Помоги проекту - поделись книгой:
Увидев меня, Януш нисколько не удивился и кивнул так, словно мы расстались всего лишь вчера. И не было ни моего бегства из Дома, ни долгих скитаний, ни дней, проведенных у старухи, ни смертельного дара Ловчего — ничего. И я вдруг тоже почувствовала спокойствие и умиротворение.
Подойдя к барной стойке, я села на высокий стул.
Януш, ничего не спрашивая, достал из холодильника две бутылки и смешал в высоком запотевшем бокале странный коктейль.
— Фирменный. Помнишь, ты хотела попробовать, — сказал он, протягивая напиток.
Я взяла и осторожно пригубила:
— Спасибо, вкусно.
Бармен кивнул.
— Я знал, что тебе понравится, ведь это кровь.
Я залпом допила коктейль и поставила стакан на стойку, и Януш, опять же не спрашивая, снова наполнил его из своих бутылей.
— Ты знаешь, что со мной произошло? — спросила я владельца бара.
— Конечно, ты стала вампиром, — ответил он. Это слово далось ему без малейших усилий, хотя я знала, что в Доме его всячески избегают.
— Ты мне снишься, так? И все это, — я обвела глазами уютное пустое помещение, — тоже всего лишь мой сон?
— Не совсем так. Скорее это некое подпространство, тонкий мир, существующий по своим законам и вне зависимости от того, верят в него или нет. Ты отчаянная девочка, раз смогла прийти сюда одна. Хотя я вовсе не удивлен. Я ждал тебя, так как ожидал от тебя чего‑то такого.
— Та тьма вокруг была хищной. Пока я шла сюда, она хотела затянуть меня в себя…
Януш снова кивнул и, взяв полотенце, принялся тщательно протирать стоящие на полке бокалы.
— Чтобы пройти через нее, требуется немало умений и мужества. Думаю, тебе удалось это благодаря твоей крови, присущему тебе упрямству, а также невероятной удаче. На месте твоей Королевы я бы не отпускал тебя сюда одну. Она может потерять весьма ценное оружие…
В горле было сухо, и я одним глотком опустошила половину бокала.
— Ты пришла сюда, чтобы задать какой‑то вопрос, — напомнил Януш. — Спрашивай. Время еще есть… Немного…
И точно! Я хотела узнать про Артура. Януш принадлежит к тому же Дому, что и Артур! Кто должен знать о нем, если не он?!
— Артур… он жив?
Слова были тяжелыми, как камни, и с трудом ложились на язык. Мой одинокий голос потонул в ватной тишине.
— Артур умер. Дом почувствовал его утрату. Он больше не с нами. Но это не важно. — Януш положил бокал и, вытащив из‑под стойки огромный кремневый пистолет с длинным дулом, неторопливо взвел курок. — Знаешь, хорошо, что ты пришла сюда. Это снимает многие проблемы.
Его голос был совершенно спокоен, как будто он говорил со мной о погоде.
— Ты хочешь меня убить? Но почему?! — Стакан упал на стойку, и темная жижа растеклась по ее лакированной поверхности, закапала на пол: «Кап, кап, кап…»
— Ничего личного, мне нужно остановить войну.
— Я не боюсь. Это все не по‑настоящему, — пробормотала я, сползая с табурета.
Януш развел руками, и по лицу его было видно, что ему не хочется, но приходится меня расстраивать.
— Здесь особое пространство, и смерть здесь — настоящая, окончательная смерть.
Мысли заметались в голове стайкой испуганных птиц. Я видела, как стреляет Януш. Броситься к двери? Нырнуть под ближайший стол? Попытаться выставить перед собой воображаемый щит — вдруг он остановит пулю?…
— Я же говорил, что тебе стоило пойти за мной, — произнес глухой голос.
Неподалеку от меня, через табурет, сидел мужчина с горбоносым профилем и черно‑седыми — соль с перцем — волосами. Он не смотрел на меня, но я знала, что зрачки его все время меняются.
— Хугин? — Я уже ничему не удивлялась, к тому же его появление могло дать мне шанс. — Ты пришел, чтобы помочь мне.
Он усмехнулся, по‑прежнему глядя прямо перед собой, словно меня и не было.
— Нет, я пришел, чтобы попрощаться. Теперь ты, к сожалению, совершенно бесполезна для меня. Меня интересуют только живые, — он по‑собачьи оскалился. — А жаль, изо всего этого мог бы выйти толк…
Я посмотрела на Януша. Все это время он стоял, наведя на меня дуло пистолета, с присущей ему деликатностью дав нам закончить разговор.
Бам! Бам!
Бой часов подсказал мне, что мое время истекает. Я была словно взведенная пружина, еще толком не зная, что я буду делать, но готовясь драться за свою жизнь.
Говорят, некоторым девушкам докучают поклонники, преследуя их своей любовью. У меня в поклонниках, должно быть, ходила сама смерть. Уж не знаю, чем я ей так приглянулась, но она уже не раз являлась мне в разных обличьях, играя со мной, как сытая кошка с мышью. Наверное, во всем этом был какой‑то смысл, просто я его не находила.
Часы еще не закончили бить, когда я, глядя Янушу прямо в глаза, ударила его. Мой удар всегда представлялся мне огненно‑ледяным клубком. Он копился на самых кончиках пальцев, а потом, повинуясь моей воле, летел в противника — невидимый, но обычно обладающий сокрушительной силой. Впервые мне удалось такое, когда на меня напала Виола, и вот теперь пришлось применять это снова…
Однако сейчас Януш только выставил вперед ладонь левой руки, и мой шарик словно разбился о невидимую преграду, исчез, будто втянутый огромной жадной воронкой.
Януш выстрелил одновременно с последним ударом часов.
Я очень ясно видела маленький серебряный цилиндрик, летящий мне в грудь…
Но тут время вдруг остановилось. Пуля зависла в воздухе, а массивная дверь за моей спиной громко хлопнула.
Я повернула голову — словно в кино при замедленной съемке… От дверей черным смерчем ко мне летела Королева диких. Ее красивое лицо было искажено страшной яростью, а медно‑рыжие локоны казались взбесившимися змеями.
— Ты напрасно взял на себя смелость тягаться со мной! — крикнула она замершему Янушу, небрежным жестом сбивая на пол застывшую в воздухе пулю.
Затем, не говоря больше ни слова, схватила меня за руку и потащила прочь из бара.
Она волокла меня за собой словно тряпичную куклу, и тьма расступалась, охотно давая ей дорогу.
Я пришла в себя в той самой комнате, в которой и началось мое путешествие. Королева стояла надо мной, брови ее по‑прежнему были нахмурены, а глаза метали молнии, каждая из которых должна была испепелить меня.
— Ты глупая девчонка! — воскликнула Королева. — Ты совершенно не умеешь распоряжаться своей жалкой жизнью и постоянно вляпываешься во всякие истории! Я же предупреждала, чтобы ты не ходила в мир снов без меня! Ты хоть понимаешь, что едва не погибла?
Я прекрасно понимала это. Так же как и то, что вовсе не просила ее спасать меня.
— По‑моему, ты теряешь больше, — ответила я, поднимаясь так, чтобы встать вровень с ней. Не буду ни на кого смотреть снизу вверх. Не буду — и все!
Королева застыла, словно увидела перед собой призрак.
— Я теряю только жизнь, а ты — надежду на мировое господство, не так ли? — я криво усмехнулась. Спасибо всем моим многочисленным учителям, теперь это у меня получалось отлично!
— Ну, конечно, ты права, — зеленые глаза сузились. — Ну раз так, придется следить за тобой, чтобы мои надежды оставались в сохранности. Мы посадим тебя на цепь, и ты будешь безотлучно следовать за мной. Ты этого хочешь?
На этот раз она победила. Счет разгромный. Я опустила голову.
— Нет, прости меня. Мне было интересно, — проговорила я, глядя в истертый пол.
— Ты удовлетворила свое любопытство?
Я молча кивнула. Слова иссякли, как пересохший родник. У меня ничего не осталось — ни гордости, ни надежды. Я узнала все, что хотела. Я слышала, что, если отрезать палец, человека еще долго преследует фантомная боль, и он просыпается среди ночи от боли в не существующем уже давно пальце. Так и у меня. Сердце еще болело фантомной, призрачной болью, но я уже улыбалась. Сражение проиграно, но это еще не результат всей войны.
За забором, отделявшим полуразрушенные здания старого завода от тихой улочки в отдаленном спальном районе Москвы, гулял ледяной ветер. Он разметал по двору мусор, шелестел по отполированному снежному насту, вычерчивая на его блестящей поверхности таинственные круги и загогулины.
Артур наблюдал за всем из своего укрытия. Подходить слишком близко было нельзя: его могли учуять. Чутье у диких значительно превосходит собачье, так что лучше не рисковать, вернее, рисковать, но разумно.
Внутри заброшенных зданий явно шла жизнь, прорывавшаяся то промелькнувшей тенью, то отчетливо вырисовавшимся в дверном проеме массивным силуэтом.
Полины нигде не было видно, но Артур и не верил в то, что ему так повезет. Он здесь только для того, чтобы убедиться, что база диких именно тут. Решение, пришедшее в его голову, являлось одновременно и простым и сложным. Это был риск, игра на грани, но теория невероятности должна быть на его стороне.
Всем поступкам Артура — и прошлым, и будущим, и настоящим — имелось одно лишь оправдание, вместе с тем являющееся оправданием всего его странного, противоестественного существования. Это любовь. Банальное, истасканное слово, запачканное прикосновением тысяч немытых рук, и вместе с тем такое чистое, что кристальный горный родник казался по сравнению с ним мутной лужицей. Любовь — огонь, умирающий только для того, чтобы возродиться, образ, знакомый всем и являющийся откровением для каждого.
Теперь Артур знал совершенно точно, что все, что он раньше читал или думал об этом чувстве, — вздор и пустяки. Любовь нельзя описать. Она как полет птицы, как капля росы, в которой отражается солнце, она — как мелодия, слышимая не ушами, но сердцем, как терпкая сладость спелой вишни и горечь, что есть даже в сладости меда… Она — то единственное, что у него осталось.
Артур подходил к дому, расположенному в одном из Арбатских переулков, не скрываясь, чтобы у охраны было время сообщить о его появлении Отцу.
У ворот его действительно ждали. Его тщательно обыскали, вероятно, удивившись отсутствию оружия, и, не спрашивая ни о чем, проводили внутрь.
Двор так и щетинился невидимыми снайперами. Артур прекрасно понимал, что находится сейчас на мушке сразу нескольких винтовок, но также осознавал, что Отцу, скорее всего, захочется с ним встретиться. Хотя бы для того, чтобы выяснить, что произошло, а еще из‑за склонности к показательным парадным жестам. Отец никогда не отдаст приказ уничтожить провинившегося тайно, если есть хотя бы малейшая возможность устроить публичную экзекуцию. В одном из подвалов здания, уходящего глубоко под землю, стоял специальный агрегат с ультрафиолетовым излучением. Эта комната внушала страх всему Дому, не случайно она называлась залом казней.
Молча, словно в сопровождении теней, Артур проследовал в приемные покои Отца. Отец восседал на обитом темно‑пурпурным бархатом кресле с высокой резной спинкой, а на подлокотниках, выполненных в виде сплетенных, словно ползущих вверх, человеческих фигурок, лежали его желто‑пергаментные руки. Лицо отца было лицом мумии — с глубоко запавшими щеками и провалами глазниц, в которых угольями горели пронизывающие глаза.
Артура поставили перед ним. Отец махнул рукой, на миг нахмурился, и конвоиры поспешили удалиться, пятясь и потешно кланяясь при этом.
Затем в комнате воцарилась тишина.
Оба — и молодой, и старый вампир — не произносили ни слова, словно враги, готовящиеся вступить в смертельную битву.
Артур стоял перед сидящим старейшиной уверенно и свободно — в черном, расстегнутом на груди полупальто, из‑под которого виднелся тонкий белоснежный свитер, в узких черных джинсах и элегантных ботинках.
— Я думал, что ты умер, — проговорил наконец старейшина низким хриплым голосом — голосом, в котором не было ни единой живой нотки.
— Я умирал, но это не важно, — ответил Артур, спокойно глядя в глаза Отцу.
— Вижу. Ты изменился, — старейшина чуть наклонился вперед, вглядываясь в лицо неверного сына.
Артур промолчал, и Отец вновь прервал затянувшуюся паузу.
— Ты, изгнанник, пришел сюда, чтобы просить меня о чем‑то? — спросил он холодно.
— Нет, — Артур по‑прежнему не отводил взгляд. — Я пришел, чтобы предложить тебе кое‑что. Я знаю, где находится убежище диких.
Артур прекрасно понимал, что это мощный козырь в его руке. Выследить диких казалось совершенно невозможным. Они были подобны крысам, без труда ориентировались в «нижнем городе» — так называл Артур бесчисленные московские туннели и подвалы, к тому же постоянно меняли место проживания. Все предпринятые Московским Домом попытки произвести зачистку территорий, населенных дикими, оказывались безуспешными. Вернее, результат их был ничтожен и обычно несовместим с потерями, которые Дом нес в ходе операции.
Так что теперь, закинув удочку, Артур терпеливо ждал реакции Отца.
Старейшина потер кровавый камень своего старинного перстня и задумчиво взглянул на неверного сына.
— У тебя, конечно, есть свой способ поисков, — скорее констатировал, чем спросил, он.
Артур кивнул.
— Девчонка? — быстро спросил Отец. — Ты ведь отверг Дом ради нее.
— Полина, — кивнул Артур. — Я уведу ее от них, и войны не будет. Вы не утратите главенства в Москве и разгромите стаю, вторгшуюся на вашу территорию.
Отец опустил глаза и с минуту сидел неподвижно, словно восковая кукла.
— Ты вырос, мой мальчик, однако тебе будет трудно одному. Ты уверен, что не хочешь вернуться Домой?
— Уверен, — отрезал Артур.
— Ну что же, отрок, я полагаю, что ты не предашь меня снова. Твоя мать очень расстроилась, узнав, что ты покинул Дом, — бездонные глаза открылись и заглянули в душу Артура.
Он стоял, словно пораженный молнией.
— Я ослышался? Моя мать давно умерла, — выговорил, наконец, Артур.
— Умерла? — теперь Отец смотрел на него с привычным превосходством. — А мне известно обратное.
«Раз, два, три, четыре…» — Артуру пришлось досчитать до десяти, чтобы окончательно успокоиться. Мысли вертелись в голове, как бешеные, и самая главная из них: «Не может быть! Этого никак не может быть!»
Отца Артура убили в девяностые годы, а они с матерью вдруг оказались на самой обочине жизни. И тогда, чтобы раздобыть хоть немного денег, Артуру пришлось вступить в одну из дворовых шаек. А потом была та драка на пустыре, и солоноватый вкус крови на губах, и плывущий перед глазами мир, словно подернутый дымкой, и незнакомец в блестящих ботинках, и комната с горящими свечами, и Отец, и Дом, и обязательства… Тогда, перед самой инициацией, Отец сказал Артуру, что его мать умерла.
Поделиться книгой: