Помоги проекту - поделись книгой:
Он в это время, прицепив свою ночную рубашку к большой литой шишечке, что на спинке медной кровати, которую он делил с Джорджем, повис на ней и раскачивался мечтательно взад и вперед. Полл этого не разрешали, потому что она была тяжелая и могла бы порвать сорочку, а Тео весил меньше. И вот он продолжал качаться, хотя и помедленней, пока она рассказывала ему, что произошло в гостиной. Его голые бледные ноги свисали, как ивовые прутья, с которых кору содрали, а ступни были совсем прозрачные.
- А ну-ка в постель, - сказала ему Полл. - Ты простудишься до смерти, в комнате холодней, чем в леднике.
Тео отцепился от спинки, залез на свою высокую кровать и стал растирать застывшие ноги. При свете свечи его глазищи светились, как два синих колодца. Он сказал:
- Кто украл и что?
Полл, вся дрожа, устроилась рядом с ним, подоткнула вокруг себя перьевую, в виде длинного валика, подушку.
- Мама сказала, что деньги, а папа не сказал, только сказал, что у старика, если он узнает, сердце разорвется, потому что единственный его ребенок. Сердце - это у старика Роуленда.
Она смолкла. Старик Роуленд был хозяином фирмы, в которой папа работал. Полл видела его однажды - крепкий такой коротышка, живот как бочонок, а лицо красное и веселое. Он тогда сказал: «Ага, так это и есть, Джеймс, твоя малютка Полл-пончик!»
Он потрепал Полл по щеке, довольно крепко потрепал, и подарил ей шестипенсовик. Полл теперь подумала про его сердце, и ей представилось, как оно разбивается пополам - как фаянсовая форма для пудинга, которую мама однажды уронила на каменный пол возле посудной мойки.
Тео сказал:
- И это все?
- Папа взял вину на себя. Так надо было...
- Вину - за то, чего не делал? За то, что сделал кто-то?
- Я так поняла.
Она была уже не уверена, не могла припомнить в точности. Папа уезжает - это было куда важнее!
- Хммм! - произнес Тео странным каким-то голосом.
- Что ты хотел сказать этим своим «хммм»?
Он откинул волосы, падавшие ему на глаза, глянул с прищуром.
- А что, если, - прошептал он, - украдены не просто деньги, а золото?
Полл уставилась на него, озадаченная, а он продолжал:
- Точнее, сусальное золото, листовое. Которое он принес на прошлой неделе, эти обрезки для рождественских открыток. В жестянке. Чего-то оно стоит, не правда ли? Настоящее золото, он сам сказал.
- Но это только обрезки, - промолвила Полл. - То, что остается после отделки экипажей. Ну, как... как колоски на поле после жатвы.
Полл никогда не жила в деревне, но мама рассказывала, что девчонкой она ходила собирать колосья после сбора урожая - спелые колосья пшеницы, оставленные на стерне фермерской конной жаткой.
- Да, обрезки, но их там очень немало. Фунты и фунты стерлингов, я полагаю, целое состояние. Если все эти кусочки сложить вместе и переплавить...
Тео даже запрыгал от возбуждения, заскрипели пружины его кровати.
- Тео! Папа не вор!
Он глянул на нее, как на дурочку:
- Я этого и не имел в виду. Просто он, наверное, подумал, что обрезки можно взять, как бросовые колоски на стерне, а потом, уже после, кто-то вдруг хватился: «А куда, собственно, девалось то золото?» - Он улыбнулся с сомнением, как бы проверяя на слух, есть ли смысл в его словах, а если и нет, то, может, она все-таки поверит? Добавил со вздохом: - А потом он уже испугался признаться. Что тут такого?
- Ты все выдумываешь. Папа никогда ничего не пугается. А кроме того, украли именно деньги - так мама сказала.
Но в ней самой не было той уверенности, что в ее словах. Тео, как и мама, любил сочинять истории, и тоже не всегда правдивые. А уж эта, подумала Полл, звучала совсем по-дурацки. Но с другой стороны, Тео был старший, и к тому же умный, все так считали. И теперь он размышлял, свернувшись на перине, уткнув подбородок в свои острые, голенастые коленки. Сказал, поразмыслив:
- Тут возможны два варианта, связанные один с другим. Во-первых, деньги, которых отец не брал, а во-вторых, золото, которое он взял. Он в тот момент и не думал воровать, но если дело вышло наружу, то как докажешь?
- Жуткий ты тип! - сказала Полл. - Отвратительный, костлявый гад!
Тео хихикнул:
- Можно побить меня каменьями и палками, но словами меня не проймешь.
Полл показалось, что она сейчас взорвется от ярости.
- А я папе расскажу все, что ты сейчас говорил.
Тео серьезно покачал головой:
- Этого ты делать не должна. Ему будет неприятно думать, что ты думаешь, что он совершил что-то дурно.
- А я и не думаю, это ты думаешь.
- Этому он не поверит, даже если ты так скажешь.
Полл растерялась. Она часто терялась, когда спорила с Тео, - у него был такой изворотливый ум! Его послушать, и не выберешься - как из аттракциона-лабиринта в Хэмптон Корт: входы, ходы, переходы, а выхода не найти. Она сразу припомнила, как она злилась на него нынче, когда пришла из школы, холодная и несчастная, а мама его же и жалела. Ей захотелось дать ему хорошего тумака, но он всегда поднимал вой, когда она его била, а иной раз начинал выть, еще только подумав, что она собирается стукнуть. И конечно, мама прибежала бы сердитая.
Тео глядел на нее и нервничал, будто угадывая ее мысли. А может, ему уже стыдно, что наговорил таких вещей? Или боится, что она и npaвда все расскажет папе?
- Вот что, Полл, - сказал он, - я думаю, нам про это лучше молчать. Никому ни слова, даже Джорджу и Лили. Папа мог и забыть, что приносил это золото. А если ты ему напомнишь, он подумает, что надо и в этом деле сознаться, - ты же знаешь, как он любит подавать нам всем пример честности. А красть золото - еще хуже, чем деньги.
Тео посмотрел на нее. Она не отводила взгляд, пока он не опустил глаза. Сказал глухо:
- Он может и в тюрьму угодить.
- А по мне, лучше уж в тюрьму, чем в Америку, - отвечала Полл мужественно. - Мы бы его тогда посещали, носили бы ему пироги.
Она читала в книжке про одну маленькую девочку, у нее отца посадили в тюрьму за долги. И там была картинка: девочка входит к папе в темницу, в руке кошелка с пирожками, а ее бедный изможденный отец бросается ей навстречу, протягивает руки и называет ее своим маленьким ангелом. Вспомнив эту картинку, а потом представив себе папу в Америке, такого одинокого и несчастного без своей дочки, Полл расплакалась. В горле и в глазах у нее щипало, крупные, горячие, соленые слезы бежали по щекам.
- Это тебе, дурехе, лучше, чтобы в тюрьму, но не папе! - Тео обнял ее одной рукой, а другою взял уголок простыни и стал промокать ее слезы.- Не рыдай, ты ведь не Лили. Папа сам хочет в Америку, дура ты, дура. Да он туда сто лет мечтал, с тех пор как дядя Эдмунд уехал и стал письма писать. Это же для него п р и к л ю ч е н и е, неужели ты не понимаешь?
- У старых людей приключений не бывает, сам ты дурак! И он едет без нас, один, вот что ужасно.
Полл чувствовала, что она этого не перенесет, что лучше умереть, ей-богу.
- Я умру, я возьму и умру и не поеду в этот ужасный Норфолк! рыдала она, лупя кулаками по подушке, так что труха и перья полетели сквозь швы - она даже чихнула от этого.
Тео расхохотался. Задыхаясь и фыркая, он проговорил:
- Ну, разумеется, ты не поедешь, если ты умрешь. Разве что в гробу, заколоченная. Хотя чем тебе плох Норфолк? Вроде недурное место, судя по маминым рассказам, поинтересней, чем Лондон.
ГЛАВА 2
Так оно и оказалось.
Через неделю все четверо ребят отправились в Норфолк, сами, без родителей. Мама заявила, что ей легче привести дом в порядок, когда дети не мешаются под ногами, и что они с отцом приедут следом, как только управятся. А до того за детьми тетки присмотрят.
- И ведите себя как следует, - добавила мама. - У вашей тети Сары очень высокие требования.
Тетя Сара встречала их, когда они делали пересадку в Норидже. Было почти темно, а пока добрались до места назначения, совсем стемнело, и первое, что они увидели, выйдя со станции, это ярко освещенную мясную лавку, прибранную к рождеству: в одной витрине были выставленыветки остролиста и игрушечные ясли, а в другой - рождественский зверь, живьем. Это называлось «Рождественский гостинец Грамметта» - то есть здоровенный бычок с налитыми кровью глазами и тугими завитками гривы между свирепых крутых рогов, топочущий в своем загончике и дышащий морозным паром.
- Несчастное существо, - сказала Лили. - Бедняжечка! Разве это не ужасно - выставляют напоказ, а к рождеству зарежут.
- Лили, глупышка, - сказал Джордж, - но ведь мясо ты ешь, не так ли?
Полл и Тео глядели как завороженные. Не только на «гостинец», но еще, приплюснув носы к стеклу, на того самого мясника, который их бабушке палец отрубил.
- Тетя Сара, это тот самый? - спросил Тео. - Прямо у вас на глазах дело было, да?
Он глядел на тетушку с надеждой: а вдруг у нее в запасе история почище маминой? Может, она даже знает, куда девался отрубленный палец, а?
Мысли Полл шли в том же направлении.
- А если он его продал вместе с мясом, сосиска с косточкой.
- Только мяса побольше, - подхватил Тео. - В сосиски кладут слишком много хлеба.
- Заткнитесь, - буркнул Джордж, с опаской оглядываясь на тетю Сару.
Она была рослая, как Лили, и такая же торжественно-прекрасная. Ее высокий красивый лоб, всегда ясный и гладкий, как неотбеленный шелк, теперь хмурился от неудовольствия или раздражения.
- Я удивлена, - сказала она, - что вы вообще про это знаете. Бедная моя матушка!.. Нет, дорогой мой, это не тот мясник. Тот умер несколько лет назад. И хотя на вывеске «Грамметт и сын», на самом деле у него сына не было, и лавка перешла к Солу Грамметту, его племяннику.
- К к а к о м у Солу Грамметту? - вскричал Тео; дело оборачивалось совсем интерено. - К тому самому Солу, который маму застрелить хотел?
Это была одна из самых захватывающих ее историй. У мамы, когда она еще не вышла замуж за папу, было много ухажеров, один из них - Сол Грамметт. Он был слегка дурачок - так мама говорила, - вечно к ней приставал, хотя она ему ясно давала понять, что не желает с ним знаться. Но однажды, в ярмарочный день, он догнал ее на городской площади и крикнул:
«Если ты за меня не выйдешь, я застрелюсь, но, бог свидетель, ты умрешь вместе со мной!»
Мама застыла на месте. Он был, конечно, дурачок, но опасный дурачок, и говорил он неспроста - все там на площади это поняли. Он стоял против мамы, ружье тряслось у него в руках, а народ весь притих, слышно, как муха пролетит. Тогда мама, глядя прямо в дуло, сказала: «Пойди и повесь на место отцовское ружье, Сол Грамметт, пока он его не хватился. И когда доберешься до дому, то попроси свою маму, чтобы она тебя уложила в постельку. Я за тебя не пойду, даже если бы ты был весь золотой изнутри и снаружи».
- А папа сказал, - объяснил Тео, - что на месте Сола Грамметта пальнул бы в нее из обоих стволов. - И добавил неуверенно: - Но это он пошутил, конечно.
Тетя Сара, слушая, прикрыла глаза, будто от сильной головной боли. Потом открыла глаза и сказала:
- Грамметт - распространенная в Норфолке фамилия, и это другой Сол Грамметт. Тот тоже умер, бедная невинная душа. Если бы он знал какие постыдные истории про него распространяют, он бы, наверно, обрадовался, что лежит в могиле. Впрочем, стыдно должно быть не только ему. Не стану скрывать, что ваша мама меня просто удивляет.
Она сделала глубокий вдох, чтобы остыть, и улыбнулась. Очевивидно, сочла своим долгом улыбнуться, а уж свой долг она исполнит непременно, чего бы это ей ни стоило. И проговорила:
- Обратите внимание, дети, на эти ясельки. Грамметт всегда делает к рождеству такие вот очаровательные ясли.
Тео и Полл осмотрели ясли без особого интереса. Мистер Грамметт, мужчина в бакенбардах, увидев в своем окне детские физиономии, улыбнулся приветственно. А Джордж нахмурился и, когда они двинулись дальше по улице, отозвал их в сторону и шепнул:
- Закройте-ка свои пасти и больше не разевайте. Тетя Сара добрая, но эти ваши разговорчики про кровь с потрохами ей не по нутру, и дразнить ее нечестно.
- Мало ли что, - сказал Тео. - Слишком уж она важная.
- Допустим. Но это нечестно и по отношению к маме. Тетя Сара может подумать...
- Подумать ч т о?
Тут Джордж сам засомневался. Они как раз проходили под уличным фонарем, Полл и Тео видели это по его лицу - неуверенная такая гримаса. Он сказал:
- Не имеет значения. Но... Вы же знаете, мама не любит, как она выражается, «быть обязанной». А мы как раз очень обязаны тете Саре.
- Чем? - тут же спросила Полл.
Но Джордж не ответил, потому что тетя Сара обернулась и позвала:
- Побыстрее, дети, мы уже почти на месте.
Ряд аккуратных кирпичных коттеджей, каждый вполоборота к улице, - это и было «место».
- Вот это наш дом, - сказала тетя Сара, - а в соседнем будете жить вы. Там тетя Гарриет уже приготовила чай. Вам ведь охота с дороги попить чайку в собственном доме?
Дверь была открыта, и тетя Сара ввела их через небольшой коридор в кухню, освещенную висевшей над столом медной керосиновой лампой под большим абажуром. Кухня была такая маленькая, а стол такой большой, что когда в дверях появилась тетя Гарриет, они к ней еле протиснулись, чтобы поцеловаться.
- Заходите, мои цыплятки! - воскликнула она. - Добро пожаловать к себе домой!
Ростом она была с тетю Сару, просто каланча, но не такая округлая и не бледная, а костистая и румяная, как кирпич, вся в улыбчатых морщинках, и глаза веселые. Она так крепко их всех обняла, что они чуть незадохнулись.
- О господи, ну и вымахали! - сказала она Джорджу и Лили. А этот, - обратилась она к Тео, - как был, так и есть муравью по колено. Весь в свою милую маленькую мамочку, без очков видно.
Тео насупился, а Полл обиделась за него: ведь он всегда так переживает из-за своего малого роста. Но тут тетя Гарриет взяла ее за подбородок и сказала:
- А ты, ягодка, улыбнись-ка тетке Гарри!
И Полл не могла не улыбнуться, глядя в обращенное к ней сияющее обветренное лицо.
Тео сказал:
- А где тут у вас?..
- Если тебе требуется нанести визит, - отвечала тетя Сара, - то клозет вон там во дворе. Возьми свечу. А рукомойники наверху. Повесьте свои пальто в коридоре и ступайте мыть руки перед ужином.
Тетя Гарриет повела Тео из кухни во двор, а остальные отправились наверх за тетей Сарой. По обе стороны площадки были две двери.
Поделиться книгой: