Из восьми книг

<9> САМОЗВАНЕЦ

Средь зимних ярмарок и звонниц,

Неведом дню и тьмой ведом,

Один окликнут: «Самозванец!»

И град камней – в стеклянный дом!

Иль он один решился наспех,

Полжизни смердом проплясав,

К венцу расцвесть в болотах Брянских

И вызреть в Виленских лесах?

Нет, пред лицом соленой Смерти,

Имен забвенных и путей —

Из вас любой на царство метил,

Днем крался, крылся в темноте!..

Прими покорно, Самозванец,

От прочих – честь, со всеми – часть,

В монаршей осени багрянец

Перед кончиной облачась:

У всех – затверженные роли,

И каждый сбросит облик свой. —

Играет ветер в чистом поле

Надежд пожухлою листвой!..

1984 <10> НЕ ЗНАЯ САМ

...

Пора, мой друг, пора, Покоя сердце просит…

Предполагаем жить – И глядь, как раз умрем…

(Год 1836-й…)

Когда поэт, не зная сам,

О будущем проговорится, —

В душе аира и корицы,

Шафрана аромат.

Бальзам Пьяняще-тянущий и южный

Кипит, питает и струится,

Неведомый Столицы вьюжной

Холодным голубым глазам…

Ах, все ли ведает душа?

Должно быть, все.

Покуда тело

Мелькает средь Столицы белой,

И наслаждаясь и греша, —

Душа глядит оторопело

В грядущее, едва дыша.

Душа. – Снежинка Божества!

На гриве мраморного льва —

Сознанья Вечного частица!

Душа. – Неоспоримый миф!

В тебе Грядущее вместится,

Споет, еще не наступив,

Свое вступленье хоровое…

Там, где Нева меж снежных нив, —

Бегите, бедствуйте. Вас – двое:

Ты – в лед закованный ручей,

И спит на дне живая Нимфа,

Ей снится Вечность-Без-Следа…

А этот стих – ответь мне – чей?

Ее, иль твой? Иль в каждой рифме

Сознаньем скована вода?…

Во льду – пролески и прозимки,

Лишь капельки из-под пера

Оттаивают, как слезинки,

Бегут: «Пора, мой друг, пора…»

Что за таинственный бальзам?

Не эфиопского ль провидца

В славянских жилах кровь течет,

Когда поэт, не зная сам,

О будущем проговорится —

И смерть свою же предречет?…

1984

* * *

Блеск золотистого Нила,

Жизнь моя вровень с волной.

Это давно уже было,

Это впервые со мной.

Там в просмоленной корзинке

Спит моя плоть в камышах,

С желтой змеей в поединке

Крепнет поодаль душа.

Я одолел – и победно,

В тело вернувшись, кричу:

«Змей будет выкован медный,

Скипетр я получу —

И превращу его в змея!..»

Только мой голос так тих.

Сходит царевна, и с нею —

Дни наслаждений моих,

Годы незнанья, ученья,

Лица богов на стене,

Скрытое предназначенье,

Дрожь, холодок по спине…

Вдруг – золотое затишье,

И в меловой пустоте

Все забываю, и слышу:

«Он – из еврейских детей…»

1984

* * *

Любовь моя – сад, безвозвратно

Вбегающий в осень.

Тысячекратно

Сад упованья отбросил

Своих краснеющих дней.

Их стая

Кружится, в осень слетая,

И я выбегаю из сада за ней,

Но она – бесстрастно-святая…

Ангел с восточной миниатюры,

Юноша станом и ликом – тюрок,

Оранжево-красно-синих

Крыльев обширных и сильных

Единым взмахом

Все времена обогнав,

Прекрасен и прав,

Склоняется перед Аллахом!..

Любовь моя – царь в окруженье

Врагов, чей воинствен вид,

Им царь проиграл сраженье,

Теперь любое движенье

Смертью царю грозит.

И царь, в безнадежности нищей,

Глазами в отчаянье идола ищет —

И видит: простерся у царских ног

Сбитый стрелой деревянный бог…

Ангел с восточной миниатюры,

Юноша станом и ликом – тюрок,

Ярко-малиново-желтых

Крыльев своих распростертых

Единым взмахом

Все времена обогнав,

Прекрасен и прав,

Склоняется перед Аллахом!..

Любовь моя – журавлей вереница,

И ветра водоворот,

Срывая за птицей птицу,

Скрывает в провале вод.

И надо, в горестном хоре

Блуждая меж облачных глыб,

Лететь за злобное море —

Лететь ради тех, кто погиб…

Ангел с восточной миниатюры

Юноша станом и ликом – тюрок,

Сизо-сиренево-темных

Крыльев своих огромных

Единым взмахом

Все времена обогнав,

Прекрасен и прав,

Склоняется перед Аллахом!..

* * *

Был вязок липов цвет, и наполняло вены

Броженье вешних вин. —

В тот вечер молодой, извечный, незабвенный —

Кто другом был твоим?

И с кем ты говорил, блаженно-одинокий,

Вдыхая липов дух,

Когда закатный тракт тебе бросался в ноги,

Березами взмахнув?

Мельканье белых рук, по локоть обнаженных, —

Заря! Горим, горим!..

И будущего тьма, твердеющая в кронах, —

Кто другом был твоим?

– Он выходил к тебе из бедного селенья

С заплечного сумой,

И близок был к тебе —

Кладущий разделенье

Меж светом и меж тьмой!..

СЛАВЯНСКИЕ СКАЗКИ

<Из Цикла>

<1> РЖАНАЯ КОРОЧКА (украинская сказка)

Как пан помирал —

Пели да кадили,

И за это его в рай

Ангелы вводили.

Говорит ему Ключарь:

«Я кормить не буду —

В небе каждый получай,

Что принес оттуда\*

Как пан в том раю

Люто голодает,

Он к ногам Ключарю

Слезно припадает:

«У меня ж в дому добро —

Не видать и края…

Отпусти меня, Петро,

На денек из рая!»

…Вдоль амбаров пан идет —

Страсть как видеть рад их,

Грузит снедью семь подвод,

Семь кобыл крылатых.

Из всего того добра

Корку обронивши,

Пан ее не подобрал:

Корку поднял нищий…

…Шесть подвод стоят пустых

Посредине рая,

На седьмой, на дне, блестит

Корочка ржаная!..

1985

<2> МОЛИТВА РЫБАКА (болгарская сказка)

Священник в лодочке плывет —

Ученей всех на свете!

Рыбак танцует и поет,

На солнце сушит сети:

– Ты меня не накажи,

Ты за все прости меня!

Боже, Ты со мной дружи!

Боже, Ты люби меня!..

– Что за слова ты произнес?

Спросил священник строго. —

Иль ты не знаешь, как Христос

Учил молиться Богу?

Пешком ходил Он по волнам,

Ветрами в море правил,

И «Отче наш» – такую нам Молитву

Он оставил!..

…Священник в лодочке плывет

Вдали от берегов,

Но кто-то вдруг его зовет,

Он слышит шум шагов!

Бегом по плещущей волне

Спешит за ним рыбак:

– Скажи опять молитву мне, —

Не вспомню я никак!..

Глядит священник, чуть дыша,

Едва промолвить смог:

– Да ладно… Что уж… Хороша

И прежняя, браток!..

– Ты меня не накажи,

Ты за все прости меня! Боже,

Ты со мной дружи!

Боже, Ты люби меня!..

1985

ЖАСМИН

Как торопился, белый, как за ним

Лучи тревожные летели…

О Господи, отцвел, отцвел жасмин,

Прошли его недели!

Еще у светлых душ, зеленых тел —

Каникулы, кануны,

Один жасмин нежданно облетел

Метелью средь июня!

Жасмин умолк: ни вязи, ни плода

Средь полногласья летнего обилья,

О белого блистания беда!

О запаха бессилье!

И красоту его, и краткость с ним

Вы разделить не захотели, —

О Господи, отцвел, отцвел жасмин,

Вдали его недели!..

ХРАМ

Тот, Кто призвал меня – построить Храм,

Храм возвести, где сохранится Слово,

Где свод округло-вечен, голос – прям,

Где аромат восточной притчи прян,

Храм, где раскаянье повергнет злого

На световые плиты яшмы,

Где добрый – пеньем пресекает спор,

Где умереть совсем не страшно —

Войти на равных в заалтарный хор, —

Тот, Кто призвал меня – построить Храм,

Ужели сам, в пустотах, мог посметь я

Смысл отгранить, чтоб светом заиграл,

Отчистить Слово, возвратя в бессмертье? —

Тот, Кто призвал меня – построить Храм,

Святилище словесного Ковчега,

Чтоб ясновиденье вернуть телам,

А душам – бодрость после бега,

Чтоб, левой взяв отвес, а правой – меч,

Двумя руками я Творца восславил,

Как мужеством – строитель Зоровавель,

Чтобы с одра болезни встала Речь,

Чтоб арфами и трубами охрана

Еще пред жизнью, в детстве, утром рано —

Народ войти звала,

Чтоб воскресали пред вратами Храма Слова, —

Он – Воскреситель, Исцелитель ран,

Тот, кто призвал меня, как древле Ездру,

В разрушенной стране построить Храм Поэзии, —

Он Сам, на труд отверзший очи,

Да будет в помощь – Вышний Зодчий!..

1985

ДЕВКАЛИОН И ПИРРА

…Мой разум умирал, но страх ладьею

Владел – и вел ее, вместо меня.

Мы белизной занявшегося дня

Одни омылись: нас дышало – двое.

В надменности безжизненного мира

Кротчайшие остались – я и Пирра.

Но голос крикнул:

– Более не плавай! —

И жилистая синяя рука,

Поставив под ладью Парнас двуглавый,

Держала нас.

Седого двойника

Я в зеркале волны узрел.

И холод Пробрал меня: доселе был я молод…

Но загудел могучий рог Тритона —

И спало море, гору обнажив.

Молчанье. Ни движения, ни стона.

Мы огляделись – может, кто-то жив?!

Но нет!.. И в отсыревший храм Фемиды

Вошли мы, задыхаясь от обиды:

– Увы, богиня! Род наш уничтожен!..

Я дряхлым стал от взглядов страшных рыб,

И мы уже детей родить не сможем!..

Но – Голос:

– Если б, головы покрыв,

Вы на одеждах пояс распустили

И стали б кости матери за спины

Бросать, – ваш род продлился бы…

В сомненье

Стояли мы: как мертвых вынимать Из гроба?…

И собрали мы каменья,

Как кости той, что всем живущим – мать.

Из них восстали юноши – за мною,

А женщины – у Пирры за спиною…

Мы их творили – голову покрыв

И пояс распустив:

С тех пор – в затменье

Их ум!

И ни единый их порыв – Не сдержан!

И сердца у них – каменья!..

И если смыт потопом прежний род,

То этот род – какая кара ждет?!..

Ты, к лучу, словно к столбику,

Привязавший коня —

Темно-белое облако,

Оглянись на меня!

Над бегущими градами

Ветер страхом прошит:

Ты скакал – и выглядывал

Тех, кто меньше спешит,

Кто, дорогой недолгою

Проходя Царство Здесь,

Улыбнется вслед облаку

Меж губами небес…

Над спешащими весями

Властно двигался ты,

Чтобы молча невесть кому

Знак подать с высоты, —

Ведь, порывами сломленный,

Словно тополь зимой,

Разговора с Бессонными

Недостоин земной…

Объяснялись не знаками

Прежде братья твои —

С нами пели и плакали

И вступали в бои,

Но любое побоище

Увлекает нас вниз… Подожди…

На кого еще? – На меня оглянись.

Я из тех – зачарованных

И неспешных, увы,

Вкрадчив шаг вечеров моих,

Вечна поступь травы.

Я отверг не из гордости

Бег, погоню, почет:

Ты же сам смертной скорости

Облака предпочел!..

1986

ШАМАН

Еще я тела не обрел —

Душа в ветвях жила,

Над ней всевидящий Орел

Распростирал крыла.

Он хрупкий слух мой согревал,

Мне веки открывал,

Он злые души разрывал

И в пищу мне давал.

Когда ж на землю я слетел —

Пылающий божок —

Я выбрал лучшие из тел

И страстью их зажег.

И был рожден – душой свиреп

И с недругами смел:

Я не забыл, какой я хлеб

В гнезде орлином ел!..

…Входящий! Бойся молвить ложь.

Все скрытое – открой!

Смотри: мой взор остер, как нож.

Падешь! Погибнешь! Стой!..

1986

ПРОПОВЕДЬ ДЕРЕВЬЕВ

Растенья благодарны и смиренны,

Но благовестников, увы, так мало

Лес избирало истины ареной,

Чтоб зелень изумленная внимала!

Однажды Будда проповедал рыбам,

И снизошел до птиц Франциск Ассизский,

И обращался к безднам и обрывам

Какой-нибудь социалист российский…

А про деревья – начисто забыли.

Но, отирая ноги волосами

Дымам фабричным – истуканам пыли,

Они безгласно поучают сами…

1986

ТАНЕЦ

Роману Дименштейну

Небольшой человечек

В лиловом кафтане

Средь селений овечьих,

Где холмы-пуритане

Сохраняют приличье

И блюдут безразличье,

Где леса – в увяданье,

И все сдержанней речь их,

Чуть живут поселяне

На правах своих птичьих

И читают преданья

О минувшем величье, —

Небольшой человечек

Начинает свой танец…

И сквозь облачный сланец,

Сквозь слюду вместо стекол —

Кто-то очень высокий

Смотрит, как сей посланец,

Повторяя движенья

Серафических войск,

Производит сближенье

Душ, событий и рас…

Взгляды плавятся. Воск

Растекается желтый.

Вроде, по воду шел ты,

Но душа поддалась —

И включается в танец!..

Осветились поля,

Пляшут женщина, старец,

Небеса и земля!

То ведет хороводы

Воскрешенных надежд

Дальних звезд воевода —

Ближний каждому – Бешт…

1986

VI ИЗ КНИГИ «ИНТЕРВАЛ И СТУПЕНЬ» (1987–1988 гг.)

У судеб в кровавой лавке,

Вся в черном, вдова Россия

Стояла поодаль от давки —

И ни о чем не просила,

Рассветных стихов и звонниц

Сжимая последний червонец…

1987

МОЛЧАНИЕ

...

Иисус молчал…

Матф. 26, 63

Бог, как странник, лишенный крова,

Города обходил ночами:

Кто поведает муки Слова,

Обреченного на молчанье?

В тяжком обмороке камней —

Бог, подземных глубин немей!

Но травинка грунт пробивает,

Немоту – голосок чуть слышный:

Это в новую ночь Всевышний

К нам единственным звуком взывает,

Самый ясный и самый целебный – Звук,

Согласный со всею вселенной!

Рядом – Гласный. И это – так много,

Что и птицы садятся на плечи.

Но взлетевший от Птичьего Слога

Ко святой Человеческой Речи —

Знает цену дарам и утратам:

Льдистым садом подернуты стекла,

И, чтоб Слово навеки не смолкло —

Он молчит пред Пилатом…

1987

* * *

О, близость мелодий!

Различья развей:

К единой свободе —

Давид и Орфей!

Единство воспело,

И нет уже двух —

Влекущее тело,

Провидящий дух!

Два слившихся диска

Побед и обид —

О тайна единства:

Орфей и Давид!

И сумрак, редея,

Пропустит рассвет,

Где нет иудея,

И эллина нет!..

1987

ЗОРИ ПРЕД ТЬМОЙ

Слышу: умер старик Смыслов.

С ним, соседом, мы были чужие —

Не встречались, хоть рядом жили,

Не сказали за жизнь двух слов.

Но пред тем, как сады зацвели,

Он на солнце стоял у забора:

«Лучший срок наступает!

Скоро Будет свадьба у всей земли!..» —

Так сказал он. И это слышал

Только воздух весенний и я,

А душа поднималась все выше,

Золотые секунды лия.

Лучший день! У меня – на восходе,

У него – на закате души.

Но и зори пред тьмой хороши

В набегающе-нежной природе.

Мы – наперсники этого дня.

Мне старик, умирая, кивает.

Он, чужой, вразумляет меня,

Что чужих на земле не бывает.

Боже Господи! Ты ведь знаешь —

Мы, как рыбы, дрожим на песке…

Для чего же Ты нас покидаешь?

Для чего Ты стоишь вдалеке?…

1987

* * *

Я – Дух, Я – Дух, Я – Пламя,

И Мне подобных нет:

Я высшими мирами,

Как ризою, одет!

Но я открылся нищим,

И золотист и тих:

Сравнить Меня им не с чем,

Иного нет у них…

1987

ИЕРОНИМ

Мы с лапы львиной яблоко сорвем,

Орла стихам научим:

Иероним беседует со львом

Всезнающе-дремучим.

А тот следит, прищурившись в веках,

Игру контрастных пятен,

И текст на трех священных языках

Ему без слов понятен…

1988

* * *

Истина – гуще осеннего сада

В сумерках, и недоступней для взгляда

Тайные тропы, сокрытые в ней,

Бывшие летом рассвета ясней.

Корни, кусты, травяные владенья

Скрыло от разума Грехопаденье,

Истины свет загустился в белок,

Полный провалов, пещер и берлог.

Роза средь ночи бессильна – и властна,

Правда во плоти черна – но прекрасна,

В дуплах дремучих страшна, но права:

Ангел, взывающий из вещества!

1988

СЕРБИЯ

<Из Цикла>

<1> ЯБЛОКО

Подобрал бы то яблочко, съел бы я,

Да далеко оно откатилось!

Дионисий прошелся по Сербии —

Виноградом украшенный тирс.

Дионис – во святительских ризах,

Вновь аттический выдался век,

Храм лобзанья – Акрополю близок,

Но запутанней синтаксис рек.

Подобрал бы то яблочко спелое,

Да оно закатилось в Прилеп,

Раскололось – златое и целое —

На ручьи диалектов и лет,

В счет Аида – четвертая Аттика,

Оскудел огневой студенец.

Ярых вод наговорная практика

Не излечит сердец.

1988

<2> ПАВА

Из ворот избы беседной

Выбегал ручей жемчужный,

Увидал малец недужный —

Улыбнулся, бедный,

Как он бросился на травы,

Чтоб собрать тот жемчуг ценный,

Вдруг слетает Свет Нетленный

В виде яркой Павы:

Клювом жемчуг собирает,

Под цветные крылья прячет,

Перьем солнечным играет —

А парнишка плачет:

«Пожалей меня, больного,

Перед лютой зимней стужей,

Ты оставь мне хоть немного

Маленьких жемчужин!

Сколько ты уже склевал их…

Хоть оставшиеся эти —

Три денечка белых, малых

Подари мне, Свете!»

Пава, перьями играя,

Слез и слов не замечает

И, остатки добирая,

Хлопцу отвечает:

«Не оставлю, мой хороший,

Ни жемчужинки единой, —

Будешь схвачен холодиной,

Снегом запорошен,

Чтобы сердце приуныло,

Чтоб душа твоя остыла.

И когда тебе земные

Станут дни постылы, —

Вновь слечу к тебе я Павой,

И, к земному не ревнуя,

Жемчуг весь тебе верну я

Вместе с горней Славой!»

1988

VII ИЗ КНИГИ «ШКОЛА БЕГЛОГО ЧТЕНЬЯ» (1989–1990 гг.)

* * *

Опять весна беснуется,

Божествует душа,

И адом пышет улица,

И небом изошла.

О, как ты смотришь пристально

На зелень – как в меня!

За деревянной пристанью —

Речной трамвайчик дня.

А с кем я в детство робкое

Плыл дымом по реке, —

Под строчкой спит короткою

В полынном парике…

Вновь май сошел, некошенный,

Мальчишеской стопой,

Трамвайчик светел, кожаный,

И я плыву с тобой —

Пока во сне встречается,

Что ветер надышал,

И надо всем качается

Воздушный жаркий шар,

Пока прозренья белый стих

Бежит к реке, патлат, —

Растет Любовь из прелости

И страхов, и утрат.

1989

НАДГРОБЬЕ

Два оленя охраняют

Драгоценную корону

На надгробном сером камне.

Поперек зима легла.

Развороченные кроны.

Город Ровно.

Путь неровен.

Это руки Аарона.

Впереди – январь и мгла.

Впереди – двуликий Янус.

Ты пройди, а я останусь,

И в двусмысленную данность

Жизни бежевой вгляжусь:

Что-то сплошь нам

Встречи с прошлым

Предстоят: нас водят за нос,

Лишь для виду

В двери выйду —

И рожденным окажусь.

Два оленя скачут гордо.

К сожаленью, надпись стерта,

И корона увенчала

Изначальный, общий рок.

Плотник, пекарь иль сапожник

Как сумел, меж дел тревожных,

Ты взрастить оленей нежных,

Чем стяжать корону смог?

Галаадских бег оленей

По надгробьям поколений,

Псалмопевца умиленье:

«Как олень спешит к воде —

Так, презрев земли двуличье,

Я Твое взыскал величье,

Сбросив имя и обличье:

Нет меня… Но Ты – везде!..»

1989

* * *

– Господин Световидец,

Мое Вам почтенье!

Разъясните, прошу: что такое Земля?

– Школа Беглого Чтенья, —

Отвечал он, крылами во тьме шевеля.

– Что ж нам делать?

Разучивать знаков значенья

На борту утопающего корабля?…

– Он молчал.

Задыхались от дыма поля.

– Господин Световидец!

Какие же тексты

Нас готовят читать?

Он шепнул:

– Замолчи

И раскройся, дрожа, ибо весь ты —

Текст,

Читаемый в тысячеокой ночи!..

1989