Зима, дарующая счастье

Она отчаянно попыталась еще раз.

— Мы слишком разные! Ты доктор, а я едва окончила среднюю школу. Я всю свою жизнь провела на этом захудалом небольшом ранчо. Я никогда нигде не была и ничем другим не занималась; я до смерти надоем тебе уже через месяц!

Веселье искрилось в янтарных глазах, пока Дерек шел к ней.

— Ты говоришь ерунду, — мягко возразил он, рука скользнула под ее тяжелые волосы, чтобы сжать затылок.

Прежде чем она смогла среагировать, он нагнулся и твердо прижал рот к ее губам в теплом, странно интимном поцелуе; потом отпустил и отошел в сторону, прежде чем она успела встревожиться. Кэтлин стояла, уставившись на него яркими зелеными глазами, огромными и сверкающими.

— Скажи мне «да», и пойдем есть, — скомандовал он, веселье все еще не исчезло из глаз.

— Да.

Даже для нее самой голос прозвучал ошеломленно.

— Вот и умница.

Дерек положил теплую руку на ее локоть и повел к столу, потом осторожно усадил. Сидеть оказалось неудобно, но не было такой боли, которая могла бы отбить аппетит. Они с жадностью съели куриный суп с лапшой и поджаренные бутерброды с сыром, запив все хорошим крепким кофе. Обычно она не ела так много на завтрак, но после такого длительного голодания была восхищена едой. Потом Дерек настоял на том, чтобы она сидела, не двигаясь, пока он убирался на кухне, чего никогда не случалось с ней прежде. Она чувствовала себя избалованной и ошеломленной и всем, что произошло, и своим согласием на брак.

— Я уложу кое-что из твоей одежды и ночные рубашки, но многого тебе не понадобится, — сказал он. — Где детская одёжка?

— В нижнем ящике комода, но некоторые вещи находятся в грузовике. Не помню, чтобы забирала их вчера, когда ты привез меня.

— Заберем их по дороге. Иди в гостиную за ребенком, а я все загружу.

Кэтлин держала спящего ребенка, пока Дерек стремительно собирал и складывал вещи. Когда закончил, то принес крошечную вязаную шапочку, которую нашел в ящике, и надел ее на пушистую головку Ризы, чтобы держать ее в тепле. Потом плотно завернул ребенка в несколько одеял, помог Кэтлин надеть тяжелое пальто, положил ребенка ей на руки и поднял их обоих.

— Я могу идти сама, — возразила Кэтлин, сердце совершило огромный прыжок — она снова в его руках.

Дерек прервал ее поцелуем.

— Пока еще никаких восхождений или спусков, — пояснил он. — И не пытайся сама забраться в джип. Держи лицо Ризы закрытым.

Он был невероятно сильным, неся ее без явных затруднений. Уверенными шагами пробирался сквозь снег, избегая дорожку, которую уже протоптал, потому что та покрылась льдом. Кэтлин зажмурилась от абсолютной белизны пейзажа. Ветер намел огромные сугробы, которые полностью укрыли забор и сложились напротив дома и сарая. Но воздух был все еще морозным, туман от дыхания клубился прямо перед ней.

Дерек установил обогреватель в джипе на самую высокую температуру, и Кэтлин стало жарко.

— Мне придется снять пальто, — пробормотала она.

— Подожди, пока мы остановимся, чтобы забрать вещи из твоего грузовика, иначе ты замерзнешь от холода из открытой двери.

Кэтлин наблюдала, как он возвратился внутрь, чтобы загасить огонь в камине и дровяной печи, и запер двери. Она прожила в этом доме всю жизнь, но внезапно задалась вопросом, увидит ли его когда-нибудь снова и захочет ли. Жизнь здесь не была счастливой.

Смущение и нерешительность исчезли, как будто их никогда и не было. Это совсем не то место, которое она хотела бы для Ризы. Для своей дочери она желала гораздо больше того, что у нее было. Она не хотела, чтобы Риза носила залатанную и линялую одежду, вышла замуж от отчаяния, или пропустила удовольствия жизни, потому что все свободное время потрачено на хозяйственные заботы.

Дерек увозил ее от всего этого, но она не станет полагаться на него. Однажды она уже совершила ошибку, доверившись мужчине, но больше этого не повторится. Кэтлин решила, что как только оправится от родов и Риза окрепнет, то найдет работу, будет экономить деньги и лучше заботиться о себе. Если Дерек когда-нибудь уйдет от нее, как Лэрри, она не останется без гроша в кармане и без возможности обеспечить себя всем необходимым. Риза никогда не узнает, что такое голод или холод.

Пять часов спустя Кэтлин лежала на белоснежной больничной кровати, глядя в цветной телевизор, прикрепленный к стене. Ее частная палата была почти роскошной, с собственной ванной и парой удобных кресел, маленькими картинами маслом на стене и свежими цветами на ночном столике. Бураны не дошли так далеко на юг, в Даллас, и из окна она могла видеть синее небо с несколькими колючими облаками.

Ризу поместили в отделение для новорожденных, к сотрудникам, незамедлительно повинующимся распоряжениям Дерека. Саму Кэтлин обследовала жизнерадостная акушерка по имени Моника Сэдли, которая ясно дала понять, что состояние у пациентки превосходное.

— Ничего другого я и не ожидала, — небрежно заметила доктор Сэдли. — Только не с доктором Талиферро, если он позаботился о вас.

Доктор Талиферро. Умом Кэтлин понимала, что он доктор, но практически не осознавала этого, пока не увидела его здесь, в этой обстановке, где его глубокий голос бодрым тоном отдавал команды, и каждый старательно выполнял их. Она ведь видела его в джинсах, ботинках, обычной рубашке и тяжелом шерстяном пальто, но после прибытия в больницу он принял душ, побрился, затем переоделся в свежую одежду, которую держал в кабинете именно для таких ситуаций. Он позаботился о Ризе, затем навестил Кэтлин, чтобы заверить ее, что поездка никоим образом не навредила малышке.

Он был тот же самый и все-таки совсем другой. Возможно, дело в одежде: темные слаксы, белая рубашка и синий в полоску галстук, плюс больничный халат, надетый сверху, и стетоскоп вокруг шеи. Типичная одежда врача, но впечатление заставило затрепетать. Кэтлин не могла удержаться от воспоминаний света от камина, мерцающего на его блестящих мускулистых плечах, или твердого точеного безупречного профиля, когда он смотрел на ребенка на своих руках.

И очень трудно было принять тот факт, что она согласилась выйти за него замуж.

Каждые несколько часов Кэтлин надевала халат и шла в отделение для новорожденных, где Ризу вынимали из инкубатора и отдавали ей для кормления. Вид других хрупких младенцев, некоторые из которых казались намного меньше Ризы, потрясал. Они были уложены в небольшие стеклянные кабины с разными трубками, проникающими в их крошечные голые тела, в то время как маленькие вязаные шапочки покрывали головы. Слава Богу, Риза достаточно сильна, чтобы есть самостоятельно!

В первый раз, когда Кэтлин пришла покормить свою дочь, ее отвели к креслу-качалке в маленькой комнате подальше от других младенцев и принесли Ризу.

— Так вы мать этой маленькой красавицы, — сказала молодая медсестра, положив Ризу в нетерпеливые руки Кэтлин. — Она восхитительна. Никогда не видела так много волос на новорожденном, и взгляните, какой они длины! Доктор Талиферро поднял нас по тревоге, как будто у нас тут воздушный налет, пока мы не разместили ее со всеми удобствами. Он на самом деле принимал ее?

Слабый румянец разлился по щекам Кэтлин. Так или иначе, казалось слишком интимным обсуждать это, даже учитывая, что роды были обычным явлением для сотрудников больницы. Но молодая медсестра смотрела яркими выжидающими глазами, так что Кэтлин неловко ответила:

— Да. Мой грузовик соскользнул с дороги из-за снежной бури. Дерек ехал мимо и наткнулся на меня.

— Боже мой, как романтично!

— Наличие ребенка? — спросила Кэтлин скептически.

— Милая, если помогает доктор Талиферро, то и рытье канавы станет романтичным! Он — это просто нечто, правда? Все младенцы каждый раз знают, что именно он держит их. Они никогда не пугаются и не кричат у него на руках. Иногда он остается здесь на всю ночь с ребенком в критическом состоянии, баюкая его и разговаривая с ним, ни на минуту не спуская с него глаз, и многие младенцы выжили благодаря его заботе, хотя никто не давал им больших шансов.

Казалось, что медсестра поклоняется Дереку, как герою, или, возможно, это нечто большее. Он невероятно красив, а больница просто питомник для романов. Это встревожило Кэтлин; с чего это она даже подумала о бракосочетании с мужчиной, которого постоянно будут преследовать и соблазнять?

— Вы давно работаете в этой больнице? — спросила она, пытаясь изменить предмет разговора.

— Чуть больше года. Мне здесь нравится. Эти крошечные младенцы нуждаются во всей помощи, которую могут получить, и, конечно, я босиком прошла бы по горячим углям, чтобы иметь возможность работать с доктором Талиферро. Больницы и клиники всей страны боролись, чтобы заполучить его.

— Почему? Разве он не слишком молод, чтобы иметь такую репутацию?

Она не знала, сколько ему лет, но предположила, что не больше тридцати пяти, возможно, еще меньше.

— Он моложе большинства врачей, но закончил колледж, когда ему было девятнадцать. И был лучшим на своем курсе в медицинском; проходил ординатуру в одном из лучших в стране травматологических центров, затем изучал неонатологию у Джорджа Оливера, который также является одним из лучших специалистов. Думаю, ему тридцать два.

Было странно узнавать таким способом о своем будущем муже от незнакомого человека и еще более странно обнаружить, что его считают медицинским гением, одним из тех редких докторов, чье имя в списке сотрудников моментально вызывает доверие к больнице. Чтобы скрыть выражение лица, Кэтлин посмотрела на Ризу и мягко погладила щечку ребенка.

— Он просидел всю ночь, держа Ризу, — услышала она собственный странный голос.

Медсестра улыбнулась.

— Он такой. И сейчас все еще находится здесь, хотя должен идти домой спать. Но это доктор Талиферро: сначала позаботится о младенцах, потом о себе.

Когда Кэтлин вернулась в свою палату, то продолжала думать о том, что медсестра рассказала ей, и о том, что Дерек говорил ей. Он сказал, что хочет Ризу. Это достаточная причина, чтобы жениться на женщине, которую не любит, когда мог бы жениться на любой женщине, которую захочет, и иметь собственных детей? Конечно, он еще сказал, что в конечном счете ожидает иметь полноценные супружеские отношения с ней, а это означает, что он собирается спать с ней, так что можно предположить, что он также собирается иметь от нее детей. Но почему он настолько уверен, что никогда не влюбится в кого-то и не захочет жениться?

— Проблемы?

Она вздрогнула, услышав глубокий спокойный голос, и посмотрела вверх, где обнаружила Дерека, стоящего в двери и наблюдающего за ней. Она была настолько поглощена мыслями, что не услышала его шагов.

— Нет, никаких проблем. Я просто… размышляю.

— Имеешь в виду — беспокоишься. Забудь обо всех размышлениях, — сказал он, понимая ее волнение, — просто доверься мне и позволь позаботиться обо всем. Я все устроил, и мы поженимся, как только ты выйдешь из больницы.

— Так скоро? — задохнулась она.

— А чего ждать? Тебе нужно место, где жить, так что ты можешь переехать ко мне.

— Но анализы крови…

— Здешняя лаборатория справится с этим. Когда тебя выпишут, мы получим разрешение на брак и пойдем прямо к судье, который является моим старым другом. Моя квартира здесь рядом, так что тебе будет удобно приходить в больницу и кормить Ризу, пока ее не выпишут. А мы используем это время, чтобы подготовить детскую.

Кэтлин почувствовала себя беспомощной. Он позаботился обо всем, как и обещал.

Глава 5

Кэтлин чувствовала себя так, словно была подхвачена торнадо, и это торнадо носило имя Дерек. Все пошло именно так, как он решил. Он даже купил для нее свадебное платье из прекрасного сине-зеленого шелка, который оттенял ее изумрудные глаза, и еще потрясающее черное пальто из искусственного меха, обувь, нижнее белье и даже косметику. Парикмахер прибыл в больницу тем же утром и уложил ее волосы в шикарную высокую прическу. Да, у Дерека все было под контролем. Это почти пугало.

Он твердо держал ее за талию теплой рукой, пока они получали разрешение, а затем проходили в кабинет судьи, чтобы оформить брак. Там Кэтлин поджидала еще одна неожиданность: комната была переполнена людьми, и все из присутствующих казались до смешного восхищенными, что Дерек женится на женщине, которую не любит.

Там были его мать и отчим; изумленная Кэтлин задавалась вопросом, что его мать думает обо всем этом. Но Марси — та настаивала, чтобы Кэтлин именно так называла ее — сияла от восторга, когда обнимала Кэтлин. Были еще две семейные пары, два подростка и три ребенка помладше. Одна из пар состояла из высокого черноволосого с небольшой проседью сурового вида мужчины и стройной, как тростинка, женщины с почти серебристо-белыми волосами и пылающими зелеными глазами. Дерек представил их как Роума и Сару Мэтьюз, своих очень хороших друзей, но кое-что в его голосе намекало на более глубокие отношения. Лицо Сары было невероятно нежным, когда она обняла сначала его, потом Кэтлин.

Другой парой оказались Макс и Клэр Конрой, и Кэтлин снова почувствовала, что для Дерека они означали кое-что особенное. Макс выглядел как аристократ и был невероятно красив, с золотистыми волосами и бирюзовыми глазами, в то время как Клэр была более тихой и меньше ростом, но ее мягкие карие глаза ничего не пропускали. Трое младших ребят были детьми Конроев, в то время как два подростка — Роума и Сары.

Все восторгались тем, что Дерек женится, и Марси не могла дождаться, когда попадет в больницу, чтобы посетить свою новорожденную внучку. Она строго отругала Дерека за то, что он немедленно не сообщил ей обо всем, но прервалась на середине тирады, когда он наклонился и поцеловал ее в щеку, улыбаясь самым безмятежным образом.

— Я знаю. У тебя были серьезные причины, — вздохнула она.

— Да, мама.

— Можно подумать, что я, в конце концов, привыкну.

Он усмехнулся.

— Да, мама.

У всех женщин к корсажу были прикреплены букетики цветов, и Сара привела в порядок орхидеи в руке Кэтлин. Невеста держала хрупкие цветы в дрожащих пальцах, когда они с Дереком стояли перед судьей, негромкий голос которого заполнил тихое помещение, пока он произносил традиционные слова о любви и уважении. Она чувствовала жар тела Дерека рядом с собой, подобно теплой стене, к которой она могла прислониться, если устанет. Они произнесли надлежащие ответы, и Дерек надвинул ей на палец золотой обруч с изумрудом, окруженным маленькими блестящими бриллиантами. Кэтлин с удивлением посмотрела на кольцо, потом подняла глаза, когда судья объявил их мужем и женой и Дерек наклонился, чтобы поцеловать ее.

Она ожидала получить короткий теплый поцелуй, который он дарил ей раньше. И совершенно не была готова к тому, как он смял ее губы своим ртом, и явной страсти, с которой его язык исследовал ее рот. Она задрожала, руки поднялись, чтобы уцепиться за его плечи в попытке удержаться на ногах. Твердые руки на мгновение прижали ее к себе, потом Дерек медленно отпустил ее и поднял голову. Чисто мужское удовлетворение мерцало в глазах, и она поняла, что он почувствовал ее изумленный ответ.

Все окружили их, смеясь и пожимая ему руку, и было много поцелуев и объятий. Даже судья обнял и поцеловал их.

Получасом позже Дерек объявил о прекращении праздника.

— Настоящее празднование состоится позже, — пообещал он. — Прямо сейчас я отвезу Кэтлин домой, чтобы она смогла отдохнуть. Мы должны вернуться в больницу через несколько часов, чтобы покормить Ризу, так что она не должна много времени проводить на ногах.

— Я в порядке, — Кэтлин почувствовала себя обязанной возразить, хотя, по правде говоря, оценила шанс отдохнуть.

Дерек бросил на нее строгий взгляд, и она ощутила необъяснимую вину. Сара засмеялась.

— Лучше всего сделать так, как он говорит, — произнесла она с мягкой усмешкой. — Ты не сможешь обойти его.

Пять минут спустя Кэтлин сидела в его внедорожнике, пока он умело прокладывал путь через Даллас.

— Мне понравились твои друзья, — сказала она наконец, просто чтобы нарушить тишину.

Она не могла осознать, что сделала это: и в самом деле вышла за него замуж!

— Чем они занимаются?

— Роум — президент и главный управляющий корпорации «Спенсер Найл». Сара владеет магазином «Инструменты и краски». Это магазин для ремесел. Теперь двумя магазинами, так как она только что открыла еще один. Макс, так же как и Роум, был вице-президентом в «Спенсер Найл», но приблизительно пять лет назад начал собственный консультационный бизнес. Клэр владеет книжным магазином.

Его друзья, очевидно, весьма преуспевали, и Кэтлин снова задалась вопросом, почему Дерек женился на ней, ведь ее никак не отнесешь к подобным людям. Как она сможет вписаться в этот круг?

— А твоя мать? — спросила она спокойно.

— Мама помогает Йоте управлять ранчо на границе штата Оклахома. Я проводил с ними Рождество и возвращался в Даллас, когда нашел тебя, — объяснил он.

Спросить больше было не о чем, так что тишина снова возникла между ними, пока они не добрались до его квартиры.

— Мы подыщем что-нибудь побольше через несколько недель, после того как доктор выпишет тебя, — сказал Дерек, когда они вышли из лифта. — Я кое-как разложил вещи и освободил место в стенном шкафу, но не стесняйся сказать мне, если захочешь что-нибудь изменить.

— Почему я должна что-то менять?

— Чтобы приспособить все для себя и Ризы. Я больше не холостяк. Я муж и отец. Мы — семья, этот дом такой же твой, как и мой.

Дерек сказал это так просто, будто был непроницаем для всех терзавших ее сомнений. Кэтлин стояла в стороне, пока он отпирал дверь, но прежде чем сделала шаг, чтобы войти в квартиру, он повернулся к ней и поднял на руки, затем перенес через порог. Жест поразил ее, хотя вообще-то все, что он делал в этот день, поражало ее. Все, что он делал с момента их встречи, поражало ее.

— Хочешь вздремнуть? — спросил он, стоя в холле все еще с ней на руках, словно ожидая указаний.

— Нет, просто посидеть немножко.

Она сумела улыбнуться ему.

— Я родила ребенка, а не перенесла тяжелую хирургическую операцию, и ты сам сказал, что я сильная. Почему я должна вести себя как увядающая лилия, когда я в порядке?

Он откашлялся, потом осторожно поставил ее на ноги.

— На самом деле я сказал, что у тебя хороший мышечный тонус. Не помню, что восхищался твоей силой.

Ее пульс запрыгал. Дерек все чаще проделывал это: говорил разные мелочи, которые однозначно давали понять, что он считает ее желанной, или невзначай даря несколько быстрых поцелуев. Пятью днями ранее она сочла бы эти маленькие авансы почти отталкивающими, но сейчас тайные острые ощущения согревали ее всякий раз, когда он говорил или делал что-нибудь подобное. Она быстро менялась от его настойчивых ухаживаний, и, к своему удивлению, ей нравились эти перемены.

— О чем ты думаешь? — спросил он, проводя кончиком пальца по ее носу. — Ты смотришь на меня, но не видишь.