Полл сказала:
- Но, мама, ведь ты не любишь миссис Багг. Это просто невозможно, чтобы ты ее любила!
- Тем хуже, потому что она-то считает меня своей подругой. Это был бы для нее двойной удар, если бы я заняла ее место.
- Бедная мамочка! - сказала Лили и подошла к ней, чтобы обнять.
Полл подумала, что ей бы первой это сделать, а теперь будто без нее обошлись, и вот она сидит в сторонке, пока мама улыбается Лили и держит ее руку у своей щеки.
- Ах, дочка, - говорила мама Лили, - какой бы она нынче ни была, эта Мериголд, но ведь девчонками мы ходили вместе, разве я могу это позабыть? Она не всегда была такая сморщенная, нет, в ней тоже искра была. Помню, мы были еще ученицами и жили, как вы знаете, у хозяина, а старый Маллен кормил скудно и плохо. Даст иной раз вареного гороха - вот и весь обед, а мы выкинем все в окошко, пусть куры клюют, а сами тайком, черным ходом, в магазин, в бакалею. А там стоял за прилавком один молодой парень, он нам хлеба давал и сыру. «Повесят меня из-за вас!» - говорил он, но все равно не отказывал. И вот мы пробираемся назад, несем в передниках добычу, а однажды Мериголд чуть не попалась - столкнулась нос к носу со стариком Малленом. Он ей и говорит: «Откуда вы и куда, мисс? И что у вас в переднике?» Я шла сзади и чуть не умерла со страху, а Мериголд нос кверху и отвечает: «Я на вас удивляюсь, мистер Маллен, как можете вы задавать девушке такие неделикатные вопросы!» И - мимо, вся дыша гневом и добродетелью. Ситуация, пожалуй, не слишком веселая, но у него было такое лицо, и мы так смеялись потом!.. А теперь мне грустно видеть, как она перед ним приседает, как разговаривает... - Мама глубоко вздохнула, глядя в огонь, и вдруг лицо ее напряглось, она повернулась к Лили и проговорила чуть ли не с яростью: - Запомни, дочка, этим-то и страшна бедность! Не голодом и не дырявыми башмаками, а тем, что от нее порою душа нищает! И как бы ни повернулась твоя жизнь, э т о г о ты никогда не допустишь, обещай мне!..
Полл промолвила в смущении:
- А я ненавижу, если вдруг голод!
При этих словах мама вскочила со своего места, бросилась к Полл и так крепко прижала ее к себе, что Полл услышала, как бьется мамино сердце.
- Овечка ты моя! - проговорила она, задыхаясь. - Никогда ни за что не будешь ты голодной! Я тебя испугала? Как это глупо с моей стороны, да и пугаться-то нечего! Все будет хорошо, уж вы мне поверьте.
Лили рассмеялась:
- Тетя Сара не позволит нам голодать. Полл это сама понимает и просто слегка прикидывается, ты же ее знаешь! Не волнуйся, мама!
Мама глубоко вздохнула, потом выдохнула медленно, и Полл слышала, как скрипнули ребра ее корсета. Она отпустила от себя Полл, улыбнулась Лили, и голос у нее был уже совсем ровный:
- Да, конечно. Мы все это понимаем, разумеется. Это было глупо с моей стороны.
Мама заказала печатное объявление и разослала всем своим старым клиентам. И в окне выставила:
ЭМИЛИ ГРИНГРАСС
С ПОЧТЕНИЕМ ИЗВЕЩАЕТ ВСЕХ ЖИВУЩИХ В ОКРУГЕ ДАМ,
ЧТО ОНА ПРИНИМАЕТ ЗАКАЗЫ
НА ЖЕНСКУЮ ВЕРХНЮЮ ОДЕЖДУ И ПЛАТЬЕ
И ВЫРАЖАЕТ НАДЕЖДУ, ЧТО ЕЕ УМЕНИЕ УЧИТЫВАТЬ ЛИЧНЫЕ
ОСОБЕННОСТИ ЗАКАЗЧИКОВ
ПОЗВОЛЯЕТ ЕЙ РАССЧИТЫВАТЬ НА ИХ ДОВЕРИЕ И ПОКРОВИТЕЛЬСТВО.
ВОЗГЛАВЛЯЯ В ТЕЧЕНИЕ РЯДА ЛЕТ ПОШИВОЧНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ
ИЗВЕСТНОЙ В ОКРУГЕ ТОРГОВОй ФИРМЫ,
ОНА ТЕПЕРЬ РАСПОЛАГАЕТ НЕОБХОДИМЫМ ОПЫТОМ, ЧТОБЫ ЛЮБАЯ
ДОВЕРЕННАЯ ЕЙ РАБОТА УДОВЛЕТВОРЯЛА САМОМУ ВЗЫСКАТЕЛЬНОМУ
ВКУСУ.
ГАРАНТИРУЮ ПОКРОЙ ПО ФИГУРЕ И ПО ПОСЛЕДНЕЙ МОДЕ.
Прошло несколько дней, никто не откликнулся, никто не приходил. Но вот однажды после обеда постучалась старушка мисс Мэнтрипп, что жила в последнем коттедже на их улице. Она осведомилась, не сошьет ли ей мама блузку из кружева, которое у нее давным-давно отложено «до особого случая».
- Кружево исключительное, миссис Гринграсс, - сказала она. - От того отреза, который ее светлость привезла из Парижа, а остаток подарила мне. Я бы и сама сшила, но работа тонкая, а глаза уже не те стали. Надеюсь, вы проявите должную ответственность.
В мисс Мэнтрипп росточку было четыре фута шесть дюймов, к тому же спина у нее уже согнулась, так что она оказалась еще меньше. Когда-то она служила камеристкой у леди Марч, а теперь жила на крохотную пенсию, дарованную ей хозяйкой. Ребятам она всегда казалась человеком необычным. Если обратиться к ней с каким-либо словом или вопросом в первую половину дня, когда она вытряхивала коврик у дверей или тащилась по магазинам в своем ветхом пальто и шлепанцах, в ответ всегда слышалось ворчливое и нелюбезное: «По утрам не толкую». Но едва пробьет полдень, она снимала свои обноски, облачалась в черное платье с жемчужными пуговками и садилась у своего окошка. Откинув занавески, она обозревала Маркет-сквер в ожидании гостей.
Но никто никогда не навещал ее. Мама говорила, что у мисс Мэнтрипп нет никого на всем белом свете, и, когда теперь старушка вдруг заявилась к ним с этим кружевом, мама приветствовала ее со всей сердечностью, усадила к огню.
Мисс Мэнтрипп была в своем черном платье и в огромной старой-престарой соломенной шляпе - поля сплошь в маленьких дырках, будто мыши проели. Полл, стоя позади ее кресла, подмигнула Лили и хихикнула. Но мама глянула на них таким ледяным взором, что обе замерли на месте.
Наверное, это было недурное кружево когда-то, но теперь это было всего лишь с т а р о е кружево, местами уже сопревшее. Мама осторожненько его свернула. И сказала, что у нее рука не поднимется кроить и резать такой прекрасный материал, но зато у нее наверху имеется подходящий кусок серого рельевого шелка, и если мисс Мэитрипп нужна блузка, то она ей обойдется в один шиллинг, вместе с работой.
Старая женщина приняла предложеиие с видимым удовольствием:
- Это было бы очень мило, миссис Гринграсс. Сказать по правде, я принесла это кружево, поскольку не сомневалась, что вы справились бы с такой работой, но, конечно, сердце кровью обливалось при одной мысли, что придется его кроить по живому.
Она одарила всех самой лучезарной и благосклонной улыбкой, и голос у мамы чуть дрогнул - от тайного смеха или от потаенной слезы?
- Вы так добры, мисс Мэнтрипп. Быть может, вы не откажетесь выпить с нами чаю?
- Не хотела бы вам мешать, миссис Гринграсс.
- Ничуть, мисс Мэнтрипп. Bыl доставите нам всем удовольствие.
Мама накрыла стол лучшей камчатной скатертью, поставила яйца вариться в камин, выложила тонко нарезанный хлеб и масло. Мисс Мэнтрипп восседала за столом, томная и чопорная, и вела воспитанный разговор, покачивая огромной своей шляпой.
- По-моему, вы здесь устроились не без комфорта, миссис Гринграсс. Правда, все эти коттеджи тесноваты, но тут, я полагаю, многое зависит от того, к чему вы привыкли, не правда ли? После стольких лет, что я провела с ее светлостью, мне так трудно примириться с отсутствием туалета в помещении. Удобства, которыми мы здесь располагаем, конечно же, нервируют культурного человека. Каждая такая кабинка во дворе - она ведь под одной крышей с другой такой же, принадлежащей соседнему дому! Я уверена, миссис Гринграсс, что вас это так же угнетает, как и меня.
- М-да... - проговорила мама с сомнением. - Я не уверена, понимаю ли я, что вы имеете в виду.
- Люди сидят спина к спине, - понизив голос и ужасаясь, разъяснила мисс Мэнтрипп. - К спине спина, и - никакого о б щ е н и я!
Тео, который в этот момент выуживал яйца из миски, издал придушенный стон и уронил яйцо.
- Ой, мамочка, прости!..
Лицо у него стало пунцовое - но не потому, что допустил такую оплошность, а потому, что изо всех сил старался не расхохотаться. Мама сказала:
- Ничего страшного, Джонни все подберет и подчистит. - Голос у нее звучал почти серьезно, и только невольная улыбка при взгляде на мисс Мэнтрипп ее выдавала. - Это так полезно - иметь поросенка в доме. - Она обратила улыбку в легкий смешок. - Ни за чем нагибаться не приходится.
- Я положу другое яйцо вариться, - сказал Тео.
- Спасибо, Тео, не надо...
Но он уже убежал и не расслышал, потому что захлопнул за собой дверь. Мама сказала:
- Мальчишка - оторви да брось! Полл, пойди и скажи ему, что ничего не нужно. Я совершенно не хочу яйца. - И добавила, когда Полл встала из-за стола: - Скажи это ему так, чтобы он понял, ясно?
Мама сказала это с нажимом, будто передавала через дочку какое-то очень важное послание.
- Хорошо, я все скажу, - отвечала Полл.
Тео стоял в кладовке, прислонившись к стене и утирая бегущие из глаз слезы.
- Ох, я думал, я умру от смеха, - проговорил он. - И я умру наверняка, как только сяду в следующий раз на толчок. Мы же сидим спина к спине с нашими тетками - возможно, мисс Мэнтрипп это показалось бы более приемлемым: все-таки родня! Впрочем, не ручаюсь: может быть, это еще ужасней. Представляешь себе тетю Сару...
- Не груби, - холодно проговорила Полл.
Тео состроил ей гримасу:
- Не я затеял этот разговор... А яиц-то нету, ни одного. Пусть мама ест мое.
- Она не хочет. Она мне сказала, чтобы я сказала тебе.
- Но это же неправильно. Я разбил - значит, будет только справедливо, если...
Полл сказала:
- Нет.
Тео поглядел на нее:
- Да почему?
- Да потому, - проговорила она раздельно, - что маме, я так думаю, это не понравится. Если ты затеешь спор, кому должно достаться последнее яйцо. Думаю, оно потому и последнее, что мама не могла себе позволить купить больше, чем полдюжины. Но ей неохота, чтобы мисс Мэнтрипп про это догадалась. Старухе тогда будет неуютно у нас в гостях.
Тео пожал плечами:
- Ну, если ты так считаешь... Хотя, по мне, все это дурость. Она-то уж наверняка придурковатая, тебе не кажется? Вдруг начала насчет уборных! За столом! Нет, я этого не выдержу - пить чай, есть яичко, а она возьмет да и опять заведет свое! Я же расхохочусь, ей-богу!
Полл вдруг сделалось очень грустно. А почему - она и сама не знала. Ни одного яйца в кладовке, и эта маленькая мисс Мэнтрипп, такая добрая, забавная... Все вместе!
- Не будь подлым, - сказала Полл. - Она такая славная, решилась принести это старое кружево, хотя оно и гнилое. Смеяться над ней - отвратительно.
- Ого! - сказал Тео. - Что это вдруг на тебя нашло? Ого!..
Суббота - день рыночный. Мама уже начала шить блузку для мисс Мэнтрипп и мечтала с ней разделаться - с рук долой - до прихода новых заказчиков.
- А впрочем, - сказала она, - даже хорошо, если они увидят, что я не сижу без работы. Люди заказывают охотней, если видят, что они тут не первые. Пожалуй, я сяду шить в передней комнате, все утро, чтобы видно было, какая я занятая. Полл и Тео, вы отправитесь за покупками. У нас, в общем-то, все есть, только хлеба надо, две булки, да полфунта масла, из того ларька, что возле церкви. Там масло всегда хорошее, свежее.
- У нас яичек не осталось, - сказал Тео.
- Да? Видишь ли, яйца как раз дороги нынче, но вот тебе пенни на конфеты.
Тео нахмурился, а Полл спросила:
- А можно взять Джонни с собой? Он любит базарные дни.
Услышав свое имя, Джонни захрюкал и рысцой за ребятами. Как он всегда бегал за мамой, когда она ходила по магазинам. В булочной он сидел и дожидался терпеливо, пока Полл покупала хлеб, а булочник вышел из-за прилавка, погладил его и похвалил - какая, мол, славная свинка, не хуже собаки.
- Он лучше самой хорошей собаки, - отвечала Полл даже слегка с насмешкой. - Свиньи умнее собак, это научный факт.
Булочник засмеялся и дал ей глазурованную лепешку, бесплатно. Полл предложила Тео поделиться, но он только головой мотнул. За все время, что они вышли из дому, он и слова не сказал. Полл спросила:
- У тебя что, кошка язык слизнула? Или вдруг горло заболело?
Она купила на одно пенни «Послание купидона» - это маленькие такие плоские конфетки, на каждой какой-нибудь стишок. Потом они пошли в лавку, что возле церкви. Полл брала масло, а Тео стоял и рассматривал товары, выставленные на открытых прилавках. Кубы прекрасного желтого, в капельках испарины масла; круглые сыры, взрезанные посередке, чтобы видно было, какое у них кремовое нутро; куски сырого бекона, корзина крупных темно-крапчатых яиц...
Глаза у Тео были отсутствующие, весь он в какой-то дальней мечте. Он протянул руку, взял одно коричневое яйцо и положил себе в карман.
Потом он поглядел на Полл и увидел, что она смотрит на него и глаза у нее изумленные, круглые. Тео по-дурацки улыбнулся, а она прикрыла рот ладошкой, чтобы не хихикнуть; он почувствовал, как лицо у него наливается жарким румянцем. А женщина, хозяйка лавки, улыбнулась этим двум симпатичным и красивым деткам:
- Все взяли, ничего не забыли?
- Все, - сказала Полл. - Все, все, спасибо! - А потом громко и сварливо, будто старая суматошная бабушка: - Да куда же он подевался, этот Джонни? Ах, вот ты где, несносный ты поросенок! Тео, пошли. Да шевели же своими неповоротливыми ногами, мы не можем проторчать здесь целый день!
И направилась самым размашистым шагом вдоль мощенной булыжником дорожки. К церкви, потом через ворота на паперть. Она остановилась, только когда достигла плоской каменной плиты, известной всему городу как Солдатская могила, хотя надпись на ней настолько стерлась, что уже не разберешь, кто под ней похоронен. Полл опустилась на плиту, отдуваясь и обмахивая себя ладошкой. Тео и Джонни подошли к ней.
- Впервые, - проговорила она, все еще изображая старую бабушку, в первый раз в моей жизни! Клянусь!..
- Мне дурно, - сказал Тео, - но и смешно в то же время.
- Тогда тебе лучше присесть. Только смотри на яйцо не сядь.
Тео сел. Достал из кармана яйцо и уставился на него, будто в первый раз в жизни видел нечто подобное.
- Ей-богу, я не знаю, почему я это сделал, - сказал он.
Судя по голосу и по всему его виду, он был настолько сам удивлен, что Полл рассмеялась. А он, поглядев на нее, тоже начал смеяться. И вот, схватившись за животики, они тряслись, не в силах совладать со смехом, а Джонни сидел и смотрел на них, его умные глазки-щелочки поблескивали.
Люди, шедшие через церковный двор, видели, как двое младших Гринграссов сидели рядышком на Солдатской могиле и помирали от смexa, а их ручной поросенок наблюдал за ними, склонив голову набок и будто недоумевая: мол, что тут такого смешного? Прохожие тоже удивлялись и улыбались, но один человек остановился. Он шел за ними от самой площади и теперь стоял в сторонке, руки в карманы, задумчивость на лице. Когда Полл и Тео немножко приутихли, он выступил вперед, ударив при этом ногой по камешку, который упал возле правого башмака Тео, подняв фонтанчик пыли.
Тео поднял голову.
- А я сомневаюсь, что вашей тетке Саре это покажется таким же смешным, - сказал Багг.