Второй вариант

Разведчики стиснули зубы - зарывается новый командир, на рожон лезет. Позади, в Зарелье, забеспокоились немцы, взлетело несколько ракет, застучали пулеметные очереди.

Приполз Калинин, протянул какой-то тяжелый цилиндр:

- Прыгающая. Рванет - и триста шестьдесят шариков, как дождичком, окатят.

- Если снял, можно спираль резать? - обрадовался Шарапов.

Калинин деликатно промолчал, за него ответил Спасских:

- Они их в шахматном порядке ставят. Потянешь или порежешь проволоку, другие сработать могут. Если бы Карянов еще был, можно попробовать, а одному нечего делать.

Как снимают мины, режут проволоку, делают проходы, Шарапову видеть не приходилось, он не знал, насколько это сложно и опасно.

Разведчики вытянули головы, следят за каждым его движением, и, поколебавшись, он дал команду на отход. Лобатов встретил мрачно:

- Первый блин комом?

- Тропа оказалась дальше, чем думали, прикрыта минами и спиралью Бруно,начал докладывать Шарапов, но ПНШ-2 перебил:

- Ну и что? Вас же не обнаружили. Почему вернулись?

Он стоял, как на параде, подтянутый, руки по швам, на них черные кожаные перчатки. Среди перепачканных глиной, с пудовыми комьями грязи на сапогах разведчиков Лобатов один казался настоящим военным.

- Я тебя спрашиваю, вас обнаружили или нет? - повторил он свой вопрос.

- Если бы обнаружили...

- Попали в огневой или еще какой-нибудь, допустим, холщовый, мешок? Это ты хочешь сказать? А о приказе товарища Сталина "Ни шагу назад!" слышал? Или вам в училище побоялись его прочитать, чтобы заранее не испортить нервы? Сегодня спирали испугались, завтра - рогаток, послезавтра еще что-нибудь придумаете. Ты о чем думал, когда в разведку шел? Переплывешь реку, и фрицы тебе "языка" на блюдечке преподнесут, да? - задохнулся от гнева Лобатов.- О твоей трусости буду докладывать командиру полка.

- Товарищ старший лейтенант,- прервал ПНШ-2 Шарапов каким-то звонким, не своим голосом,- дальнейший разговор в таком тоне при подчиненных считаю недопустимым.

Тонко подбритые брови Лобатова взметнулись вверх и сломались в изумлении, стальные глазки прицельно встретились с упорным взглядом Полуэкта, скользнули по стволу его автомата.

- Вот ты как заговорил?! Рано пташечка запела... В восемь ноль-ноль быть у меня. Поговорим наедине. Остаток ночи Шарапов провел без сна. Сомнения, пережитые на том берегу, в землянке стали казаться мелкими и ничтожными. И проход, верилось, можно было сделать, не подорвавшись на мине, и Зарелье виделось не так далеко позади, как там, когда лежал у спирали, и пленный маячил перед глазами. Поддался, выходит, общему настроению, смалодушничал? От этих мыслей не было избавления, и он решил в следующий раз без пленного не возвращаться, чего бы это ни стоило. Временами другое накатывало: поступи он так этой ночью и всполоши они противника, немцы могли захватить или уничтожить лодку, от Зарелья она недалеко оставалась, и тогда не похрапывали бы разведчики, не скрежетали зубами и не стонали во сне. "Ты их поменьше слушай, бери ответственность на себя, и все встанет на свое место",- поучал Лобатов. Казалось бы, верно, но разве перед одним командованием держит он ответ за свои дела и поступки? Перед разведчиками - тоже, и еще больше перед их матерями, которые, несмотря на войну, надеются на возвращение своих, сыновей.

Полуэкт закончил училище с отличием, и его хотели оставить командиром взвода. Ребята на фронт поедут, а он в тылу, выходит, окопается? Не остался. Матери об отъезде не написал, но она как-то узнала, приехала в Ярославль, отыскала его на вокзале и все время, пока стоял поезд, держала зачем-то за пуговицу гимнастерки, как-то по-новому засматривала в лицо и говорила одно и то же: "Ты пиши почаще, чтобы я все время получала от тебя письма. Тогда я все переживу и все вынесу. Ты это помни и пиши, пиши".

Он был рад приезду матери и стеснялся, что она уговаривала его, словно маленького, и просила о таком незначительном. Отправление эшелона почему-то задерживалось, мать все вертела и вертела пуговицу и оторвала ее. "Ой, что наделала-то! - засветилась озорной и в то же время виноватой улыбкой и предупредила:- Ты сразу же пришей ее, пришей, а то явишься на фронт растеряхой, тебя тут же и накажут".

Объявили посадку, все уже теснились у широко распахнутых дверей и кого-то вытолкнули из вагона. 'Мать не могла отличить его от таких же парней, одетых в одинаковую форму, закричала: "Остановитесь! Остановитесь! Мальчонка мой выпал! Мальчон-ка-а!" Упавшего подхватили и втащили в вагон, поезд набрал ход, а мать еще долго бежала за ним, прижимая к груди беспокойные руки.

Матери разведчиков тоже, наверно, бежали за уходящими на фронт поездами и умоляли писать почаще, а теперь с непроходящей тревогой ждут солдатских треугольников, плачут и не спят ночами, если они почему-то задерживаются. Так волен ли он в любом случае идти напролом? В разведке без риска не обойдешься это верно, но как предугадать, насколько он оправдан, и как правильно поступить в том или ином случае?

До утра спорил Шарапов с собой и с ПНШ-2, в восемь ноль-ноль постучал в дверь лобатовской землянки, чтобы с ним, более опытным и старшим, разрешить свои сомнения. Но разговора опять не получилось.

- Брось-ка ты эту философию,- не дослушал Полуэкта Лобатов.- Надо новую операцию готовить, а он дискутировать пришел. Место выбирайте сами, раз вы такие умные, а потом посмотрим, чего вы стоите.

Глава пятая

1

"Место выбирайте сами". Легко сказать. Где его ни выбирай, через Волхов плыть надо. За ним пятьсот - шестьсот метров нейтральной полосы. За два с лишним года немцы нашпиговали ее и минными полями, и рогатками с колючей проволокой, и кольями с нею же, и МЗП - малозаметными препятствиями из тонкой проволоки, выпутаться из которой почти невозможно и потянуть нельзя, иначе взорвутся соединенные с нею мины,- и спиралями Бруно, и еще десятками других сюрпризов и неожиданностей. Это все надо преодолеть без звука и малейшей оплошности.

Напуганные частыми вылазками русских разведчиков, немецкие часовые службу несут бдительно и глаз с нейтральной полосы не спускают. Подкрадись-ка к ним незаметно и неслышно. Ну ладно, преодолели все, часовой рядом, в каких-то пяти метрах. Бросились на него. Он сопротивляется всеми доступными и недоступными средствами, а ты оружия применить не можешь, брать его надо живым и невредимым и голыми руками. Связали, кляп в рот затолкали, а в немецких траншеях переполох, задействованы все пулеметы, артиллеристы на пути отхода поставили отсечный огонь, а тащить пленного надо все те же пятьсот - шестьсот метров и еще Волхов .переплывать, будь он неладен. Река кипит от рвущихся снарядов, на ней к земельке не припадешь, голову под бугорок не спрячешь. Сидишь, как голый, и богу молишься, чтобы не разнесло лодку прямым попаданием, не прошлась по ней очередь из крупнокалиберного.

Прошлым летом полк стоял на плацдарме на левом берегу Волхова. До немецкой обороны было всего четыреста метров. В случае чего до своих можно добраться в считанные секунды. Там и немцы часто ходили за "языками". Здесь сидят тихо, считают, что выкрасть пленного за рекой немыслимо. Что же делать Шарапову, как поступить, чтобы взять "языка" и живым доставить на свой берег?

Утро последнего дня перед вылазкой выдалось морозным, тихим. Иней выбелил травы, высветлил землю и воздух. За Малым Волховцем, освещенная поднявшимся солнцем, четко просматривалась линия обороны противника. Хорошо была видна и пустынная дорога от Новгорода на Зарелье. Ее булыжная мостовая, вымощенная в прошлом веке по приказу Аракчеева, обтекала Хутынский монастырь и подходила к Малому Волховцу, где до войны была паромная переправа. Окрестные берега и дорогу сторожили два немецких дзота, сооруженные по обеим сторонам насыпи. Нападать решили на левый: стоит недалеко от берега, подобраться можно по придорожной канаве. Такое удачное место выбрали, что удивлялись, почему не использовали его при первом поиске?

В полдень выработали окончательную тактику, распределили обязанности. Все было готово, только туч на небе не хватало.

- Будут, командир,- пообещал Тинибаев.

- Кости болят? - пошутил Полуэкт.

- Кости у моего деда больные, а я так знаю. Темная, темная ночь будет.

"Сын степей" знал толк в погоде. Небо вскоре начало хмуриться, на нем стали умащиваться тучи. Первые были еще светлыми, но за ними надвигались и настоящие. Тесня друг друга, они громоздились в несколько ярусов, прогоняя с земли остатки ясного дня.

- И что у нас за Тинибай! Сказал - и сделал! - начал задирать своего соперника высокий и светловолосый Андрейчук.- Чего доброго, лбы себе порасшибаем.

Тинибаев промолчал.

- Тинибай! Если я тебя автоматом по уху съезжу, отвечать не буду. Слышишь?

- Зачем отвечать? Я тебе тоже заеду, и расквитаемся,- невозмутимо ответил Тинибаев.- У тебя ухо острое, а глаз тупой, да?

- У меня брюхо острое,- хохотнул Андрейчук.- Мне бы сейчас котелок борща.Сибиряк был могуч телом и поесть любил.

- Зачем борща? На реку придем, пей, как лошади пьют. Я тебе и голову в воде подержу,- смеялся Тинибаев узенькими щелочками черных глаз.

- Я и напьюсь, так не утону. Это ты как топор плаваешь.

- Зачем топор? Топор совсем не плавает, а я совсем не умею,- под общий хохот возразил Тинибаев.

- Во-во. Топор "совсем", и ты "совсем". Два сапога пара.

- Я человек! Зачем меня с сапогом равняешь? - рассердился Тинибаев. Он хорошо говорил по-русски, но смысл поговорок понимал не всегда.

- Хватит вам. Развеселились не к добру,- прервал перебранку слухачей Спасских.

* * *

Переправа прошла спокойно, и в берег ткнулись удачно, под небольшой бугорок, но едва двинулись к дороге, Тинибаев тревожным взмахом руки положил группу.

- Будто железо звякнуло о камень,- прошептал Шарапову.

- Где?

- Впереди и слева.

Полуэкт поманил Андрейчука:

- Что-нибудь слышал?

Андрейчук отрицательно помотал головой.

- Пойдешь вместе, с Бахтиным и Тинибаевым. Да слушай, Андрейчук, слушай!

Двинулись. Бахтин полз первым в сопровождении эскорта слухачей, но едва вошел в ритм, Тинибаев прижал Васю к земле. Полуэкт двинулся к тройке:

- Почему встали?

- Этому опять показалось, а у Андрейчука уши заложило. Обычная история,сердито ответил Бахтин.

- Как лопатой по земле,- виновато прошептал Тинибаев.

- Фрицы в Новгороде могилы роют, а он слышит,- внушал с другой стороны Андрейчук.

Тинибаев лежал, припав ухом к земле. Полуэкт последовал его примеру, но кроме трескотни пулеметов - старались свои, специально шумели - ничего не услышал. Взглянул на Тинибаева. Тот беспомощно развел руками.

- Вперед! - подал команду Полуэкт. До дороги добрались без остановок, нырнули в канаву, и Тинибаев замер снова:

- Где-то недалеко копают. Честно.

- Забороздил свое! Может, в траншеях? - начал злиться Шарапов.

- Да нет, ближе к реке вроде бы.

Андрейчук покрутил пальцем у лба и отвернулся.

Черт бы побрал этих слухачей! Один слышит - другой нет. Каждая остановка била по нервам, расхолаживала, сбивала с темпа. Еще одна, и снова запросятся назад. И так крутят головами во все стороны. Ну уж нет! Не хватило у Шарапова терпения подождать, подтолкнул Бахтина, пристроился за ним. Тинибаеву показал на свои ноги,- ползи за мной и, если что, дай знать. Остальные, с замыкающим Спасских, разобрались по своим местам.

Как и предполагали, мин в канаве не было, но двигались медленно. И до противника рукой подать, и предупреждения Тинибаева не выходили из головы. Шарапов то и дело оглядывался на него, но казах каждый раз отрицательно мотал головой, его лицо выражало неудовольствие.

Перед рогатками канаву разрушила большая воронка. Бахтин и Полуэкт укрылись в ней. Разведчики залегли в канаве. Из дзота ни звука. И часовой не топчется у него, и сигаретным дымком не наносит, и ни одной ракеты в такую темень. В Хутыни время от времени пускают, в Кречевицах беспокоятся, а тут "полная потеря бдительности".

- Сползай, посмотри, где лучше проход делать,- приказал Бахтину.

Когда лежишь под носом у противника, время обманчиво. То тянется, как резина, то спрессовывается в доли секунды. До рогаток метров десять, а Бахтин пропал. Сколько ни вглядывался Шарапов, сколько ни вслушивался - впереди ни движения, ни звука. Умеет ползать! Что-то щелкнуло позади и отдалось в голове орудийным выстрелом. Бешено оглянулся на разведчиков и тут же дернулся вправо - в воронку спускался Бахтин.

- Рогатки раздвинуты! Проход сделан! - задышливо прошептал на ухо.

- А дальше, в проволочном заграждении?

- Не знаю. Решил сначала предупредить.

- Посмотри,- задохнулся Полуэкт, лихорадочно соображая, что немцы и на самом деле могут быть на нейтральной полосе и пленного можно взять на ней.

Бахтин уполз. Шарапов оглянулся, чтобы предупредить разведчиков, и на фоне темного неба увидел семь или восемь солдат с лопатами в руках и с винтовками за плечами. Позади еще трое. Немцы шли по дороге.

"Вот оно, счастье-то! - закувыркалось в груди сердце.- Первых срежу, а из тройки кого-нибудь возьмем!"

Вскинул автомат и на уровне груди дал длинную очередь, слева, по первому и направо. Автомат еще бился в руках, как яркая вспышка на дороге хлестнула по глазам, ослепила, а взрывная волна отбросила назад. "Какой идиот бросил гранату? Зачем?" Кто-то споткнулся о ноги Шарапова и распростерся рядом.

Бахтин!

- Берем! - крикнул Шарапов громко и выскочил из воронки.

На четвереньках поднялся на насыпь. В ушах звенело, глаза еще не освоились с темнотой. Заметался на дороге, обшаривая метр за метром. Никого. Убежали? Не может быть. Разбросало взрывом? А те трое, что шли последними? Бросился в ту сторону и наткнулся на человека в шинели. Стонет. Значит, живой!

- Вася,- позвал Бахтина.- Потащили!

Схватили за руки, поволокли, почти не чувствуя тяжести раненого. Карлик, что ли, какой попался? И вслед за этой запоздало мелькнула другая мысль: почему они вдвоем на дороге?

- Где ребята, Бахтин? - спросил, останавливаясь.

- Не знаю.

- Может, еще кого взяли?

- Я их не видел.

Поверить в случившееся было невозможно. Оставив Бахтина с немцем, сбежал в канаву, кинулся по ней в одну сторону, в другую. Никого. Поднялся на насыпь и услышал от Бахтина:

- Пленный-то наш скончался.

- Как? Почему? - не поверил Шарапов.

- Ему ноги оторвало. Вот бумажник и. солдатская книжка.

Полуэкт в изнеможении опустился на землю, закрыл глаза. В них все еще плясала вспышка гранатного разрыва. Вскочил на ноги, огляделся - нет ли живых немцев?

- Надо рвать когти, командир,- напомнил Бахтин.- Я уже проверил.

Они побежали к реке, потом, боясь подорваться на мине, шли кромкой воды и на полпути к лодке увидели человека. Он тихо свистнул. Бахтин ответил тем же голоса лучше не подавать. Держа автоматы на изготовку, пошли на сближение и по контурам масккостюма определили, что впереди свой.

Их искал Костя Скуба.

- Мы вас ждем. Все уже в лодке,- сказал укоризненно.

- С пленным? - радостно выдохнул Шарапов.

- Не-е-ет... Откуда?

- От верблюда! Вот откуда,- по-ребячьи огрызнулся Шарапов.

Земля стала мягкой и закачалась под ногами. Ярость, она начала копиться еще на дороге, захлестнула сердце, сбила дыхание и требовала выхода. Едва сдержался, чтобы не двинуть Скубу прикладом, шел не таясь, по-бычьи наклонив вперед голову. Увидев лодку,, побежал и, задыхаясь, гаркнул: