Помоги проекту - поделись книгой:
— Какое «такое»?
— Губы надуть так, как ты… Мне жаль, что так вышло с мороженым. Я уже говорил тебе, что сам дьявол, должно быть, толкнул меня под руку.
— Хватит извиняться, — жизнерадостно воскликнул он, — как-нибудь я с вами поквитаюсь. Как говорится, не каждый день солнце будет греть собачий нос.
С этими словами Тимми удалился по коридору и исчез за дверью помещения, где содержались наши пациенты.
Через минуту я уже осматривал Сьюзи. Некоторые участки ее шкуры совершенно оголились, были воспалены и покрыты красными отметинами в тех местах, где она пыталась облегчить невыносимый зуд с помощью зубов или когтей. Глядя на нее, я представлял себе свежую просеку в сосновом бору или непаханое поле с чахлой растительностью. Нам предстояло перепахать это поле и засеять его заново.
Пока я занимался осмотром, Тимми отнес в лабораторию пробу собачьего кала для анализа на наличие глистов. Тем временем я смазал минеральным маслом некоторые участки кожи и взял соскобы, чтобы подтвердить диагноз.
Заглянув в микроскоп, я увидел множество неторопливо копошащихся сигарообразных клещей, возбудителей демодекоза, а также несколько страшноватых на вид чесоточных клещей. Под линзами прибора они казались персонажами фильма ужасов — помесью краба и паука с восемью длинными ногами. Уверен, что это зрелище могло бы отбить аппетит кому угодно.
Вдобавок к клещам у Сьюзи имелись блохи, крючкообразные черви, хлыстообразные и ленточные глисты. Однако по сравнению с болезнью кожи остальное представлялось мне сущими пустяками. Народные рецепты, передававшиеся из поколения в поколение, предписывали использовать отработанное автомобильное масло и серу, которыми следовало щедро смазать каждый квадратный сантиметр собачьей шкуры. В Чоктау этот чудовищный «коктейль» применяли, как правило, однократно, впрочем, ни один человек, пребывающий в здравом уме, не решился бы вторично намазать животное этой мерзкой массой, да и собака, по всей видимости, ударилась бы в бега. Собаки вовсе не глупы и вдобавок обладают поразительной памятью и обонянием. Уже после первого знакомства с этой смесью нормальный пес предпочтет поспешно ретироваться, чуть только к нему попытается снова приблизиться человек, прячущий за спиной «лекарство».
Впрочем, с точки зрения собаки мои средства были не намного лучше. Для лечения кожных болезней обычно применяли линдан, хлородан, ротенон, бензила бензоат, серу или органофосфаты — все они входили в состав мазей или растворов, которые я втирал в шкуру животному. Иногда заболевшую собаку погружали в большую емкость, до половины заполненную раствором инсектицида.
В то время ветеринары частенько использовали препарат, называемый толуидин синий, его вводили внутривенно, чтобы атаковать клещей изнутри. Я решил поэкспериментировать и раз в неделю вводил собаке этот препарат, а в остальные дни проводил наружное лечение. Каждую субботу Тимми по моему поручению мыл Сьюзи шампунем, содержащим селен, а с понедельника мы повторяли весь комплекс процедур. Вдобавок я ежедневно скармливал ей пару банок высококачественных собачьих консервов, добавляя туда витамины.
Лечение оказалось успешным.
Через три недели старая шерсть и поверхностные слои кожи отшелушились, на теле Сьюзи начала отрастать новая вполне здоровая шерсть. Кое-где еще оставались проплешины, но в целом собака стала выглядеть значительно лучше. Единственное, что меня беспокоило, так это ее цвет. Через несколько дней после начала процедур моя пациентка стала темно-синей. Во время утренней прогулки Тимми обнаружил, что лекарство проникло и в почки, — он позвонил мне в шесть утра и с глубоким волнением поведал мне о голубой моче нашей пациентки. Сначала я испугался, что ошибся в дозировке препарата. Пришлось все перепроверить, к счастью, мои первоначальные расчеты оказались верными. Взяв в руки лупу и еще раз изучив текст инструкции по применению, набранный мелким шрифтом на крошечном клочке бумаги, вложенном в упаковку с этим чудодейственным лекарством, я прочел: «Склеры и слизистые оболочки собаки после инъекций могут окрашиваться в голубой цвет. Пусть это вас не пугает».
Четыре недели спустя Скитер отловил меня на ярмарке.
— Моя собака поправляется, док?
— Разумеется. Она выглядит несколько необычно, но кожа у нее в полном порядке, — доложил я.
— Да-да. Я заметил, что-то с ней не то…
— Имейте в виду, Скитер, ваша собака стала голубой, как фиалка из-за лекарства. Но беспокоиться не о чем. Скорее всего на следующей неделе я привезу ее к вам домой. Конечно, выглядит Сьюзи немного странно. Впрочем, она набрала вес, у нее заблестели глаза, да и шерсть тоже…
— Но ведь собака синяя?
— Ну и что. Это скоро пройдет.
— Надеюсь. Мне противно даже думать, что моя собака будет расхаживать вся синяя. Это же цвет футбольной команды Обурна.
— А вы предпочли бы, чтобы она стала красной, как Медведь Брайант? Тогда она и впрямь выглядела бы чудовищно.
Порой мне кажется, жители Алабамы относятся к футболу слишком уж серьезно.
Днем накануне выписки Сьюзи я оставил Тимми записку: «Тимми, я повезу собаку домой в Ливингстон, поэтому утром необходимо выгулять ее как следует. Она должна обязательно опорожнить кишечник, проследи за этим! По дороге я собираюсь заскочить на ранчо к Бойду, Сью придется оставить на это время одну в грузовике. Не хочется, чтобы она испачкала машину!»
На следующее утро около половины восьмого мы с собакой отправились в путь. За прошедшие пять недель состояние Сьюзи, как и ее настроение, разительно изменились, и это было удивительно. Когда мы устроились в кабине грузовика, я взялся за руль, а милашка Сью положила голову на мою правую ногу, в ожидании ласки. Конечно, мы успели подружиться за время лечения.
Прибыв на ферму Бойда, я немного опустил стекло и приказал: «Сьюзи, жди меня». В ответ она облизнулась, словно желая сказать: «Ладно, раз уж так, но лучше бы ты выпустил меня погонять коров!» На всякий случай я намеревался вынуть из машины ветеринарные свидетельства, бланки, пробирки для анализов крови и другие вещи, лежавшие на переднем сиденье, но, убедившись, что Сьюзи ведет себя совершенно спокойно, решил не делать этого. В конце концов, за час с ними ничего не случится, тем более я буду находиться недалеко от машины.
Пока мы вакцинировали и клеймили телят, Сьюзи, высунув нос в щелку, переругивалась с местными собаками и кошками, осмеливавшимися подойти слишком близко к грузовику. Солнечные лучи били прямо в окна автомобиля, мешая видеть, что делается в кабине. Наконец мы покончили с работой, и мистер Бойд пошел проводить меня до грузовика. Мы мирно обсуждали последние новости со скотоводческой ярмарки, как вдруг он остановился:
— Док, что это у вас с лобовым стеклом? Оно все вымазано грязью.
— Понятия не имею, — ответил я, но, подойдя ближе, тотчас же сообразил, что случилась крупная неприятность.
Видимо, утром Тимми вообще не выгулял Сьюзи, в результате серьезная потребность вынудила ее откликнуться на призыв организма прямо в кабине моего автомобиля. После этого собака разнервничалась и принялась бегать по пассажирскому и водительскому сиденьям, она затоптала и вымазала приборный щиток, лобовое стекло, руль, даже заднее стекло и ящик для инструментов. Внутри кабины не осталось ни одного сантиметра чистой поверхности. Экскременты попали в щель между сиденьями и на педаль тормоза. Бесценные бланки были безнадежно испорчены, пробирки перемазаны, и даже зеркало стало коричневым. Вдобавок кое-где красовались лужи голубоватой жидкости. Мне захотелось немедленно провалиться сквозь землю, оказаться где-нибудь в Новой Гвинее или в уютном зале библиотеки за чтением глубоко научной книги о свежем воздухе и девственных горных вершинах.
— По-моему, у меня звонит телефон, док, — выпалил Бойд и ретировался. — Шланг найдете там, у колонки.
Сьюзи, высунув в щелку нос, непрерывно лаяла и вертелась — как видно, она была в полном восторге от проделанной работы по удобрению моего грузовика.
Я вытащил из кузова длинный кусок веревки, сделал глубокий вдох и, задержав дыхание, накинул петлю на перемазанную шею собаки, после чего открыл дверцу и быстро перехватил веревку другой рукой. Сьюзи немедленно выразила свою признательность — прыгнула мне на грудь и энергично поскребла передними лапами; не скрою, ей удалось перенести часть экскрементов, застрявших у нее между пальцами, на мою одежду. Затем она с упоением вылизала мое лицо, и я сдался, смирившись с фактом, что мне тоже придется принимать душ у колонки. Наконец удалось привязать ее к росшей возле колонки хурме и отыскать еще один шланг, чтобы, соединив его с первым, дотянуться до грузовика. Я обернул лицо старой футболкой, заткнул нос и приступил к делу. Потом мне пришлось залезть в залитую водой кабину и отогнать грузовик к подножию холма, чтобы вода вытекла из машины.
— Тимми сделал это нарочно, — бормотал я себе под нос. — Он знал, какое милое представление Сьюзи устроит в машине, если ее как следует не выгулять. Это дорогая плата за проделку с мороженым.
Через час грузовик был отмыт, хотя все еще попахивал, Сьюзи благоухала шампунем, а Бойд отсиживался в доме. Укрывшись за навесом для тракторов, я окатил себя ледяной водой из шланга и натянул запасной комбинезон. При всем при этом мне удалось не разозлиться. В конце концов, собака не виновата.
В первый момент Скитер не признал Сьюзи, так сильно она отличалась от практически лысого существа, которое он отправил ко мне в клинику. И узнал ее только тогда, когда она с визгом принялась вылизывать ему лицо.
— Она даже не пахнет, док! — объявил он. Я подумал, что у него, должно быть, заложен нос. — И выглядит прекрасно, только десны еще голубоватые. Я расскажу всем соседям, как здорово вы умеете справляться с клещом!
— Скитер, если вы так поступите, я вас никогда не прощу, — ответил я, мысленно представив себе, что сегодняшний кошмар может повториться.
— Почему? Вы же вылечили мою собаку. Я собирался предупредить вас, что у нее слабый желудок и порой с ней случаются… происшествия, особенно если она не нагуляется как следует с утра. У меня просто выскочило из головы. Впрочем, как я вижу, все обошлось благополучно.
— Гм…
Потом Тимми клялся, что в то утро выгулял Сьюзи как положено и что никогда бы не решился так подшутить над своим боссом. Но я слышал, как на следующий день он хохотал, убираясь в виварии. Только очень смешная шутка или чувство глубокого морального удовлетворения могли вызвать такой смех у человека, занимающего должность уборщика в ветеринарной клинике.
Глава 3
Это случилось в самом начале пятницы 27 августа 1965 года, в первом часу ночи, когда мы с Диком приехали домой из Ливингстона совершенно без сил. Там проходил животноводческий аукцион, а мы тридцать часов кряду осматривали коров, делали прививки свиньям, обрабатывали телят и вели бесконечные споры с перегонщиками скота по поводу ветеринарных сертификатов. Начинался сезон продаж, и теперь вплоть до самой зимы меня ожидали такие же бесконечные четверги.
Я понимал, насколько опасно в конце долгого рабочего дня садиться за руль и в кромешной темноте катить сорок пять миль до дома по извилистым дорогам, но выбора у меня не было. Именно за эту работу Департамент сельского хозяйства платил мне жалованье. Поэтому помощь такого крепкого парня, как Дик, в то лето была для меня истинным благословением.
Дик изучал искусствоведение в колледже Алабамского университета, а, поскольку мы с Ян закончили Обурнский университет, считавшийся его основным конкурентом, язвительные шутки на эту тему не прекращались. Помню, как однажды утром я вошел в комнату Тома, служившую Дику спальней, чтобы сообщить ему последние новости о его альма-матер.
— Дик! Проснись! — громко прошептал я.
— В чем дело?
— Только что передали по радио, вчера ночью на университет Алабамы обрушился торнадо.
— О, нет! Что сообщают о разрушениях? — спросил он, садясь в постели.
— Говорят, на восстановление потребуется два миллиона долларов! — объявил я и вышел из комнаты, зажимая руками рот и изо всех сил пытаясь сдержать хохот, чтобы не разбудить детей.
Я понимал, рано или поздно Дик отыграется, но пока что от души наслаждался произведенным эффектом.
Не могу забыть первый визит Дика в парикмахерскую Чэппела — он доставил мне истинное наслаждение. Сначала оба парикмахера, Чэппел и Миатт, приняли его за моего брата — оба мы были высокими, носили очки и комбинезоны с зелеными пятнами, оставленными коровьими экскрементами.
— Вы учитесь в колледже? — поинтересовался Миатт.
— Да, сэр, — ответил Дик.
— И за что собираетесь приняться?
— Сэр? — Дик явно не понимал, что имеет в виду Миатт.
— Он спрашивает, какой предмет у вас считается основным.
— Искусство. Я изучаю искусствоведение, — с гордостью сообщил Дик.
В комнате повисла тишина, которую нарушало лишь пощелкивание ножниц Чэппела и мурлыканье радиоприемника. Посетители, ожидавшие своей очереди на стрижку, отложили журналы и уставились на нас.
— Что он сказал? — переспросил туговатый на ухо Чэппел.
— Сказал, что изучает искусство, — проорал Миатт.
— Искусство? Как писать картины и все такое?
— Ну да. Больше всего мне нравятся модерн и современное искусство, а еще керамика, — пояснил Дик.
Все молчали. Безмолвствовала очередь, никто из присутствующих не проронил ни слова.
— Спросите его, где он учится, — предложил я, просто чтобы что-то сказать.
— И где же? — спросил Миатт.
— В университете штата Алабама, — с гордостью ответил Дик.
Я почувствовал приступ тошноты. Если что-нибудь и раздражает местных жителей, так это когда название их университета произносят с подобным придыханием.
— Ну да, я слышал, у них там первоклассный факультет искусства, — объявил один из посетителей, сидевший справа от меня. — Разве мы против современного искусства?
Остальные одобрительно закивали головами.
— Точно, он котируется наравне с самыми привилегированными колледжами, — заявил парень слева от меня, придвигаясь ближе, чтобы лучше рассмотреть новую «звезду» парикмахерской.
— Вы имеете в виду… — но никто не обратил на меня внимания.
Все глаза были устремлены на моего названного брата, а до остального им не было никакого дела.
— Когда закончите учебу, возвращайтесь к нам в городок, вы сможете устроить здесь студию. Что нам совершенно необходимо, так это побольше искусства, побольше культуры, — заявил Миатт, пристально глядя мне в глаза. — Бьюсь об заклад, мы сможем выделить ему местечко прямо здесь, у задней двери, правда ведь, Чэппел? Люди будут приходить к нам сделать прическу, а заодно и насладиться бархатной живописью Элвиса Пресли.
— Это будет нечто сногсшибательное.
При упоминании «бархатного Элвиса» Дик недоуменно пожал плечами.
— Честно говоря, я не занимаюсь такими вещами, — неуверенно возразил он.
Я знал, что долго обсуждать искусство они не будут, здесь любой разговор рано или поздно скатывался к обсуждению футбола. На сей раз, пожалуй, это случилось рано.
— Наверное, вы член футбольной команды?.
На западе Алабамы этот вопрос считался ключевым, а Медведь Брайант пользовался славой национального героя.
— Честно говоря, я не слишком силен в спорте, — признался Дик.
Лучше бы он соврал и сказал им, что брал уроки лично у самого Брайанта. Впрочем, этому они могли и не поверить.
— На вид ты парень крепкий. Сколько в тебе — метр девяносто пять? Из тебя вышел бы крутой игрок, — объявил Чэппел. — Док говорит, он играл в команде Обурна, а ведь ты будешь покрупнее.
Дик взглянул на меня и расхохотался.
Я никогда не утверждал, что играл в команде университета, хотя действительно увлекался футболом, пока учился в ветеринарном колледже. Правда, и не рассказывал, что меня выпустили на поле всего лишь раз, когда у трех остальных защитников случились судороги и они не могли даже ходить.
— Что ж, в нашем городке всегда рады хорошему человеку, раз вы дружите с доком, милости просим. Он неплохой ветеринар, но если бы ему удалось получить приличное образование, например, в университете штата Алабама, даже не представляю, чего бы он сумел достичь, — провозгласил Чэппел.
Все расхохотались.
Осенью Дик вернулся в колледж, а я почувствовал, как мне не хватает его помощи и шуток. Скучали и завсегдатаи парикмахерской: при встрече меня каждый раз спрашивали, не записался ли мой сообразительный братец-художник в футбольную команду.
В тот августовский вечер мы вернулись домой из Ливингстона и увидели, что Ян сидит в кресле, обеими руками поглаживая свой огромный живот. На полу посреди комнаты стоял чемодан.
— Думаю, пора, — сообщила она негромко, словно опасаясь, что схватки могут усилиться от малейшего напряжения.
Тут ее лицо исказила гримаса, она попыталась согнуться, но безуспешно. Дик застыл в дверях и уставился на нас, разинув рот, — было ясно, он впервые видел женщину, собирающуюся рожать. Я присутствовал при этом в третий раз и даже полагал, что в целом процесс родов у человека и животных мало чем различается, но тут же потерял голову. Как я ошибался, думая, что девяти месяцев более чем достаточно, чтобы морально подготовиться к этому благословенному событию.
Да и Ян эти месяцы дались нелегко. Почти ежедневно ее тошнило, а пару раз доктор Пол даже предписывал ей постельный режим, пугая нас тем, что мы можем потерять ребенка. Однажды — примерно в середине беременности — жена проезжала перекресток за рулем своего пикапа, как вдруг какая-то машина выехала на красный свет и врезалась в ее автомобиль, впечатав его в угол здания Первого национального банка. К счастью, Ян отделалась лишь испугом. Президент банка потом звонил и намекал, что наличные гораздо проще получить, подрулив к специальному окошечку для автомобилистов.
— Надо вызвать доктора Пола, — я судорожно пытался вспомнить номер его телефона.
— Не нужно, он уже ждет нас, — выдохнула Ян.
— Почему ты не позвонила мне на работу, чтобы я приехал пораньше?
— Я звонила, но девушка, которая подошла к телефону, сказала, что ты уже уехал. Я собиралась подождать до полуночи, а потом отправиться к Джейн, чтобы она помогла мне. Бери чемодан. Дик, ты останешься с Томом и Лизой.
И Ян пустилась в детальные объяснения, что приготовить детям на завтрак, периодически — во время очередной схватки — делая паузу.
Однако всего через четыре минуты мы уже стояли у дверей приемного покоя Западного регионального госпиталя Алабамы. Двери тут же распахнулись, и к нам подкатило кресло-каталка, пилотируемое юным санитаром.
— Я ждал вас, мисси, — сообщил он, запыхавшись, — доктор Пол велел мне позаботиться о вас, вам нельзя разгуливать по больнице. Док говорит, нужно поберечь силы, чтобы вытолкнуть наружу крупного младенца.
— Крупного? С чего он взял? — поинтересовался я.
Поделиться книгой: