Второе Установление

Именно эти свойства Линзы совершили революцию в межзвездных путешествиях. В раннюю эпоху таких странствий расчет каждого «прыжка» через гиперпространство означал работу объемом от суток до недели — и при этом большая часть этой работы представляла собой по возможности точное определение положения корабля в Галактической системе отсчета. На практике это означало точное наблюдение по крайней мере трех взаимно удаленных звезд, положение которых по отношению к заранее принятому Галактическому началу координат было известно.

И вся хитрость заключалась в слове «известно». Для каждого, кто хорошо знал облик небосвода в какой-то определенной точке, звезды были так же индивидуальны, как люди. Но стоило прыгнуть на десять парсеков — и даже собственное солнце становилось неузнаваемым или даже невидимым.

Выход давал, конечно, спектральный анализ. Основной задачей межзвездной технологии веками являлся анализ «световых подписей» все большего числа звезд во все больших подробностях.

Это, а также растущая точность самих прыжков позволили подготовить стандартные трассы для полетов по Галактике, и межзвездные путешествия сделались в меньшей мере искусством, и в большей мере — наукой.

И все же, даже во времена Установления, с улучшенными вычислительными машинами и новым методом автоматического сканирования звездного поля для поиска «световых автографов», в местах, незнакомых пилоту, иногда уходили дни на то, чтобы обнаружить три нужные звезды и затем рассчитать положение звездолета.

Линза изменила ситуацию. Во-первых, она требовала опоры только на одну известную звезду.

Во-вторых, даже такой новичок в космосе, как Чаннис, мог с ней управляться.

Ближайшей более или менее яркой звездой в данный момент, согласно предварительным расчетам «прыжка», являлась Винсетори, и на обзорном экране в центре как раз виднелась яркая звезда. Чаннис надеялся, что это именно Винсетори.

Дисплей Линзы был размещен рядом с обзорным экраном, и Чаннис аккуратно набрал координаты Винсетори. Затем он дал команду, и ярко вспыхнуло звездное поле. На нем в центре тоже виднелась яркая звезда, но в остальном сходство отсутствовало. Чаннис отрегулировал Линзу по Z-координате и расширил поле до тех пор, пока фотометр не показал, что обе звезды в центре имеют одинаковую яркость.

Чаннис поискал на обзорном экране вторую звезду поярче, и подобрал соответствующую ей звезду на дисплее Линзы. Он начал медленно поворачивать поле на дисплее на аналогичный угол.

Затем, скорчив гримасу, он сбросил результат и снова начал вращение, приводя на место другую яркую звезду, потом третью… И тут он улыбнулся. Третья звезда подошла. Возможно, специалист с наметанным глазомером угодил бы в точку и с первого раза, но Чаннис был вполне удовлетворен и тремя заходами.

Последовала подгонка. На заключительном этапе оба поля наложились друг на друга, образовав общее пространство, где звезды в большинстве своем выглядели как двойные. Но точная настройка длилась недолго. Двойные звезды слиплись, осталось единое поле, и данные о положении корабля можно было считывать непосредственно с индикаторов. Вся процедура заняла не более получаса.

Чаннис нашел Хэна Притчера в его личной каюте. Генерал явно собирался ложиться спать.

При виде вошедшего он, однако, поднял голову и спросил:

— Есть новости?

— Незначительные. Мы будем у Ределла на следующем прыжке.

— Я знаю.

— Я не желал бы вас беспокоить, если уж вам приспичило спать, но мне интересно: посмотрели ли вы пленку, которую мы получили на планете Силь?

Хэн Притчер бросил пренебрежительный взгляд на упомянутый предмет, лежавший в черном ящичке на его книжной полке.

— Да.

— И что вы думаете?

— Я думаю, что если История и была когда-то хотя бы отчасти наукой, то к данной части Галактики и в данное время это совершенно не относится.

Чаннис осклабился.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Очень сухо и бесплодно, не правда ли?

— Ну, если вы обожаете персональные хроники правителей… Впрочем, я бы сказал, что они, скорее всего, недостоверны. Там, где история занимается в основном личностями, их изображают либо в мрачных, либо в светлых тонах, соответственно симпатиям автора. Я нахожу все это бесполезным.

— Но там говорится о Ределле. Именно на это я и хотел обратить ваше внимание, передавая вам пленку. Данная пленка — единственная, где я нашел хоть какое-то упоминание о нем.

— Все нормально. У них были правители хорошие и плохие. Они завоевали несколько планет, выиграли несколько сражений, небольшое количество проиграли. В них нет ничего выдающегося. Я не очень многого жду от вашей теории, Чаннис.

— Но вы упустили несколько моментов. Разве вы не заметили, что они никогда не вступали в коалиции? Они всегда оставались совершенно вне политики этого завитка звездной спирали. Как вы отметили, они завоевали несколько планет, но затем остановились — и вовсе не потому, что потерпели какое-то страшное поражение. Просто они достаточно расширились, решив таким образом проблему собственной безопасности, а уж дальше им не было резона привлекать к себе излишнее внимание.

— Очень хорошо, — последовал бесстрастный ответ. — Я не возражаю против посадки. В худшем случае мы потеряем немного времени.

— О нет. В худшем случае — полный разгром. Если речь и в самом деле идет о Втором Установлении. Не забудьте: этот мир состоит из космос знает скольких Мулов.

— Что же вы думаете делать?

— Высадиться на какой-нибудь малозначительной вассальной планете. Сперва выяснить о Ределле все, что можно, а затем импровизировать, исходя из полученных сведений.

— Отлично. Возражений нет. Теперь, если вы не против, я хотел бы потушить свет.

Помахав рукой на прощанье, Чаннис ушел.

А в темноте крохотной комнатки, на мчащемся металлическом островке, затерянном в безбрежности космоса, генерал Хэн Притчер продолжал бодрствовать, следя за ходом мыслей, уводивших его в столь фантастические пределы.

Если все, до чего он с такими усилиями додумался, правильно — а известные факты пока вписывались в картину, — то Ределл действительно представляет собой Второе Установление. Иного не дано. Но каким образом? Как?

Почему Ределл? Обычный мир? Ничем не выделяющийся? Трущобы, затерянные среди руин Империи? Щепка среди осколков? Словно в отдалении Притчеру представилось сморщенное лицо Мула, высоким голосом рассказывающего о психологе бывшего Установления, Эблинге Мисе, единственном человеке, который, быть может, постиг тайну Второго Установления.

Притчер вспомнил, с каким напряжением звучали слова Мула: «Изумление овладело Мисом. Словно некий факт, связанный со Вторым Установлением, превзошел все его ожидания, увел в совершенно ином направлении от всего, что он предполагал заранее. Если бы я только мог читать его мысли, а не только эмоции! Но эмоции были доступны — и превыше всего было это безбрежное изумление».

Удивление: вот ключ к разгадке! Нечто, вызывающее предельное изумление! А теперь приходит этот мальчишка, этот ухмыляющийся юнец и радостно вываливает кучу слов насчет Ределла и его незначительности. И, видимо, он прав. Это не может быть ошибкой. Иначе все теряет смысл.

Последняя мысль Притчера была довольно мрачной. Гипертрассер все еще находился на своем месте. Он проверил его час назад, когда Чанниса не было поблизости.

Вторая интерлюдия

То была случайная встреча в вестибюле Палаты Совета — всего за несколько секунд перед тем, как войти туда, чтобы заняться текущими делами — и несколько мыслей быстро пронеслось в разные стороны.

— Значит, Мул уже на пути.

— Я тоже об этом слышал. Рискованно! Исключительно рискованно!

— Нет, если события будут развиваться в соответствии с рассчитанными функциями.

— Мул — не обычный человек; а людьми, которых он избрал в качестве своих орудий, трудно манипулировать без того, чтобы он это заметил. К Контролируемым сознаниям трудно прикасаться.

Говорят, он уже несколько раз улавливал эти следы.

— Да, и я не вижу, как этого избежать.

— Неуправляемые сознания проще в обращении. Но при нем среди облеченных властью таких почти нет…

Они вошли в Палату. За ними последовали прочие члены Второго Установления.

3. Двое и крестьянин

Россем — один из тех пограничных миров, которыми обычно пренебрегает Галактическая история, и которым лишь изредка удается обратить на себя внимание людей, обитающих на мириадах более счастливых планет.

В поздние дни Галактической Империи на пустынных просторах Россема жило несколько десятков политических ссыльных, а обсерватория и небольшой флотский гарнизон служили для того, чтобы уберечь планету от полного запустения. Позже, в бедственные времена раздоров, наступившие незадолго до эпохи Хари Селдона, не слишком твердые духом люди, устав от бесконечных десятилетий опасностей и страха, устав от зрелища разграбленных планет и призрачной смены эфемерных императоров, пробивавшихся к пурпуру власти ради нескольких бесплодных лет на троне, стали покидать населенные центры и искать укрытия в глухих уголках Галактики.

В студеных пустынях Россема начали расти деревеньки. Его крошечное темно-красное солнце, точно скряга, цедило редкие капли тепла, и негустой снег сыпался с неба девять месяцев в году.

Неприхотливые местные злаки дремали все эти снежные месяцы в земле, а затем, когда ленивым лучам солнца удавалось поднять температуру почти до десяти градусов, начинали прорастать и созревали с почти панической скоростью.

Небольшие животные, похожие на коз, щипали траву на лугах, разгребая снег тонкими тройными копытцами.

Так людям Россема доставались хлеб и молоко — а если они жертвовали одним-двумя животными, то и мясо. Темные, зловещие леса, кривые и сучковатые заросли покрывали более половины экваториального пояса планеты; они поставляли прочное, тонковолокнистое дерево для постройки домов. Это дерево, заодно с мехами и минералами, даже удавалось экспортировать, и время от времени за товаром прибывали корабли Империи, доставляя взамен сельскохозяйственную технику, атомные обогреватели, даже телевизоры. Последние отнюдь не являлись неуместной роскошью, ибо долгие зимы повергали крестьян в томительную спячку.

Имперская история протекала мимо крестьян Россема. Торговые корабли во время своих кратковременных посещений приносили новости; иногда прибывали новые беженцы — однажды неожиданно появилась и осталась жить относительно большая группа; с беженцами обычно доходили вести о Галактике.

Так россемиты узнали об опустошительных битвах, истребленных народах, о императорах-тиранах и мятежных вице-королях. И они вздыхали и качали головами, и поглубже зарывались своими бородатыми физиономиями в меховые воротники, сидя на деревенской площади в лучах слабосильного солнца и философствуя о грехах человеческих.

Спустя некоторое время торговые корабли перестали появляться, и жизнь стала тяжелее.

Поставки изысканной чужеземной пищи, табака, машин прекратились. Скудная телевизионная информация была все более и более тревожной. И, наконец, распространился слух, что Трантор разграблен. Великий столичный мир целой Галактики, роскошный, легендарный, недоступный и несравненный дом императоров был разрушен и повергнут в полное запустение.

Это было непостижимым, и многим крестьянам Россема, ковырявшимся на своих полях, вполне могло показаться, что вот-вот наступит конец Галактики.

А однажды, в ничем не примечательный день, корабль прибыл опять. В каждой из деревень старики глубокомысленно кивали головами и поднимали старческие веки, приговаривая, что нечто похожее происходило и во времена их отцов — но это было не совсем так.

Этот корабль не был имперским. Сияющего знака Звездолета-и-Солнца Империи не было на его носу. Судно представляло собой неказистое сооружение, собранное из обломков более старых кораблей, а люди на борту именовали себя солдатами Ределла.

Крестьяне смутились. Они не слышали о Ределле, но тем не менее приветствовали солдат с традиционным радушием. Новоприбывшие подробно расспрашивали о природе планеты, о числе ее жителей, количестве городов — крестьянам казалось, что это слово вполне равнозначно слову «деревня», — о типе экономики и прочих подобных вещах.

Прибыли другие корабли, и всей планете было возвещено, что отныне правящим миром является Ределл, что по периметру населенной зоны экватора будут размещены пункты сбора налогов, что ежегодно будут взимать определенную по специальной формуле долю зерна и мехов.

Россемиты важно перемигивались, не будучи уверены в том, что им ясен смысл слова «налоги». Когда пришло время сбора таковых, одни выполнили свою обязанность, другие же стояли, охваченные смятением, пока одетые в форму инопланетяне грузили обмолоченное зерно и шкуры в широченные мобили.

Кое-где негодующие крестьяне собирались вместе и доставали из сундуков древние охотничьи ружья — но из этого ничего не вышло. Люди с Ределла заставили их рассеяться, не солоно хлебавши. В отчаянии они понимали, что их тяжелая борьба за существование становится еще тяжелее.

Но было достигнуто новое равновесие. Непреклонный ределлский губернатор жил в деревне Джентри, откуда выселили всех россемитов. Он и его чиновники являлись малопонятными существами иного мира, редко вторгавшимися в сферу интересов жителей Россема. Периодически появлялись сборщики налогов, которыми были россемиты на службе у Ределла. Но к ним теперь уже привыкли — и крестьянин научился прятать свое зерно, загонять в лес свой скот и воздерживаться от слишком откровенной демонстрации своей зажиточности. Затем с тупым, непонятливым выражением он встречал резкие вопросы, касающиеся его доходов, просто обводя рукой все доступное взору.

Происшествий становилось все меньше, а налоги снизились, словно Ределл устал выколачивать гроши из этого жалкого мира.

Расцвела торговля, которую Ределл, возможно, нашел более выгодной. Люди Россема больше не получали в обмен изысканные изделия Империи, но даже ределлские машины и ределлское продовольствие были лучше, чем местная халтурная продукция. Доставлялась и одежда для женщин, отличавшаяся от домотканого тряпья, а это была, конечно, вещь весьма важная.

И снова Галактическая история достаточно мирно поплыла вокруг, а крестьяне продолжали выцарапывать жизнь из твердой земли.

Шагнув наружу из своего домика, Нарови подул себе в бороду. Первые снежинки уже вились над жесткой землей. Небо выглядело унылым, пасмурным, темно-розовым. Прищурившись, Нарови внимательно посмотрел вверх и решил, что настоящей бури пока не предвидится. Он вполне мог без больших трудов добраться до Джентри и избавиться от лишнего зерна, получив в обмен достаточное количество консервов, чтобы скоротать зиму.

Он рявкнул, обернувшись к двери, распахнутой им с нарочитым шумом:

— Заправлена ли машина топливом, Юнкер?

Изнутри донесся голос, и старший сын Нарови, чья рыжая бородка еще не успела толком вырасти, присоединился к нему.

— Машина, — сказал он угрюмо, — заправлена и на ходу, только оси в плохом состоянии. Это не моя вина. Я говорил тебе, что ею должен заняться специалист.

Старик отступил назад и оглядел своего сына сквозь нависшие брови, потом выпятил заросший подбородок.

— Может, это моя вина? Где и как я мог бы нанять специалиста? Или урожай не был скудным в течение пяти лет? Или мои стада избежали чумы? Или шкуры сами собой снялись…

— Нарови!

Хорошо знакомый голос прервал его на полуслове. Он пробурчал:

— Ну, ну, теперь твоя мать начнет встревать в дела отца и сына. Давай выводи машину и проследи, чтобы грузовые трейлеры были надежно прицеплены.

Он похлопал ладонями, одетыми в рукавицы, и снова посмотрел вверх. Собирались тускло красные облака, и проглядывавшее сквозь них серое небо не несло тепла. Солнце было скрыто.

Он уже собрался было перевести взгляд, когда глаза его что-то уловили, палец почти автоматически взлетел вверх, а рот распахнулся в крике, впуская в себя холодный воздух.

— Жена! Старуха, поди сюда!

В окне появилась недовольная физиономия. Глаза женщины проследили за его пальцем и округлились. Она с криком сбежала по деревянным ступенькам, на ходу схватив старую шаль и льняной платок. Кое-как замотав платок вокруг головы и ушей и накинув развевающуюся шаль на плечи, она выскочила во двор и прогнусавила:

— Да ведь это корабль из внешнего космоса!

Нарови раздраженно бросил:

— А что же еще это может быть? У нас гости, старуха, гости!

Корабль неторопливо заходил на посадку посреди пустого, замерзшего поля в северной части фермы Нарови.

— Но что же мы будем делать? — ахнула женщина. — Можем ли мы оказать гостеприимство этим людям? Подойдет ли для них грязный пол нашей хибары и остатки пирога с прошлой недели?

— Так что же, отправить их к нашим соседям? — Нарови побагровел так, что затмился румянец, вызванный холодом, и его обтянутые гладким мехом руки, простершись вперед, обхватили широкие плечи женщины.

— Жена души моей, — замурлыкал он, — ты снесешь вниз два кресла из нашей комнаты; ты проследишь, чтобы зарезали козленочка пожирнее и поджарили его вместе с клубнями; ты испечешь свежий пирог. Я же пойду, чтобы приветствовать этих могущественных людей из внешнего космоса… и… и… — он остановился, сбил свою огромную шапку набекрень и задумчиво почесал затылок. — Да, я еще принесу мой кувшин бражки. Хорошая выпивка — вещь приятная.

На протяжении этой речи женщина только хватала ртом воздух, не в силах выговорить что-нибудь. Когда же эта стадия миновала, раздался протестующий вопль.

Нарови приподнял палец.

— Старуха, а что говорили деревенские Старейшины минувшей ночью? А? Поройся в памяти.

Старейшины ходили от фермы к ферме — сами! представь только, как это, значит, важно, — попросить нас, что если только приземлятся какие-нибудь корабли из внешнего космоса, по приказу губернатора об этом следует уведомить незамедлительно. И разве теперь я не должен ухватиться за эту возможность завоевать благосклонность власть имущих? Погляди на этот корабль. Видела ли ты когда-нибудь нечто похожее? Эти люди из внешнего космоса — они богаты, могучи. Губернатор самолично рассылал срочные сообщения насчет них; Старейшины ходят от фермы к ферме в эту холодную погоду. Может быть, по всему Россему уже разослано известие, что Властители Ределла очень желают видеть этих людей — и вот пожалуйста, они садятся именно около моей фермы.