Помоги проекту - поделись книгой:
К удивлению всего мира и разочарованию Сталина, кампания на Западе не затянулась, Франция пала через два месяца. Для подписания капитуляции Гитлер велел пригнать в Компьенский лес вагон маршала Фоша. Позор Версаля наконец был смыт.
Опыт боев во Франции дал возможность Генеральному штабу сухопутных войск сформулировать в специальной директиве некоторые выводы о ведении наступательного боя: «Смелость решения и его выполнения, быстрота и маневренность и сосредоточение сил на направлении главного удара снова определились как основа успеха. При этом успеху решающим образом способствует осуществление внезапности как в оперативном, так и в тактическом отношении. Решительный прорыв, не опасаясь угрозы с флангов, приводит к разгрому фронта противника. При преследовании противника смелый натиск вперед при использовании всех средств обеспечения подвижности затрудняет организацию и укрепление новых видов обороны. Особенно большое значение имеет при этом взаимодействие с частями бомбардировочной авиации».
На основе опыта боевых действий немецкое командование пришло к выводу, что танки должны действовать только в составе танковой дивизии, а переподчинение танковых частей пехотным себя не оправдывает. Танковая дивизия утвердила за собой роль ведущего и неделимого соединения в наступлении. Жизнь показала, что танковые соединения и объединения способны решать в наступлении разнообразные задачи, придавая операциям большую глубину, маневренный характер и высокий темп. Основными принципами их применения стали внезапность, массирование, а необходимым условием — наличие благоприятной местности. Главными формами маневра были прорыв, фронтальное, охватывающее и фланговое наступление.
В 1941 году у Гитлера была уже 21 танковая дивизия. Правда, это удвоение численности германских бронетанковых войск несколько напоминало фокус, так как было достигнуто главным образом за счет уменьшения количества танков в дивизиях. В кампании на Западе ядро каждой танковой дивизии составляла танковая бригада из двух полков по 160 танков каждый. Перед нападением на СССР фюрер приказал из каждой дивизии изъять по одному танковому полку и на базе каждого такого полка сформировать новую дивизию. Теперь основу дивизии составлял один танковый полк двух- или трехбатальонного состава.
Кое-кто из экспертов-танкистов пытался возражать против подобного решения, поскольку побочным результатом этой меры стало умножение штабов и вспомогательных частей в бронетанковых войсках. Численность их фактически оставалась без изменений, а сила удара, который могла наносить каждая дивизия, намного ослабевала. Из 17 000 человек в составе такой дивизии только около 2600 были танкистами. Но, видя перед собой огромные пространства России, Гитлер хотел чувствовать, что у него больше дивизий, способных наносить удары в глубину, и рассчитывал на то, что техническое превосходство над русскими войсками послужит достаточной компенсацией за разжижение его бронетанковых войск.
Он подчеркивал также то обстоятельство, что благодаря увеличению выпуска более современных танков T-III и Т-IV две трети машин в каждой дивизии будут составлять средние танки, в то время как в западной кампании две трети составляли легкие машины. Таким образом, по мнению Гитлера, сила удара дивизии возросла, хотя число танков в ней и уменьшилось вдвое. В известной степени это было верно, однако сокращение числа танков в дивизиях усугубило главный недостаток германской танковой дивизии — то, что в основном ее части и подразделения, по сути дела, были пехотными и не могли передвигаться по пересеченной местности.
Для участия в Восточной кампании было выделено 19 танковых дивизий, одиннадцать из них были трехбатальонными (3, 5, 6, 7, 8, 9, 12, 16, 18, 19 и 20-я) и имели по 209 танков, а восемь — двухбатальонными, примерно 135–150 танков. Самое большое количество боевых машин имелось в 7-й дивизии — 299 единиц, в то время как число колесных машин, рассчитанных на движение по нормальным дорогам, достигало 3000 на дивизию. На границе с СССР к 22 июня 1941 года были сосредоточены 17 танковых дивизий; две резервные (2-я и 5-я) находились в Германии и Франции и на Восточном фронте появились только в сентябре.
Упор на использование новейших средств вооруженной борьбы и разработку форм и методов их боевого применения для достижения быстрого и решительного результата на главных направлениях давал военной доктрине Германии преимущество перед своими потенциальными противниками. Это превосходство выражалось, в частности, в способности быстро ориентироваться в выборе наиболее активных форм вооруженной борьбы, в поддержании наступательного духа, решительности, стремительности и маневренности в действиях войск, умении эффективно использовать подвижность и ударную мощь современных средств борьбы.
В Советской России, после того как провалился поход на Варшаву, в 1920 году Ленин объявил «мирную передышку», но обнадежил товарищей по партии, что это дело временное: «…придется ограничиться оборонительной позицией по отношению к Антанте, но, несмотря на полную неудачу первого случая… мы еще рази еще раз перейдем от оборонительной политики к наступательной, пока не разобьем всех до конца…мы будем учиться наступательной войне».
Итак, вождь указал, чему надо учиться, и революционная военная мысль не отдыхала. Прежде всего были изучены и заклеймены всяческие западные теории: «Отсутствие научного подхода у буржуазных военных теоретиков к пониманию закономерностей развития военного искусства, страх буржуазии перед многомиллионными армиями и ненадежность тыла в длительной войне вызывали множество антинаучных теорий». Эти теории были «крайне односторонними и в определенной степени имели цель запугать единственное в мире социалистическое государство».
Но не запугали! Идеи маневренной войны с широкой моторизацией на земле и в воздухе были восприняты на русской почве с пониманием и одобрением. Но какие могут быть «малые армии», когда для мировой революции нужна мировая война! Из этого и исходили разработчики советской военной теории, взяв за основу положения марксизма-ленинизма. Советская стратегия изначально ориентировалась на то, что новая война будет носить глобальный характер; при этом, «учитывая существование двух социально противоположных систем, грядущая мировая война рассматривалась прежде всего как война коалиции капиталистических стран против Советского Союза». Поэтому боевые действия потребуют участия массовых армий, напряжения всех экономических сил и будут носить тотальный характер.
«Острый классовый характер этой войны предопределял крайнюю решительность военно-политических целей и исключал всякую возможность достижения каких-либо компромиссов». Действительно, какие могут быть компромиссы, когда дело дойдет до истребления классов.
Большевики и мысли не допускали о возможности мирного сосуществования двух систем. «Между нашим пролетарским государством и всем остальным буржуазным миром может быть только одно состояние долгой, упорной, отчаянной войны не на живот, а на смерть, — закладывал в 1921 году основы советской военной доктрины М.В. Фрунзе. — Самим ходом исторического революционного процесса рабочий класс будет вынужден перейти к нападению, когда сложится благоприятная обстановка. Таким образом, в этом пункте мы имеем полное совпадение требований военного искусства и общей политики».
Отсюда ясно, что предпочтение всегда отдавалось наступательному принципу ведения боевых действий, только применением которого можно добиться полного разгрома противника. Красную Армию необходимо воспитывать «в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых операций… на любом операционном направлении и в любом участке возможного грядущего фронта. Границы же этого фронта в ближайшую очередь определяются пределами всего материка Старого Света».
Идея активного наступательного метода ведения войны нашла свое отражение в разработанной в Советском Союзе теории глубокой наступательной операции. Ее создателями были видные советские военачальники и теоретики В.К. Триандафилов, Б.М. Шапошников, Г.С. Иссерсон, К.Б. Калиновский, А.Н. Лапчинский, В.Д. Грендаль, И.С. Исаков и другие. Основные положения этой теории были изложены в Инструкции по ведению глубокого боя, разработанной в 1932 году и являвшейся, по существу, руководством при организации и проведении боевой подготовки войск. Окончательно теория сложилась к середине 30-х годов.
Теория глубокой наступательной операции предусматривала одновременное поражение противника на всю оперативную глубину его обороны, для чего имелось в виду использовать высокие боевые возможности современной артиллерии, танковых и механизированных войск, авиации и воздушно-десантных соединений.
Проведение операции сводилось к тому, чтобы решить две основные задачи:
во-первых, взломать фронт обороны противника одновременным ударом танков, артиллерии, пехоты и авиации на всю ее тактическую глубину;
во-вторых, развить тактический успех, достигнутый при прорыве обороны, в оперативный немедленным Вводом эшелона подвижных войск при изоляции авиацией района прорыва от подхода резервов противника.
Было признано, что наступательная операция наиболее полно развертывается во фронтовом масштабе. Считалось, что для осуществления такой операции необходимо иметь двойное превосходство в силах и средствах над противником и иметь две-три ударные и одну-две обычные общевойсковые армии, сильную авиационную группу и подвижную группу, состоящую из танковых и механизированных соединений, способную развить успех и самостоятельно удерживать важные районы или объекты в оперативной глубине обороны противника. Ведущая роль во фронтовой операции отводилась ударной армии, оснащенной танками и авиацией.
В целях нанесения по врагу мощных ударов предусматривалось глубокое построение войск, включавшее сильный эшелон атаки и развития успеха и резервы. Для осуществления прорыва предполагалось сосредоточить на направлении главного удара превосходящие силы и средства пехоты и поддержать их массированным воздействием артиллерии, танков и авиации. Основной задачей эшелона атаки являлся прорыв обороны противника. Для развития успеха предназначалась подвижная конно-механизированная группа фронта.
Военно-воздушные силы и воздушно-десантные войска намечалось использовать для непосредственного содействия сухопутным войскам при прорыве и для борьбы с подходящими резервами противника.
Глубина фронтовой операции достигала 250 км, а ширина полосы наступления — 150–300 км. Темп продвижения пехоты предусматривался 10–15 км, а подвижных войск — 40–50 км в сутки. Для обеспечения высоких темпов наступления и достижения конечных целей операции войска фронта строились в два эшелона. Танки, поддержанные массированными ударами авиации и десантами, должны были, прорвав оборону, наносить удар на глубину 100–120 км. Общевойсковые армии, составлявшие второй эшелон, расширяли прорыв и закрепляли достигнутый успех. Фронтальный удар должен был перерастать в операцию на окружение и уничтожение обороняющегося противника.
Была разработана и тактика глубокого наступательного боя. Ее сущность также заключалась в одновременном массированном применении войск и техники для атаки на всю глубину боевого порядка противника с целью его окружения и уничтожения. Одновременное подавление всей глубины вражеской обороны достигалось непрерывным воздействием авиации на резервы и тылы обороняющихся войск, решительным продвижением танков дальнего действия, безостановочным наступлением пехоты с танками непосредственной поддержки, а также стремительными действиями механизированных и кавалерийских соединений в тылу неприятеля.
Таким образом, танкам везде придавалось особое значение. «Быстро и дерзко проникая в глубину походных порядков противника, танки попутно (не ввязываясь в длительный бой) сбивают разведывательные и охраняющие органы противника, опрокидывают успевшие развернуться на огневых позициях батареи, вносят в ряды развертывающегося противника общее расстройство, сеют панику и срывают организацию и управление развертывающимися для боя войсками… Глубокая атака танков ведется со всей возможной стремительностью», — учил в своем труде А. Громыченко («Очерки тактики танковых частей», 1935 г.). На первое место при этом ставится «необходимость глубоких действий танков через все расположение развертывающегося противника, чтобы парализовать его попытки к наступлению, вырвать инициативу и не допустить организованного развертывания его главных сил».
Из этой цитаты, между прочим, следует, что удар следует наносить внезапно по неразвернувшемуся противнику. Начальник советских ВВС Яков Алкснис прямо указывал, что «весьма выгодным представляется проявить инициативу и первому напасть на врага. Проявивший инициативу нападением воздушного флота на аэродромы и ангары своего врага может потом рассчитывать на господство в воздухе». Почему же тогда нападение немцев на СССР считается «вероломным», если советская теория прямо требует сначала наносить удар, а потом объявлять войну, что и было продемонстрировано Японии в 1945 году (еще раньше — Финляндии в 1939 году, когда Молотов заявил, что с финнами Советский Союз вовсе не воюет, а всего лишь оказывает интернациональную помощь народному правительству Куусинена, и в 1941 году, когда просто взяли и начали бомбить Хельсинки). Да все потому же: любая война, которую ведут большевики, «законна и справедлива», а «всякую такую нравственность, взятую из… внеклассового понятия, мы отрицаем».
В XX веке военные теоретики окончательно отказались от патриархального: «Иду на вы!» «Война вообще не объявляется, — писал Г.С. Иссерсон. — Она просто начинается заранее развернутыми вооруженными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого».
Успешный прорыв обороны в высоком темпе считался возможным при условии, что на направлении главного удара танки будут использоваться массированно, с плотностью 75–100 единиц на километр фронта. Это особенно подчеркивается в итоговом советском военном труде «Тактика танковых войск», вышедшем в 1940 году:
«На направлении главного удара должны быть сосредоточены все танки соединения или… подавляющее большинство их, кроме того, атака должна вестись на возможно узком фронте. Чем уже фронт атаки, тем меньше будет встречено противотанковых орудий и более глубоким будет маневр. Сужение фронта атаки должно идти за счет эшелонирования боевого порядка, что дает необходимую глубину и обеспечит быстрое захлестывание, подавление и уничтожение огневой системы противника… Внезапный, быстрый и мощный удар массы танков, нарастающий из глубины, обеспечит успех атаки… Пехота, наступающая вслед за танками, должна немедленно использовать успех танковой атаки, уничтожая подавленного противника и закрепляя за собой захваченные рубежи». Послевоенные советские источники указывают, что в 1941 году для прорыва нашей обороны немцами «создавались значительные плотности сил и средств: 40–50 танков, 15–20 бронетранспортеров на километр фронта» — то есть в 1,5–2 раза меньше, чем предусматривали довоенные советские наставления.
Идея активного наступательного метода ведения войны была отражена во всех предвоенных уставах, а также в замыслах оперативно-стратегических игр и учений. Наиболее ярко сущность советской доктрины была выражена в проекте Полевого устава 1939 года: «Если враг навяжет нам войну, Рабоче-Крестьянская Красная Армия будет самой нападающей из всех когда-либо нападавших армий.
Войну мы будем вести наступательно, перенеся ее на территорию противника.
Боевые действия Красной Армии будут вестись на уничтожение, с целью полного разгрома противника…»
Вопросы обороны рассматривались эпизодически. Считалось, что она может вестись на отдельных направлениях, но в рамках общего стратегического наступления. Проблема же вывода крупных сил из-под ударов противника, тем более вопросы ведения боевых действий в окружении, не разрабатывалась вовсе.
Таким образом, «советская военная наука создала стройную и достаточно полную систему взглядов на ведение войны, операции и боя». В соответствии с основными положениями военной доктрины велось военное строительство.
Первый опытный механизированный полк, которым командовал один из энтузиастов бронетанковых войск
К.Б. Калиновский, был создан летом 1929 года. На базе этого полка в мае 1930 года сформировали первое в мировой практике бронетанковое соединение — механизированную бригаду в составе танкового и механизированного полков, разведывательного и артиллерийского дивизионов, а также ряда специальных подразделений. Бригада имела 60 танков, 32 танкетки, 17 бронемашин, 264 автомобиля и 17 тракторов.
1 августа 1931 года Совет Труда и Обороны, принимая так называемую большую танковую программу, указал, что технические успехи в области танкостроения в СССР «создали прочные предпосылки к коренному изменению общей оперативно-тактической доктрины по применению танков и потребовали решительных организационных изменений автобронетанковых войск в сторону создания высших механизированных соединений, способных самостоятельно решать задачи как на поле сражения, так и на всей оперативной глубине современного боевого фронта».
Осенью 1932 года на базе 11-й стрелковой дивизии в Ленинградском военном округе был сформирован 11-й механизированный корпус, а на базе 45-й стрелковой дивизии на Украине — 45-й мехкорпус. В состав каждого корпуса входила мехбригада с танками Т-26 (три танковых батальона, стрелково-пулеметный батальон, артдивизион, саперный батальон, зенитно-пулеметная рота), бригада такого же состава, но вооруженная танками БТ, стрелковая бригада, корпусные части. Всего мехкорпус имел около 500 танков, свыше 200 бронеавтомобилей, 60 орудий и другое вооружение.
В этом же году началось формирование других бронетанковых частей: 5 отдельных мехбригад, 2 танковых полков, 12 механизированных полков, 4 механизированных дивизионов для кавалерийских дивизий, 15 танковых и 65 танкеточных батальонов для стрелковых дивизий. В результате численность личного состава автобронетанковых войск к январю 1933 года по сравнению с 1931 годом увеличилась в 5,5 раза, а их удельный вес в армии вырос с 1,6 до 9,1 процента.
В 1938 году механизированные корпуса были реорганизованы и переименованы в танковые. Теперь в состав каждого входили две танковые и одна стрелково-пулеметная бригада: 12 364 человека, 660 танков и 118 орудий. В следующем году количество танковых корпусов в Красной Армии увеличилось до четырех. В сентябре 1939 года два из них — 15-й и 25-й — участвовали в присоединении к «семье единой» Западной Украины и Западной Белоруссии.
В это же время интенсивно развивались и советские ВВС. Теория глубокой операции придавала большое значение завоеванию господства в воздухе в начальном периоде боевых действий. Поскольку советской военной теорией был сделан «правильный вывод» о том, что современные войны «будут начинаться внезапно, без формального объявления войны», то господство в воздухе планировалось достичь внезапными ударами по аэродромам противника. Поэтому приоритет при строительстве военно-воздушных сил отдавался фронтовым бомбардировщикам среднего радиуса действия и штурмовой авиации. Летчики-истребители также обучались преимущественно штурмовке наземных объектов и оказанию содействия сухопутным войскам. Стратегическая авиация не создавалась. Зато планировалось иметь миллион парашютистов и десять воздушно-десантных корпусов.
Основные положения теории глубокой операции проверялись и оттачивались на маневрах Киевского военного округа в 1935 году, маневрах Московского и Одесского и других округов в 1936 году, в боях на реке Халхин-Гол в 1939 году. Из-за отсутствия опыта инженерного и материального обеспечения крупных подвижных соединений, достаточных навыков командного состава в управлении ими, в действиях танковых корпусов были вскрыты различного рода недочеты. Основываясь на этом, Главный военный совет Красной Армии 21 ноября 1939 года постановил расформировать танковые корпуса. Вместо них решили создавать отдельные моторизованные дивизии, которые предполагалось использовать как эшелон развития успеха общевойсковых армий, а также в составе конно-Механизированных групп.
Однако после неожиданно быстрого разгрома Франции Наркомат обороны, обсудив опыт боев в Европе, в июне 1940 года принял решение о формировании механизированных корпусов новой организации, отдельных танковых и механизированных дивизий, а также танковых бригад.
Советская танковая дивизия «образца 1940 года» состояла из двух танковых (по четыре батальона), мотострелкового и гаубичного артиллерийского полков. В ней предусматривалось иметь 375 танков (из них 63 KB, 210 Т-34 и 102 Т-26 и БТ), 95 бронеавтомобилей, около 60 орудий и минометов, 11 343 человека личного состава.
В советской механизированной дивизии, в отличие от германской, имелись два мотострелковых, танковый и артиллерийский полки. Всего по штату 275 танков, 49 бронеавтомобилей, около 100 орудий и минометов, 11650 человек.
Как отмечалось выше, ни пехотные, ни кавалерийские дивизии вермахта танков не имели вообще. Советской стрелковой дивизии по штату, утвержденному в апреле 1941 года, полагалось иметь в своем составе 14483 человека, 78 полевых орудий, 54 противотанковые пушки, 12 зенитных орудий, 150 минометов, 13 бронеавтомобилей и Станков, но некоторые имели по 60–70 танков. В кавалерийской дивизии было 64 танка. Танки полагались даже воздушно-десантным бригадам.
Сталин готовился к войне серьезно. К июню 1941 года он имел 61 танковую и 31 моторизованную дивизии (и формировал еще столько же: в марте нумерация танковых дивизий перевалила за сотню, например, А.Л. Гетман был назначен в это время командиром 112-й танковой).
В чем заключается разница между теорией «молниеносной войны» и войны «малой кровью на чужой территории», неизвестно. Разве только в том, что первая была «антинаучной», а вторая являлась «передовой и научно обоснованной».
Но насколько все похоже, не правда ли? Вот и маршал Ротмистров заметил: «Принципы широкого применения танков, авиации и воздушно-десантных войск в наступательных операциях с высокими темпами были взяты немецко-фашистской армией в определенной степени из теории и практики действий советских войск». А генерал Гот, наоборот, считал, что «русская армия переняла немецкие принципы боевой подготовки и вождения войск». И еще вспомним о советско-германской договоренности 1926 года «развернуть более тесное взаимодействие в вопросах разработки военной науки». Оказывается, военную науку двигали вместе!
Канонический «отец» советской теории глубокой наступательной операции В.К. Триандафилов окончил академию германского Генерального штаба. Слушателями этой академии были и другие известные военачальники — П.И. Баранов, И.П. Белов, П.Е. Дыбенко, И.Н. Дубовой, А.И. Егоров, А.И. Корк, К.А. Мерецков, В.М. Примаков, И.П. Уборевич, И.С. Уншлихт, И.Ф. Федько, Н.Э. Якир, Я.И. Алкснис, Р.П. Эйдеман и другие. Соответственно в академии им. Фрунзе обучались товарищи из Германии. Здесь совершенствовали свои знания будущие фельдмаршалы В. фон Браухич, В. Кейтель, Э. фон Манштейн, В. Модель, генералы В. фон Бломберг, Горн, Фейге и другие.
Гитлер мечтал о Великом Рейхе. Сталин мечтал о Мировой Федерации Советов. Какова бы ни была идеологическая упаковка, и тот и другой мечтал о мировом господстве. И тот и другой взял на вооружение самую современную наступательную доктрину и в соответствии с этой доктриной готовил к будущей войне армию и народ.
При этом тотальная милитаризация всей общественной жизни прикрывалась лозунгами защиты «социалистического Отечества» или «интересов арийской расы». И не было в 30-е годы более «последовательных борцов за мир», чем советское Политбюро, и более рьяного «пацифиста», чем Гитлер. Как выразился Сталин в узком кругу доверенных товарищей: «Тут идет игра, кто кого перехитрит и обманет».
Ведь по своей сущности, проявлениям и влиянию на общественную жизнь большевизм и фашизм очень похожи. Эти понятия во многом адекватные и идентичные по сути, одинаково непримиримые к инакомыслию.
«Мы обязаны освобождать пространства от населения… Я имею в виду устранение целых расовых групп», — изложил свою позицию Гитлер. «Мы не ведем войну против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию, как класс», — инструктировал чекистов Лацис. Так в чем разница между национал-социализмом и социал-интернационализмом? В том, что один истребляет расы, а другой классы? Кстати, и те и другие создавались как партии «пролетариата».
Еще в апреле 1923 года ведущий большевистский теоретик и «любимец партии» Н.И. Бухарин заметил: «Характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни была партия, усвоили себе и применили на практике опыт русской революции». И далее: фашизм — «…это полное применение большевистской практики и специально русского большевизма: в смысле быстрого собирания сил, энергичного действия очень крепко сколоченной военной организации… и беспощадного уничтожения противника, когда это нужно и когда это вызывается обстоятельствами».
Нацисты вполне согласны с «Бухарчиком». Из донесения Главного управления имперской безопасности: «Это все равно, называется ли правительство нацистским, фашистским или советским, принцип один. Воля диктатора — закон. Он жестоко подчинен этой воле. Собственность полностью конфискуется… Патриотизм становится слепой покорностью господствующему классу… Между деспотизмом и демократией не может быть компромисса».
23 августа 1939 года кремлевский и берлинский «мечтатели» договорились о разделе сфер влияния в Европе. С этого момента и до весны 1941 года Германия совершила агрессию против девяти государств, СССР за этот же период — против шести. Причем потери в людях и боевой техники «нейтрального» Советского Союза намного превзошли потери воюющего вермахта. На этом лимит советско-германской дружбы был исчерпан.
Двум самым агрессивным режимам предстояло неминуемое открытое столкновение друг с другом, исключавшее «всякую возможность достижения каких-либо компромиссов».
Поскольку главным инструментом «блицкрига» являлись моторизованные соединения, самое время спросить, а сколько танков было у Гитлера? В 1933 году по известным причинам Германия не имела ни одного танка. Правда, разработки уже велись.
В 1931 году инспектор автомобильных войск рейхсвера генерал-майор Освальд Луц выдвинул проект формирования крупных танковых соединений. Оценив результаты экспериментов с «тракторами» как неудовлетворительные, он отдал указание приступить к разработке проекта 5-тонного танка для использования его в учебных целях.
Заказ поступил четырем фирмам: «Даймлер-Бенц», «Рейнметалл-Борзинг», МАН и «Крупп». Последняя уже располагала готовым проектом «малого трактора». Новый танк получил дезинформирующее название — «сельскохозяйственный тягач». Первый прототип был готов в июле 1932 года.
При постройке шасси немецкие инженеры применили технические решения, использованные в конструкции английского легкого танка «Карден-Ллойд» Мк. VI. Два шасси этой машины в 1929 году купил у Англии Советский Союз и предоставил их немцам. После испытаний и внесения конструктивных изменений первые 15 серийных танков были готовы к концу апреля 1934 года. Они поступили на вооружение учебной команды автомобильных войск в Цоссене.
После прихода к власти Гитлера подготовка к войне началась полным ходом. В короткий срок Германия воссоздала мощную военную промышленность, способную производить в больших количествах вооружение новейшего типа. В 1934 году началось серийное производство танков. Вскоре цоссенскую учебную команду преобразовали в 1-й танковый полк. На базе аналогичной части в Ордурфе был сформирован 2-й танковый полк. В 1935 году, после денонсирования Версальского договора, о создании танковых частей объявили публично. Летом того же года оба полка участвовали в маневрах около Мюнстера.
Примерно в это же время была введена унифицированная система обозначений для всех подвижных средств вермахта. «Тягач» Круппа получил обозначение Panzer-kampfwagen I Ausf. А (танк I, модификация А). Мы будем придерживаться устоявшегося в советской литературе названия T-I, это не совсем правильно, зато удобно в написании. Компоновка этой машины — двигатель сзади, трансмиссия спереди — стала классической для немецких танков. T-I находился в производстве вплоть до 1939 года, всего выпущено 1569 единиц в четырех модификациях. Пулеметное вооружение, небольшой вес и размеры этих машин скорее соответствуют танкетке.
Тем не менее в 1935 году началось формирование первого крупного танкового соединения — 1-й танковой дивизии. Немецкая танковая дивизия «образца 1935 года» состояла из двух полков. Каждый полк, в свою очередь, состоял из двух танковых батальонов по четыре боевых и одной штабной роты. Всего в танковой дивизии было 22 роты. Танк T-I был в то время единственным, состоявшим на вооружении «панцерваффе».
Правда, была выпущена небольшая партия тяжелых трехбашенных танков NbFz. Их вооружение состояло из двух пушек (37-мм и 75-мм) в центральной башне и четырех пулеметов калибра 7,92 мм, находившихся в двух небольших, диагонально разнесенных башенках. Вес танка был 35 тонн, скорость — 35 км/ч. Однако бронирование оказалось слишком легким. Поэтому данная модель осталась, по существу, экспериментальной.
К 15 октября 1935 года вермахт имел уже три танковых дивизии: 1-я танковая дивизия под командованием генерала Вейхса располагалась в Веймаре; 2-я дивизия под командованием полковника Гудериана дислоцировалась в Вюрцбурге; 3-я дивизия под командованием генерала Фессемана — в Берлине.
Впервые немецкая танковая техника получила боевое крещение в 1936 году в Испании, куда в помощь франкистам были направлены 180 танкистов и 41 танк T-I. Очень быстро выяснилось, что немецкие машины, имевшие только пулеметное вооружение, уступали танкам республиканцев, вооруженным 45-мм пушкой. Под влиянием войны в Испании гитлеровская Германия ускоренными темпами завершает разработку танков с пушечно-пулеметным вооружением, проектирование которых было начато еще в 1934 году. В конце 1936 года на вооружение приняли танк T-II, а в 1937 году — танки T-III и T-IV. Год спустя началось их серийное производство.
В 1939 году в немецкой армии существовало уже несколько разных типов танковых частей, которые значительно различались по численности парка. В большинстве танковых дивизий имелось по два танковых полка. Кроме того, на базе кавалерийских частей создавались легкие дивизии. Организация легких дивизий была различной. Например, в 1-й легкой дивизии имелся танковый полк и отдельный танковый батальон, а в 3-й и 4-й дивизиях было только по одному танковому батальону. В производстве находились танки T-II, 38(t) (бывший чешский), T-III и T-IV. Но к началу Польской кампании основной боевой машиной вермахта продолжал оставаться T-I. На 1 сентября в первой линии находилось 1445 единиц, что составляло 46,4% танкового парка.
Летом 1939 года Франция, считавшаяся самой сильной в военном отношении европейской страной, имела 3286 танков, Великобритания — 547, Польша — 887, а США — чуть более 500. Германия вступила во Вторую мировую войну, имея шесть танковых дивизий и 3419 танков. Это, конечно, много, и это свидетельство самых агрессивных намерений нацистов.
Германским бронированным кулакам хватило ударной мощи, чтобы сокрушить армии своих противников в Европе. Третий рейх достиг пика своего могущества, и к лету 1941 года в вермахте находилось 5639 боевых машин, в том числе 377 штурмовых орудий и 330 командирских танков с одним пулеметом в невращающейся башне. Правда, все тех же типов. Уверовав в превосходство немецкой техники, фюрер отказался финансировать новые разработки. Для нападения на СССР германский Генштаб смог выделить, поданным Б. Мюллера-Гиллебранда, 3686 танков (с учетом резерва Верховного командования и без учета огнеметных машин) и 250 штурмовых орудий, а по подсчетам А.В. Лобанова, опубликованным в «Военно-историческом журнале» в 2003 году, — и вовсе 3202 танка и 250 «артштурмов».
Уже в ходе войны перед коммунистическими идеологами и их летописцами встала трудная задача: с одной стороны, поведать массам о грандиозных успехах социалистического строительства в 30-е годы и тысячах выпущенных танков, с другой — доказать, что танков у нас было «все же в несколько раз меньше, чем у немцев». Так родилась формула, что «накануне вероломного нападения фашистской Германии на СССР в Красной Армии насчитывался 1861 танк KB и Т-34 (636 и 1225)» — вот их только и предлагалось считать полноценными боевыми машинами, а все остальные (двадцать четыре тысячи) были «легкими и устаревшими».
Но легкий танк — еще не значит плохой, каждая машина в зависимости от вооружения и весовой категории имеет свое боевое предназначение. Так, уже в ходе войны советская промышленность выпустила более 14 000 новейших легких танков Т-60 и Т-70.
И тогда формулу слегка подправили: ВСЕ предвоенные советские танки, кроме KB и Т-34, превратились в «легкие машины устаревших типов». Почувствуйте разницу! Может быть, действительно к 1941 году вся армада советской бронетехники была, как выражался Ворошилов, «никому не нужным хламом», а не оружием? Возможно, немецкие танки обладали большим качественным превосходством, а советские конструкции оказались морально устаревшими и непригодными в современной войне?
Однако до июня 1941 года советские генералы и маршалы гордились своей боевой техникой, а немецкая у них никаких восторгов не вызывала. Накануне войны с разрешения Гитлера делегации Советского Союза была продемонстрирована вся новейшая боевая техника вермахта, в том числе бронетанковая, и впечатления она на наших военных не произвела. Генерал Гудериан по этому поводу вспоминал: «Весной 1941 года Гитлер отдал приказ показать советской военной делегации наши танковые заводы и учебные центры. Гитлер особо подчеркнул, что следует показывать, ничего не скрывая. Советские офицеры, осмотрев все, категорически отказались верить, что танк T-IV является нашим самым тяжелым танком. Они постоянно повторяли, что мы прячем от них наши самые новейшие машины».
То есть самый новейший и самый тяжелый немецкий танк весом в целых 20 тонн для советских специалистов в то время уже был вчерашним днем. В Красной Армии еще в декабре 1939 года был принят на вооружение и прошел успешную проверку в Зимней войне 48-тонный KB, запущена в серию 27-тонная «тридцатьчетверка». Немцы не только показали всю свою технику, но и продали ее образцы по выбору гостей. Так, наряду с самолетами, русские приобрели основной танк вермахта T-III.
Отсюда вывод: советские генералы перед войной, в отличие от немецких, имели возможность ознакомиться с боевыми машинами противника, они знали, с чем они встретятся на поле боя, и это их ничуть не пугало. И это при том, что наша разведка в своих сводках завышала число имеющихся в вермахте танков более чем вдвое, по сравнению с их реальным количеством. В Москве считали Германию равноценным противником, который, однако, с военной точки зрения не имел ничего особенного ни в артиллерии, ни в авиации, ни в танках. По мнению Сталина, военная техника Германии «отстает не только от нашей, но в отношении авиации ее начинает обгонять Америка».
Если T-IV был самой мощной машиной «панцерваффе», то что собой представляли остальные?
В момент нападения на Советский Союз германская армия имела на вооружении следующие типы танков: T-I, T-II, T-III, T-IV, 35(t) и 38(t).
Танк T-I имел боевую массу 5,4 тонны. Карбюраторный двигатель «Крупп» М305 мощностью 57 л.с. позволял развивать максимальную скорость 57 км/ч. Вооружение состояло из двух 7,92-мм пулеметов «Дрейзе» MG-13. Часть машин была выпущена в командирском варианте: с одним пулеметом или вообще без вооружения. Бронирование: лоб — 18 мм, борт и корма — 14 мм, башня — 15 мм. В целом T-I, имевший высоту 172 сантиметра и с трудом умещавший двух членов экипажа, — скорее танкетка. От последней он отличался наличием вращающейся башни и несколько большей толщиной броневых листов.
Боевое крещение танк получил в Испании в составе 88-го батальона «Легиона Кондор», где быстро выяснилось, что при встрече с русскими Т-26 и БТ-5 у него нет никаких шансов на успех. Слишком слабым было вооружение и бронирование. Попытка установить на T-I хотя бы 20-мм пушку успехом не увенчалась.
Таким образом, к началу Второй мировой войны это была, безусловно, устаревшая и снятая с производства машина. Опыт Польской кампании подтвердил, что танки T-I совершенно не отвечают требованиям современной войны. Их можно было использовать только в качестве разведывательных машин, да и то лишь там, где у противника не было собственных танков или артиллерии. Дело дошло до того, что танкисты из 1 -й танковой дивизии после битвы под Томашув-Любельским пересели на трофейные польские танки 7ТР, побросав собственные T-I.
Для «Восточного похода» вермахт выставил 410 танков T-I, в том числе 230 командирских. Все они были утеряны к декабрю 1941 года. Свое мнение об эффективности их использования генерал Гальдер зафиксировал в дневнике на двенадцатый день войны: «Танки T-I являются обузой для частей, и их следует отправить в тыл для охраны отечественной территории, охраны побережья, а также в целях боевой подготовки». А советский маршал К.С. Москаленко вспоминал, как его бригада отгоняла легкие танки противника огнем крупнокалиберных пулеметов ДШК.
Разведывательный танк T-II представлял собой более полноценную боевую машину. Его боевая масса 9 тонн, экипаж 3 человека. При мощности карбюраторного двигателя «Майбах» в 140 л.с. он развивал максимальную скорость 40 км/ч. Вооружение состояло из 20-мм автоматической пушки и одного пулемета калибра 7,92 мм. Толщина брони — 15 мм.
Как и T-I, этот танк побывал в Испании в рядах франкистов, где продемонстрировал те же недостатки. После этого на T-II были усилены части бронекорпуса, наиболее подверженные вражескому огню. Лоб башни усилили дополнительными бронелистами толщиной 14,5 и 20 мм, лоб корпуса — 20 мм. Общая толщина лобовой брони достигла 30 мм, усилить вооружение танка оказалось невозможно из-за малых размеров башни.
Опыт войны в Польше подтвердил, что T-II может быть использован только при отсутствии сильной противотанковой обороны, для танка поддержки пехоты его броня была слишком слабой. Обычный артиллерийский снаряд пробивает броню толщиной примерно равной его калибру. Поэтому броня T-II легко прошивалась снарядами 37-мм противотанковых и 75-мм полевых пушек польской армии.
22 июня 1941 года на советских границах находилось 746 танков T-II. Они могли вести бой на равных только с советскими легкими машинами типов Т-37, Т-38 и Т-40 (которых в Красной Армии было 3592 единицы). Против Т-26 или БТ-7 пушка немецкого танка была эффективна только на короткой дистанции (до 300 метров), в то время как 45-мм русские пушки могли поразить T-II на значительно больших расстояниях.
Наконец, отметим, что и T-I, и T-II изначально проектировались и строились как учебные машины из расчета на то, что они составят тренировочную базу немецких танкистов. В марте 1940 года производство T-II было свернуто, за второе полугодие 1939 года было выпущено всего 22 единицы. Однако неудовлетворительная поставка более новых машин заставила немцев вновь модифицировать T-II, лишь в 1942 году его вывели из состава танковых полков.
Еще одной, безусловно, устаревшей машиной в рядах «панцерваффе» был легкий танк 35(t). Выпускавшийся чехословацкими фирмами «Шкода» и ЧКД танк LT vz.35 относился к тому же классу, что и советский Т-26 или польский 7ТР. Боевая масса составляла 10,5 т, экипаж 4 человека. 6-цилиндровый карбюраторный двигатель мощностью 120 л.с. позволял танку двигаться с максимальной скоростью 34 км/ч. Весь корпус LT vz.35 был клепаным. Его броневые листы собирались на каркасе из уголков. Такую же конструкцию имела и башня. Толщина броневых листов колебалась от 8 до 25 мм. Лобовая броня выдерживала обстрел из 20-мм пушки с дистанции 250 м. Вооружение состояло из 37-мм полуавтоматической пушки и двух 7,92-мм пулеметов.
После оккупации Чехии и Моравии 15 марта 1939 года Германии досталось 218 машин LT vz.35. Немцам танк понравился. Это вполне понятно, учитывая, что основной машиной вермахта в то время был T-II. Чехословацкий танк значительно превосходил все немецкие легкие танки по мощи вооружения, имея такую же броневую защиту и скорость. Это была надежная и легко управляемая машина; благодаря сервоприводам на сжатом воздухе облегчалось управление трансмиссией и тормозами. После испытаний и доработки чехословацкие танки поступили на вооружение под обозначением 35(t). В составе вермахта они участвовали в Польской кампании.
В боевых частях, развернутых на советской границе, имелось 149 этих машин в группе армий «Север» (6-я танковая дивизия). В условиях русской зимы танкам 35(t) пришлось туго: например, на морозе начисто замерзала система сжатого воздуха на сервоприводах, и танк выходил из строя. 10 декабря 1941 года был подбит последний 35(t) на Восточном фронте. Больше в боевых частях эти машины не использовались.
С большой натяжкой можно отнести к новейшим и другой легкий танк, разработанный фирмой ЧКД. Серийное производство его началось в 1939 году, уже после оккупации Чехословакии Германией. Танки LT vz.38 по немецкой системе получили обозначение 38(t).
Танк имел боевую массу 9,7 т, мощность двигателя 125 л.с, скорость хода по шоссе 42 км/ч. Вооружение и бронирование было таким же, как и на 35(t). На более поздней модификации толщина лобовой брони была доведена до 50 мм, борта — до 30 мм. На 22 июня 1941 года в пяти немецких дивизиях первой линии имелось 623 танка 38(t). Почти все они к концу года были потеряны.
Поделиться книгой: