Эдем в подарок

Белёк задумался, а я вздохнул облегчённо. И тут вспомнил, что в ванной у меня, наверное, уже вода перелилась. Вскочил порывисто и на ходу объяснил «пришельцу»:

— Я сейчас, воду надо слить.

Когда я вернулся в кухню, он всё так же сидел, погружённый в глубокие раздумья. Наконец, он вздохнул и заявил торжественно:

— Я думаю, что это вполне реально.

Я с тоской смотрел в тёмное окно, где облысевший клён грозил кому-то своей корявой лапой. Может, это он мне? Ну, например, хочет сказать что-то вроде: «Олежек, а тебя разве родители в детстве не учили, что нельзя тащить в дом кого попало? От одной такой ты только сегодня избавился, так нет, надо ещё хуже приволочь! Что делать теперь будешь?».

Белёк сделал какое-то едва заметное движение и на столе появилась странная прозрачная пластинка, напоминающая лабораторное стёклышко. Интересно, откуда он её достал? Я уверен, что карманов у него нет! Да кто бы додумался к кальсонам карманы приделать?! Вообще, зачем нужны карманы на кальсонах?

— Мне нужно взять твою кровь, — робко попросил он.

Началось! Кровь ему моя понадобилась, как будто у меня есть лишняя. Самому мало! Я отодвинулся немного и приготовился дать отпор безумному душегубу. Но он и не думал на меня нападать, а лишь просительно сказал:

— Совсем немного для образца…

— Зачем? — Я почти закричал, сознавая, что безумие готово перекинуться на меня, а ведь психические заболевания, вроде бы не считаются заразными.

— Говорю же тебе — для образца! — Терпеливо объяснил он. — Это не больно и совсем не страшно. Я просто приложу к твоей руке эту накопитель и всё.

Я задумался. К руке — не страшно, это же не по горлу полоснуть, но потакать его придури мне надоело. Я подошёл к двери и твёрдо сказал:

— Всё, мне это надоело! Пора тебе возвращаться домой. Я устал и хочу спать!

Лицо Белька озарила улыбка.

— Я понял, — воскликнул он, — ты мне не веришь, ты думаешь, что я сумасшедший, да? Ты меня боишься. Послушай, я не хотел тебя пугать.

— Я тебе верю, но мне пора в ванную и потом спать. Я сегодня слишком от всего устал, — признался я угрюмо.

Мой полоумный гость подвинул мне «накопитель» и строго сказал:

— Я отойду в сторону, чтобы ты ничего такого не думал. А ты просто приложи это к своей руке и всё.

— И тогда ты, наконец, уйдёшь? — Спросил я его устало.

— Обещаю!

Проклиная себя за мягкотелость, я взял стёклышко, которое оказалось слишком лёгким и выполнил всё, что он мне сказал. Укол был таким лёгким, что я его почти не заметил. «Накопитель стал окрашиваться в красный цвет, наполняясь моей кровью. Забавная штука, интересно, откуда она у него? Белёк подошёл и взял у меня «накопитель».

— Ну, вот и всё. Видишь, ничего страшного не произошло. Мне пора.

Я вздохнул облегчённо. Но рановато, потому что он спросил:

— Где у тебя тут балкон?

— Слушай, — взорвался я, — у меня пятый этаж! Может, ты как-нибудь через дверь, а?

«Пришелец» нахмурился и повторил:

— Где у тебя балкон?

«А, фиг с ним, — решил я, — если хочет, пусть бросается с балкона, а я уже устал от всего этого!».

Я провёл его в комнату и кивнув на балконную дверь, сказал:

— Вон балкон. Но я бы, всё-таки, советовал тебе выйти через дверь, потому что силу земного притяжения ещё никто не отменял.

Он равнодушно махнул рукой и, не прощаясь, вышел на балкон. А дальше произошло то, что я никак потом не мог себе объяснить. Ещё несколько минут он стоял под дождём, глядя в тёмное ночное небо и вдруг исчез, как привидение! Готов поклясться, что он не пригнул вниз — это бы я заметил! Он именно исчез. Вот стоял и вот уже нет его! Я даже выскочил вслед за ним под дождь и попытался рассмотреть, что там внизу, представляя себе распластанное на асфальте искалеченное тело. В темноте ничего нельзя было разглядеть. Проклиная весь этот сволочной мир, Надьку, из-за которой мне пришлось уйти из дома, начальника с его клиническими заскоками и всех психов вместе взятых, я вышел в подъезд, прекрасно понимая, что, если он действительно выпрыгнул, то я ему уже ничем не смогу помочь. Зачем я полез в воду его спасать? Утонул бы и отмучился уже. Не думаю, что быть безумным так уж приятно. Как же мне всё это надоело!

Внизу никого не было! Ни живого, ни мёртвого! Не понимая, что происходит, я задрал голову и стал искать его на других балконах, но Белёк испарился, как будто его никогда и не было. Фантастика!

Вернувшись домой, я завалился спать. Измотанные нервы молили о пощаде и в сон я провалился, как в бездну.

Глава 2

Болезнь

Утро встретило меня монотонным шуршанием дождя и мутным серым небом, а так же страшной головной болью и скверным самочувствием. В горле, как будто кактус застрял, а нос категорически отказывался дышать. Впрочем, этого следовало ожидать — ноябрь не самый лучший месяц для купания в реке. Всё, произошедшее вчера, вспоминалось, как в тумане, словно накануне я был мертвецки пьян. Бред какой-то!

Меня бил озноб и не хотелось даже шевелиться, настолько болело всё тело! Острая жалость к себе накрыла меня горячей волной. Ну, вот дождался! Один одинёшенек, как перст, совершенно больной и разбитый. Вспомнилась банальность о стакане, который некому подать. Болеть в одиночестве — это ужасно! Я глубоко вздохнул и сразу же закашлялся. Зачем я вчера прогнал Надюху?! Вот теперь меня мучило позднее раскаянье.

Дверь в спальню открылась и на пороге возникла она, Надька! Жаль, что я не Пушкин, а то выдал бы что-нибудь типа: «я помню чудное мгновенье — передо мной явилась ты»! Всё-таки женщины — это чудо! Как она почувствовала, что мне плохо? Не зря же говорят, что у этих загадочных созданий интуиция хорошо развита, не то, что у нас — мужиков. Вернулась! И это, не смотря на то, что я её вчера сильно обидел — я расчувствовался почти до слёз.

— Привет, — просипел я, — ты вернулась?

— Я забыла вчера оставить тебе ключ, — сухо ответила она, — вернулась, а ты тут совершенно больной. Когда ты успел? Вас, мужиков, ни на минуту нельзя оставлять одних. Ну, как дети малые!

Смешно, как будто на это надо много времени. Ноябрь, грипп, вода в реке холодная…

В комнате повисло напряжённое молчание. Никто не знал, что говорить. Наконец, Надежда сказала:

— Ладно, будем тебя лечить, куда денешься. Только ты не сопротивляйся, а то я на тебя злая, могу и огреть чем-нибудь!

Она взяла градусник, встряхнула и засунула мне подмышку. Я безропотно повиновался. Оставаться в гордом одиночестве наедине с заложенным носом, больным горлом и изматывающим ознобом, не хотелось.

— Слушай, я не поняла, почему там, в ванной, валяется твоя одежда вся мокрая? Где можно было так промокнуть? Ты, что, купался в одежде?

На этот вопрос я решил не отвечать. Да что тут можно умное соврать? В Белька она точно не поверит, да я и сам сегодня уже в это не верю. Надежда не стала зацикливаться на деталях и настойчиво продолжила свою нравоучительную беседу.

— Это тебя Бог наказал за то, как ты со мной поступил! — Уверенно произнесла она, нисколько не сомневаясь в своей правоте. Вытащив градусник, она даже присвистнула. — Почти сорок! Надо вызывать врача. Как только тебя угораздило? Вчера ещё был вполне здоров.

— На это много ума не надо, — заискивающе прошептал я.

Чтож, возможно она и права, но ведь свой грех я искупил спасением утопающего…

— Так, я сейчас звоню в скорую! — Заявила она твёрдо.

— Не надо мне тут врачей! Я им не доверяю. Знаешь, — захотелось мне поделиться с ней вчерашним происшествием, — я вчера познакомился с одним психом…

Она усмехнулась и ответила:

— А чего ты удивляешься, подобное тянется к подобному.

Желание исповедоваться сразу пропало. Как ни крути, мы с ней слишком уж разные. Понять друг друга нам трудно. А. если уж совсем честно, то вообще невозможно. Мы с ней, как будто из разных вселенных. Я закрыл глаза и откинулся на подушку. Слушал, как она хозяйничает на кухне и на душе стало спокойно и тепло. Незаметно навалился тяжёлый больной сон…

— Так, — голос Надюхи разорвал липкие щупальца сна, — иди есть.

— Не хочу. Лучше дай мне сигарету.

Надька мгновенно превратилась в фурию, сощурила глаза и заявила:

— Обойдёшься без курева. Можно немного потерпеть.

Ну, вот, начинается старая история. С неслышным миру стоном я выбрался из-под одеяла и поплёлся на кухню. Я благодарен ей за то, что не оставила меня тут одного подыхать, но никому не позволю лишать меня этих маленьких радостей жизни, к которым я уже привык. Какой смысл в этой жизни, если не потакать иногда своим слабостям?

Затянулся глубоко и сразу же последовал приступ кашля. Дым был сладковатым и противным, как будто вместо табака я курил горелые тряпки. Не получается. Вот зараза, даже этого малого удовольствия я лишён!

— Что, не идёт? Совсем никак? — Спросила Надежда ехидно. — Вы, мужики, как маленькие дети, всё назло, всё поперёк. Я же знаю, что говорю!

Она поставила передо мной тарелку с горячим супом и приказала:

— Ешь!

Безропотно я хлебал безвкусную, из-за температуры, еду и пытался вспомнить вчерашнее происшествие. Теперь всё казалось безумно глупым и нелепым. Инопланетянин, надо же такое придумать! Только вот одно меня мучает: куда он, всё-таки, пропал? Взгляд упал на, свесившуюся с ложки, вермишелину.

— Червяк, — задумчиво произнёс я, — глист!

Надька вспыхнула. Я давно заметил, что критиковать её кулинарные способности нельзя, никак нельзя — опасно для жизни. Но, учитывая то, что я болен, она ограничилась лишь коротким замечанием:

— Сам ты червяк, глист неблагодарный! Я стараюсь, стараюсь, а ты постоянно чем-то недоволен!

— Надь, а вот мне интересно, глисты бывают благодарными? Не обижайся, наверное, это было вкусно, но у меня сейчас все чувства притуплены, ничего не могу разобрать.

Её раздирали на части противоречивые чувства: с одной стороны я упорно напрашивался на скандал, но с другой — я ведь больной, у меня температура под сорок, можно и простить. Вздохнув обречённо, она пробормотала себе под нос, но так, чтобы я слышал:

— Не везёт мне с мужиками, один другого хуже.

Потом Надюха уложила меня в постель, натёрла уксусом так, что в глазах защипало и, укутав в одеяло, как маленького ребёнка, строго сказала:

— Я сейчас по магазинам, надо купить мёд, молоко, малину, калину…

— Калину не надо, — жалобно прошептал я голосом раненного бойца, — она мочой воняет. Я её не могу ни есть, ни пить!

— У тебя нос заложен, так что ничего не почувствуешь, — обнадёжила она меня. А лечить тебя надо. Сдохнешь тут у себя в норе и завоняешься.

— Не, ты не позволишь мне завоняться, правда? — Спросил я жалобно.

— Ты, по-моему, забыл, что вчера послал меня и не просто послал, а точно указал, в каком направлении мне идти, — напомнила она ехидно.

— А ты, оказывается, злопамятная! — Я обиделся.

— Нет, просто я очень исполнительная, — она хихикнула глупо, — мне сказали «Иди на…», вот я и иду, куда сказали.

Вот уж точно «язык мой — враг мой»! Вот так ляпнешь с дуру, а потом тебе это будут вспоминать до гробовой доски!

— А ты себе хотя бы рыбок аквариумных завёл — хоть кто-то живой в квартире будет, кроме тебя. Нельзя жить так, как ты живёшь!

— Ты думаешь, что, если я подохну, то рыбки смогут выбраться из аквариума и устроят мне пышные похороны? — Спросил я ядовито. — Не, не люблю я эту безмозглую живность.

Надька посмотрела на меня оценивающе, как на залежалый товар и сделала свой вывод, конечно же, не в мою пользу:

— Вы бы друг друга поняли, у вас уровень интеллекта одинаковый, хотя, рыбки они, конечно, немного умнее, но ничего, со временем и ты подтянешься до их уровня.

Потом она деловито вытирала пыль с мебели, рылась в аптечке, пытаясь отыскать чудодейственное средство, способное мгновенно поставить меня на ноги, но ничего нужного, естественно, не нашла. Хмуро заявила:

— У тебя тут такой гадюшник! Скоро здесь будут змеи с крысами ползать. Неужели так трудно убраться в квартире?

От возмущения я даже задохнулся. Это она мне говорит!

— Знаешь, что, — хрипло взорвался я, давясь кашлем, — если ты за полтора года не смогла навести в квартире порядок, то не надо мне сейчас тут нервы мотать!

Странно, но возмущаться она не стала, просто тихо заявила:

— Я не смогла, а ты не захотел, да?

Ну, вот, ничего не изменилось. Я уже не был уверен в том, что так уж хочу, чтобы она возвращалась. Эти постоянные придирки мне надоели до чёртиков! Пусть уж лучше Толян её усмиряет, а я не укротитель змей! Моя нервная система слишком уж нервная, для этого дела. Но, едва она накинула пальто, как тут же навалилась тоска и я жалобно простонал:

— Надь, приведи мне нотариуса.

Она остановилась, повернулась, на лице её застыло удивление.

— Это ещё зачем? — Спросила она растерянно.

— Хочу тебе квартиру завещать, — слабым голосом сказал я, — а то умру тут и всё государству отойдёт. А так хоть какая-то польза будет от моей смерти.

Надюха сбросила пальто, подошла ко мне, наклонилась и, глядя прямо в глаза, тихо спросила:

— А не боишься, что я после этого тебе вместо лекарства, яд подсуну? Умирать он собрался, смешно. Можно подумать, что ты первый раз простужаешься. Не суетись, тебя ещё ломом не добьёшь. И вообще, такие, как ты живут долго и другим жизнь отравляют. Покойник, — она хмыкнула, — а вот не надо искать лёгких путей, придётся как-то выживать и думать, как дальше жить будешь! Хотя, знаешь что, давай-ка я тебе пару кубиков антибиотика вколю для надёжности?

— Не надо, — испуганно отшатнулся я от неё. — Не хочу!

— Такой большой мальчик, а уколов боишься! — Рассмеялась она.

Мне стало обидно. Хотелось сочувствия и понимания, а нарвался на издёвки и сарказм. Неужели так трудно хотя бы на время моей болезни укротить свой сволочизм?!

— Ничего я не боюсь, просто не хочу и всё! — Угрюмо ответил я, кутаясь в одеяло.

— Стесняешься? — Надька весело рассмеялась. — Можно подумать, что я твой тощий зад не видела. Тоже мне картина да Винчи! Давай вколю для профилактики, чтобы душа была спокойна. У меня рука лёгкая.