– Но он дышит тем же воздухом, что и мы. И в пот его бросает. И говорить он, наверно, умеет…
– Пожалуй, ты права. Что ж, надо попробовать, может, хоть немного снимет боль. Дай ему только одну таблетку.
Айрис отошла к колонке, налила воды в алюминиевый стаканчик. Опустилась на колени подле своего пациента и, одной рукой поддерживая серебристую голову, осторожно сунула ему в рот таблетку аспирина и поднесла к губам стакан. Он жадно выпил воду и вдруг весь обмяк.
– Ах, чёрт… вот этого я и опасался!
Айрис приложила ладонь к груди больного – послушать сердце.
– Джек!!!
– Неужели он… что с ним, Айрис?
– Нет, не умер. Но послушай…
Джек приложил рядом свою ладонь. Сердце билось тяжело, медленно – каких-нибудь восемь ударов в минуту. А за этими размеренными ударами, совершенно не в такт, частили другие – резкие, страшно быстрые, должно быть, около трехсот в минуту.
– У него какой-то сердечный приступ, – сказал Джек.
– Да, и с двумя сердцами сразу!
Неожиданно этот странный человек вскинул голову и испустил протяжный, пронзительный, с переливами вой. Глаза распахнулись во всю ширь, в них трепетала, то затягивая, то вновь открывая зрачок, прозрачная плёнка. Он лежал совершенно неподвижно и все вопил, захлёбывался криком. И вдруг схватил руку Джека и поднёс к губам. Молнией сверкнул острый светло-оранжевый язык, дюйма на четыре длиннее, чем полагается, и лизнул ладонь. Потом удивительные глаза закрылись, вопли перешли в слабое хныканье, а там и вовсе утихли, и он мирно свернулся калачиком.
– Уснул, – сказала Айрис. – Ох, надеюсь, мы ничего плохого не натворили.
– Что-то мы с ним явно сотворили. Будем надеяться, что это не очень опасно. Во всяком случае, рука его сейчас не мучает. А мы того и добивались.
Айрис подложила подушку под серую, непривычной формы голову, проверила, удобно ли незнакомцу лежать на надувном матрасе.
– Какие у него красивые усы, – сказала она. – Совсем серебряные. С виду он очень старый и мудрый, правда?
– Вроде филина. Иди ложись.
Джек проснулся рано; ему снилось, что он с зонтиком вместо парашюта выбросился из летающего мотоцикла и, пока падал, зонтик обратился в леденец на палочке. Он приземлился среди острых зубчатых скал, но они спружинили мягко, как губка. Его тотчас окружили русалки, очень похожие на Айрис, кисти рук у них были в форме шестерёнок. Но во сне ему было всё нипочём. Проснулся он улыбаясь, необычайно весёлый и довольный.
Айрис ещё спала. Где-то звонко смеялась Молли. Джек сел, огляделся – раскладушка Молли была пуста.
Тихонько, стараясь не разбудить жену, он сунул ноги в шлёпанцы и вышел из палатки.
Молли стояла на коленях напротив странного гостя, а он сидел на корточках и…
Они забавлялись детской игрой в ладоши: кто не успеет отдёрнуть руку, получает шлепок.
– Молли!!!
– Да, пап?
– И не совестно тебе? Ведь у него сломана рука!
– Ой, я забыла! Ты думаешь, ему больно?
– Не знаю. Очень может быть, – сердито сказал Джек Герри. Он подошёл к гостю, взял его за здоровую руку. Тот поднял голову и улыбнулся. Очень славная, обаятельная у него оказалась улыбка. А зубы – острые, до странности редко расставленные.
– Иии-у мау мадибу Мяус, – сказал он.
– Это его так зовут, – живо пояснила Молли, наклонилась и потянула пришельца за рукав: – Мяус! Эй, Мяус!
И ткнула себя пальцем в грудь.
– Мооли, – сказал Мяус. – Мооли Геери.
– Видишь, пап, видишь? – в восторге закричала Молли. И ткнула пальцем в отца: – А это папа. Па-па.
– Баа-ба, – сказал Мяус.
– Не так, глупый! Папа!
– Баба.
– Да папа же!
Джек, тоже увлёкшись, показал на себя пальцем:
– Джек Герри!
– Шек Герц, – повторил пришелец.
– Недурно. Молли, он просто не выговаривает “п” и “ж”. Это ещё не так плохо.
Джек осмотрел лубки. Айрис очень толково их наложила. Поняв, что вместо двух костей – локтевой и лучевой, как должно быть у обыкновенного человека, – у Мяуса только одна, Айрис закрепила её в нужном положении при помощи двух дощечек вместо одной. Джек усмехнулся. Умом Айрис не допускает самого существования Мяуса; но как нянька и сиделка она не только признала его странную анатомию, но и вышла из положения.
– Наверно, он очень вежливый, – сказал Джек смущённой дочери. – Раз тебе вздумалось играть с ним в шлёпки, он будет терпеть, даже если ему больно. Не надо пользоваться его добротой, пичуга.
– Не буду, пап.
Джек развёл костёр, и, когда из палатки вышла Айрис, на перекладине из свежесрезанных палок уже бурлила в котелке вода.
– Понадобилось стихийное бедствие, чтобы ты взялся готовить завтрак, – проворчала жена, стараясь скрыть довольную улыбку. – Как наш больной?
– Процветает. Они с Молли утром состязались в шлёпки-ладошки. Кстати, балахон на нём опять стал красный.
– Слушай, Джек… Откуда он взялся?
– Я ещё не спрашивал. Когда я научусь мяукать или он научится говорить, может быть, мы это выясним. Молли уже дозналась, что его зовут Мяус. – Джек усмехнулся. – А он меня зовёт Шек Герц.
– Вот как? Он шепелявит?
Айрис занялась стряпнёй, а Джек пошёл осматривать дом. Всё оказалось не так уж плохо – честь и слава нелепой постройке. Мезонин в две комнатки, видимо, надстроенный позже, попросту насадили сверху на старый одноэтажный домишко. Старая крыша, обнажившаяся после того, как слетела сбитая на скорую руку верхотура, выглядела вполне сносно. Они с Айрис прекрасно разместятся в гостиной, а постель Молли можно поставить в кабинете. В гараже есть инструмент и доски, денёк выдался тёплый и безоблачный, и Джек Герри, как всякий литератор, радовался тяжёлой работе, за которую не заплатят ни гроша, – лишь бы только не писать. К тому времени, когда Айрис позвала его завтракать, он почти очистил крышу от обломков и составил план действий. Главное – перекрыть дыру там, где ещё недавно была лестничная площадка, да ещё проверить крышу, не протекает ли. Ну, это мигом покажет первый же хороший дождь.
– А как быть с Мяусом? – спросила Айрис, подавая мужу благоухающую яичницу с ветчиной. – Вдруг от нашего меню с ним опять случится припадок?
Джек посмотрел на гостя. Сидя по другую сторону костра, бок о бок с Молли, тот круглыми глазами уставился на еду.
– Сам не знаю. Дадим немножко, пусть попробует.
Мяус одним духом проглотил “пробу” и жалобно взвыл, прося добавки. Он уплёл и вторую порцию, – а когда Айрис отказалась жарить ещё яичницу, кинулся на подсушенный хлеб с джемом. Каждое новое блюдо он сперва пробовал очень осторожно: отщипнёт крошку-другую, мигнёт раза два и потом уплетает за обе щеки. Единственным исключением оказалось кофе. Хватило одного глотка. Он поставил чашку на землю и с величайшей осторожностью перевернул её вверх дном.
– Ты сумеешь с ним поговорить? – спросила вдруг Айрис.
– Он умеет говорить со мной, – объявила Молли.
– Это я слышал, – сказал Джек.
– Да нет, я не про то! – горячо запротестовала Молли. – Я ничего не разберу, что он лопочет.
– А про что же ты?
– Я… я не знаю, мама. Просто… просто он мне говорит, вот и все.
Джек и Айрис переглянулись.
– Наверно, это какая-то игра, – сказала Айрис. Джек покачал головой и внимательно поглядел на дочку, будто видел её впервые. Но не нашёлся, что сказать, и встал.
– По-твоему, дом можно залатать?
– Ну конечно!
Молли и Мяус пошли за ним по пятам к дому и, стоя рядышком, во все глаза смотрели, как он поднимается по приставной лестнице.
– Пап, ты чего делаешь?
– Обвожу края этой дыры, где лестница выходит прямо под ясное небо. А потом подровняю края пилой.
– А-а.
Джек наскоро очертил куском угля квадрат, обрубил топориком, где можно было, торчащие углы и зазубрины и огляделся в поисках пилы. Пила осталась в гараже. Он спустился по приставной лестнице, взял пилу, снова вскарабкался наверх и начал пилить. Через двадцать минут пот лил с него в три ручья. Джек устроил передышку: спустился вниз, к колонке, подставил голову под струю, закурил сигарету и опять полез на крышу.
– Почему ты не прыгаешь туда и обратно?
Работа кровельщика оказалась тяжёлой, и день – жарче, чем думалось полчаса назад, а пыл Джека – обратно пропорционален обоим этим обстоятельствам.
– Не говори глупостей, Молли, – проворчал он.
– Но Мяус хочет знать!
– Вон что. Скажи ему, пускай сам попробует.
Он снова взялся за работу. Через несколько минут, когда он разогнулся, чтобы перевести дух, Молли с Мяусом нигде не было видно. “Наверно, пошли в палатку и путаются под ногами у Айрис”, – подумал он, берясь за пилу.
– Папа.
К этому времени у папы с непривычки отчаянно ломило руку и плечо. Пила то увязала в мягкой древесине, то шла вкось. И он спросил с досадой:
– Чего тебе?
– Мяус говорит, иди сюда. Он тебе что-то покажет.
– Что покажет? Мне сейчас некогда играть, Молли. И пусть Мяус подождёт, сперва надо починить крышу.
– Но это же для тебя!
– Что именно?
– Та штука на дереве.
– А, ладно.
Движимый не столько любопытством, сколько ленью, Джек слез с крыши. Внизу у лестницы ждала Молли. Мяуса не было.
– Где он?
– Под деревом, – с необычайной кротостью сказала Молли и взяла отца за руку. – Идём. Это близко.
Она повела его вокруг дома, потом – через ухабистую, шишковатую полосу земли, из вежливости именуемую дорогой. По ту сторону дороги лежало поваленное дерево. Джек оглянулся и увидел, что по прямой линии между упавшим деревом и проломленной крышей его дома есть и другие сломанные деревья; словно что-то сорвалось с неба и промчалось наискось, задевая вершины, постепенно опускаясь. А потом снесло верх его дома и опять взмыло ввысь, все выше… куда?
Минут десять они шли дальше и дальше в лес, порой огибая обломанную ветвь или снесённую напрочь верхушку дерева, и наконец увидели Мяуса – он стоял, прислонясь к стволу молодого клёна. Мяус улыбнулся им, показал пальцем на вершину клёна, на свою руку, потом на землю. Джек озадаченно смотрел на него.
– Он свалился с этого дерева и сломал руку, – сказала Молли.
– Откуда ты знаешь?
– Ну, просто это так было.
– Очень приятно. А теперь можно мне вернуться к работе?
– Он хочет, чтоб ты достал эту штуку!
Джек поднял голову. В развилке ветвей, примерно в двух третях высоты клёна, что-то блестело – палка длиной около пяти футов с какими-то странной формы придатками на концах вроде топливных баков на крыльях самолёта.
– Это ещё что такое?
– Не знаю… не могу объяснить. Он мне говорил, только я всё равно не знаю. Но это для тебя, чтобы ты не… не… – Молли оглянулась на Мяуса. Серебряные усы пришельца словно бы распушились -…чтоб не надо было столько лазить по лестнице.
– Молли… а как ты это поняла?
– Просто он мне сказал. Ох, пап, не злись. Честное слово, не знаю, как. Просто он сказал, вот и все.
– Хоть убей, не понимаю, – пробормотал Джек. – Ну, ладно. А для чего мне эта штука с дерева? Чтобы тоже сломать руку?