Тиханов на неверных ногах — теперь-то он знал, чем вызвано это недомогание,— прошел к старинному столу, стоявшему у окна. Выглянув из него, он понял, что находится в угловом помещении, выходящем окнами на открытый бассейн и на ресторан, примостившийся высоко над пляжем, утыканным солнцезащитными зонтиками.
Повернувшись спиной к окну, Тиханов оглядел помещение, в котором оказался. Здесь был трехместный диван, кофейный столик со стеклянной столешницей, рядом с которым стояли два мягких кресла, а также два стула, обтянутых атласом серебристого цвета. Судя по всему, доктор Мотта был состоятельным человеком и ни в чем себе не отказывал. Мысленно констатировав этот факт, Тиханов решил, что оказался в надежных руках, и в его душе вновь проснулась надежда.
Его размышления относительно того, куда сесть, прервал громоподобный голос с сильным немецким акцентом:
— Мистер Толли? Рад вас видеть! Присаживайтесь на диван.
Тот, кто произнес эти слова, оказался энергичным дородным мужчиной, одетым в фиолетовый халат, из-под которого торчали волосатые ноги. Его рыжие волосы были уложены в высокую прическу с франтоватым коком сверху. Маленькие узкие глазки, большой, похожий на плавник акулы нос, розовые, свежевыбритые щеки.
— Я доктор Мотта. Простите меня за фривольный наряд. Я прямиком с пляжа. Чудесное место! Вы здесь раньше бывали?.
— Нет, не приходилось.
— Мне тут нравится. Советую и вам задержаться на несколько лишних дней. Не пожалеете.
Доктор Мотта опустился на диван, который под его тяжестью издал жалобный вздох.
— Я знал, что вы придете в обеденное время,— продолжал Мотта,— и предположил, что вы будете голодны как волк. Поэтому я позволил себе заказать для нас обед. Заниматься делами всегда лучше на полный желудок. Так что сначала перекусим, а заодно и познакомимся.
— Очень любезно с вашей стороны,— сказал Тиханов, но тон его был напряженным и жестким.
Ему не хотелось терять время на всякие глупости. Нужно скорее переходить к делу, ради которого он сюда приехал. Однако отказываться от предложения пообедать было бы невежливо, а он не хотел с самого начала портить отношения со своим потенциальным спасителем.
Доктор Мотта набивал табак в прямую вересковую трубку.
— Не будете возражать, если я закурю? — спросил он.— Вообще-то во время сеансов я и сам не курю, и своим пациентам не позволяю, но сейчас мы не в клинике, так что можно расслабиться.
— В таком случае я тоже закурю,— отозвался Тиханов и полез в карман за сигаретами.
Позвонили в дверь, и на пороге появился официант в белой форменной куртке, толкавший перед собой тележку, уставленную блюдами. Пока он расставлял блюда на кофейном столике, Мотта смотрел на них горящими от голода глазами. Попыхивая трубкой, он изучал каждое кушанье.
— Пожалуй, стоит начать с салата а-ль-уазо, затем отдадим должное седлу барашка и запьем все это крепким французским кофе. Сладкое я заказывать не стал, но, если вы пожелаете что-нибудь из десертов, советую шоколадный крем.
— Нет, благодарю вас, тут и так всего хватает.
Опустошив тележку, официант сказал:
— Если вам что-то не понравится, позвоните, пожалуйста, в службу обслуживания номеров. А когда закончите, дайте нам знать, я приду и заберу грязную посуду.
Затем он ушел, а доктор Мотта проговорил, выбивая пепел из трубки:
— Ну что ж, приступим. Поедим, а после и поговорим.
— Хорошо,— согласился Тиханов и принялся накладывать в тарелку салат.
— Мне лишь в общих чертах сообщили о характере вашего заболевания, — проговорил доктор Мотта, не переставая жевать.— Я знаю, что у вас обнаружили мышечную дистрофию, но этот диагноз вовсе не означает смертный приговор. Медицина знает ряд случаев успешного излечения этой болезни. Все зависит от обстоятельств. Посмотрим, посмотрим…
Тиханова захлестнула волна облегчения. Он смотрел на доктора Мотта как на избавителя, который уже спас ему жизнь.
— Вы обследуете меня? — с замирающим сердцем спросил он.
— Если в этом возникнет необходимость,— откликнулся Мотта, энергично работая челюстями.
Тиханов прикоснулся к конверту, лежавшему на диване рядом с ним.
— Доктор Карп прислал результаты исследований и анализов…
— Очень хорошо, я непременно с ними ознакомлюсь. Тогда и выясним, что можно сделать.— Доктор Мотта поднял глаза на своего гостя.— А знаете, у меня ведь были случаи, когда удавалось излечить пациентов от этой болезни.
— Да,— кивнул Тиханов,— поэтому доктор Карп и направил меня к вам. Он рассказал мне о ваших успехах, но упомянул и о двух неудачах.
— Неудачах? Ну да, конечно, куда же без них! Bсe зависит от того, насколько запущена болезнь, как далеко зашла атрофия мышц.— Мотта промокнул губы льняной салфеткой.— Мышечная дистрофия не мой профиль, но она нередко сопровождает другие болезни, которые я лечу. Вы хоть знаете, в какой области я работаю?
— К своему стыду, весьма приблизительно,— извиняющимся тоном проговорил Тиханов.— У меня не было времени выяснить это. Я знаю лишь то, что сказал доктор Карп. А он сообщил мне, что вы занимаетесь омоложением пациентов с помощью регенеративных технологий.
— Выходит, вы все-таки имеете хоть какое-то представление о моей деятельности,— с самодовольной улыбкой сказал доктор Мотта.— Я был одним из немногих любимых учеников прославленного доктора Поля Неана. Он занимался с нами в своем шале в Кларансе, на Женевском озере. Он был пионером клеточной терапии, простой и поэтому гениальной. Доктор Неан готовил растворы из свежеизвлеченных органов эмбрионов ягнят. Пациентам, страдавшим недостаточной функцией щитовидной железы, он впрыскивал вытяжку из щитовидной железы неродившегося ягненка; дамам с климактерическими проблемами делались инъекции вытяжек из яичников, и так далее. Этот метод лечения берет начало в глубокой древности, и причиной его появления стало желание человека противостоять старению и телесному упадку. Само собой разумеется, он применялся по отношению ко многим недугам — от анемии до внешних и внутренних язв. Когда после смерти доктора Неана я принял его практику, мышечная дистрофия оказалась одной из многих болезней, с которыми мне пришлось иметь дело.
— А этот ваш доктор Неан… У него были успехи? — спросил заинтригованный Тиханов.
— Еще бы! Он лечил Папу Пия Двенадцатого. Он лечил короля Ибн Сайда, герцога Виндзорского, канцлера Германии Конрада Аденауэра, знаменитого английского писателя Сомерсета Моэма, актрису Глорию Свенсон и даже вашего бывшего вице-президента Генри Уоллеса. А вот когда к нему обратились с просьбой вылечить Игоря Стравинского, он отказался. У композитора обнаружили полицитемию, повышенное содержание эритроцитов в крови. Доктор Неан сразу понял, что ничем не сумеет помочь этому больному, и потому не стал браться за лечение. У меня тоже было много пациентов, имена которых гремели на весь мир, но и я брался лишь за тех, которым, как я считал, можно было оказать реальную помощь. Другим я отказывал, понимая, что время упущено и им уже не помочь. Таких я заносил в категорию неизлечимых. Но все же в большинстве случаев мне удавалось добиться успеха.
Доктор Мотта закончил трапезничать и снова промокнул губы салфеткой.
— А теперь, мистер Толли, займемся вами. Позвольте мне ознакомиться с результатами вашего обследования.— Он протянул руку, и Тиханов сунул ему конверт с бумагами от доктора Карпа.— Заканчивайте обед, а я пойду в спальню и прочитаю выписки. Там мне будет легче сосредоточиться. Думаю, это не займет много времени.
Мотта встал и направился в соседнюю комнату, на ходу вскрывая конверт.
Тиханов остался один на один с целым подносом еды, однако кусок не лез ему в горло. Он глотнул горького кофе, но тут же отставил чашку, закурил и попытался сосредоточиться на своих мыслях.
Примерно через полчаса в кабинет вернулся доктор Мотта, на ходу запихивая прочитанные им бумаги обратно в конверт. На сей раз он уселся в кресло напротив Тиханова. Лицо его было мрачным.
— Мне очень жаль, мистер Толли, но, боюсь, я не смогу вам помочь,— нараспев проговорил он.— У вас диагностирован смешанный тип мышечной атрофии, поражающий мышцы конечностей, причем болезнь сильно запущена. Диагноз не оставляет сомнений и подтвержден результатами мышечной биопсии. Я могу сделать только одно: подтвердить диагноз, поставленный доктором Карпом, и сроки, которые он вам назвал. Мне очень жаль; поверьте!
— Вы хотите сказать, что… Стоп! — Тиханов, обезумев от ужаса, сам не знал, что хочет сказать.— Подождите! Вы хотите сказать, что мне уже ничто не может помочь?
— Разве что чудо,— ответил доктор Мотта.
Часом позже Сергей Тиханов вышел из своего гостиничного номера. Раздавленный, уверенный в том, что ему вынесен смертный приговор, он пытался сосредоточиться и решить, что делать дальше. Вариантов было только два: объявить о своей болезни и этим пустить под откос всю свою дальнейшую карьеру либо выбрать жалкое подобие жизни — сидеть на печи и наблюдать за тем, как более молодые и ретивые коллеги забирают в руки власть над всем СССР.
Поскольку в сложившихся обстоятельствах Тиханов не мог принять определенного решения, он счел за благо придерживаться первоначального плана: поехать из Франции в Лиссабон, оттуда в Ялту, а там — будь что будет!
Бледный, с заплетающимися ногами, он подошел к стойке регистрации отеля. В его первоначальные планы входило купить билет на ближайший рейс до Лиссабона. Лысый консьерж занимался с другим туристом, пытаясь зарезервировать по его просьбе столик на четверых в ресторане «Ротиссери дю кок Арди». Дожидаясь, пока он освободится, Тиханов бросил взгляд на стенд, на котором были выставлены свежие номера европейских газет. Его внимание привлекло слово, повторявшееся в заголовках на разных языках: MIRACLE… MILAGRO… MIRACOLO…
Чудо.
Заинтересовавшись, он обошел стойку и приблизился к стенду. Заголовки разных газет сообщали об одном и том же событии, которое, судя по всему, обещало стать весьма заметным. Тиханов взял со стенда свежий номер «Франс суар», оставил на стойке несколько монет и, отойдя в сторону, пробежал глазами заметку с крупным заголовком: «В ЛУРДЕ СВЕРШИТСЯ ЧУДО. НАСЛЕДИЕ БЕРНАДЕТТЫ». Речь в ней шла о том, что обнаружен дневник Бернадетты Субиру, в котором она раскрывает содержание трех тайн, доверенных ей некогда Девой Марией. Сама Богородица, говорилось в статье, должна вновь явиться страждущим в Лурде примерно через три недели, в период после 14 августа, и подарить чудесное исцеление тем больным и увечным, которым особо повезет.
В иных обстоятельствах Сергей Тиханов счел бы все это типичным западным бредом, рассчитанным на безмозглого и суеверного обывателя, и выбросил бы газетенку в ближайшую мусорную корзину. Но теперь в его ушах похоронным набатом звучала фраза, которой доктор Мотта заключил их беседу. Тиханов спросил его, неужели ему уже ничто не сможет помочь. «Разве что чудо»,— ответил врач.
Размышляя о странном совпадении, этих слов с тем, что он только что прочитал, Тиханов неуклюже шаркал ногами по коричневому ковру, устилавшему мраморный пол вестибюля. Между двумя высоченными колоннами стоял узкий красный диван. Тиханов дотащился до него, сел и стал перечитывать заметку с еще большим вниманием. Это был репортаж с состоявшейся в Париже пресс-конференции какого-то французского кардинала. Тот сообщил журналистам, что Папа Римский распорядился поведать миру о содержании третьей тайны, которую Дева Мария открыла дочери мельника Бернадетте во время одного из восемнадцати явлений. Суть ее состояла в том, что Непорочная Дева в ближайшие дни вновь явится в Лурде и дарует исцеление многим больным.
В Советском Союзе расхожей стала цитата из Ленина, назвавшего религию опиумом народа. На самом же деле первым эту мысль высказал Карл Маркс, написавший: «Религия — это душа бездушного и сердце бессердечного мира, опиум народа». А Фридрих Энгельс, сподвижник Карла Маркса, добавил: «Избавьтесь от церкви, которая заставляет молча страдать рабочий народ в этой жизни, обещая ему блаженство в загробной». Ленин возвел этот принцип в закон, а Сталин потребовал, чтобы члены Коммунистической партии отказались от любых религиозных верований. Тиханов с юных лет являлся убежденным атеистом и теперь, как коммунист со стажем, он не принял всерьез эту религиозную дребедень.
Каким бы глубоким ни было его отчаяние, как бы сильно он ни жаждал исцеления, поверить в эту историю с Лурдом было просто невозможно. Тиханов уже собирался отложить газету в сторону, но тут взгляд его упал еще на одну заметку, посвященную Лурду. В ней говорилось о том, что в гроте, где бьет найденный Бернадеттой удивительный источник, произошло около семидесяти случаев чудесного исцеления. Люди из Франции, Германии, Италии, Швейцарии, страдавшие неизлечимыми болезнями, чудесным образом исцелились. Список смертельных недугов, которые были побеждены благодаря вмешательству свыше, впечатлял: остеосаркома, Аддисонова болезнь, рак шейки матки, а также еще ряд болезней, в том числе и тех, что были сродни мышечной дистрофии.
На газетной странице Тиханов обнаружил интервью с доктором Берье, директором Медицинского бюро Лурда. В нем говорилось о том, что все до единого случаи исцеления были самым тщательным образом изучены, подтверждены и засвидетельствованы мировыми светилами в области медицины. Особое внимание Тиханов обратил на одно из высказываний доктора Берье: среди счастливчиков, получивших исцеление, были не только католики, но и люди, принадлежащие к иным конфессиям, и даже атеисты.
Тиханов неподвижно сидел и переваривал прочитанное, которое произвело на него очень сильное впечатление. Мысленно он вернулся во времена своего детства, прошедшего в белорусском селе недалеко от Минска. Его мать была католичкой, а отец вообще никогда не задумывался о религии. Тиханов помнил маленькую деревянную церковь, запах горящих свечей, священника, воскресные мессы, святую воду, исповедальню. По мере взросления он вырос из теплой и уютной скорлупы мистицизма, а когда его разум окончательно сформировался и окреп, к огромному сожалению его матери, нашел для себя новую веру, обретя ее в работах Маркса, Ленина и Сталина.
Но когда-то, будучи маленьким, он все же верил в Бога. Возможно, ни к чему было вспоминать об этом сейчас, и все же это было хоть каким-то пропуском в мир веры.
«Разве что чудо»,— сказал доктор Мотта.
Это было опасным предприятием: ведущий советский функционер, в одночасье променяв Маркса на Деву Марию, отправляется на поклонение религиозным святыням Запада! Опасным, но не невозможным. Тиханов сможет найти способ осуществить это необычное паломничество. Он обязательно найдет его.
Господи, да о чем тут говорить! На карту поставлена его жизнь, и другого способа спасти ее не существует. Только этот. И вообще, чем он рискует? Ему нечего терять.
3
Когда три года назад она ехала на водном такси из аэропорта Марко Поло в отель «Даниели роял эксцельсиор» в Венеции, стояло ослепительное солнечное утро. Наталия Ринальди помнила тот день очень хорошо. Это была чудесная прогулка. Моторная лодка летела мимо полей, болот, холмистых островов, затем свернула в канал, вдоль обоих берегов которого выстроились темно-серые закопченные дома, и под конец выплыла на блестящую от солнца гладь Венецианской лагуны. Здесь же возвышалось темно-коричневое здание отеля «Даниели» с миниатюрными белыми балкончиками дом этаже.
Этим утром девушка испытывала странное ощущение, возвращаясь сюда в кромешной темноте, хотя, по словам тети Эльзы, утро было таким же солнечным, как и в день их прошлого приезда в Венецию.
Жизнь Наталии погрузилась в темноту через неделю после того, как три года назад она вернулась в квартиру своих родителей в Риме после проведенного в Венеции отпуска. В тот вечер Наталия принимала участие в репетиции в театре «Гольдони». Там ставили «Шесть персонажей в поисках автора» Луиджи Пиранделло, и она должна была играть падчерицу. В сентябре этой пьесой открывался новый театральной сезон, а для Наталии это стало первой крупной ролью и возможностью раскрыть свое актерское дарование.
Домой она вернулась, валясь с ног от усталости, но при этом испытывая чувство гордости: режиссер очень
лестно отозвался о ее работе и предрек Наталии большое будущее.
Улегшись в кровать, она задержала взгляд на бежевых обоях с незатейливым рисунком, знакомым ей с самого детства, затем глубоко вздохнула, выключила лампу на тумбочке и закрыла глаза. Когда в девять утра зазвенел будильник, она проснулась, открыла глаза, но темнота не рассеялась. Сначала девушка не могла понять, что происходит и где она находится, и только через некоторое время до ее сознания дошла ужасная правда: она утратила зрение. Каким-то образом, по какой-то непонятной причине ночью она полностью ослепла. И тогда Наталия закричала. Это был первый и последний раз в ее жизни, когда она впала в панику.
Насмерть перепуганные родители немедленно отвезли дочь в больницу, туда же пригласили и лучшего в Риме специалиста в области глазных заболеваний. Ей обследовали глазное дно, сделали офтальмоскопию. Затем потянулись недели, в течение которых врачи пытались определить причину столь внезапно поразившей ее слепоты. Они обсуждали возможность закупорки центральной артерии, снабжающей кровью сетчатку глаза, однако окончательный диагноз оказался иным: атрофия зрительного нерва, повлекшая за собой резкую потерю зрения. Необратимое, не поддающееся лечению заболевание.
Это случилось три года назад. Наталия была испугана, потрясена, но не сломлена. В двадцать один год, до того как ее внезапно обволокла темнота, она была веселой, жизнерадостной молодой женщиной и, подобно ее чрезвычайно набожным родителям, ревностной католичкой. Она безоговорочно верила в Отца, Сына и Святого Духа, а также в то, что всеведущий Господь не оставит ее в беде.
Несмотря на обрушившееся на нее несчастье, Наталия не пожелала замкнуться в себе и оплакивать свою несчастную судьбу. Наоборот, она решила быть максимально самостоятельной и оставаться такой же веселой, как прежде. Разумеется, с карьерой театральной актрисы пришлось распрощаться, но Наталия попыталась жить прежней жизнью. Она отказалась от собаки-поводыря, которую предлагали взять родители, отвергла белую тросточку незрячего и вместо этого заставила тетю Эльзу учить ее самостоятельно ориентироваться в квартире, на улице, в принадлежащем родителям антикварном магазине на виа Венето. Тетя Эльза, младшая сестра ее матери, старая дева сорока с лишним лет, стала для Наталии самым замечательным компаньоном. Наталия любила своих родителей, но одолевавшие их эмоции и необузданный темперамент заставляли ее нервничать. А вот тетя Эльза была решительной и практичной.
Наталия продолжала навещать друзей и даже ходила в кино — хотя бы для того, чтобы слушать диалоги. Она стала носить темные очки, занялась изучением азбуки Брайля и подписалась на услуги магазина по рассылке «звучащих книг» — аудиокассет с записями литературных произведений.
Что касается церкви, то теперь она посещала мессы даже чаще, чем прежде. Главным, что ей пришлось принести в жертву, стала возможность встречаться и проводить время наедине с молодыми людьми. А поклонников у красавицы Наталии всегда было хоть отбавляй. Но, превратившись в инвалида, она больше не хотела ни с кем сходиться, чтобы не чувствовать себя обузой для другого человека.
Этим летом, впервые после того, как она стала незрячей, Наталия захотела вновь отправиться в Венецию и провести три недели в этом изумительном городе-музее, расположенном на ста восемнадцати островах, разделенных ста пятьюдесятью каналами. Родители не могли сопровождать ее, поскольку туристический сезон в Риме находился в самом разгаре и для их бизнеса это был важнейший период. Однако они с радостью согласились на то, чтобы компанию девушке составила тетя Эльза, работавшая в их магазине менеджером.
И вот теперь, оказавшись в знакомом, двухкомнатном номере на третьем этаже отеля «Даниели», тетя Эльза распаковывала их багаж, а Наталия стояла у двуспальной кровати и, напевая, переодевалась, готовясь к первому выходу в город.
Она уже застегнула джинсы и натянула футболку. По буквам, вышитым на груди, девушка знала, что это ее любимая желтая футболка, которая так хорошо гармонирует с ее блестящими темными волосами. Уверенными движениями она убрала назад волосы и туго стянула их лентой. Затем пошарила по кровати в поисках темных очков и, найдя их, водрузила на переносицу своего маленького, безупречной формы носа.
Сделав пируэт, Наталия оказалась возле тети и спросила:
— Тетя Эльза, как я выгляжу?
— Ты, как всегда, опрятна и красива.
— Тебе не будет за меня стыдно?
— Я не устану повторять: ты можешь выиграть любой конкурс красоты. Кстати, а почему бы и не попробовать? Впрочем, нет, ты займешь только второе место. На первом буду я.
Наталия улыбнулась, вспомнив, что ее невысокая и коренастая тетушка Эльза с вечно взлохмаченными черными волосами и явственной полоской усов над верхней губой всегда верила, что каждый человек прекрасен.
Она услышала шаги, а в следующий момент ее крепко обняли любящие руки тетки и макушка Эльзы уперлась ей в подбородок. Стройная и гибкая как тростинка, Наталия была на добрых десять сантиметров выше своей тети-коротышки.
Она взяла Эльзу за руку.
— Пойдем на улицу, хорошо? А вещи разберешь позже. Мне не терпится вновь увидеть Венецию.— Наталия почувствовала, что при слове «увидеть» тетя непроизвольно напряглась, но она была настроена решительно: — Да, тетушка, именно увидеть. Ты мне только говори, где мы находимся. Я ведь прекрасно помню город.
— Ну что ж, пошли. Я тоже готова.
— Сначала пойдем на площадь Святого Марка,— объявила Наталия, забирая из рук тети свою сумочку.— Хочу выпить соку в «Квадри», потом прогуляться по Мерчерие и наконец пообедать в баре «У Гарри».
Они вышли из номера, но девушка не позволила тете вести себя. Этот отель, этот номер были ей хорошо знакомы, и она чувствовала себя вполне уверенно. Наталия приезжала в Венецию с родителями много раз, и они всегда останавливались в «Даниели». Последний раз она была здесь три года назад, и тот приезд был еще свеж в ее памяти.
Держась за перила, Наталия спустилась на несколько ступеней вниз. Идя впереди тети Эльзы, она вспоминала, что состоящая из двух пролетов лестница выходит в мраморный вестибюль. Оказавшись там, Наталия замедлила шаг, чтобы тетя смогла догнать ее. Она услышала обращенные к ней приветствия нескольких консьержей, работавших в отеле по многу лет, и с улыбкой ответила на них. Они уже знали о том, что с ней произошло.
Выйдя наружу и оказавшись на набережной Скьявони, Наталия спросила:
— Какая сегодня погода? Я чувствую только, что день теплый и влажный.
— Солнце светит, но небо облачное. К полудню, пожалуй, станет жарко.
— Народу на улице много?
— Толпы туристов. Много немцев, англичан, а вот прошла группа японцев. Скоро дойдем до моста.
Мост Палья аркой перекинулся через канал. Здесь всегда толпились туристы, фотографирующие другой знаменитый мост — мост Вздохов, расположенный справа и ведущий от Дворца дожей к герцогской подземной темнице, куда в 1755 году за обман и богохульство был заключен знаменитый писатель и авантюрист Джакомо Казанова и откуда через двадцать один год он бежал. Еще в юности Наталия прочитала запрещенную часть его «Мемуаров» и с удивлением подумала: действительно ли он заслужил репутацию великого любовника или это была умелая самореклама? Она фантазировала о том, каково было бы заняться любовью с Казановой, и пришла к выводу, что, наверное, было бы восхитительно. Не зря ведь жертвами его мужской притягательности стало столь много женщин из самых разных социальных слоев.
Они шли по улице, кругом звучало разноязычное многоголосие, и Наталия почувствовала, что тетя Эльза крепче сжала ее локоть.
— Нам навстречу шли трое молодых людей, по-моему местных. А теперь они остановились и в оцепенении таращатся на тебя.
— Они меня что, жалеют?
— Я же тебе сказала: они просто остолбенели,— ответила тетя Эльза.— Они понятия не имеют, за что тебя можно жалеть. Они видят молодую красотку с потрясающей грудью под обтягивающей футболкой и балдеют.
Поделиться книгой: