Казнить Шарпея

– Разрешите перейти к докладу о Хашеми?

Буданов сжал кулаки и, не желая дольше задираться с подчиненным, буркнул:

– Слушаю!

– Алик Хашеми, возраст примерно сорок – сорок пять лет, гражданин Иордании. Захвачен месяц назад в Кодорском ущелье, в Грузии...

– Я знаю, что Кодорское ущелье – это Грузия! – язвительно перебил докладчика Буданов. – Учитесь докладывать самую суть!

– Там проводилась спецоперация по противодействию проникновению чеченских боевиков в Россию с территории Грузии, – невозмутимо продолжал Гирин. – Боевики оказали яростное сопротивление. Трое из них погибли в перестрелке. Сам Хашеми, как нам докладывают, сопротивления не оказывал, но, поскольку все происходило очень быстро и был серьезный огневой контакт, он получил в том бою пулевое ранение в ногу. В Грузию прибыл совсем недавно в качестве инструктора по специальной военной подготовке, хотя, по его легенде, он хотел набрать среди чеченцев добровольцев для работы в службе охраны арабских богатеев. Из показаний захваченных вместе с ним бандитов следует, что они его видели впервые. О его миссии толком не осведомлены. Предполагают, что он прибыл в точку их дислокации с каким-то поручением от грузинского военного руководства. Но выполнить поручение не успел, так как попал под нашу спецоперацию. Свободно говорит на нескольких языках. Судя по всему – феноменально подготовлен физически. Вы бы его видели, Сергей Николаевич! Шварценеггер отдыхает!

– Этого мне только не хватало. Бандитов разглядывать!

– У нас, повторю, нет сведений о его причастности к деятельности чеченских бандформирований, – настойчиво уточнил Гирин. – Он, судя по всему, международный наемник и именно в этом качестве попал в Грузию. Там, после поражения в абхазской войне, сильно нуждаются в грамотных военных специалистах. Мы пытались по своим каналам получить о нем сведения, относящиеся к, так сказать, догрузинскому периоду его жизни. Картина получается весьма скудная. Проживал в Амане. Возглавлял службу безопасности крупного иорданского бизнесмена. Добропорядочный гражданин. Вроде бы ничего необычного...

– Тогда почему «вроде бы»?

– Дело в том, что в Иордании, в Амане он осел совсем недавно. Есть неподтвержденные сведения, что Хашеми в качестве «солдата удачи» прошел множество горячих точек мира. Проживал в различных странах Ближнего Востока. Сейчас мы проверяем его на причастность к ряду громких терактов и политических убийств.

Гирин полистал свою папку и нашел нужную страницу.

– Его жизнь практически не удается проследить. Мы даже не уверены, иорданец ли он. По крайней мере имя его для араба звучит необычно – Алик. Внешность также европейская, причем на лице имеются признаки пластических операций, да и фамилия у него не арабская, а скорее курдская.

Буданов нервно забарабанил пальцами по столу и спросил:

– Он что, по Интерполу проходит?

– В том-то и дело, что нет! Сам Хашеми говорит, что ему делали пересадку кожи, чтобы ликвидировать ожоговые рубцы, полученные в юности в результате несчастного случая. Наши медики эту версию отчасти подтверждают, но не исключают, что одновременно была сделана пластика лица.

– Зачем?! – Буданов забарабанил по столу еще настойчивее, демонстрируя нетерпение.

– Могут быть разные причины, товарищ генерал. Проверяем!

– Проверяете? – Буданов на секунду затаился, затих и вроде бы спокойно уточнил: – И когда будет ответ?

– Когда проверим!

– Значит, так, Гирин!!! – наконец взорвался Буданов. – Жду два часа!!! Ни секунды больше! Все про этого урода хочу знать!!! Все!!! Пломбы в зубах изучайте! Пломбы и технология зубного протезирования о многом рассказать могут. Понял? Кто он? Откуда? Кто была его двоюродная тетя по материнской линии?!

– Так точно, пломбы проверим! Разрешите продолжать? – Гирин почти с вызовом демонстрировал добротное состояние нервной системы и вовсе не терялся перед рявкающим начальником. – Самое интересное, товарищ генерал, состоит в том, что мы приглашали для участия в следственных действиях лингвиста. Так вот, он утверждает, что ни арабский, ни английский, ни немецкий языки, на которых Хашеми говорит абсолютно свободно, не являются для него родными.

– И какой вывод из этого следует?

– От арестованных чеченцев мы получили информацию о том, что Хашеми отлично знает русский язык. Проверили.

– Удалось в этом убедиться? Он что, скрывает это?

– Да нет, не скрывает. Говорит, что язык якобы выучил, когда учился в Каирском университете...

– Он там учился? Проверяли?

– Такой студент действительно был, но убедиться в том, является ли «наш» Хашеми этим студентом, не удается. И кстати, по-русски он говорит как-то необычно: очень чисто, но иногда путает предлоги.

Буданов искренне удивился:

– Что это может означать?

– Дело том, что в разных языках одни и те же глаголы управляются разными предлогами. Вот он в русском и делает подобные ошибки: путается в управлении. Специалисты не исключают, что он выходец из России, точнее, из Советского Союза, но уже много лет не говорит по-русски. То есть долгое время практики у него не было, и он в русский язык, по принципу кальки, переносит правила, которые характерны для речи, которая ему привычна. А фонетически его русский безупречен. В Каире так не научишься...

– Тогда надо копать его связь с Игнатовым. Не просто же так он настаивает на освобождении этого Хашеми, да еще таким зверским способом. Кстати, что с тем мужиком, который пострадал от взрыва? Он жив?

– Живее всех живых. Это местный бомж, который забрел на стройку в поисках лома всяких там цветных и прочих металлов. Даже контузия не подтвердилась. Сильно напуган. А так – все в порядке. Создается впечатление, что заряд был именно так и рассчитан, чтобы не убить, а напугать.

– Вы еще гуманистом эту сволочь объявите! – раздраженно произнес начальник управления.

– Сергей Николаевич! Позвольте еще одно соображение по поводу этого Хашеми?

– Давайте!

– У Игнатова пропал во время войны в Афганистане сын. Точнее, формально он ему не сын, а племянник покойной жены: Фомин Александр Борисович, лейтенант ВДВ. Возраст и некоторые внешние характеристики совпадают. В частности, рост. Но нам катастрофически не хватает времени для дальнейшей углубленной проверки. У нас было всего полтора часа.

– Какие полтора часа? – Буданов буквально подпрыгнул в кресле. – Он уже месяц сидит у вас в камере, а вы ничего толком не знаете!!! Срочно мне на стол всю информацию на этого Фомина! Как он пропал?

– В бою. Накрыло взрывом. Есть свидетельства очевидцев. Но тело обнаружено не было. Признан умершим по истечении установленного законом срока. Фотографию Фомина мы получили буквально двадцать минут назад. Она относится к 1983 году. На первый взгляд обнаружить сходство с Хашеми трудно. Но ведь прошло более двадцати лет, тут и без пластической операции сходство сразу не найдешь. Надеемся на экспертизу по совпадению основных пропорций лица. Заключение надеемся получить уже через...

– Что там? – Буданов прервал докладчика и посмотрел на появившегося в дверях офицера.

Тот прошел прямо к столу и молча положил перед генералом лист бумаги с коротким текстом.

– Ну вот, дождались! – Буданов положил на бумагу два сжатых до скрипа кулака. – Он играет с нами, как кот с мышатами. Только что «Голос Москвы» передал, что ими получено SMS-сообщение о месте нахождения второй бомбы. Знаете, куда выехала группа по ее обезвреживанию? – Буданов тяжелым взглядом оглядел участников совещания. – В магазин «Детский мир»! Это триста метров вот от этого стола!!! – Слова «Вот! Этого! Стола!» Кротов отбил тремя сильными ударами об стол. – Думаю, через пару дней звездочки с ваших погон, господа чекисты, начнут облетать гроздьями! И с моих тоже!!!

– Как работает!!! – вдруг, после паузы, почти с восхищением проговорил начальник управления, и все без уточнения поняли, о ком идет речь. – Он ведь дал нам знать, что принял телевизионную информацию и отменил решение о взрыве. В противном случае лежала бы бомба, пока случайно не нашлась. А мы бы гадали: то ли правда она где-то есть, то ли блефует наш клиент!

– Не блефует он! – Буданов опять помрачнел. – Заминировал заранее полгорода и держит нас за яйца! – Он всем телом повернулся к своему соседу: – Значит, так, Гирин! Срочно экспертное заключение: этот Фомин и Хашеми – есть ли связь?! Срочно – телефон, с которого послана информация на «Голос Москвы»! Срочно – все данные на Игнатова после службы в КГБ! Срочно – круг его общения: родственники, собутыльники, сослуживцы, бабы! Срочно ищите людей, которым он мог давать поручения на закладку взрывных устройств! Все срочно!!! До конца дня!!! Свободны!!!

Последний приказ Буданов буквально прорычал.

Когда все участники совещания встали из-за стола, он уже спокойно произнес:

– Беркас Сергеевич! Задержитесь, пожалуйста.

Беркас Каленин, дед Георгий и беркут Каспия

Беркас Каленин всю сознательную жизнь провел в борьбе за место под солнцем. Поначалу, в юношеском возрасте, он самоутверждался в борьбе за уважение к собственному имени.

Беркасом его нарекли отнюдь не родители, а дед Георгий, имевший магическую власть над всей родней, в особенности над матерью Беркаса – Революной Георгиевной.

Лингвистический конфуз с ее именем состоял не только в том, что она была столь странно наречена в то время, когда мода на подобные изыски уже давно миновала. Но и в звучании самого имени. Были Люции, были Ревы, и даже во весь размах – Революции. А вот Революна была, похоже, одна на всю шестую часть суши, чем Георгий Иванович всегда гордился. При этом он требовал от супруги Нюры, которая, несмотря на заметное преимущество в росте и весе, панически боялась взбалмошного мужа, чтобы та всем рассказывала, будто дочь была названа Революной по личной просьбе товарища Буденного, что было чистейшим враньем.

Другой казус этого семейства состоял в том, что отец Беркаса – Сергей Сергеевич – носил прозаическую фамилию Иванов. Вступая в брак с гражданкой Калениной, скромный учитель немецкого языка, прошедший штабным переводчиком всю Отечественную, безропотно согласился взять фамилию жены, на чем решительно настаивал тесть.

Что тут решило дело – сказать трудно. Может, природная тихость Сергея Сергеевича, а может, фронтовая привычка безропотно воспринимать любые решения старшего по званию: дед Георгий закончил войну гвардии майором и имел кучу боевых наград, в то время как Сергей ушел на нее младшим лейтенантом и им же вернулся, ничуть не горюя о том, что имеет всего две медали: «За взятие Берлина» и «За победу над Германией».

Ну и, наконец, была еще одна семейная история про то, как дед Георгий, носивший при рождении фамилию Каледин, стал Калениным.

Его предки, по семейному преданию, были понтийскими греками – выходцами из Крыма. Сам же Георгий родился в Астрахани в семье рыбака, ходившего с рыбацкой артелью в низовья Волги и на Каспий. Ровесник века, Георгий узнал про Октябрьскую революцию с большим опозданием. Они как раз ватажили с отцом на Каспии. Как сказали бы сегодня, закрывали сезон. Жили в ватаге на берегу и, естественно, не знали, что творится в стране.

Однако сама революция, естественно, обойти юношу стороной не могла. Георгия поставили под ружье красные.

Воевал он в рядах Первой конной, и воевал лихо. Идейную страсть заменяли ему азарт, невероятная отвага и желание выжить во что бы то ни стало. Было еще и фантастическое везение. Смерть гонялась за ним по пятам все три года гражданской войны. Она пометила его сабельным и пулевым ранениями. Но всякий раз Георгий оставлял ее с носом.

Осенью 1918 года, после злодейского покушения на Ленина, Георгий Каледин подал заявление в большевистскую партию. Тогда же он поменял одну букву в своей фамилии. Посоветовал комиссар – очкастый еврей, – объяснивший молодому бойцу, что Каледин – это белогвардейская казачья контра, застрелившаяся от страха перед неминуемым большевистским возмездием.

Он же усмотрел хороший знак в замене одной буквы в фамилии.

– Звучит почти как Ленин! Каленин – как Ленин! Здорово! По-революционному! Носи на здоровье!

Эта новая буква впоследствии сыграла с Георгием злую шутку. В тридцать седьмом году дотошный следователь выяснил, что Георгий изменил фамилию. Он объявил это намерением скрыть родство с белогвардейским казачьим атаманом, издевательством над фамилиями вождя революции и «всенародного старосты» Михаила Ивановича Калинина.

Кроме того, в следственном деле подробно описывалось, как Георгий хвастал по пьянке, что лично был знаком с товарищем Фрунзе, которого, по его мнению, погубили троцкисты. Личное знакомство на поверку оказалось фантазией чистой воды, а вот намеки на насильственную смерть наркома вызвали у следствия серьезные вопросы.

Упоминалось также, что Каленин публично издевался над известным пролетарским поэтом, про которого говорил: «Демьян Бедный – поэт бледный!» А еще любил поносить московское руководство, принимавшее абсурдные, на его взгляд, решения по освоению Каспия.

Одним словом, когда следствие закончилось, выкатили Георгию девять расстрельных статей, среди которых на почетном первом месте значились скрываемая родственная связь с атаманом Калединым, идейное перерождение и сотрудничество с иностранными разведками. Однако и тогда Георгию повезло: наркома Ежова поменяли на Берию.

Свое пребывание в застенках НКВД Георгий вспоминал неохотно. Правда, когда началась кампания по разоблачению культа личности Сталина и появились многочисленные свидетельства репрессированных, рассказывавшие про ужасы сталинских застенков, Георгий вдруг объявил родне, что написал в газету «Правда» письмо протеста.

Он, к примеру, сообщал в письме, что его во время допросов никто не бил. Спать не давали, допрашивали несколько суток кряду – это было. Но потому и не признал Георгий себя виновным ни по одному пункту обвинений, что никто из него признание пытками не выколачивал. И освободили его через полтора года не как-нибудь, а в зале суда, где он был полностью оправдан. А случилось это вскоре после назначения главой НКВД Лаврентия Берии, которому многие тогдашние сидельцы были обязаны возможностью отстоять свое честное имя.

После этого письма Каленин, занимавший тогда пост заведующего отделом сельского хозяйства Астраханского обкома партии, впал в немилость. Ему припомнили антипартийную позицию в вопросе о повсеместном внедрении посевов кукурузы, объявили партийный выговор, а вскоре отправили на пенсию.

Дед Георгий больше всего на свете любил рассказывать о том, как он мальчишкой ходил с отцом в море. Его рассказы напоминали бесконечный роман, в котором при каждом прочтении появлялись новые герои, непрочитанные ранее сюжеты и эпизоды. Роман был расцвечен всеми красками, звуками и запахами, какие только позволял передать русский язык. А рассказчик дед Георгий был знатный.

Цепкая детская память сохранила для Беркаса все нюансы и детали многочисленных историй из дедовского репертуара. У него и сейчас, по прошествии многих лет, на глаза наворачивались слезы при воспоминании о лице деда в те минуты, когда он описывал гибель ватажного атамана Дормидонта, считавшегося в те времена самым знатным рыбаком Каспия.

– Представь, Беркасушка, шторм налетел такой, что вскипает Каспий каждой волной, рычит, как зверь разъяренный. Ветром в лицо бьет так, что перехватывает дыхание: хочешь вздохнуть, а горло как кто рукой пережал. И видишь, беда какая: не внял Дормидонт знаку рыбацкому. Не поверил беркуту, который над баркасом кружил. Не пошел на берег. Рыбу ждал. И ведь дождался! В самый что ни на есть сильный накат ветра взяла крючок белуга апрельская. Да такая, что засвистела веревка, вымоталась вся без остатка и напряглась, как струна. Поет на ветру, борт кренит.

Дормидонт – атаман наш – велит ватаге лодку с баркаса на воду спускать. Говорит, мол, на крючке рыба, которую он ждал всю жизнь. Все, конечно, его отговаривают. А он – нет, говорит, мужики! Это мой час! Либо возьму ее, либо уйду вместе с ней в море-океан. И не дает никому с ним в лодку садиться. Один, говорит, пройду!

– А зачем один, деда? – спрашивал Беркас.

– Я же говорю – испытание себе придумал, чтобы один на один. Судьбу свою проверял, мечту давнюю холил.

– Деда, а в прошлый раз ты говорил, что с ним двое рыбаков в лодку сели.

– Путаешь ты что-то, внучок! Один Дормидонт пошел. В том-то и соль!

– Подожди, деда! А почему рыбу не сетью ловили?

– Не идет такая рыбина в сеть. А вот на крючок... Знаешь, какой он, крючок-то? С мою руку! Давай дальше расскажу! – Георгий вновь устремлял глаза вдаль. – И вот направил он лодку вдоль веревки. На заброс идет. Мы-то уже чуем по всему: рыба засеклась невиданная! И страх накатывает – лодка за волной то появится, то пропадет.

Видим, выбрал Дормидонт веревку, сколько смог. И тут дала рыбина свечу, вышла серебряной молнией из пучины. Поняли мы: не взять ее! Пудов сто, не меньше!

– Сто пудов – это как что, деда?

– Молоко в наш магазин в цистерне привозят, видел? Вот больше ее будет! Ну, слушай. Дормидонт веревку не отпускает, то ли рыбу к лодке подводит, то ли лодка за рыбой идет.

Вот уже взмахнул он багром, а силища у Дормидонта была огромная. Чуем, зацепил. Тут – раз!!! – уже прямо возле лодки вздыбилась рыбина, а дальше уже не понять было, что случилось. Только вдруг встала лодка кормой вверх и опрокинулась.

Искали мы Дормидонта, да куда там! Как и сказал, ушел вместе с рыбой на дно морское. Может, веревку с руки сбросить не смог, а может, лодкой зашибло.

Глаза деда Георгия покрывались пеленой светлой грусти, как это бывает со всеми пожилыми людьми, которые вспоминают о днях своей молодости. И маленький Беркас тоже едва сдерживал слезы, жалея неведомого Дормидонта, хотя погиб он, по его разумению, совсем нескладно.

После каждого такого рассказа дед Георгий ждал вопроса внука про знак, которому не поверил Дормидонт. Беркас, выждав, как положено, грустную паузу, просил:

– Деда, про беркута расскажи!

И Георгий вдохновенно начинал свою байку про беркута Каспия. Рассказывал он про огромную гордую птицу, которая, по рыбацким преданиям, появлялась будто бы в море только тогда, когда надо было подать какой-то важный знак. И если видели рыбаки над судном парящего хищника, бросали все и снимались с якоря.

– Знак он давал, что беда надвигается! – объяснял Георгий. – И как только добирались рыбаки до берега, непременно случалось на море что-то страшное. То смерч налетит, то шторм невиданный, а то и вовсе при ясном небе и безветрии отступит вода от бортов, уйдет из-под днища, и рухнет корабль куда-то в бездну. А волны сомкнутся потом так, будто и не было ничего вовсе...

– Деда! – перебивал рассказчика маленький Беркас. – Получается, что беркут этот злой. С ним буря приходит.

– Это как посмотреть. Сам видел, как старики ему кланялись: помоги, мол, беркут Каспия, дай знак, что беда смертельная грядет, и убереги от нее... Красивая птица...

Была ли в рассказах деда хотя бы крупица правды, Беркас не знал. По берегам волжских ериков[8] всяких крылатых хищников действительно водилось без счету. Да только легенду про беркута Каспия мальчик ни от кого, кроме деда, не слышал. И однажды даже был посрамлен астраханскими старожилами, когда восемнадцатилетним юношей, побывав на родине деда, спросил про беркута.

Виданное ли дело, отвечали ему, чтобы хищник далеко в море залетал? Нету у него там дел! Да и не слыхал никто из старожилов эту байку. И самое главное, беркутов-то в Поволжье отродясь не было. Орлы, ястребы, соколы, но только не беркуты.

Беркас рискнул поделиться своими сомнениями с дедом, которому к тому времени уже хорошо перевалило за восемьдесят. Георгий находился в том серьезном возрасте, когда любые сомнения в его праве изрекать истины вызывали у него глубокую обиду.

Поэтому вопрос Беркаса его задел.

– Ты что же, не веришь мне? Я же сказал тебе – чудо это! А чудо понятным не бывает! Беркут этот в море, может, раз в десять лет и появлялся-то! Его мало кто видел. Но в тот день, когда Дормидонт сгинул, кружил он над нами. А ты книжкам веришь! – устыдил Георгий внука.

Беркас, повзрослев, конечно же, понял, что неугомонный Георгий либо придумал все, либо сам поверил в небылицу. Только злосчастный беркут давно стал его судьбой, а точнее, именем.

Дед Георгий, узнав о рождении внука, глубокомысленно изрек:

– Имя ему надо дать гордое и звучное.

– Давайте Эдуардом назовем, – робко предложил отец первенца.

Георгий Иванович даже не глянул в его сторону.

– Беркас, чем не имя? – Дед оглядел родню победоносно и непреклонно. – Беркас Каленин! А?! Каково?! «Беркут Каспия» сокращенно!

– Да это ж как кличка собачья! – вскинулась было бабушка Беркаса по отцовской линии. – Нету такого имени в святцах!