Тереза. «Ангел мой...»
Виржини. Поди ж ты — «ангел»!
Тереза. Ох, как обнимут вас да как скажут: «Ангел мой», — вот приятно!.. «Ангел мой, да, я люблю вас; но любите ли вы меня, можете ли любить такое обездоленное существо, как я? Вы полюбили бы меня, если бы знали, сколько любви таится в душе отверженного до сей поры юноши, для коего любовь — единственное его достояние. Вчера я прочел на вашем челе лучезарную надежду: я поверил в грядущее счастье; мои сомнения вы превратили в уверенность, мою слабость — в силу — словом, взоры ваши излечили меня от недуга сомнений!..»
Виржини. Прямо в голове путается, ничего и не поймешь. Да разве влюбленные так мямлят. Влюбленный без обиняков выражается. Вот, скажем, я получила письмецо от одного красавчика; должно быть, он студент из Латинского квартала. Тут таинственности никакой нет, все ясно, так что и обидеться нельзя. Я его наизусть выучила: «Очаровательница! (Это почище вашего «ангела»!) Очаровательница! Не откажите мне в свидании, заклинаю вас! Любой на моем месте написал бы, что ему нужно сказать вам тысячу разных разностей. Я же скажу лишь одно, зато скажу тысячу раз, если вы только не остановите меня на первом же разе». И подписано! «Ипполит».
Жюстен. Ну, и что же он говорил? Остановили вы его?
Виржини. Да я его больше и не видела. Он меня поджидал в «Хижине»[3], узнал, кто я такая, и, дурак эдакий, посовестился моего хвартука.
Жюстен. А вот послушайте, что рассказал мне папаша Грюмо! Вчера, пока мы бегали по поручениям, сюда в кабриолете приехали два каких-то вертопраха; их грум сообщил папаше Грюмо, что один из этих господ собирается жениться на мадемуазель Меркаде. А наш-то барин дал папаше Грюмо на чай сто франков!
Виржини и Тереза
Жюстен. Да, сто франков, не пообещал, а дал наличными! Ну, понятно, у папаши Грюмо язык развязался, он и сообщи груму-то, будто случайно проболтался, что хозяин наш до того богат, что даже сам не знает, сколько у него капиталу.
Виржини. Это, надо полагать, те самые молодые люди в желтых перчатках и в шелковых жилетах с цветочками, нарядные этакие жилеты; кабриолет блестит, словно атлас, а у лошади вот тут
Тереза. Ни в жизнь не женится! Да у нее на лице написано: я, мол, бесприданница! Подите вы!
Виржини. Зато поет хорошо. Иной раз слушаешь ее, и так приятно становится. Хотелось бы мне научиться петь, как она: «Тяготит меня богатство».
Жюстен. Вы не знаете господина Меркаде!.. Я служу у него уже шесть лет, видел я, как он, разорившись, отбивается от кредиторов, и считаю, что он способен на все, даже разбогатеть может... Только подумаю: «Ну, пропал!» — на всех дверях объявления о торгах; повесток пришлют столько, что выкинь я половину, он бы и не заметил, а он, гляди, опять вынырнул, всех одолел. Уж очень горазд на выдумки! Вы-то газет не читаете! А он там каждый день новое пишет: то деревянные мостовые, то еще какие-то; герцогства, мельницы и даже прачечные — и все на паях... Ловкач, доложу вам! Никак не пойму, где в его суме прореха. Уж сколько он ее ни наполняет, — а она ничего не держит, словно треснутый стакан. С вечеру ложится спать, так ровно мертвец, а наутро, глядишь, просыпается миллионером, если только он вообще ночью спал; ведь он страсть сколько работает: считает, высчитывает, пишет разные объявления, — ну пайщики и попадаются вроде как в волчий капкан; но сколько дел он ни заводи — кредиторы у нас не переводятся, он их за нос водит, он ими как хочет вертит. Иной раз видишь: пришли. Ну, кажется, все с собой унесут, самого его в тюрьму засадят. А он поговорит с ними... и под конец вместе хохочут и расходятся закадычными друзьями. Сначала кредитор вопит не своим голосом, грубит, а уходит, так барина «дорогой мой Меркаде» называет, руку ему жмет. Уж если человек умеет усмирить такого, как Пьеркен...
Тереза. Прямо тигр, одни тысячефранковые кредитки жрет.
Жюстен. Несчастного дядюшку Виолета...
Виржини. Ах, горемыка! Каждый раз думаю, надо бы его тарелкой супа попотчевать.
Жюстен. Гуляра!
Тереза. Гуляра? Да Гуляр и с меня не прочь бы процент получить.
Жюстен. Что ж, он мужчина богатый, холостой! Так почему бы вам...
Виржини. Барыня идет!
Жюстен. А ну, постараемся осторожненько разузнать что-нибудь о сватовстве.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же и Г-жа Меркаде.
Г-жа Меркаде. Где барин?
Тереза. Вы, барыня, сами оделись и мне не позвонили?
Г-жа Меркаде. Я увидела, что господина Меркаде нет, взволновалась и... Жюстен, вы не знаете, где барин?
Жюстен. Я вошел в комнату, когда барин разговаривал с господином Бредифом и они...
Г-жа Меркаде. Хорошо, хорошо.
Жюстен. Барин еще не выходил из дому.
Г-жа Меркаде. Спасибо.
Тереза. Вы, барыня, видно, убиваетесь, что торговцы ваших заказов не исполняют?
Виржини. А знаете ли вы, барыня, лавочники-то больше не...
Г-жа Меркаде. Да, да, понимаю.
Жюстен. Всему виною кредиторы. Ах, кабы знал я, какую с ними шутку сыграть!
Г-жа Меркаде. Самое остроумное — с ними рассчитаться.
Жюстен. Вот бы они удивились!
Тереза. И огорчились бы! Не знали бы, как время убить.
Г-жа Меркаде. Я не хочу скрывать от вас, что дела моего мужа очень меня беспокоят. Нам, несомненно, понадобятся люди преданные. Надеюсь, мы можем рассчитывать на вас?
Все. Ах, барыня...
Г-жа Меркаде. Барину необходимо выиграть время; в голове у него множество проектов... Исполняйте в точности все его приказания.
Тереза. Еще бы, барыня! Мы с Виржини готовы для вас и в огонь и в воду...
Виржини. Я тут только что говорила, какие, говорю, хорошие у нас господа; вот только бы они разбогатели, а тогда, небось, не забудут, как мы помогали им в беде.
Жюстен. А я говорил, что, пока у меня будет чем жить, никуда я отсюда не уйду; я предан барину всей душой, и я уверен: когда ему подвернется настоящее выгодное дельце, он нас не обойдет.
Показывается Меркаде.
Г-жа Меркаде. Он даст вам место в первом же своем солидном предприятии; нужно только еще одно последнее усилие. Но сейчас нам ни в коем случае нельзя показывать, что мы без денег; барышне представляется богатая партия.
Тереза. Барышня наша заслужила счастье. Бедняжка! Уж такая она добрая, уж такая ученая, такая воспитанная.
Виржини. А талант-то какой. Соловей, да и только!
Жюстен. Прямо-таки злодейство, так обездоливать девушку, отказывать ей в лишнем платье и лишней шляпке. Вам тут, Тереза, не помочь! Вот если барыня скажет мне имя жениха, я обойду всех наших поставщиков и ловко намекну им, что направлю к ним господина... господина...
Г-жа Меркаде. Де ла Брива.
Жюстен. Господина де ла Брива насчет свадебных подарков, и они дадут.
Тереза. А ведь вы, барыня, ничего мне об этом сватовстве не говорили; я бы всего добилась, — Жюстен дело говорит.
Виржини. Что и толковать! На эту удочку все попадутся.
Г-жа Меркаде. Они и получат всё до последнего гроша.
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Те же и Меркаде.
Меркаде
Жюстен и Тереза уходят.
ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ
Г-жа Меркаде, Виржини и Меркаде.
Меркаде
Виржини. Нет еще, сударь, не давали.
Меркаде. Сегодня постарайтесь не ударить лицом в грязь. К обеду мы ждем четырех человек: Верделена с супругой, господина де Мерикура и господина де ла Брива. Итого нас будет семеро. Такой обед — радость для настоящей поварихи. После супа подадите рыбу, — да получше, затем четыре легких блюда, но приготовьте их на славу!
Виржини. Барин...
Меркаде. На жаркое...
Виржини. Барин, лавочники...
Меркаде. Что такое? Вы толкуете мне о каких-то лавочниках в день смотрин моей дочери!
Виржини. Да они не желают больше ничего отпускать.
Меркаде. Обратитесь тогда к их конкурентам, скажите, что отныне они будут моими поставщиками, — и вы еще сами получите от них подарки.
Виржини. А с прежними-то как же быть?
Меркаде. Об этом не беспокойтесь. Пусть пеняют на себя.
Виржини. Ну, а если они потребуют уплаты... А впрочем, мое дело — сторона...
Меркаде
Виржини. Барин...
Меркаде. Ступайте! И в накладе вы не останетесь — даю вам десять процентов за шесть месяцев. Это получше сберегательной кассы.
Виржини. Да она и пяти на сто в год не дает.
Меркаде
Виржини
ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ
Меркаде и Г-жа Меркаде.
Меркаде
Г-жа Меркаде. Сударь, до чего же вы дошли?
Меркаде. Я просто диву даюсь! Вам живется совсем не плохо, чуть ли не ежедневно бываете в театре или в свете с вашим другом Мерикуром, и вы еще...
Г-жа Меркаде. Но ведь вы сами просили его сопровождать меня.
Меркаде. Не могу же я заниматься одновременно и женою и делами. Короче говоря, вы разыгрываете из себя светскую женщину, красавицу...
Г-жа Меркаде. Вы сами так велели.
Меркаде. Конечно. Так нужно. Для дельца жена — вывеска... Когда вы появляетесь в опере в новом ожерелье, публика говорит: «Ага, с «Асфальтовыми» крепко», или же: «Хранитель семей» идет на повышение, смотрите, как изящно одета госпожа Меркаде. Вот-то счастливцы!» Если с божьей милостью военный министр одобрит мой проект о замещении должностей — вы получите выезд.
Г-жа Меркаде. Неужели вы думаете, Огюст, что мне безразличны ваши волнения, ваша борьба, ваша честь?
Меркаде. Ну, в таком случае, не осуждайте средств, к которым я прибегаю. Вот только что вы пробовали подействовать на прислугу ласкою, а людям надо приказывать... кратко, по-наполеоновски.
Г-жа Меркаде. Приказывать, когда не платишь!
Меркаде. Вот именно! Расплачивайтесь смелостью.
Г-жа Меркаде. Ласкою можно добиться услуг, которых не добьешься строгостью...
Меркаде. Ласкою! Хорошо же вы знаете наше время! Ныне, сударыня, чувства упразднены, их вытеснили деньги. Остается одна лишь корысть, ибо семьи больше нет, существуют только отдельные личности. Судите сами. Будущность каждого — в той или иной общественной кассе. Дочь обращается теперь за приданым не к родителям, а просит ссуду в кассе взаимного вспомоществования. Наследство английского короля было помещено в страховое общество. Жена уже рассчитывает не на мужа, а на сберегательную кассу! Свой долг отечеству выплачивают при посредстве контор, занимающихся банковскими операциями. Словом, все наши обязанности сводятся к купонам. Слуги, которых сменяют, как хартии[4], не привязываются ныне к господам: они будут вам преданы, только если вы держите у себя их деньги!
Г-жа Меркаде. Ах, сударь, вы — такой честный, такой достойный человек, а говорите иногда вещи, которые...
Меркаде. Кто осмеливается говорить, тот осмеливается и действовать, вы это имели в виду? Что ж, я сделаю все, что может меня спасти, ибо
Г-жа Меркаде. Слишком даже помнят! Брать в долг и расплачиваться — еще куда ни шло, но брать в долг и не быть в состоянии расплатиться, занимать, когда знаешь, что не имеешь возможности отдать... Не решаюсь даже сказать, что я об этом думаю.
Меркаде. Вы думаете, что здесь уже начинается...
Г-жа Меркаде. Боюсь, что так.
Меркаде. Значит, вы перестали уважать меня, своего...
Г-жа Меркаде. Я уважаю вас по-прежнему, но я не могу спокойно видеть, как вы изнуряете себя тщетными усилиями. Я восхищаюсь широтой ваших замыслов, но мне больно слушать шутки, которыми вы стараетесь заглушить голос совести.
Меркаде. Нытик на моем месте давно бы уж утопился. Но ведь целым коробом печали нельзя оплатить и грошового долга. А ну-ка скажите мне, где в коммерческом мире начало и где конец честности? Вот мы сейчас без средств... неужели всем и каждому объявлять об этом?