Ветер.Ах, этот Икстлен…или « Баловство с магией»

— Куда ни пойдешь, а светящаяся дорожка двинется с тобой. Айвазовский в своих картинах имел секрет — его лунная дорожка на огромных полотнах «передвигалась» вместе с идущими, как в жизни.

— А ты мог бы дотронуться до лунной дорожки рукой? — лукаво спросила Света.

— Н-нет конечно! А как до нее дотронешься? Вон она как далеко от нас заканчивается.

— Эх ты, сама наблюдательность! А если приблизить глаза к воде, не пробовал?

— Так это купаться придется.

— Купнемся?!

— Так ты же замерзла!

— В воде согреемся!

Светка через голову, одним движением сняла с себя все, и кинула на берег. Повернулась к ошарашенному Вовке.

— Идешь?

Вовка стал торопливо стаскивать штаны. На камне это делать неудобно, конечно же, он шлепнулся. Это событие окончательно вернуло обоим настроение, и через минуту они уже как дети топали пальцами рук по лунной дорожке. Глубина была по шею, вода теплой и жизнь прекрасной. А плавать, плескаться, нырять и брызгаться в ночи — что-то вообще невообразимое! Не пробовали? Все в искрах планктона. Движение рождает фейерверк блеска. И смех, этот особенный, южный смех!!!

Глава 3

На пляж пришли после обеда.

— Полдня продрыхли, — сокрушалась Света. Вовка промолчал, и так все ясно.

Ветра не было. Штиль превращал море в огромное зеркало, обращенное к небу.

— Знать бы, кто «ловит» этот солнечный зайчик.

— Как минимум, космонавты, — улыбнулась Света, — ну, и еще все на побережье…

— Ха, о тех, кто на побережье, я не подумал, — развеселился Вовка и потянул из спортивной сумки полотенце, чтоб прикрыться от солнца. Нос уже изрядно напекло. Ткань за что-то зацепилась и из сумки вылазить не хотела. Вовка дернул сильнее, и вместе полотенцем выпала книга Карлоса Кастанеды. Из-под черной обложки высунулся уголок тетрадного листа. Вовка заинтересовался, достал вкладыш. На бумаге синели чернила с неровным, быстрым почерком:

Выписки из Книги Карлоса Кастанеды:

1. Я сел отдохнуть и заснул под высоким эвкалиптовым деревом. Внезапный крик сокола разбудил меня. Я открыл глаза, не сделав никакого другого движения, и увидел беловатую птицу, усевшуюся на самых высоких ветвях эвкалипта.

2. В это время дня, в сумерках, нет ветра. В это время есть только сила.

3. Мы оставались дома в течение всего дня из-за «ветра». Дон Хуан объяснил, что мы побеспокоили ветер намеренно, и что лучше не валять с этим дурака. Мне даже пришлось спать покрытым ветками.

Внезапный порыв ветра заставил дона Хуана подняться одним невероятно бодрым прыжком.

— Проклятие, — сказал он, — ветер ищет тебя.

— На это я не покупаюсь, дон Хуан, — сказал я, смеясь, — действительно, нет.

Я не был упрям. Я просто считал невозможным принять идею того, что ветер имеет свою собственную волю и ищет меня, или что он действительно замечал нас и бросался к нам на вершину холма. Я сказал, что идея «ветра, имеющего свою волю», была идеей из мира, который был довольно упрощенным.

4. Если бы ты жил среди дикой природы, то ты бы знал, что в сумеречное время ветер становится силой. Охотник, который стоит своей воли, знает это и действует соответственно.

— Как он действует?

— Он использует сумерки и силу, скрытую в ветре.

— Как?

— Если ему это удобно, охотник прячется от силы, накрыв себя и оставаясь неподвижным, пока сумерки не минуют. И сила окутывает его своей защитой.

Дон Хуан сделал знак, как бы обертывая что-то своими руками.

— Ее защита похожа на…

Он сделал паузу, подыскивая слово, и я предложил «кокон».

— Правильно, — сказал он, — защита силы окутывает тебя как бы в кокон. Охотник может оставаться на открытом месте и никакая пума и никакой койот, и никакой звук не сможет потревожить его. Горный лев может подойти к самому носу охотника и обнюхать его, и если охотник останется неподвижен, горный лев уйдет. Могу тебе это гарантировать.

Если охотник, с другой стороны, хочет быть замеченным, то все, что он должен делать, заключается в том, чтобы встать на вершине холма в сумерках, и сила будет следовать за ним и искать его всю ночь. Поэтому, если охотник хочет всю ночь путешествовать или если он хочет оставаться бодрствующим, он должен сделать себя доступным ветру.

5. — Искусство охотника состоит в том, чтобы быть недостижимым, — сказал он, — в случае с блондинкой это значило бы, что ты должен был стать охотником и встречать ее осторожно, не так, как ты это делал. Ты оставался с ней день за днем, пока единственное чувство, которое осталось, была скука, правда?

Я не отвечал. Я чувствовал, что ответа не требуется. Он был прав.

— Быть недостижимым означает, что ты касаешься мира вокруг себя с осторожностью. Ты не съедаешь пять куропаток, ты ешь одну. Ты не калечишь растения только для того, чтобы сделать жаровню. Ты не подставляешь себя силе ветра, если это не является оправданным. Ты не используешь людей и не давишь на них, пока они не сморщиваются в ничто, особенно те люди, которых ты любишь.

— Я никогда никого не использовал, — сказал я искренне.

Но дон Хуан утверждал, что я это делал, и поэтому я могу теперь тупо утверждать, что я устал от людей, и они мне надоели.

— Быть недоступным означает, что ты намеренно избегаешь того, чтобы утомлять себя и других, — продолжал он. — это означает, что ты не голоден и не в отчаянии, как тот несчастный выродок, который чувствует, что он уже больше никогда не будет есть и поэтому пожирает всю пищу, которую только может, пять куропаток.

Дон Хуан определенно бил меня ниже пояса. Я засмеялся, и это, казалось, доставило ему удовольствие. Он слегка коснулся моей спины.

— Охотник знает, что он заманит дичь в свои ловушки еще и еще, поэтому он не тревожится. Тревожиться значит становиться доступным, безрассудно доступным. И как только ты начинаешь тревожиться, ты в отчаянии цепляешься за что-нибудь. А как только ты за что-нибудь уцепился, то ты уже обязан устать или утопить того или то, за что ты цепляешься.

6. Охотник пользуется своим миром с осторожностью и с нежностью, вне зависимости от того, будь это мир вещей, растений, животных, людей или силы. Охотник интимно обращается со своим миром, и все же он недоступен для этого самого мира.

— Это противоречиво, — сказал я. — он не может быть недоступен, если он там, в своем мире, час за часом, день за днем.

— Ты не понял, — сказал дон Хуан терпеливо, — он недоступен, потому что он не выжимает свой мир из его формы. Он касается его слегка, остается там столько, сколько ему нужно, и затем быстро уходит, не оставляя следов.

7. — Поступки есть сила, — сказал он, — особенно тогда, когда человек действует, зная, что эти поступки являются его последней битвой. Существует особое всепоглощающее счастье в том, чтобы действовать с полным сознанием того, что этот поступок вполне может быть твоим самым последним поступком на земле.

Вовка переглянулся со Светой.

— Ты поняла?

— Не очень. Хотя, в заглавии слово «книга» написано с большой буквы. Значит, человек считает, что это очень важная книга, и суждение о жизни интересное.

— Книга тайн, — добавил Вовка, весело и невпопад.

— А что на обороте?

— Это Путешествие в Икстлен, — пояснил Вовка, — книжку Карлос Кастанеда написал, это, наверное, из этой книжки кто-то для себя главные мысли выписал.

— Да нет. Я спрашиваю, что на обороте листа?

Вовка недоуменно перевернул бумагу. На обратной стороне тоже были строчки, но другим почерком.

— Смотри, как затерты буквы, наверное, этот листок давно живет в твоей книге!

— Да не моя она! У Ирины Константиновны нашел на полке. Сережка давно советовал почитать Кастанеду, а тут сама «в руку прыгнула». Ты права, судя по почерку и потертости букв на обороте, писали в разное время различные люди.

Вот о чем говорили строчки:

Основные мысли по Икстлану.

Остановить сознание, позволяя миру двигаться дальше (в его изменении вариантов реальности).

Стереть свою историю личности (постепенно «напустить тумана» в информации окружающих о тебе — никто тебя не знает и ты себя не знаешь, а значит способен на «невозможное»).

Способ восстановления сил: Найти (по внутреннему наитию) небольшой плоский холм, лечь на живот, головой на восток. Несколько минут сна восстановят силы.

Выкинуть из головы собственную значимость (нельзя уходить от ситуации, если все складывается не так, как ты хочешь — это не гордость и характер, а проявление слабости и мнительности).

Настрой на общение (на равных и с симпатией) с живым и «неживым» миром рождает понимание магии мира — начинаешь видеть реакцию на тебя каждого элемента мира (не важна связность или бессвязность речи, не важен язык).

Если ты, что-то берешь у Мира, поедаешь, или убиваешь чтобы поесть — надо извиниться и объяснить, что когда-то сам станешь пищей для растений и животных — Мирединое целое. Каждый элемент живой или нет — ВАЖЕН!

Если ты хочешь чтоб тебе ответили: растение, стихия, Мир, — говори с ними с симпатией, на равных, не зажимаясь (Значит: откровенно, вслух, не стесняясь окружающих).

Человек должен воплощать свои решения до конца, и полностью нести ответственность за любые свои решения (человек должен знать, почему он это делает, и не иметь ни каких сомнений и сожалений — дословно: «…принимать ответственность за свои решения означает, что человек готов умереть за них».

«… нет маленьких или больших решений. Есть только те решения, которые мы делаем перед лицом нашей неминуемой смерти.»).

«Видеть» невидимое можно боковым зрением (надо скосить глаза и разглядывать, если неожиданно что-то заметил не поворачивать голову, а продолжать неподвижно разглядывать. Раздвоив (скашиванием глаз) изображение надо научиться по желанию рассматривать каждое по отдельности — самое главное всегда происходит между изображениями).

Брать у жизни не больше, чем необходимо для жизни (это сложно, чувству меры надо учиться).

Изменить распорядок жизни — только жертва ходит строго заведенными тропами, и ест в строго отведенное время.

(допишу позже).

Света дочитала быстрее, и теперь с интересом наблюдала за сменой эмоций на лице друга. В глазах его отражалось не только море, но все тайны мира, нежданно постигнутые и теперь невесомо ускользающие.

— Ты как Ньютон после падения яблока, — рассмеялась она.

— Свет, ну правда же, в этом что-то есть! Надо только совместить два текста и попытаться поверить!

— Еще скажи — попробовать! Что, с ветром разговаривать будешь?

— Буду! Почему бы и нет, — в запальчивости сказал Вовка, и сник. Представил, как это будет выглядеть. Света на него посмотрела и сказала примирительно:

— Меня поразило другое — все высказывания, а значит, наверное, и книга в целом не противоречит десяти заповедям Христа, а как бы расширяют их действие на весь наш мир. Словно говоря, что Богу дорог не только человек, но равно и все остальное им созданное.

— Что значит «равно»? — удивился Вовка, повторив ударение на первый слог, — как можно равнять человека и корову?

— Можно! Это как у матери с детьми. Детям кажется, что меньшего всегда любят больше, а к самым маленьким вообще особое отношение!

— А разве не так?

— Конечно, не так! Мать любит всех одинаково. Просто она знает, что старшему не нужно столько осторожного внимания и присмотра, а меньшой только на этом и живет первые пять лет. Японцы своих детей даже совсем не наказывают до пяти лет.

— Ну хорошо, убедила! А при чем здесь заповеди?

— А при том! Заповедь «не убий» — применительно к человеку понятна…

— А применительно к корове каким боком? — перебил Вовка, — их все равно забивают и едят, и религии не против!

— Да «забивают», да «едят», да «не против»… Может, и Бог не против! Но он сто процентов против геноцида. Стеллеровых коров помнишь? Не знаешь. Залезь в Интернет и почитай. Да что Интернет! Смотри, что здесь написано:

«…ты касаешься мира вокруг себя с осторожностью. Ты не съедаешь пять куропаток, ты ешь одну. Ты не калечишь растения только для того, чтобы сделать жаровню. Ты не подставляешь себя силе ветра, если это не является оправданным. Ты не используешь людей и не давишь на них, пока они не сморщиваются в ничто, особенно те люди, которых ты любишь.»

В этот день они плавали, загорали, ходили в заповедник «Казантип» и периодически срывались на обсуждение тайны книги и рукописных строк: строили догадки, вычисляли возможного хозяина листка, спорили о мистике и реальности написанного, о возможности проверить на деле сказанное в книге, об устройстве мира. А под вечер вспомнили, что время отдыха почти на исходе, а билеты так и не куплены.

Поход за билетами.

Если есть настроение, то встать пораньше одно удовольствие. Когда есть важное дело, то вершить его надо с хорошим настроением. Вот и получается, что делать важное дело — одно удовольствие.

— Хо-хо, каламбур получился из мыслей! — Вовка упруго встал, потянулся, натянул футболку. Заглянул: под кровать, тумбочку, стол, сделанный Михаилом Тарасовичем — тапок не было!

— Что за хрень? — выругался он. Тут же представилось растение с большими удлиненными листьями. Вовка рассмеялся, вот уж точно — вырастет, замучаешься пропалывать. Так и с выражениями…

Тапок не оказалось и перед входом. Вовка впрыгнул в галоши Ирины Константиновны. Идти было неудобно — в обувке оставалось много свободного места — но весело. Шаркая, облазил весь участок, тапки нашлись за домом у окна.

Как Вовка потерял тапки…

Вовка сразу вспомнил, как ночью захотелось купаться, а одному идти к морю грустно. Дверь в хозяйский дом была закрыта. Он почувствовал себя лазутчиком на вражеской территории, когда храбро пробирался к окну.

— Свет! — сдавленно позвал молодой человек и тут же взглянул в соседнее окно, как бы не разбудить хозяйку, — Светик!

Открытая створка словно приглашала. Подтянулся, заглянул в комнату. Темно.

— Здесь только негра искать, — обиделся Вовка. Через несколько секунд глаза привыкли. Справа от окна стояла кровать. Под белеющим одеялом сопели и пофыркивали.

— Во заливает, как соловей! — восхитился Вовка и потянулся растолкать спящую. Это было не так-то просто. Перегнулся через подоконник, с трудом на руках дотянулся до кровати, а вот дальше никак. Лезть в комнату не хотелось, могла войти Ирина Константиновна. Вовка недолго соображал. Рядом с окном стояла прислоненная к стене штакетина от старого, разобранного забора. Дотянуться до рейки было не сложно. Вовка все же позвал снова. В ответ произошло некое шевеление на кровати, закончилось все новым сопением.