Но юнцу это явно было неинтересно, и они пошли на кладбище. Отыскав удобное надгробие, юнец встал на колени, расстегнул Татему брюки и начал делать ему минет. Однако в течение всего этого процесса Татем мог думать только о Клайве Хоуле. Мысли его витали где-то далеко, а на лице сохранялось отсутствующее выражение, и он совершенно не мог сосредоточиться на приближающемся оргазме.
Футбольная площадка располагалась в спортивном центре, принадлежащем "Арсеналу". В соответствии с английским стилем, здание было лишено каких-либо эстетических излишеств. Это был огромный уродливый ангар с металлическими фермами, поддерживавшими крышу, и безжалостными неоновыми лампами, освещавшими с десяток мужиков, которые сопя и пыхтя носились за мячом. Их вопли и крики тренеров эхом отдавались от блестящих кирпичных стен. Некоторые из игроков были в корсетах, ноги других были затянуты в ярко-голубые эластичные трико, но ни хлопок, ни синтетика не могли скрыть обвисшие мышцы. В самые впечатляющие доспехи был облачен Клайв Хоул. Он изображал бомбардира, скрывающегося за двумя нападающими и оттягивающего на себя защитников, но на самом деле он был просто пожилым человеком, неуклюже бегающим по полю.
Татем и Черри сидели за боковой линией, наблюдая за игрой. На Татеме была надета футбольная форма.
— Только подумать, руководители всех главных телевизионных каналов и студий страны, — заметил он. — Интересно, что они о себе думают?
— Наверно, считают, что выглядят вполне прилично, — ответила Черри, — ну не то чтобы настолько замечательно, как в дни своей молодости, но вполне достойно. Думают, что по крайней мере держат себя в форме. А это означает, что до тех пор, пока они будут держать себя в форме и будут играть в футбол, смерть им не грозит. Они ведь играют не друг с другом, а со смертью.
Но Татем ее не слушал.
— И ты думаешь, это подходящее место для того, чтобы заставить его поговорить?
— Ему будет некуда деться, если ты окажешься на поле вместе с ним.
— Откуда ты знаешь, что мне удастся войти в игру?
Черри рассмеялась:
— Ты только посмотри на них. Могу поклясться, что через пять минут кто-нибудь из них получит травму.
И Татем наконец произнес то, о чем только и мог думать в течение нескольких последних месяцев:
— Странно, почему он ничего не может решить?
— Потому что до тех пор, пока решение не принято, он не может ошибиться. Его никто не сможет обвинить в принятии ошибочного решения, поэтому он вообще ничего не решает.
— Но он так боролся за это место, помнишь все эти слухи о Тони Клиффе, который должен был получить эту должность? А теперь Клайв как собака на сене… Нет, ему, конечно, нравится его работа, она ему так нравится, что он не хочет ничего делать, чтобы не дай бог не лишиться ее. И еще одна пикантная подробность: он очень боится кому-нибудь не понравиться. Он никому не хочет отказывать, чтобы никого не огорчать.
— И при этом все его на дух не переносят!
— Но он же об этом не знает — все продолжают ему улыбаться в надежде, что он даст зеленый свет их программам…
В этот момент один из толстых лысых игроков сделал немыслимый рывок к мячу, и откуда-то из его паха раздался такой треск, который услышали, наверное, во всем Ислингтоне. Воя от боли, он рухнул на зеленое покрытие, и врачи вынесли его с поля.
— Ну вот, — удовлетворенно заметила Черри. — Пол Фейнберг, глава Лондонского телевидения и обладатель премии Кристофера Рива за самостоятельно причиненную себе спортивную травму.
Татем поднялся и подошел к краю поля.
— Э-э… вам не нужен еще один игрок? — поинтересовался он. Среди игравших было несколько сотрудников Би-би-си, которые знали его, и Клайв Хоул не успел еще и рта раскрыть, как они согласились, приняв его за своего.
Татем трусцой выбежал на поле и занял то же положение защитника, на месте которого играл пострадавший. Через некоторое время Клайв получил мяч и ринулся к воротам, позабыв о том, что там его поджидает Татем. Тот мастерски заблокировал ему проход, не отнимая мяч, но и не давая пройти дальше. Клайв было попробовал отдать мяч своему товарищу по команде, но Татем отпасовал его обратно.
— Клайв, мне надо поговорить с тобой о "Сальном спокойствии", — прошептал он ему на ухо.
— Разве мы не можем обсудить это на работе? — выдохнул Клайв.
— Я пытался это сделать, но ты выскочил в окно… И теперь я хочу, чтобы ты прямо сейчас принял решение — запускаем мы его или нет.
Взгляд Клайва выражал полный ужас. Забыв о мяче, он очертя голову бросился на стену и без чувств рухнул на пол. Татем с озлобленным видом уставился на то, как собираются игроки вокруг бездыханного тела Клайва. Черри встала со своего места и сняла пальто, под которым тоже оказалась футбольная форма.
— Похоже, ребята, вам нужен еще один игрок, — промолвила она.
Татем и Черри получили приглашение на обед от своих друзей Виктории и Майлза. Виктория была визажисткой, а Майлз художником-декоратором на Би-би-си. Они нажали кнопку домофона, и дверь с дребезжанием открылась. В голосе Виктории слышались какие-то плаксивые нотки, но с этими домофонами такое случается — они всегда искажают звуки.
Татем и Черри поднялись по лестнице и постучали в дверь. Та отворилась, и голая Виктория с рыданиями бросилась в объятия Татема. Татем попытался ее утешить, не прикасаясь руками к различным частям ее тела, в результате чего дело кончилось тем, что он начал гладить ее внутренней стороной предплечий, усердно выпячивая при этом зад, чтобы не тереться пахом о треугольник ее густых черных лонных волос.
— Вик, Вик, что случилось? — повторял он, но рыдания не давали ей произнести ни слова.
За ее обворожительным обнаженным плечом просматривалась квартира. Все было выдержано в черных тонах: черными были не только стены, но и мебель, вазы, цветы, картины, афиши, телевизор, пальто, висящие на вешалке, — в общем, всё.
— Так вы занимались декором, Вик? — спросил Татем.
Этот вопрос словно пробудил у Виктории дар речи.
— Это Майлз. Он потратил несколько месяцев, чтобы сделать декорации к этой постановке. А потом Клайв Хоул… он сказал, что хочет внести изменения в сценарий, типа чтобы главной героиней была собака, а не женщина, и чтобы все происходило не в Барнсли, а в Финляндии… ну и всякое такое. Поэтому Майлз вчера вернулся домой и сделал это, а теперь он в психушке и… О господи.
Из ванной с диким лаем выскочила большая черная собака.
— До вчерашнего дня он был далматинцем… — всхлипнула Виктория.
Клайв Хоул в сопровождении большой группы туристов двигался по длинному подземному коридору Телецентра.
— А это одна из наших новых цифровых монтажных, — пояснил он, указывая на одну из дверей. — Каждая машина содержит тысячу гигабайтов памяти и может осуществлять до десяти миллионов операций в секунду. Не хотите заглянуть внутрь?
— Нет-нет, мистер Хоул, вы и так уже потратили на нас уйму времени, — скороговоркой произнесла какая-то испанка. — Знакомство с главой сценарного отдела само по себе является потрясающим событием, Уолт Дисней Младший уж точно не стал бы водить нас по Диснейленду, по крайней мере не стал бы тратить на нас три часа…
— Это не составило мне никакого труда. Очень важно, чтобы налогоплательщики знали о положении вещей, в конце концов мы ведь существуем на ваши деньги.
— Ну не совсем, — возразила испанка, — потому что, видите ли, мы все являемся иностранными туристами.
— Да, но…
В этот момент одна из дверей распахнулась и в коридор вышел пожилой человек в длиннополом пиджаке, свидетельствовавшем об аристократизме его обладателя. При виде Клайва на его лице отразилось удивление, после чего он поспешно приблизился к нему.
— А-а, Клайв, как кстати, — промурлыкал он с патрицианской ленцой. — Я уже несколько недель пытаюсь тебя поймать.
Клайву явно стало не по себе.
— Э-э, а-а… да. Позволь, я представлю тебя нашим зарубежным гостям. — Он повернулся к группе и произнес, указывая на своего собеседника: — Это сэр Маркус Уилби, он возглавляет наш финансовый отдел. — После чего, повернувшись к сэру Маркусу, начал представлять туристов: — Это сеньора Аснар из Севильи, мистер и миссис Номура из Кобе, Виллиджеры из Бойсе, штат Айдахо, мистер…
— Ладно-ладно, думаю, дамы и господа простят нас, если я отвлеку тебя на пару минут…
Туристы энергично закивали, и Маркус, взяв за руку сопротивлявшегося Клайва, повел его в сторону. Туристы не преминули воспользоваться предоставившейся возможностью и бросились наутек с такой скоростью, словно опаздывали на последний самолет из окруженного вьетконговцами Кхесана.
— Коридор не самое удобное место, чтобы говорить об этом, но, учитывая то, как тебя трудно поймать… — начал сэр Маркус. — На прошлой неделе я был на заседании совета директоров, и одним из первых пунктов в повестке дня стоял вопрос о расходовании средств…
Сердце Клайва забилось и затрепетало, как канарейка в клетке.
— Да, ну…
— И все сошлись во мнении, что ты, проделав огромную работу, еще и сократил расходы на создание новых программ…
Канарейка плюхнулась на пол, задрав лапки.
Клайв не знал, что ему делать. И внезапно у него возникло искушение перейти на испанский.
— Si, bueno, рего mis amigos esta… э-э… м-м-м… да, нет, то есть да… мы стали меньше тратить на постановку новых шоу. Но хотя выпуск новой продукции, возможно, несколько сократился… э-э… в действительности, на самом деле, через несколько месяцев… вот разве что…
Сэр Марнус снисходительно улыбнулся.
— Ну неважно, всегда ведь есть что поставить в программу. Я просто хочу сказать, что людям нужно смотреть телевизор. Какую бы чушь там ни демонстрировали. В конце концов, если народ лишить телевидения, ему придется смотреть на отвратительно ужасающую бессмысленность бытия, а этого никто не хочет, не так ли? — Сэр Маркус снова улыбнулся и похлопал Клайва по плечу: — Сокращение расходов — это замечательно, но теперь их пора увеличивать.
И, повернувшись, он двинулся прочь, напевая себе под нос увертюру "1812 год" Чайковского, удачно воспроизводя грохот пушек и победный колокольный звон московских церквей.
Черри не успела вернуться домой в свою душную квартиру после ночных занятий по кик-боксингу, как раздался телефонный звонок.
— Татем, Татем! — закричала она, но мужа дома не оказалось, и ей пришлось самой снять трубку. Несколько мгновений она молчала, слушая своего собеседника, потом произнесла пару слов и повесила трубку на рычаг. Когда через полчаса домой вернулся Татем, она сидела на большом белом диване.
— Татем, — сказала она, — тебе звонили. Боюсь, у нас плохие новости.
— О господи, что еще? — взвизгнул Татем.
— Звонила твоя сестра. У твоего отца удар, он в больнице в Ипсвиче.
— Слава тебе господи… я думал, это Клайв Хоул решил зарезать наш сериал…
И только тут, осознав, что сказал, он разразился рыданиями.
— Ты видишь, до чего он меня довел, — я уже радуюсь тому, что у папы удар. О господи… Господи… как мне плохо… я не хочу быть таким… не хочу… у меня опять начинается приступ страха… мне не хватает воздуха…
Татем взял "сааб" и отправился в Ипсвич. Благодаря позднему часу ему удалось припарковать машину прямо перед главным входом с огромными вращающимися дверями и обилием зелени за стеклянными перегородками. "По крайней мере, это хоть отвлекло меня от мыслей о Клайве Хоуле", — подумал он. И только потом он понял, что сама эта мысль свидетельствовала о том, что он не прекращал о нем думать. Тогда он начал размышлять о том, не тошнит ли растения от этого постоянного кружения дверей, и так незаметно добрался до регистраторской, где ему указали, как пройти к отцу на отделение интенсивной терапии. По коридору взад и вперед ходила его сестра Одри. Они обнялись.
— Как он?
— Ничего. Главное, как он будет себя чувствовать в ближайшие двадцать четыре часа, — его подключили ко всем возможным аппаратам, которые должны помочь. Заходи.
Она медленно и осторожно открыла ведущую в палату дверь, словно к той предыдущим недовольным пациентом была привязана граната, и они проскользнули внутрь.
Кроме отца Татема там находилось еще три пациента, каждый из которых был подключен к множеству аппаратов, — они словно вросли в стариков, опутав их паутиной проводов. Медсестра стояла склонившись над чьей-то неподвижной фигурой. Татем заранее подготовил речь для прощания с отцом, но успел произнести лишь: "Папа, я…" — в этот момент все аппараты вдруг заверещали и загрохотали. Палата словно заполнилась невидимыми звездолетчиками, которые наперебой начали кричать: "Тревога! Тревога! Внимание! Внимание! Перегрузка! Перегрузка!"
— Что это за ё-моё, что происходит?! — закричала медсестра в совершенно несвойственной для медицинского персонала лексике. — Что это за энергетический взрыв?
Заметив Татема, она бросилась к нему и, распахнув его пиджак, обнаружила под ним два мобильника и три пейджера, прикрепленных к рубашке.
— Выключите это сейчас же! — заорала она.
— А что, если мне позвонит Клайв Хоул?
— Мне наплевать, кто вам там будет звонить! Выключайте!
Регулярная возня с мертвецами, оказывается, может придать молодой особе недюжинные силы: медсестра схватила Татема за руку и вышвырнула его за дверь.
— Если ты не хочешь угробить своего папочку, быстро вырубай это! — добавила она. — Ты что, не видел объявления? Вход с мобильными телефонами запрещен!
— Я не думал, что это относится ко мне…
— С чего бы это?
— Я работаю на телевидении…
По прошествии некоторого времени Татема снова впустили в палату. Его отец уже открыл глаза и теперь обратился к нему слабым голосом:
— Сынок, я должен кое-что сказать тебе — мне в этом призналась твоя мать перед смертью. Отнесись к этому спокойно. Я тебе не отец. Ты же знаешь, как твоя мать любила Кена Додда, считала его лучше всех на свете. Ну так вот, когда он играл в ипсвичском "Гомоне" в шестидесятых, она прошла за кулисы, и он пригласил ее в свою гримерку… ну и…
Татем не стал это слушать.
— Ладно, папа, прости, мне надо выйти и кое-что проверить, — порывисто сказал он.
Он встал и вышел из палаты. Старик снова откинулся на подушку, и после этих последних усилий с ним произошла еще целая череда ударов, которые лишили его дара речи.
Татем вышел из больницы и остановился в предутренней английской дымке, судорожно включая все свои телефоны и пейджеры и проверяя, нет ли на них каких-нибудь сообщений. Сообщений не было.
— Черт! — взвыл он и набрал номер.
— Здравствуйте… да, я абонент вашей службы, — произнес он, когда ему ответили. — Я жду сообщения… и мне хотелось бы знать, не теряются ли они иногда… сообщения… из-за солнечной активности или еще из-за чего-нибудь? Нет? Понятно, ну спасибо.
Он замер с задумчивым видом, и тут к нему подошел человек внушительной комплекции.
— Привет.
— Привет.
— Я приехал для участия в шоу "Костолом II", устраиваемом Всемирной ассоциацией боев без правил. У меня сегодня выходной, и я хотел спросить, не знаешь ли ты здесь какой-нибудь круглосуточной сауны?
— Прости, дружище, я нездешний, — ответил Татем и двинулся обратно в больницу, оставив борца в полном недоумении.
Клайв Хоул сидел за столом и пытался сосредоточиться на чтении сценария Татема и Черри, но слова плясали у него перед глазами, разбегаясь черными кругами, как бывает, когда тебе кто-нибудь заедет в глаз. Он не знал, что ему делать. Осторожно положив сценарий на стол, он в отчаянии схватился за голову. Однако через несколько секунд раздавшиеся снаружи звуки вернули его к реальности. Через окно было видно, как рабочие восстанавливают поваленную секцию заграждения, через которую он совершал свои побеги. За работой наблюдала Черри. Потом она повернулась в сторону окон его кабинета и наградила его презрительным взглядом.