-то я сегодня не готов…

— Херня, тебе ж не привыкать. Представь себе действительную. Отмахнулся Крот. — Не куксись, сам же знаешь, что по другому нельзя. Оскалься!

— Да уж, оскалишься тут… Может лучше заявим? — Спросил Толяныч безнадежно.

— Чего?!! Шел пьяный в жопу — угостили человечиной. Отказался, подрался, взрыв?! Кто такой бред слушать станет! Это я тебе как сотрудник говорю.

— Вообще-то да… А зачем парня под танк бросаем? — Толяныч мотнул головой на слонявшегося Леху, на что Крот хитро прищурился:

— А ты уверен, что именно его? Может быть скорее тех, а? Нет, братан, ты еще Лешего не знаешь… — И наверное где-то был прав. Такая первобытная силища исходила от серегиного протеже, и двигался он по квартире так, что вроде бы даже воздуха не колебал. Тертый, сразу видно.

— А кто он?

— Служили вместе. — Кратко пояснил Крот, гася бычок в тарелке. — Да и в ОМОНе полтора года протрубили ноздря в ноздрю. Теперь он на повышение ушел, но по старой памяти кое-какие дела, видишь, делаем. На-ка вот, — Он протянул Толянычу матово-черную коробочку. — Не забыл еще? Твой абонент, сам понимаешь, будет «Фант». Ну и мы, соответственно, «Крот» и «Леший». Примерь, пусть настроится.

Толяныч взял токин, повертел в руках — армейское снаряжение он действительно не забыл — и прицепил коробочку на пояс сзади. Приладил фурнитуру, и холодная граненая горошина микрофона вызывала ощущение приставленного к горлу ножа. Тьфу, бляха-муха, война никак не дает забыть о себе, хоть с коррекцией, хоть без. Разница лишь в том, что на действительной вместо фурнитуры был компорт за ухом.

— Крот, как слышишь? — шепотом спросил Толяныч, улучив момент, когда Серега отвернулся.

— Нормаль.

— Леший?

— Угу. — Слышимость была отличной, канал работал напрямую. Но если абонент выйдет из зоны прямой видимости, токин сработает, и сам найдет абонента через спутник или через Сеть.

Матрена крутилась возле Толяныча напрашиваясь поиграть — казалось, взрыв на нее не подействовал никоим образом. Она всегда приносила своих любимых мышей, видя, что Толяныч собирается уходить. Пришлось ее утешительно погладить:

— Сегодня ты, кошка, тоже идешь на дело.

— По коням. — Сказал Кротельник совершенно загробным голосом и, естественно, никакого энтузиазма не вызвал. По крайней мере у Фантика.

Было уже пять минут пятого, но рассвет только обозначил себя.

* * *

Вплотную к подъезду стоял жигуленок — «Копейка» — отвратного жабьего оттенка. То, что оттенок жабий, декларировал сам Крот, когда купил эту рухлядь. Картошку возить, как он при этом выразился. Вот и повозим сегодня картошечки. В свете желтушного фонаря, цвет машины был противнее вдвойне. Подстать настроению.

Толяныч прислушался — за углом царит удивительное спокойствие, лишь гарью тянет да журчат себе тихие голоса. Ни тебе метания мигалок по стенам окрестных домов, ни плотного оцепления, ни прочих атрибутов, которые можно увидеть новостных блоках. Как будто ничего особенного и не случилось. Никто из жильцов тоже не появился, но это как раз нормально — кому охотно угодить в центр кровавой разборки. И в свидетели вряд ли кого подпишут. Люди слишком насторожены, каждый сам за себя.

Крот распахнул дверцу:

— Видал, какой ягуар? Садись, не пожалеешь. — И плюхнулся за руль, позевывая. — Хоть ни автопилота, ни навигации нет, но движок-универсал, даже на водке поедет. Подвеска усиленная, опять же. Вот только Лешего не всегда выдерживает.

— Да ладно, песни-то петь. — Добродушно отозвался Леший. — Дождешься, когда-нибудь я тебе жирок спущу.

Что он, что Серега, держались так, словно собрались на рыбалку, и глядя на них Толяныч и сам как-то вдруг успокоился. Хотя нет, «успокоился» — не совсем подходящее слово. Он и до этого был более-менее спокоен, а уж когда спиртяшки глотнул — так и совсем отпустило. И сон и хмель как ветром сдуло. Будь, что будет. А на Крота кричал скорее от неожиданной стремительности событий, а не от нервов.

Толяныч сел на заднее сидение, держа Матрену за пазухой. Леший уселся рядом, ощутимо качнув «копейку», как если бы это была не машина, а лодка. Между ними на сидении громоздился баул, в который Леха сразу же погрузил свои лопатообразные ладони. В бауле в ответ грозно, но сдержано погромыхивало.

Жигуленок взял с места неожиданно резво. Обогнули дом — в свете прожектора краснела пожарная машина, курили пожарники, виднелась и пара милицейских фуражек. Остатки «Полтинника» грузили на эвакуатор. На них не обратили ни малейшего внимания, а Толяныч все смотрел и смотрел, выворачивая шею, пока они не выехали на дорогу. Губы, казалось, покрыла легкая и жирная пленка гари. Все выглядело совсем не так реально, как в многомерной графике виртуалки, более плоско, что ли. Не по настоящему.

Леший сунул ему в руки короткий бронежилет — надевай, мол. Вообще-то армейская куртка имела армирование и карманы для титановых пластин, но и жилет сойдет. Второй броник Леха бросил на переднее сидение.

Толяныч извлек притихшую Матрену и переложил ее к заднему стеклу, долго возился в тесноте салона, пока напялил эту штуку, сразу потяжелев на несколько кило. Леха молча подергал его за плечи, где-то что-то подтянул, вжикнув туда-сюда липучками — порядок. Сверху Толяныч опять натянул куртку и снова сунул Мышонка в рукав. Наган за поясом воинственно упирался глушителем в бедро — не пальнуть бы случайно, а то ведь прощай наследство.

Жигуленок свернул к лесу и аккуратно съехал в овраг.

Серега вел машину, стараясь держаться подальше от жилых домов, прикрываясь полосой кустарника, фары не включал, только подфарники. Наконец заглушил мотор, влез в бронежилет и закурил, поглядывая на светящийся циферблат часов:

— Так, мужики. Скоро светать начнет. Ждем до петухов… Хотя какие тут, в задницу, петухи. Поссыте сейчас, а то потом только в штаны. Ну и давайте упаковываться.

Все выбрались наружу за исключением неожиданно разоспавшейся Матрены. Толяныч курить не стал, хоть и хотелось. Потянулся, вдыхая росистый воздух без малейших признаков ветра, поводил плечами, привыкая к тяжести броника: на действительной приходилось носить другой, длиннее и заметно поувесистей. Да и сколько уж с тех пор воды утекло.

Хрупкая грань между ночью и рассветом вот-вот должна наступить, но никак не уловить тот момент, когда мир становится призрачно-серым, обманчивым, словно разливается сильно разбавленная тушь. Таким же смутным, как накатившие мысли. Толянычу казалось это все происходит не с ним. Он попытался собрать все в кучу, но предстоящее дело никак не желало лезть в голову для хоть какого-то осмысления. Крот с Лехой своим видом тоже не создавали ощущения серьезности, перекидываясь отрывистыми междометиями и не выпуская сигарет изо рта. Очевидно, что для них подобная вещь — дело если и не совсем привычное, то как минимум неоднократное.

Толянычу тоже приходилось убивать людей, не только на действительной службе, а еще раньше — в другой, более лучшей жизни. К тому разу он даже готовился довольно обдуманно, но тогда все было ясно и другого пути он не видел… Собственно тот случай и толкнул его в суровые объятия Вооруженных Сил. В счет естественно не идут всевозможные махаловки юности, где не враз и поймешь что к чему, а орудия применяют самые варварские. Но сейчас чертовщина какая-то — демонстративный каннибализм вообще ни в какие ворота не лезет, пусть даже просто померещившийся с пьяных глаз. Слюнтяй этот ядовитый, «Полтинник» с челобанами у подъезда. И ведь из-за чего?! Из-за глупой драчки? Или не менее глупой сисястой девицы, таганрогской герцогини? Бред какой-то.

Затеянная акция упорно ассоциировалась с виртуалкой в стиле экшн. А ведь эти людоеды наверняка должны бодрствовать — не могут же они отправить бригаду убить какого-то там Толяныча, а сами завалиться спать. Так не бывает…

Он все же сунул сигарету в рот:

«А они тебя собирались замочить? Уверен?» — шепнул вопреки своему предназначению «сосед». «Не знаю. Похоже. И Крот уверен…» — Толяныч все-таки закурил, наблюдая в тусклом свете, истекающем из салона «копейки», как Леший наворачивает глушитель на тупорылый автомат смутно знакомой конструкции.

Нет, не то…