Казнить Шарпея

– Если переговоры по каким-либо причинам не состоятся или прервутся, после первого предупредительного взрыва... вы поняли, надеюсь? В этом случае жертвы неизбежны. Взрывы будут происходить по два раза в день. До тех пор, пока вы не возобновите переговоры о моих требованиях. И наоборот, каждый успешный шаг в переговорах – это спасенные жизни.

Каленину на секунду показалось, что человек, сидящий перед ним, сейчас рассмеется и бросится извиняться за безобразную и нелепую шутку. Но Игнатов был серьезен и спокоен. В его глазах не было даже отдаленного отблеска расстройства рассудка или признаков раскаяния. Напротив, они заставляли верить сказанному, несмотря на то что слова отставного генерала не вписывались в элементарную логику: зачем надо было самому являться, да еще в Думу? Зачем предупреждать о своих чудовищных замыслах?

Как бы читая мысли Каленина, Игнатов едва заметно улыбнулся и сказал:

– Уверяю вас, с головой у меня все в полном порядке. Вы вскоре будете иметь возможность в этом убедиться. Просто я придумал беспроигрышную стратегию войны с российской властью. Вы станете свидетелем того, как я ее выиграю. Если понадобится, то не сходя с этого стула.

– Какая война? – Каленин внимательно посмотрел на собеседника. – Может быть, вам нужен не Председатель Госдумы, а врач?

– Ну вот, так я и думал, – за психа меня держите. Берегитесь, Беркас Сергеевич! Как только выяснится, что я не безумец, вы первый испытаете глубокое чувство вины. И не только потому, что будет беда. А потому, что вы наконец-то, может быть, первый раз в жизни, убедитесь, как недальновидно и даже опасно держать другого человека за идиота, а за собой числить монополию на истину. Вы что, всегда знаете, где добро, а где зло? Если так, то вы счастливчик...

В интонациях Игнатова послышались назидательные нотки, которые вывели Каленина из себя. Он хотел было уже взорваться гневным ответом, но пока собирался с мыслями, его странный собеседник продолжил свою воспитательную лекцию:

– Для вас норма – это одно, а для меня – обратное. К примеру, вам кажется, что вы стоите на страже правды и морали. Ведь так? – Игнатов вопросительно посмотрел на Каленина. – А в моем понимании, вы служите дьяволу. Дьяволу в человеческом обличье...

– О Господи!!! Что за бред?! – Каленин решительно поднялся со стула и с некоторым облегчением подумал: «Кажется, все-таки псих!..»

– ...я действительно имею в виду конкретную персону! Это Президент Российской Федерации. Впрочем, о нем мы поговорим позже...

Каленин, чеканя каждое слово, произнес:

– Не имею никакого желания продолжать с вами этот разговор. Я, похоже, ошибся, согласившись на него. Вы все изложили? – Он перешел на официальный тон. – Если нет – у вас есть еще минута, после чего я передам вас в руки ваших коллег из ФСБ. С ними вы и поделитесь планами вашей войны с режимом.

– Я тоже спешу, Беркас Сергеевич! Дело в том, что ровно через пятнадцать минут в Москве начнется десятиминутный отсчет времени до момента, когда произойдет первый взрыв. Чтобы побудить власть поверить в серьезность моих намерений, я принял это тяжелое решение. Мы постараемся сделать так, чтобы никто не пострадал. Но, сами понимаете, бомба не выбирает, даже если взрывается на пустыре. Впрочем, если вы немедленно вмешаетесь, то есть шанс, что отсчет времени будет остановлен.

Игнатов движением руки пресек попытку Каленина прервать его, причем сделал это настолько убедительно, что тот решил дослушать генерала до конца.

– Свяжитесь с вашим шефом, и пусть он позвонит на ОРТ. Через пятнадцать... нет, уже через тринадцать минут начнутся двенадцатичасовые новости. Они продлятся минут десять. В конце программы ведущий должен произнести фразу: «В Москве ожидается улучшение погоды. Температура повысится еще на один градус». Если это не будет сказано, то минут через пять после окончания новостей произойдет то несчастье, которое еще можно предотвратить.

– Послушайте, если вы говорите правду, то почему не даете возможности воспользоваться вашим же предложением? Времени уже практически нет! Ну кто в здравом уме согласится на это чудачество с телевидением?

– Беркас Сергеевич! Отбросьте колебания! У вас нет выбора. Вы же не хотите взять на себя вину за то, что не использовали единственную представившуюся возможность исключить риск гибели людей. Будьте же благоразумны! Срочно звоните шефу, и пусть он немедленно связывается с телевидением. Уверяю вас, что шутка с повышением уличной температуры на один градус не возбудит страну так, как серия взрывов в столице. Вы же ничего не теряете, даже если на секунду допустить, что я неудачно разыгрываю вас и ваше начальство.

– Сейчас здесь будут люди из ФСБ, – решительно произнес Каленин, – и подозреваю, что минут через пять после общения с ними вы сами отмените свое безумное решение.

Глаза Игнатова, и без того узковатые, превратились в две изогнутые щелки.

– Пытать и поить меня «сывороткой правды» бессмысленно. Дело в том, что я не знаю, где произойдет теракт, и не знаю, кто его осуществит! Кому-кому, а уж мне в деталях известно, как можно вытащить из человека любую информацию. Но только при одном условии: если он ею владеет. Я же осознанно ее от себя отрезал. С корнем! Все остальное от начала до конца придумал я: мне точно известно, сколько будет терактов и в какое время они будут происходить, если, конечно, по телевидению не будут произносить условные фразы. Думаю, вы догадываетесь, что эти фразы известны исполнителям. Именно в этом суть моего замысла! Чем дольше вы будете сомневаться, тем больше будет жертв.

А что касается времени, – Игнатов посмотрел на часы, – то я сознательно его вам почти не оставил. Я вовсе не хочу, чтобы мои коллеги с Лубянки успели проявить свое мастерство по части допроса до того, как убедятся в его бессмысленности. А то, не ровен час, напоят какой-нибудь гадостью, превратят в растение, а взамен получат взрывы, которые будут происходить ежедневно. Согласитесь, это очень плохой сценарий. Осталось семь минут, Беркас Сергеевич! – Для убедительности Игнатов сунул под нос Каленину тыльную сторону ладони и отдернул рукав. Было без семи минут двенадцать. Каленин успел увидеть не только время, но и марку часов: это был «Breguet». – Звоните! Остановите взрыв! И когда вы, вместе с вашими командирами, сделаете это, я расскажу о своих условиях.

Взрыв

Беркас Каленин нервно раскачивался на стуле и с нетерпением ждал окончания новостной телепрограммы. Молодой диктор, которого он раньше не видел, читал текст, пытаясь всеми силами изобразить непринужденность и убедить зрителя, что он и не читает вовсе, а свободно общается с аудиторией.

– Несколько слов о погоде, – радостно произнес диктор и неожиданно осекся.

«Сейчас скажет фразу Игнатова», – с надеждой подумал Каленин.

Но юноша куда-то стрельнул глазами, отыскал потерянную строчку и повторил:

– Несколько слов о погоде. В Москве в ближайшие дни сохранится жаркая погода. Осадков не ожидается. Минздрав советует всем москвичам, страдающим сердечно-сосудистыми заболеваниями, не находиться под прямыми солнечными лучами, употреблять больше жидкости и вообще постараться не выходить на улицы города в дневное время. Будьте здоровы! Встретимся в пятнадцать ноль-ноль, а о главных событиях дня, как всегда, расскажет программа «Время». До встречи!

Каленин с размаху грохнул кулаком по столу. Не сработало!.. Было чудом уже то, что Каленин смог связаться с Председателем Думы сразу же после того, как из его кабинета увели Игнатова. Каленин нашел шефа в Кремле. Видимо, голос помощника был настолько тревожным, что охранник немедленно доложил о звонке. Буквально тут же в трубке раздался хрипловатый голос Николая Геннадьевича Карасева:

– Что там случилось, Беркас Сергеевич?

На доклад ушла минута.

– Сейчас попробую найти директора ФСБ. Будем думать! – коротко отреагировал Карасев. Он вообще был крайне немногословен, что удивительно для человека, избиравшегося во все парламенты постсоветской России...

К этому моменту у Каленина уже не было никаких сомнений в том, что угрозы Игнатова – это жуткая правда. Что-то заставляло поверить в решимость генерала осуществить задуманное.

Правда, слова про дьявола привнесли во всю эту историю толику примитивного мракобесия, но когда около двенадцати дюжие ребята из ФСБ увели Игнатова, Каленин понял: теракт произойдет! Председатель в любом случае не успеет ничего предпринять, что, видимо, и было просчитано этой морщинистой бестией. «Ну конечно же, Игнатову нужен хотя бы один доведенный до исполнения теракт, иначе будут оставаться сомнения в серьезности его намерений», – думал Каленин...

По первой программе началось очередное ток-шоу, которое уже почти год вел эстрадный актер, известный своей нетрадиционной сексуальной ориентацией. В студии зрители надсадно спорили о том, стоит ли разрешать в стране однополые браки.

Большая стрелка настольных часов приближалась к цифре девять. Прошло более тридцати минут после окончания новостей, и Беркас с надеждой подумал о том, что Игнатов все же не тот, за кого себя выдает. «Если он все-таки псих, то при этом гений перевоплощений», – размышлял Каленин.

...На экране здоровенная девица доказывала, что однополые браки – это безусловное благо для страны, без которого невозможно ее светлое семейное будущее.

– Кто еще заберет в семьи детей, которых вышвырнули в детдома и на улицу, причем вышвырнули те, которые, по вашей логике, являются нормальными родителями? – хрипло вопрошала она. – Именно мы заберем их в свои законные однополые семьи...

В этот момент затряслась от грохота «первая вертушка».

Каленин, хотя и ждал звонка, вздрогнул и машинально подумал о том, что уже раз двадцать намеревался договориться о том, чтобы в телефоне убавили громкость сигнала. Для «вертушек» использовались спецаппараты, не имевшие внешних регулировок, а их внутренности защищали специальные наклейки, игравшие роль пломб.

– Ну? – спросил Каленин, как будто бы знал заранее, что звонок будет именно тот, которого он ждал, то есть от давнего приятеля, работающего в ФСО[6].

– Только что прошла информация, – послышалось на другом конце, – в районе Ясенево, на пустыре, подготовленном под новое строительство, произошел взрыв. Судя по всему, взорвано безоболочное взрывное устройство мощностью до ста граммов. Контужен случайный прохожий. Пока неизвестно, как он попал на огороженную забором площадку и что он там делал. На этом пустыре, кроме строительного мусора, ничего нет. Очень похоже на то, что твой клиент говорит правду. На место выехала следственная группа. Будут новые результаты – позвоню.

Каленин бросил трубку и выскочил из кабинета. Спецключом он открыл лифт, которым пользовался только Председатель, и нажал кнопку первого этажа.

...В кабинете начальника охраны зданий Государственной думы помимо Игнатова находилось четыре человека. Они разом обернулись, и один из них, тот, что полчаса назад представлялся Каленину как старший по должности, раздраженно произнес:

– Господин помощник, хотя мы и находимся на вашей территории, я прошу вас покинуть помещение и не мешать нам.

– Почему же? – раздался спокойный голос Игнатова. – Судя по лицу господина Каленина, он принес вам недобрые вести. И потом, вы, полковник, вероятно, хотите знать все детали моего плана? С удовольствием их сообщу. Но только в присутствии этого молодого человека, – Игнатов беззаботно улыбнулся, – считайте, что это мое первое требование. Потом будет и второе, и третье, и, уверяю, вы будете их скрупулезно выполнять. Все до единого! А присутствие господина Каленина при нашей беседе вовсе не блажь. Во-первых, он имеет доступ к главному уху Государственной думы. А во-вторых, он будет гарантом от всяких неожиданностей, которые вы можете учинить по причине профессионального слабоумия... Не надо изображать обиду, полковник. – Игнатов этой фразой среагировал на изменившееся выражение лица того, кого все числили старшим в этой компании. – Я ведь все про вас знаю: вы попали в КГБ при Бакатине[7], профессиональной подготовки не имеете. Вы такой же чекист, как я – Папа Римский! Поэтому не скрипите зубами, а спрашивайте, причем в его присутствии. – Игнатов кивнул на Каленина. – И кстати, имейте в виду, что у вас в распоряжении меньше трех часов. Следующая неприятность произойдет ровно в пятнадцать десять. Торопитесь!

В этот момент раздался звонок телефона правительственной связи, и Грачев, который на протяжении всего пребывания Игнатова в его кабинете не произнес ни слова, нервно снял трубку и почти тут же протянул ее старшему:

– Вас.

– Слушаю, Дергун, – произнес тот, кого Игнатов называл полковником. Он минуту молча слушал, а потом, бросив трубку, спросил Грачева: – Приемник есть? Нужен FM-диапазон, станция «Сити звук».

– Есть! – Грачев кинулся в заднюю комнату и вытащил видавший виды японский двухкасетник. Он что-то покрутил на панели, и в комнате зазвучал характерный фальцет, принадлежащий Дмитрию Быкину – ведущему многочисленных теле– и радиопрограмм, который ежедневно в это время вел популярную и скандальную программу «Секс в эфире».

– ...получили на наш электронный адрес сегодня в двенадцать часов двадцать одну минуту, – вещал Быкин. – В анонимной информации сообщается, что в Москве планируется в течение недели совершать ежедневно по два теракта, причем каждый последующий будет разрушительнее предыдущего. Мы располагаем сведениями из этого же источника, что первый взрыв уже произошел где-то на юго-западе столицы. Правда, официальной информации на этот счет мы не имеем. Нам неизвестно, какие требования выдвигают террористы. Но эти требования существуют, и руководство страны о них знает.

На этой фразе все присутствующие повернули головы и посмотрели на Игнатова, который невозмутимо разглядывал свои мощные морщинистые ладони, соединенные наручниками, будто высматривал линию судьбы, конфигурация которой, судя по безмятежному выражению лица, его явно устраивала.

– Повторяю для тех радиослушателей, которые только что присоединились к нам: мы прервали нашу программу, посвященную психологии педофилов, – продолжал Быкин, – и пытаемся прямо сейчас, в прямом эфире разобраться, насколько велика угроза терактов. Для этого мы экстренно пригласили в нашу студию эксперта, который уже прибыл и готов дать свои комментарии.

– Это как же вы успели? – пробурчал Дергун, как бы вступая в диалог с ведущим.

– Я обращаюсь к депутату Государственной думы Владлену Краснову, – продолжал тот и, будто бы отвечая Дергуну, добавил: – Господин Краснов находился буквально в двух шагах от нас, в Театре Советской Армии, где встречался с избирателями, поэтому и откликнулся мгновенно.

В этот момент Игнатов довольно громко и вызывающе засмеялся, чем вновь вызвал глухое недовольство присутствующих.

– Владлен Александрович, – затараторил Быкин, – простите, что оторвали вас от депутатских дел, но ситуация явно носит чрезвычайный характер...

– Да бросьте вы! Какие уж тут извинения! – задорно отозвался Краснов. – Мы только что обсуждали с избирателями проблему ответственности власти за безопасность граждан. Они возмущены! Смотрите, каждый день в стране что-нибудь да случается: то самолет упадет, то пожар, то жуткая автокатастрофа. Где власть, я спрашиваю?

– Вы полагаете, что автокатастрофы – это тоже власть?

– А кто? Мы с вами, что ли? Дороги отвратительные! Гаишники – сплошь взяточники! Вот у вас, господин Быкин, в сценарии фильма... название запамятовал... выведен образ милиционера-насильника. Он кто, этот милиционер? Он прежде всего власть! И он же насильник. Вот так у нас везде...

– Владлен Александрович! Мы сейчас не о моем сценарии. Мы про угрозу терактов...

– Вот я и говорю: власть опять оставляет нас один на один с террористами. Она так и не научилась защищать своих граждан, которые гибнут под террористическим натиском...

– Ишь ты, как красиво излагает! Слово-то какое подобрал – «натиск». – Это был комментарий Игнатова, и все раздраженно глянули в его сторону.

– У нас пока нет точных сведений, верна ли информация о взрыве, – послышался из радиоприемника голос Быкина.

– Какие еще сведения вам нужны? Существует угроза, причем реальная. Мы стоим перед лицом нового витка террористического насилия! Власть, по уже сложившейся трагической традиции, бездействует!

– Я ради справедливости еще раз должен повторить, что мы пока имеем только анонимное обращение с угрозами. Может быть, это всего лишь дезинформация, рассчитанная на дестабилизацию...

– Даже если так, то почему дезинформаторы до сих пор не выявлены? Почему вообще это становится возможным? Вам кажется нормальным, что сведения о готовящихся преступлениях скрываются от граждан?

– В каком смысле? – растерялся Быкин, который, судя по всему, не очень понимал, как направить беседу в нужное ему русло.

– В прямом! Вы верите в то, что власть не информирована? Тут одно из двух: если она не информирована, то зачем нужна такая власть, которая не знает, что творится у нее под носом? А если информирована – в чем я уверен, – то как можно не сообщить в экстренном порядке людям о том, что им грозит опасность? Граждане сами бы приняли меры безопасности. О бесхозных сумках, к примеру, заявляли бы. Да, кстати, надо убрать с улиц все урны и мусорные контейнеры как потенциально опасные места закладки взрывных устройств.

– Урны? – переспросил Быкин. – Ах да! Урны! Конечно, это обязательно... Извините, Владлен Александрович... – Быкин зашуршал бумагами, послышались какие-то приглушенные звуки. Ведущий судя по всему с кем-то общался по внутренней связи. – Да! Понял! – громко произнес он и продолжил: – Только что мы получили экстренное сообщение. Худшие опасения подтвердились: в Ясенево произошел взрыв, в результате взрыва ранен человек...

Тут эфир прорезал срывающийся голос Краснова:

– Я от имени партии Демократическая Воля России искренне сочувствую этому несчастному... – Краснов осекся на секунду и громко выкрикнул: – А может быть, несчастной! Я вопрошаю: «Кремль! Где ты, Кремль?! Куда смотришь? Опомнись! Или победи террор, или сделай так, чтобы наших сограждан перестали убивать. Договаривайся хоть с дьяволом, но убереги невинных. Заклинаю вас всеми святыми, господин Президент! Сберегите жизни наших граждан! Демократическая оппозиция страны требует от вас действий! И в первую очередь сообщите нам, какие требования выдвинули террористы! Это не вам, а нам – гражданам России – должно принадлежать право решать, можно ли принять требования террористов или нет!!! Мы – власть! А вы – лишь наш слуга!»

– Совершенно согласен с вами, Владлен Александрович! Мы, то есть наша радиостанция, обращаемся к организаторам теракта: «Скажите стране о ваших требованиях. Мы сообщим об этом всем! Нет таких вещей, за которые можно платить жизнями людей! Тем более что жертвами терактов могут стать дети! А жизнь даже одного ребенка выше любой политики!»

– Гоголь? – неожиданно спросил Краснов. – В смысле, это ведь Гоголь про ребенка сказал? Впрочем, не важно, – после паузы, вызванной, видимо, молчаливым изумлением Быкина, добавил он. – Я сейчас немедленно отправляюсь в Государственную думу и от имени нашей фракции внесу предложение: завтра же собрать внеочередное экстренное заседание палаты!

– А что будет обсуждать Дума? – спросил Быкин и, судя по всему, поставил Краснова в тупик.

– Мы... это... внесем проект постановления! А в нем потребуем от Президента решительных действий!

– Каких? – не унимался ведущий.

– Надо мобилизовать спецслужбы. Надо обратиться за помощью к международным посредникам, чтобы они начали переговоры с террористами... А еще надо потребовать...

– Выключай!!! – неожиданно рявкнул Дергун. Он всем телом повернулся к Игнатову и увидел, что тот смотрит на него с откровенной издевкой.

– Вы, полковник, вероятно, догадываетесь, что любая спецоперация имеет такую важную составляющую, как пропагандистское обеспечение, – произнес Игнатов с той интонацией, с которой обычно читают лекции вузовские профессора. – Впрочем, вы можете этого и не знать, поскольку Высшую школу КГБ не заканчивали. Вы окончили Институт культуры в городе Днепропетровске и, насколько мне известно, неплохо руководили там же народным хором.

– Заткнись, гнида! – заорал Дергун и, если бы не подоспевшие коллеги, вероятно, ударил бы Игнатова.

– А вот это вы зря, – осуждающе отозвался отставной генерал. – Благодарите коллег, иначе я за пару секунд лишил бы вас пальцев на руке, которую вы так неосторожно вытянули в мою сторону. «Браслеты», которые на меня надеты, являются замечательным хирургическим инструментом, и я умею им пользоваться. Ну что, рискнете?

Последнюю фразу Игнатов произнес с откровенным вызовом. Он даже начал приподниматься, но, увидев, что все, за исключением Каленина, экстренно извлекают из-под пиджаков табельное оружие, спокойно опустился на стул. А затем неуловимым движением сбросил с рук наручники и швырнул их к ногам Грачева. От неожиданности тот подпрыгнул, что выглядело весьма комично.

– Видите, полковник, при желании я мог бы давно всех вас четверых как следует потрепать. В молодости меня учили рукопашному бою в условиях тесного помещения с превосходящими силами противника. Неужели вы не поняли, что я не собираюсь убегать? Я же сам сюда пришел, сам сообщил о своих намерениях. Ну, напрягите же голову или что там у вас вместо нее?! – Игнатов повернулся к Каленину: – Беркас Сергеевич! Говорю специально для вас, поскольку вы производите впечатление разумного и образованного человека. Странно только, что вас – человека с таким запоминающимся именем – не оказалось в моем досье. – Игнатов красноречиво постучал по своему морщинистому лбу. – Так вот, мне было очень важно, чтобы о серьезности моих намерений узнала вся страна. Этот сексуально озабоченный сценарист и особенно велеречивый Краснов очень годятся на роль детонатора информационной бомбы. Их даже учить не надо! Надо только снабдить информацией, а дальше они все сделают так, будто уроки по психологии пропаганды брали у Йозефа Геббельса. Это же надо, – усмехнулся Игнатов, – найти в самый нужный момент именно Владлена Краснова, молодую надежду демократического движения России! И где? В двух минутах ходьбы от офиса радиостанции! Право слово, господа, – Игнатов обратился к сотрудникам ФСБ, – я бы на вашем месте поинтересовался, как он там оказался и как через десять минут после взрыва о месте его пребывания узнал господин Быкин. Может, они и есть террористы, а? Не главные, конечно! Подмастерья, так сказать...

– Олесь Петрович! – вдруг выкрикнул, обращаясь к Дергуну, один из молчавших доселе офицеров. – Он же издевается над нами! Давайте прекратим этот балаган! Давайте отправим его в управление по борьбе с терроризмом, а там уж пускай его трясут до посинения. В конце концов, когда нас сюда вызывали, никто не знал толком, с кем мы имеем дело. Надо доложить по команде.

– Я прошу доложить вашему начальству мою нижайшую просьбу, – снова вмешался в разговор Игнатов, – на допросах должен присутствовать господин Каленин, так сказать, от гражданского общества. В противном случае я скажу о своих условиях уже после пятнадцати часов. И тогда, уверяю вас, вы будете более внимательно относиться к моим просьбам.

Игнатов вдруг хитро подмигнул Каленину.

– Ну что, Беркас Сергеевич, проверим, что для нынешних чекистов дороже – честь мундира или жизнь людей? Как думаете, что они выберут?..

Буданов, Хашеми и вторая бомба

В кабинете начальника управления по борьбе с терроризмом генерал-лейтенанта Сергея Николаевича Буданова вокруг большого овального стола сидели все его замы и начальники отделов. Был приглашен и Каленин, хотя Буданов высказался по поводу его присутствия более чем определенно, а именно – матерно выругался.

Часы на стене показывали начало четвертого пополудни. Все молча смотрели новости по первому каналу. Информационная программа приближалась к концу. Диктор вкратце перечислял основные новости часа, сопровождая их короткими видеосюжетами.

– А теперь о новостях культуры, – неожиданно произнес он без всякой связи с только что показанными картинками. – В Калужской области, в поселке Чубарово, отмечают важное событие: директор местного Дома культуры Моисей Самойлович Гольдин награжден Орденом Почета в связи с шестидесятилетием со дня рождения. Наш канал искренне поздравляет юбиляра! На этом все. До встречи в вечерних новостях.

– Представляю, что творится сейчас в этой деревне, да и во всей области: виданное ли дело, чтобы директора заштатного клуба, пусть и заслуженного человека, поздравили с наградой по центральному каналу! – Буданов зловеще глянул в зал, и все сотрудники, знавшие генерала не один день, поняли, что начальник находится в крайней степени бешенства. – Барков!

– Слушаю, товарищ генерал! – отозвался, поднявшись из-за стола, молодой розовощекий полковник, в чьем облике угадывалось сходство с добродушным битюгом, способным упереть могучую грудь в широкие постромки и легко сдвинуть с места железнодорожный состав.

– Вы проверяли? Этот Гольдин действительно получил орден?

– Еще не получил, но награжден! – густым басом отозвался Барков. – Указ подписан неделю назад. Местная газета его опубликовала и напечатала поздравление от имени губернатора области.

– Ну что, товарищи, – обратился Буданов к присутствующим, – в течение получаса станет ясно, врет это чудовище или говорит правду. Пока ждем, доложите все, что известно об этом Хашеми. Слушаю, Юрий Борисович! – И, после маленькой театральной паузы, издевательски добавил: – Докладывайте, товарищ генерал-лейтенант! Вам же, кажется, довелось начинать работу в органах под началом этого Игнатова? Уж вы-то, надеюсь, знаете о нем больше остальных!

Юрий Борисович Гирин, худощавый брюнет, чем-то напоминавший знаменитого французского актера Жерара Филиппа, спокойно выдержал тяжелый взгляд Буданова и вежливо, но решительно огрызнулся:

– Я, Сергей Николаевич, с Игнатовым непосредственно почти не пересекался. Он уже в генералах ходил, а я только майора получил. Но справка о нем – подробнейшая – лежит перед вами. Все, кто его хорошо знал по работе в КГБ, уже взаимодействуют с нами. Большинство из них – пенсионеры. Из действующих сотрудников его мало кто хорошо помнит – все-таки двадцать лет прошло, как он не работает в центральном аппарате. Правда, почти все начальники управлений, – Гирин многозначительно посмотрел на Буданова, – заместители Председателя, короче говоря, почти весь руководящий состав работал в системе в те годы. Но лично знаком с ним только Симонов из кадров, который курировал Игнатова во время его службы на Дальнем Востоке.

– Одним словом, работаем со всеми! – Гирин бросил взгляд на Буданова. Тот смотрел куда-то вниз. – Общее мнение таково: человек серьезный. Профессионал. К вечеру выявим всех, с кем он пересекался после ареста и освобождения в связи с делом ГКЧП.

Гирин открыл папку, которую до этого держал в сложенном виде у бедра, и спросил: