Оракул смерти

Альдо покопался в своей кладези мудрости, но ответа на этот вопрос так и не нашел. Тогда он продолжил:

— Последователям Марманда ведома могущественная магия. Даже высшие демоны и некроманты не в силах победить их. К несчастью, они могут творить волшебство лишь в пределах обители. Поэтому я и несу своего сына к ним.

Корделия хмыкнула.

— Не посадишь же ты парнишку на цепь, чтобы он из аббатства не выходил. Ладно, герцог. Видишь мост? Прямо за ним владения монастыря. Надеюсь, у монахов нет всяких там глупых правил, запрещающих женщинам входить на их землю.

Альдо замер. Он был изумлен так, словно на торжественном обеде у короля в лицо ему запустили творожный торт. Несколько минут герцог стоял, не двигаясь, потом с немым укором уставился на Корделию.

— Это подвесной мост, — выдавил он наконец.

— Конечно, — кивнула девушка. — Кто же будет строить в горах другой? Ущелье глубокое, прыгнешь вниз — до завтра не долетишь.

— Я не могу здесь перейти.

В голосе герцога было столько упрека, что любого человека загрызла бы совесть. К счастью, у Корделии ее не водилось.

— Не любишь высоту? — спросила она. — Бывает. Знала я одного принца, который боялся замкнутого пространства. Зря, наверное, я заперта его в сундуке — но он ведь сам хотел новых ощущений. Когда…

— Женщина!

Голос Альдо звенел, как цепь дворовой собаки,

— Рыцари Безансона не ходят по подвесным мостам. Если я хотя бы ступлю на него — честь моего рода будет запятнана навсегда. Мне останется лишь совершить ритуальное самоубийство, и завещать все мое имущество церкви.

Последняя мысль ужаснула его гораздо больше, чем первая.

— Чего? — спросила Корделия. Несколько секунд она рассматривала герцога, ожидая — не вывалится ли у того из уха мозговой червяк, слопавший остатки извилин. Потом в ее собственной голове что-то щелкнуло.

— Дело в лошадях, верно? — мрачно осведомилась аквилоика. — Конь не может идти по подвесному мосту, значит, этот путь только для плебеев.

Не держи девушка в руках корзину — непременно влепила бы Альдо затрещину.

— Так что ж ты не сказал раньше, кентавр не-долеплеииый?

Герцог попробовал посмотреть на нее сверху вниз, поднялся на носки, но все равно не получилось.

— Я не допускал и мысли о том, что ты, женщина, поведешь меня к… к…

Корделия хмыкнула.

— Ладно, — сказала она. — Я отнесу ребенка в аббатство, за ним приглядят монахи. Потом мы с тобой отправимся кружным путем, чтобы обойти ущелье.

Альдо с печалью взглянул на девушку, тщетно пытаясь измерить глубину ее глупости.

— Мой сын — будущий рыцарь Безансона, — произнес он. — Пронести его по подвесному мосту? Да лучше бросить младенца сразу в ущелье.

Сказав это, герцог сразу же прикусил язык, — испугавшись, что Корделия вполне может так поступить.

— Ладно, — вновь произнесла девушка.

Она дунула через щеку, отбрасывая с лица прядь роскошных волос.

— Тогда пусть Стефан идет в аббатство и скажет, чтобы готовились к нашему приходу. Нет возражений?

Герцог покачал головой.

— Только я могу отдавать приказы своему оруженосцу.

— Держу пари, именно это ты сейчас и сделаешь, — ласково сказала Корделия.

Альдо не мог испугаться женщины, тем более, с ребенком на руках. По крайней мере, он так думал. Поэтому следующий его поступок был продиктован, без сомнения, великой мудростью рыцаря Безансона, а вовсе не страхом.

— Беги в монастырь, кретин, — милостиво разрешил он.

Стефан перелетел через мост, словно вообще его на касался. На другой стороне ущелья он отвесил хозяину низкий поклон — который показался герцогу уж слишком глумливым — и, уже

торопясь, зашагал по тропе к монастырю.

* * *

— Ты понимаешь, как долго нам придется идти? — мрачно спросила девушка. — В детстве я мечтала, что однажды встречу прекрасного принца и он на мне женится. Но после встречи с тобой я рада, что этого не произошло.

Герцог окрысился.

— Такую, как ты, даже водонос к алтарю не поведет, — отрезал он.

Корделия собралась сразить его, быстро сочинив длинный список королей и богов, предложивших ей руку, сердце и прочие части тела.

В ее голове даже забрезжил рассказ о том, как повелитель грома и некромант — имя которому она еще не придумала — сражались из-за нее на дуэли.

Однако судьба хранила смелого и благородного герцога, избавив его от этой крайне занимательной саги.

На горной тропе показались пятеро воинов. На их доспехах сверкало изображение львиной головы, с бычьими рогами — герб Ордена Багряного Молоха.

Каждый из них держал в руках длинную булаву, с рукоятью из дерева гуатумби, и стальным наконечником с перьями — острыми ромбовидными выступами по бокам.

— Пришел просить помощи у монахов, герцог? — спросил один из ратников.

По всей видимости, он был среди них главным. На нем сверкал полный пластинчатый дос-пех, выкованный умелым кузнецом-гномом. Такие латы очень тяжелы, обычно их надевают лишь конники. Но черное колдовство делает стальной панцирь почти невесомым.

Его товарищи носили броню попроще. Впрочем, заметить разницу мог только взгляд опытного воина.

— Бог помогает лишь тем, у кого есть деньги, — продолжал командир. — А у тебя, я слышал, имение дважды перезаложено. Только и осталось, что рыцарская гордость.

Герцог постарался вернуть себе былую надменность. Но спесь потихоньку высыпалась из него во время долгого пути, подобно муке из разорванного мешка.

— Мой герб, — начал было он.

Корделия жестоко обругала себя за то, что не посмотрела в кошель. Тоже мне, купилась на звонкий титул! Небось, медяков напихал, вперемешку с камнями.

— Честь не в честь, когда нечего есть, — усмехнулся воин. — А своего варвара что, потерял по дороге?

Альдо приосанился и вытянул шею, став при этом похож на ощипанную курицу.

Воин нахмурился, не дав ему ответить.

— Хватит болтать, старик. Отдай нам ребенка, или сам удави его подушкой, как там велят твои законы чести. Нам все равно. Сам можешь уходить, до тебя нам нет дела.

Герцог выглядел где-то на сорок. Но в двадцать три тебе кажутся стариками все, кто прожил больше тебя.

— Наглый юнец, — пробормотал Альдо, шагнул вперед и тут же споткнулся.

Девушка заставила его опуститься на камень, всунув в руки корзину.

— Расскажи-ка ему сказку, — посоветовала она.

— Люблю рыцарей Безансона, — сообщил воин. — Сбрось с коня, и они словно перевернутые жуки. Остается лишь давить сапогом. А ты-то, девка, куда, ну куда прешься? В сторонке пока постой — а потом, может быть, я покажу тебе, что такое настоящий мужчина.

Произнося эти слова, он не спеша подходил к Корделии — по всей видимости, намереваясь просто отодвинуть девушку, словно свисающую на дорогу ветку.

Внезапно воин вскрикнул — кратко и жалобно, — и медленно рухнул на колени.

Гномий доспех почти полностью закрывал тело. Однако там, где сходились поножи и нагрудник, оставались щели — иначе латник не смог бы ходить.

Кинжал Корделии погрузился в одну из них по самую рукоять.

— Так что ты хотел мне показать? — спросила она.

Теперь человек стоял перед ней на коленях. Девушка резким движением подняла его забрало, и всадила второй кинжал в глаз.

Расправа была быстрой и безжалостной. Четверо служителей Молоха, оставшиеся у поворота тропы, могли лишь беспомощно смотреть, как умирает их командир.

Теперь они бросились в бой.

Аквилонка с презрением отбросила в сторону мертвое тело и, вытащив меч, встала на их пути, закрывая ребенка.

Она приняла боевую стойку — четко, не задумываясь, как их учили в школе для гладиаторов. Любой наставник мог быть доволен ею. Многие даже привели бы Корделию в пример своим ученикам.

Служители Молоха тоже хорошо знали эту тактику. Двое из них стали заходить с флангов, третий замедлил бег — давая возможность своим товарищам зажать девушку в клещи.

Корделия была лучшей в школе гладиаторов — до того, конечно, как ее оттуда не выгнали. После этого она бросила вызов всем наставникам, и убила их одного за другим, на городской арене.

— Молох гордится нами! — крикнул воин, замахнувшись булавой.

Девущка перехватила оружие, уходя от удара в сторону. Словно в танце, она развернула своего противника, закрывшись им, как щитом, от остальных нападавших.

Меч аквилонки вошел в нагрудный доспех, как в масло. Заговоренная сталь всегда берет верх над обычной. Клинок вышел из спины воина, высоко между лопаток. Горячая кровь струей текла по холодному металлу. Второй служитель Багряного замер, подняв оружие. Он ждал, что девушка отбросит поверженного воина, и примет бой с остальными.

Корделия шагнула вперед, прикрываясь мертвым телом. Потом со всей силы надавила на меч. Двуручиик вошел в тело по самую рукоятку. Кончик клинка, словно язык змеи, выстрелил из окровавленной спины латника и вонзился в шею его товарища.

Два мертвых тела рухнули на тропу, пронзенные одним мечом.

— Молох вас всех презирает, — бросила акви-лонка.

Безумием было пытаться освободить оружие. Но в левой руке девушка по-прежнему сжимала булаву, отнятую у побежденного ратника.

Она со всей силы ударила ею ближайшего бойца в грудь.

Орудовать дубиной — искусство. Можно сломать человеку кости, раскрошить его внутренние органы, — и при этом даже не помять доспехи.

Корделия владела этим навыком в совершенстве.

Воин замер, почувствовав, как ад взорвался внутри него. Грудина треснула, осколок ребра насквозь пропорол сердце. Кровь заклубилась в легких, темной волной полилась из горла.

Он упал. Его тело вздрагивало еще несколько секунд.

Остался пятый. Ио когда девушка взглянула в его сторону — то увидела герцога Альдо, стоявшего с обнаженным мечом над телом поверженного врага.

— Пешему несподручно, — пробормотал он смущенно, и в его тоне девушка услышала извинение.

Корзина с ребенком стояла на плоском валуне.

* * *

— Оракул не помогает черным магам и некромантам, — произнес Багряный Молох. — Поэтому путь в его Храм для меня закрыт. Я не могу спросить провидца о своем будущем.

— Но этот запрет не относится к твоим слугам, верно?

Голова монстра медленно опустилась в кивке.

— Мне рассказывают обо всех предсказаниях, которые могут иметь для меня хоть какой-нибудь интерес. Небольшой слух, топкий намек — и вот я уже одерживаю победу там, где все остальные давно сдались. Когда я узнал, что какой-то младенец собирается убить меня через двадцать шесть лет — конечно, я не мог оставаться в стороне.

— И ты знал, что только сегодня у тебя будет шанс расправиться с ним?

— Поэтому я спешу. Конечно, здравый смысл подсказывает, что это нелепо. Отчего не прикончить ребенка завтра, через два месяца? Что изменится? Но я привык доверять Оракулу. Провидец сильно бы удивился, узнав, сколько неоценимых услуг уже оказал мне и моему Ордену. Впрочем, он должен это понимать — он же про-видец. Или нет?

— Оставь ребенка в покое, — произнес Конан. — Я не хочу сражаться с тобой. Нам нечего делить.

— Нечего? — удивился Молох. — Речь идет о моей жизни — ты не находишь, что о такой малости все-таки стоит побеспокоиться? Ты не нападаешь, пытаешься договориться со мной — прекрасно, я могу понять твою осторожность. Впрочем, никакого сражения и не будет — я просто прикончу тебя, когда придет время.

— Чего же ты ждешь?

— Ответ тебе хорошо известен. Жрецы Оракула не просто открывают для паломников астральный портал. Каждый пилигрим — за дополнительную плату, конечно, — получает Орб Возвращения. С его помощью можно вернуться в Храм, и получить новое предсказание — на сей раз, минуя долгий, утомительный путь. У тебя он с собою, варвар. Если я нападу на тебя — ты сбежишь. Не назову это трусостью — ибо у тебя нет шансов. Но я не хочу, чтобы ты вернулся на помощь герцогу раньше времени…

Конан слышал, как мерно тикают настенные часы. По всей видимости, они висели в дальней части залы, и глаза киммерийца не могли их рассмотреть. Зрение Молоха было во сто крат острее человеческих. Он хмыкнул и произнес:

— Думаю, уже достаточно. Младенец мертв. Герцог и твоя подружка, возможно, живы — если у них хватило ума вовремя сдаться. Коли нет — у горных троллей будет сегодня пир. Сами они не убивают людей, но не могут пройти мимо свежих трупов… Убегай, варвар. Возможно, ты еще успеешь похоронить своих друзей.