Владычица Жемчужины

— А как насчет гибели капитана? — спросил Келикс. Его вьющаяся рыжеватая борода была унизана бирюзовыми кубиками и полосатыми ракушками. Бритый череп и плечи покрывал сложный и тонкий, как детские пальчики, узор татуировки.

— Они делают вид, что ничего не знают, — ответил Курган.

— Хотя вы и регент, но все равно лебезите перед ними, — проворчал Крон.

Курган знал, что сараккон не хотел его обидеть. К тому же, по сути, то, что он сказал, было правдой. И все-таки Курган был уязвлен так, будто его унизили на глазах всей команды.

— Такова наша кастовая система, — принялся объяснять Курган. — Разве ваш совет, Ориениад, не отдает вам приказы?

— Довольно! — Первый помощник выступил вперед. — Мы должны отдать последний долг нашему капитану и другу. — Он показал то, что лежало на ладони. — Это ракушка-саван.

— Полагаю, капитану захотелось бы, чтобы это сделал Курган Стогггул, — заявил Келикс.

Мертвая тишина повисла над палубой «Омалина». Волны бились о борт корабля, из шпигатов вытекала вода. Серые, словно стальные облака висели низко над морем. Команда беспокойно задвигалась, а Крон мертвенно побледнел, сжимая и разжимая кулаки.

Курган знал, что нужно быстро что-то сделать.

— Через великое море смерти Курион просил меня отдать ему последний долг. Келикс, я почту за честь исполнить его волю.

Собравшиеся на палубе вздохнули с облегчением — Курган ответил так, как подобает сараккону. Никто теперь и слова против него не скажет, даже Крон, лицо которого мало-помалу приобретало обычный темно-гранатовый оттенок.

— Отлично сказано, — одобрительно кивнул Келикс и протянул Кургану ракушку — полосатую, бежево-коричневую, довольно длинную и изогнутую. Внутренние завитки оказались нежно-розовыми. — Возьмите ее, регент.

Курган послушался. Изнутри ракушки возник розовый язычок. Когда Курган осторожно к нему прикоснулся, он оказался гладким, прохладным и жестким, как панцирь.

— Прежде чем тело опускают в воду, ракушка-саван покрывает его защитным слоем. В отсутствие тела капитана мы вынуждены использовать вот это. — Келикс показал красивый клинок с изогнутым кованым лезвием и рукоятью из шагреневой кожи. Конец рукояти украшал неограненный сапфир. — Любимый клинок капитана.

Келикс положил кинжал на розовый завиток ракушки, и он тотчас же стал кремово-коричневым. Через секунду язычок заскользил по кинжалу, покрывая его чем-то вроде защитной пленки.

— В море мы рождены и морем станем, — пропел Келикс. — В сердце океана, где зарождается жизнь, нет ни смерти, ни печали, лишь бесконечная радость перерождения.

Келикс кивнул Кургану, который бросил покрытый полосатой пленкой клинок в море. Не подняв брызг, оружие тотчас же пошло ко дну и вскоре исчезло так же бесследно, как и его хозяин.

Наблюдая за волнами, Курган пытался заставить себя думать о Курионе. Однако после того, как он соврал саракконам, его мысли путались. Если бы регент знал себя чуть лучше, то догадался бы, что лгал самому себе с тех пор, как вернулся из За Хара-ата. Но он оставался Стогггулом и не решался признать правду. И поэтому для того, чтобы не вспоминать о За Хара-ате, чтобы не помнить о ней, он отправился в Гавань на похороны Куриона. Однако регент продолжал размышлять. Даже среди саракконов он не мог спрятаться от собственных мыслей. Они метались в воспаленном мозгу, словно золотые рыбки в открытом море, и не давали думать о саракконском капитане, которого Курган считал другом.

— Все кончено, — объявил Келикс. — Теперь наш капитан — часть истории.

Моряки постепенно расходились. Разбиваясь на пары и тройки, они возвращались к повседневным делам.

— Мы отплываем через четверть часа, — сказал Крон.

— Ясно, — отозвался Курган, поворачиваясь к сходням.

— Ты можешь отправиться с нами, Курган Стогггул, — предложил Келикс.

— К сожалению, не могу, — грустно улыбнулся регент. — Надеюсь, в следующий раз.

У него были совершенно другие планы.

— Что они там делают? — спросила Элеана, нервно шагая по огромной пещере, которая вела на территорию рапп. Они смотрели в полумрак, наполненный приглушенными голосами. Раппы всегда отличались любопытством, а группа чужестранцев казалась чем-то совершенно необыкновенным.

Наватир, крепко сбитый блондин с короткой бородкой, высокими скулами и круглым кундалианским черепом, ободряюще посмотрел на спутницу.

— Скоро мы узнаем. — Его серо-зеленые глаза посерьезнели. — Если они нам что-нибудь расскажут. Слушай, а когда ты участвовала в Сопротивлении, то была так же нетерпелива?

— Я по-прежнему ощущаю себя бойцом Сопротивления, — просто ответила Элеана. — Каждый день кхагггуны убивают все больше невинных кундалиан. Почему мы теряем здесь время?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю, в этом-то все дело. — Воительница качнула блестящими каштановыми волосами. На ее нежном лице с крупным сочным ртом отражались упрямство, талант стратега и готовность бороться с бедами и невзгодами. Хрупкая девушка казалась такой смелой, что поневоле возникал вопрос: «Почему она такая?» — Тебя не задевает, что у Рианы и Джийан так много секретов?

— Меня задевает все, что касается Джийан. — Наватир был одет в темно-красную тунику из тонкой блестящей ткани, неизвестной на Кундале. На толстом ремне висели два меча в расписанных рунами ножнах. Длинные блестящие лезвия были украшены гравировкой и гремели, как барабаны, когда он их сводил.

— Тогда почему они так себя ведут? Они что, не доверяют нам?

Наватир не нашелся с ответом. Однако Элеана не желала, чтобы он отмалчивался, ей нужны ответы на вопросы. В результате Реккк уступил не потому, что был слаб, а потому, что не хотел скрывать свою боль.

— Наверное, такова любовь. Я очень люблю Джийан, и она говорит, что тоже меня любит, — очень неуверенно начал Реккк. Элеана подошла поближе. Полуразумная мантия тут же обвилась вокруг девушки, словно желая защитить. — Разве это возможно?! Когда мы встретились, я был командиром отряда. Преследуя ее подопечного, Аннона Ашеру, я загнал его на эти самые холмы, к Каменному Рубежу, ее родине. Когда Аннон умер, она отдала мне его тело, чтобы предотвратить гибель других кундалиан. Не понимаю, как я мог совершить столько зла. Но раз я виновен, почему она полюбила меня? Если бы все было наоборот, если бы она была в’орнном, а я кундалианином, я никогда не простил бы ее.

Наватир замолчал, словно удивляясь собственной искренности.

— Ты не веришь, что Джийан честна в своих чувствах?

— Как она может меня любить? — с болью в голосе вопросил Реккк. — Как она может забыть, кем был я и кем — она? Когда Аннон умер, ее отдали мне. Она не желала становиться моей любовницей, изо всех сил сопротивлялась и боролась…

Элеана вздохнула и покачала головой. На Реккка было больно смотреть. Она собралась обнять его, но потом передумала. Девушка понимала, что такое страдание, страх за любимого и неопределенность. В За Хара-ате она сказала Риане: «Мы не должны скрывать то, что чувствуем. Когда ты далеко, я постоянно о тебе думаю. Когда ты рядом, мое тело трепещет. Раньше я никогда не ощущала ничего подобного». Шестое чувство, которым обладают лишь влюбленные, подсказывало ей, что Аннон все еще жив, что благодаря непонятному колдовскому обряду он теперь скрыт в теле Рианы.

— Я хорошо тебя понимаю, потому что недавно переживала нечто подобное, — молвила Элеана, обращаясь к Наватиру. — Любовь — покрытая мраком тайна, никто не знает, почему она приходит, подчиняет нас себе, а потом уходит. Единственное, что, как мне кажется, сумела уяснить я, — это то, что именно любовь изменяет нас. Только она, а не в’орнновская техномагия или кундалианская магия, потому что любовь рождается в сердце. Однако я в состоянии отличить сиюминутное желание от сформировавшегося решения. Как бы мне ни нравилось среди изгнанников, я скучаю по друзьям из отряда Сопротивления. Рядом с ними чувствуешь, что каждый день можешь сделать что-нибудь для освобождения кундалиан от в’орнновского рабства.

Наватир молча стоял, облокотившись о каменную стену.

— Реккк, мы не знаем, что с нами случится. Взгляни на себя, ты родился кхагггуном и с самого рождения привык убивать и калечить в угоду гэргонам. Затем ты стал подвергать сомнению все, в чем раньше и не сомневался. Тебя изменила любовь к Джийан. В каком-то смысле ты перестал быть настоящим в’орнном. Почему ты думаешь, что Джийан, в свою очередь, тоже не изменилась?

Вообще-то ответ на этот вопрос был прекрасно известен Элеане. Реккка мучила вина за то, что он совершил. А за время, проведенное в отряде Сопротивления, воительница поняла, что призрак прошлого может сделать настоящее просто невыносимым.

— Меня ведь изменили еще раз. Я не узнаю себя, когда смотрюсь в зеркало. Я Наватир, но не знаю, что могу. На мне волшебная мантия, но я не умею ею пользоваться. — Он смущенно покачал головой. — Постоянно приходится сталкиваться с новым и таинственным, а я не люблю секреты и тайны. — Реккк был довольно крепким и, тем не менее, почему-то терялся в огромной мантии. Его лицо напоминало сжатый кулак, а скулы — побелевшие пальцы, готовые ударить первого попавшегося. — А что, если она все-таки меня не любит? Вдруг она просто использует меня, чтобы отомстить?

— Надеюсь, ты сам в это не веришь?

— Как подумаю об этом, жить не хочется.

В таком состоянии Реккк сильно пугал Элеану. Ей казалось, он копает себе могилу, и она чувствовала себя беспомощной, не способной отнять у него кладбищенскую лопату.

Услышав цоканье когтей о камень, Элеана обернулась. По каменному полу пещеры к ним направлялась Тигпен. Тигпен, которая страшно злилась и чувствовала себя обиженной на весь мир. Тигпен, которая, едва начав рассказывать о яд-камнях, была просто не в состоянии остановиться.

2

Вопросы, вопросы, вопросы

Когда в переплетении солнечного света и теней Курган Стогггул увидел Риану и Элеану, стоящих вместе среди руин За Хара-ата, его каменные сердца заболели. Теперь, раскинувшись на украшенных драгоценными камнями подушках, он медленно выпускал ароматный дым лааги изо рта, закрывал глаза и переносился на каменные плиты площади в самом центре раскопок. Даже дурманящая дымка не успокаивала, и Курган в отчаянии скрежетал зубами. В За Хара-ате он, регент Кундалы, превратился в трясущуюся жертву. Наследник прославленного семейства Стогггулов чувствовал себя зеленым подростком, пускающим слюни при виде кундалианской девушки, которую взял силой. В тот солнечный день два года назад он излил на нее весь гнев и презрение к расе, которая тем не менее продолжала удивлять его собственную. Однако с тех же пор регент стал и ее рабом.

Пройдя сотни извилистых улочек, Курган по-прежнему был среди руин, в центре затерянного мира, среди стонущих плит и покрытого рунами камня. Распустив ткань рукава, он оставлял за собой нить, чтобы не заблудиться, и наконец выбрался из города. Увидев отряд кхагггунов, он тут же бросился к командиру и приказал взять в плен Элеану, Риану и Джийан. Однако, как бы Курган ни старался, он не смог найти площадь, где они остались. Каждый раз, когда ему казалось, что он идет правильно, в голове образовывался хаос, мысли текли медленно и вяло. По его приказу кхагггуны рассредоточились, постепенно расширяя зону поиска, но никого не обнаружили.

Просочившись в окно башни, ядовитый синий свет заиграл на полуопущенных веках Кургана. За окном шумел Аксис Тэр, когда-то столица северного континента, а сейчас — главный лагерь оккупантов Кундалы.

Курган сидел в своем кашиггене, развалившись на подушках, и полностью погрузился в транс. Это было его личное место отдыха, убежище, в котором он прятался от раздражающей вереницы законов, правил и предписаний. Быть регентом оказалось не так здорово, как он себе представлял. Протокол навевал на Кургана скуку, и, как и все в’орнны, он все же оставался марионеткой гэргонов.

Курган уже успел выкурить косячок, когда дзуоко принесла саламууун — наркотик с сильным психотропным действием. Распространение саламуууна контролировали Ашеры — кровные враги Консорциума Стогггулов. Хотелось скорее забыться, и, раскурив второй косячок, Курган стал мечтать об Элеане.

Он подслушал ее имя, тихонько приблизившись к девушке, когда она разговаривала с Рианой. Увидев ее в За Хара-ате, грациозную, как богиня, Курган потерял голову. Нужно было уходить, а он не мог пошевелиться, даже отвернуться от нее. Загорелые руки Элеаны с тыльной стороны были трогательно белыми, и у Кургана перехватило дыхание. Как и у всех в’орннов, у него совсем не было волос, однако до встречи с Элеаной Курган считал себя невосприимчивым к этому афродизиаку. Элеана мирно беседовала с Рианой, а регент упивался ее густыми темными волосами, серо-зелеными глазами, нежным румянцем на щеках и стройными ножками, то и дело мелькавшими в разрезе платья. Мечтая вдохнуть ее запах, Курган едва не застонал. Его чресла набухли, он упал на колени. Спина изогнулась, в висках стучала кровь — регент оказался беззащитен перед своей похотью.

Целую вечность Курган пребывал в сладостном полусне, дрожа от неведомого доселе желания. Что за странную власть имела над ним эта девушка?

— Она должна быть твоей.

Услышав незнакомый голос, Курган вздрогнул. Он резко сел и, увидев высокую фигуру в развевающемся пальто с капюшоном, скрестил руки на груди.

— Мой окумммон не работал целых две недели. — Курган пытался привести в порядок мысли.

— Похоже, ты решил, — произнес низкий голос, — что со смертью Нита Батокссса Товарищество охватит смятение и ты сможешь делать все, что тебе вздумается? — Фигура приблизилась, верадиумовые кисточки на подоле пальто вспыхивали и гасли. — Теперь ты понимаешь, как сильно ошибался? Гэргоны объединены нейронной сетью Товарищества. Мне все известно про тебя, регент.

«Далеко не все», — самодовольно подумал Курган.

Подошедший снял капюшон. В янтарного цвета череп, прямо над малиновыми зрачками, была имплантирована нейронная сеть из германиевых и терциевых плат, погруженных в полуорганический материал. Никто не знал, имеют ли гэргоны нейронные сети от рождения, или их оперируют в младенчестве. Курган отдал бы руку за то, чтобы выведать секреты техномагов, подчинить их себе и возвыситься над остальными в’орннами.

— Я Нит Нассам, — представился гэргон.

— Ты занял место Нита Батокссса?

Нит Нассам оглядел убранство кашиггена со смешанным выражением отвращения и одобрения, а затем вновь уставился на Кургана жуткими блестящими глазами.

— Похоже, я не ошибался на твой счет, Курган Стогггул.

Регент тут же насторожился.

— В каком смысле?

— Время от времени мы призываем регента к себе. Испытываем его, узнаем новости, отдаем приказы, которые он выполняет беспрекословно. Так было и так будет всегда. Нам, гэргонам, очень удобно править…

— Сея страх и смятение.

— Править по доверенности, — спокойно уточнил Нит Нассам. — Но с тобой все иначе. Ты нас не боишься. В этом, несомненно, заслуга Нита Батокссса, который был твоим воспитателем. Ты ведь натура творческая, — неожиданно усмехнулся гэргон. — Да и Товарищество всегда уделяло тебе слишком много внимания.

— Как ты разыскал меня?

Нит Нассам обошел Кургана, будто решая, как себя вести. Внутренняя сторона пальто была янтарно-желтой, с металлическим отблеском, того же цвета, что и экзоматрица.

— Мой дорогой регент, пока окумммон в тебе, я смогу найти тебя где угодно. — Гэргон скрестил на груди руки, затянутые, как у всех техномагов, в ионные перчатки. — Кроме того, разве ты что-то от меня скрываешь? Разве у тебя есть секреты или планы, в которые я не посвящен?

Курган упрямо молчал. Гэргонам нравилось со стороны смотреть, как другие касты лгут или ссорятся, — подобные наблюдения давали богатый материал для исследований. Техномаги были и оставались учеными, а поэтому воспринимали Космос как непрерывный эксперимент. Что же они искали, зачем заставляли в’орннов непрерывно странствовать между мирами, перенимая опыт других народов, прежде чем разорить и поработить их? Конечной целью гэргонов было раскрытие тайны бессмертия.

Нит Нассам подошел ближе, и Курган почувствовал пульсацию ионов. Она напоминала укусы крошечных насекомых и исходила от перчаток техномага. По желанию Нита Нассама эти легкие уколы могли причинить страшную боль, даже убить.

— Конечно же, у тебя есть тайны, Курган Стогггул. Ты жить не можешь без тайн. Они неотъемлемая часть твоей жизни. Как, например, твоя страсть к кундалианской девушке. — Гэргон фыркнул. — Впрочем, ты волен спать с кем угодно, наслаждаться саламуууном и лаагой. Можешь делать все, что хочешь. Думаешь, меня волнуют такие мелочи? — Он покачал головой. — Думаешь, меня интересуют твои секреты? Самая большая ошибка, которую сделали гэргоны по отношению к тебе, — это то, что они пытались раскрыть твои тайны. Я не намерен тратить на это время, Курган Стогггул. — Техномаг приблизил свое лицо к Кургану. — Но ты будешь повиноваться мне, дорогой регент. Абсолютно и беспрекословно.

Курган заметил, что гэргон сказал «повиноваться мне», а не «повиноваться Товариществу». Регенту было всего семнадцать, и сколько он себя помнил, старшие всегда пытались навязать ему свою волю. Курган сумел перехитрить их, однако теперь, когда он почувствовал вкус свободы, свои права на него заявляет Нит Нассам!

— Нит Батокссс был одержим кундалианским архидемоном по имени Пэфорос, — ответил Курган. — Мне многое известно об этом архидемоне.

— Не советую болтать об этом на каждом углу, — зло прищурившись, сказал Нит Нассам.

Спорить с гэргоном было бесполезно.

— Просто так повиноваться я не стану. В обмен я хочу…

Нит Нассам щелкнул пальцами.

— Не вздумай диктовать условия гэргонам.

— В обмен я хочу торговлю саламуууном.

Смех гэргона оказался ужасным, равно как и обнажившиеся зубы.

— Ты настоящий баскир! Торговлю саламуууном контролируют Ашеры.

— А почему?

— Таков закон. Существует даже соответствующий указ…

— Но ты гэргон и, значит, можешь изменять законы…

— Ты не понимаешь!..

— Да нет, мне все предельно ясно…

— Хорошо. Тогда я не буду напрасно терять время, ибо это действительно может понять только гэргон. — Нит Нассам щелкнул пальцами. — Нам пора, накопилось много работы. — Техномаг распахнул пальто, закутывая Кургана.

Риана смотрела в зеркало, и внезапно ее отражение исчезло. Она увидела себя, бредущую по обдуваемой ветрами местности. Снегу было по колено, поэтому приходилось высоко поднимать ноги. Небо казалось пурпурным, солнце ярко светило. Заслонившись ладонью, Риана взглянула на солнце. С горных вершин то и дело сходили небольшие лавины. Девушка продолжала подниматься по крутому склону. Все вокруг выглядело странно знакомым, ее будто вел внутренний голос.

Наконец она подошла к высокой стене и, вставив огромный ключ в железный замок, открыла базальтовые с бронзовым орнаментом ворота. Перед ней был внутренний двор, усыпанный розовым гравием. Черная базальтовая дорожка делила его пополам. Риана не увидела ни снега, ни льда. Странно, но за воротами не было ветра, и розовый гравий лежал аккуратными волнами, а листья на деревьях не шевелились. По обе стороны от дорожки располагались каменные фонтаны. Мерный звук капающей воды действовал успокаивающе.

Небо над двориком было безоблачно-синим.

Словно во сне, Риана двигалась по базальтовой дорожке, совершенно не передвигая ног.

Поравнявшись с фонтанами, она остановилась. На массивные каменные плиты были нанесены руны Венчи. Выходило, что на правом фонтане написано «ПАМЯТЬ», а на левом — «ЗАБВЕНИЕ».