СООБЩЕСТВО НА КРАЮ

Невозможно было представить себе Империю без Трантора. Своего пика Трантор достиг, когда Империя уже деградировала. Трантор блистал металлической оболочкой, и никто не замечал, что Империя утратила инициативу и энергию.

В период наивысшего расцвета Трантора город занял всю планету. Его население силой закона стабилизировалось на сорока пяти миллиардах. Зелень на поверхности планеты сохранилась только вокруг Императорского Дворца и в комплексе Университет-Библиотека.

Вся суша Трантора была одета в металл. И пустыни, и плодородные районы одинаково превратились в человеческие муравейники, административные джунгли, центры вычислительной техники, склады продовольствия, машин, запасных частей. Горы Трантора были срыты, а впадины засыпаны. Под континентальными шельфами были прорыты бесконечные коридоры города, а океаны служили подземными цистернами для выращивания водных биокультур — единственного и притом недостаточного пищевого и минерального ресурса.

Для связи Трантора с другими планетами, откуда он получал все необходимое, служили тысячи его космопортов, десятки тысяч военных кораблей, сотни тысяч торговых кораблей, и миллионы космических грузовиков. Такого огромного города больше не бывало ж Галактике никогда.

Ни одна планета не использовала так много солнечной энергии и не шла на такие огромные затраты для избавления от избытков тепла.

Сверкающие излучатели вытягивались в верхние слои атмосферы на ночной стороне Трантора и втягивались под металлическое покрытие города на дневной. По мере вращения планеты радиаторы вырастали там, где наступала ночь, и опускались при наступлении дня. Поэтому силуэт Трантора всегда выглядел асимметричным, это почти стало его символом.

И этот процветающий Трантор правил Империей.

Он правил плохо, но править хорошо было невозможно; Империя была слишком велика, чтобы управлять ею с одной планеты, даже при самых энергичных императорах.

Невозможно было править хорошо, когда в эпоху распада императорская корона стала предметом торговли для ловких политиков и глупых невежд, а бюрократия превратилась в субкультуру взяточничества.

Но и в худшие времена аппарат планеты служил свою службу. Без Трантора нельзя было бы управлять Галактической Империей.

Империя все больше дробилась, но пока Трантор оставался Трантором, сердце Империи сохранялось; он поддерживал атмосферу величия, древних традиций и могущества.

И только, когда произошло немыслимое, когда Трантор пал и был разграблен, когда миллионы его жителей были убиты, а миллиарды оставлены на голодную смерть, когда мощное металлическое покрытие было разрезано, разорвано и расплавлено атаками «варварского» флота, только после этого Империю стали считать уничтоженной.

Уцелевшие остатки быстро разрушались, и за одно поколение Трантор превратился из величайшей в истории человечества планеты в невообразимое нагромождение руин.

Это произошло почти два с половиной века назад. В остальной Галактике о Транторе не забыли, он навсегда остался местом действия исторических романов, любимым символом и памятником прошлого, любимым словом для поговорок типа: «все корабли садятся на Транторе», "все равно, что искать человека на Транторе», «сравнил нас и Трантор!»

Так было во всей Галактике, но не самом Транторе!

Здесь о старом Транторе забыли. Почти нигде не осталось металлической оболочки. Трантор стал малонаселенной планетой фермеров, ведущих натуральное хозяйство. Торговые корабли редко садились на Транторе, да и встречали их не слишком приветливо. Само слово «Трантор» исчезло из народной речи (хотя оставалось официальным названием.) Нынешние фермеры называли свою планету «Стрына», что на местном диалекте соответствовало слову «Страна» галактического стандартного языка.

Об этом и о многом другом размышлял Квиндор Шандес, сидя в приятной полудреме. Он позволил своим мыслям течь самопроизвольным, стихийным потоком.

Уже восемнадцать лет он был Первым Спикером Второго Сообщества и вполне мог продержаться еще десять-двенадцать лет, если бы остался таким же способным и умным политиком.

Таким образом его пост был зеркальным отражением поста Мэра Терминуса, правителя Первого Сообщества, но сам Шандес на Мэра Бранно ничем не походил. Мэра Терминуса знала вся Галактика, и Первое Сообщество для всех планет было просто Сообществом. Первого Спикера Второго Сообщества знали только свои.

И все-таки реальная власть при нем и его предшественниках принадлежала Второму Сообществу. Первое Сообщество обладало физической силой, развитой технологией, орудиями войны, но Второе Сообщество превосходило его в области разума, ментальной силы, способности управлять. В случае столкновения между ними количество кораблей и оружия ничего бы не значило, так как Второе Сообщество могло контролировать разумы тех, кто управлял этими кораблями и оружием.

Но долго ли Шандесу еще осталось наслаждаться своей тайной властью? Он был двадцать пятым Первым Спикером и пребывал в этой должности уже несколько дольше обычного. Не пора ли ему дать дорогу молодым талантам? Среди них выделялся Спикер Гендибал, самый молодой и самый настойчивый. Сегодня вечером Шандес ждал встречи с ним. Может быть, ему следовало когда-нибудь сделать Гендибала своим преемником?

На самом деле Шандес слишком любил свой пост, чтобы всерьез думать об отставке. Он был уже далеко не молод, но по-прежнему способен выполнять свои обязанности. Волосы его поседели, но они всегда были светлыми, и он коротко стригся, так что седина была незаметна. У него были светло-голубые глаза, а одевался он в неряшливом стиле транторских фермеров.

Первый Спикер при желании мог ходить среди стрынцев, ничем не отличаясь от них, но он обладал скрытой силой. Он мог так сфокусировать свои глаза и разум, что стрынцы стали бы действовать по его воле, а после ничего бы об этом не помнили.

Но эту свою способность он применял крайне редко. Золотое Правило Второго Сообщества гласило: «Ничего не делай без необходимости, а при необходимости — не спеши).

Первый Спикер вздохнул. Живя в старом Университете, неподалеку от величественных развалин Императорского Дворца, поневоле иной раз задумаешься, таким ли уж золотым было это правило. Соблазн нарушить Золотое Правило был особенно велик во времена Великого Разгрома.

Невозможно было спасти Трантор, не пожертвовав Планом Селдона по установлению Второй Империи. Было бы гуманно спасти сорок пять миллиардов человек, но тогда пришлось бы сохранить на время ядро Первой Империи, что только отложило бы расплату. Через несколько веков катастрофа все равно бы разразилась, причем в больших размерах, а Вторая Империя, возможно, вообще не состоялась бы.

Предыдущие Первые Спикеры ясно предвидели Разгром, они десятилетиями работали над этой проблемой, но не нашли решения. Невозможно было спасти и Трантор, и перспективу Второй Империи. Было выбрано меньшее из зол, и Трантор погиб! Представители Второго Сообщества сумели спасти только комплекс Университет-Библиотека и в этом были виновны навеки. Интуиция подсказывала, что метеоритом ворвавшийся в историю Мул был как-то связан с этим, хотя это так и не было доказано. Все чуть не погибло!

И все же, через несколько десятилетий после Разгрома и Мyлa настал золотой век Второго Сообщества.

До этого два с половиной столетия после смерти Селдона Второе Сообщество, как моль, прогрызало себе ходы в Библиотеке. Его члены не должны были мозолить глаза жителям Империи. Разлагающееся общество все меньше интересовалось Библиотекой. Вот они и служили библиотекарями в Галактической Библиотеке, о которой все реже вспоминали и которая практически вышла из употребления, что их устраивало как нельзя лучше.

То было бесславное существование. Пока Первое Сообщество далеко на краю Галактики боролось не на жизнь, а на смерть с превосходящими силами врагов без поддержки Второго Сообщества и даже не подозревая о нем, они лишь только хранили План.

Великий Разгром освободил Второе Сообщество — еще одна причина, по которой его допустили (юный Гендибал недавно имел дерзость сказать — главная причина).

После Великого Разгрома Империя исчезла, и оставшиеся в живых жители Трантора никогда не вторгались на территорию Второго Сообщества без приглашения. Люди Второго Сообщества проследили, чтобы комплекс Университет-Библиотека, уцелевший при Разгроме, уцелел и при Великом Обновлении. Развалины Дворца тоже сохранили. На всей планете металлическая оболочка исчезла. Бесконечные коридоры были вскрыты, разворочены, засыпаны. Все скрылось под землей и обломками скал, только в этих местах металл по-прежнему накрывал древнюю архитектуру.

Это можно было считать мемориалом былому могуществу, саркофагом Империи, но для нынешних жителей Трантора — стрынцев — это были места, населенные призраками, куда лучше не соваться. Лишь члены Второго Сообщества ступали по древним коридорам и касались конструкций, сиявших титановым блеском.

Но все чуть не пошло прахом из-за Мула.

Что бы произошло, если бы Мул раскрыл Второе Сообщество, когда побывал на Транторе? Его вооруженные силы намного превосходили вооруженные силы Второго Сообщества, а его ментальные способности были почти на таком же уровне. Второе Сообщество всегда было ограничено Золотым Правилом, не делать ничего кроме необходимого. Здесь знали, что победа в открытом сражении почти обязательно в конце концов приведет к потерям.

Если бы не Байта Дарелл и краткое мгновение ее подвига…

И ведь все произошло без помощи Второго Сообщества!

После этого и настал Золотой век — Первым Спикерам удалось остановить завоевательскую карьеру Мула, затем взять под контроль его разум, затем остановить и Первое Сообщество, когда оно стало слишком интересоваться природой Второго Сообщества. Наконец, со всеми опасностями, хотя и не избежав чудовищной жертвы, покончил Прим Палвер, девятнадцатый Первый Спикер, величайший из Первых Спикеров.

Последние сто двадцать лет Второе Сообщество стало опять таким же, как когда-то. Оно пряталось теперь не от Империи, а от Первого Сообщества, почти такого же обширного как Империя, но технологически более развитого.

Первый Спикер прикрыл глаза, он находился в приятном состоянии полусна.

Грустить нечего, все будет хорошо, Трантор по-прежнему столица Галактики, ведь Второе Сообщество здесь и по-прежнему правит, даже в большей степени, чем Император.

Первым Сообществом будут руководить, вести его, точно направлять, потому что, какими бы грозными ни были его корабли и оружие, это ничего не значило, пока можно было в любой момент взять под ментальный контроль его лидеров.

И Вторая Империя будет создана, но она будет не похожа на Первую. Не будет кажущегося могущества при действительной слабости. Не будет единого центрального правительства, потому что Империя будет Федерацией с частями, обладающими самоуправлением в разумных пределах. Новая Империя будет более гибкой, маневренной, более свободной и динамичной, так как ее всегда — всегда! — будут вести тайные агенты Второго Сообщества. Трантор все равно будет столицей, причем более могущественной при сорока пяти тысячах психоисториков, чем он был при своих сорока пяти миллиардах…

Первый Спикер встрепенулся. Солнце на небе стало ниже. Не говорил ли он во сне?

Если члены Второго Сообщества должны были много знать и мало говорить, то управляющие Спикеры должны были знать больше, а говорить меньше других; Первый же Спикер должен был знать больше всех, а говорить меньше всех.

Первый Спикер криво улыбнулся. Всегда был соблазн стать патриотом Трантора и увидеть цель Второй Империи в том, чтобы сделать Трантор столицей. Селдон предупреждал об этом пять веков назад.

Все же спал Первый Спикер недолго, время, назначенное для аудиенции, еще не настало.

Эту встречу Шандес ожидал с нетерпением. Гендибал был достаточно молод, чтобы взглянуть на План свежим взглядом. И достаточно талантлив, чтобы увидеть то, чего не замечали другие. Возможно и Шандес узнает от него что-то новое.

Осталось неизвестным, какую пользу извлек Прим Палвер — сам великий Прим Палвер — из встречи с молодым еще не достигшем тридцати лет Колом Бенджомом. Кол Бенджом пришел к Приму Палверу поговорить о возможных направлениях работы с Первым Сообществом. Кола Бенджома в дальнейшем признали крупнейшим теоретиком после Селдона. Бенджом никогда не рассказывал об этой беседе, но в конце концов он стал двадцать первым Первым Спикером. Некоторые даже считали, что на самом деле следовало ставить в заслугу великие достижения администрации Палвера ему.

Щандесу было любопытно, что скажет Гендибал. Обычно настойчивые юнцы, впервые столкнувшись с Первым Спикером, в первой же фразе выпаливали все, что заготовили к этой беседе. Хотя, конечно, они просили об этой драгоценной аудиенции не для пустяков. Если Первый Спикер находил их легкомысленными, можно было считать погубленной всю дальнейшую карьеру.

Через четыре часа Гендибал стоял перед Первым Спикером. Молодой человек не нервничал, он спокойно ждал, пока заговорит Шандес.

Шандес сказал:

— Вы, Спикер, просили частной аудиенции по важному вопросу. Сформулируйте, пожалуйста, кратко ваше дело.

И Гендибал спокойно, как будто говорил о сегодняшнем обеде, произнес:

— Первый Спикер, План Селдона — бессмыслица.

18

Стор Гендибал всегда, сколько себя помнил, знал о своей ценности и необычности. Когда ему было всего десять лет, агент Второго Сообщества отметил его выдающиеся способности, и его взяли на учебу.

В учебе он делал необыкновенные успехи, причем особенно увлекся психоисторией, так же плавно и естественно, как космический корабль увлекается гравитационным полем. Психоистория притягивала его, он всерьез изучал селдонские работы по первоисточникам в том возрасте, когда его сверстники корпели над дифференциальными уравнениями.

В пятнадцать лет он поступил в Транторский Галактический Университет (бывший Транторский Университет).

На собеседовании его спросили, какие цели он ставит перед собой, и он твердо ответил: «Стать Первым Спикером до того, как мне исполнится сорок пять лет».

Он точно знал, что кресло Первого Спикера так или иначе ему гарантировано, а достойной целью, к которой следовало стремиться, считал получение этого кресла в молодости. Сам Прим Палвер занял эту должность в сорок два года.

Когда Гендибал сделал это заявление на собеседовании, у экзаменатора изменилось выражение лица, а Гендибал уже достаточно был знаком с психоязыком, так что вполне мог истолковать эту перемену. Он точно знал, как будто экзаменатор объявил это, что в его личном деле будет записано, что он — трудный случай.

Что ж, конечно!

Гендибал и хотел быть трудным случаем.

Теперь ему было тридцать лет (и через два месяца исполнялся тридцать один), а он уже стал членом Стола Спикеров. У него оставалось еще девять лет, чтобы стать Первым Спикером, и он был уверен в успехе.

Эта беседа с Первым Спикером была решающей для Гендибала, и он готовился к тому, чтобы произвести нужное впечатление; впрочем, психоязыком он владел настолько, что на его шлифовку усилий тратить не приходилось.

Когда два Спикера Второго Сообщества общаются друг с другом, их язык не похож ни на какой другой в Галактике. Это язык слов, быстрых жестов, передачи ментальных движений, картин и еще чего-то.

Посторонний практически ничего бы не услышал, а Спикеры за короткое время обменялись бы мыслями и сведениями, которых не смог бы понять и пересказать никто, кроме них.

Язык Спикеров давал преимущество в скорости и утонченности, но зато не позволял утаить, что думал говорящий о своем собеседнике.

А Гендибал думал о Первом Спикере, что этот человек миновал свой ментальный расцвет. Гендибал считал, что Первый Спикер не ждет кризиса, не готов к кризису и не сможет справиться с кризисом, если кризис наступит.

При всем своем обаянии Шандес был из тех, кто ведет к поражению.

Все это Гендибал должен был скрыть не только в выражении лица, жестах и словах, но и в мыслях. Но как добиться, чтобы Первый Спикер ничего не учуял, Гендибал не знал.

Гендибал чувствовал также, что за демонстративным радушием и дружелюбием Шандес прячет снисходительность и ехидство. Поэтому он постарался, насколько смог, укрепить свою ментальную систему, чтобы не выдать ответного раздражения.

Первый Спикер откинулся на спинку кресла. Ноги на стол он не положил, но смешал самоуверенность с неофициальным дружелюбием в такой пропорции, чтобы Гендибал не подумал, будто произвел эффект своим заявлением.

Гендибала не пригласили сесть и этим ограничили возможность скрыть неуверенность в себе, очевидно, это было сделано нарочно.

— План Селдона бессмыслица? — сказал Шандес. — Примечательное заявление! Вы давно смотрели Прим-радиант, Спикер Гендибал?

— Я его часто изучаю, Первый Спикер, для меня это не только обязанность, но и удовольствие.

— Хотя это маловероятно, но может быть, вы изучаете только те его части, которые подпадают под ваш надзор? Может быть, вы смотрите его в микромасштабе — там систему уравнений, там цепочку преобразований? Это, конечно, необходимо, но я всегда считал полезным упражнением время от времени обозревать весь общий ход. Изучение Прим-радианта акр за акром — обязанность, а видеть его целиком — это вдохновляет. Сказать по правде, Спикер, я давно его не смотрел. Не присоединитесь ли ко мне?

Гендибал не стал затягивать паузу. Придется смотреть с Первым Спикером Прим-радиант, и надо это сделать любезно и легко или не делать вообще.

— Это для меня большая честь и удовольствие, Первый Спикер.

И Первый Спикер нажал на рычажок сбоку стола. Такое устройство было в кабинете каждого Спикера, и кабинет Гендибала ни в чем не уступал кабинету Первого Спикера. Второе Сообщество придерживалось принципа равных прав для всех его членов, по крайней мере, во внешних проявлениях. И единственное официальное отличие Первого Спикера было выражено в его титуле — он всегда говорил первым.

После того, как Шандес нажал на рычаг, в комнате стало темно, потом установился серебристый полусвет, две стены засветились бледно-кремовым светом, потом стали ярче и белее и, наконец, на них появились уравнения, напечатанные так мелко, что их было трудно прочесть.

— Если вы не возражаете, — сказал Первый Спикер, ясно давая понять, что не потерпит никаких возражений, — мы уменьшим увеличение, чтобы увидеть как можно больше одновременно.

Аккуратно напечатанные значки истончились до волосяных линий — стали крохотными закорючками на жемчужном поле.

Первый Спикер коснулся клавиатуры, встроенной в ручку кресла.

— Мы начнем со времени жизни Селдона и зададим небольшое поступательное движение. Включим обтюратор, чтобы за один миг видеть десятилетнее развитие. Так получается чудесное ощущение потока истории без отвлечений на мелочи. Интересно, вы так делали когда-нибудь?

— В точности так — не делал, Первый Спикер.

— А надо бы. Чудесное ощущение. Посмотрите на ажурное сплетение черных линий в начале. В первые декады не было вероятных альтернатив. Однако количество разветвлений экспоненциально увеличивается со временем. Если бы после выбора конкретной ветви не исключался обширный массив других ветвей в будущем, скоро все стало бы неуправляемым. Конечно, работая с будущим, мы должны очень осторожно выбирать, что удалить.

— Я знаю, Первый Спикер. — Гендибалу не удалось полностью скрыть оттенок сухости в ответе.

Первый Спикер никак не отреагировал на это.

— Обратите внимание на извилистые строчки красных символов, они образуют схему. Мы знаем, что они должны возникать случайно, по мере того как каждый Спикер завоевывает свое место, уточняя первоначальный План Селдона. Казалось бы, невозможно предсказать, как конкретный Спикер проявит свои наклонности. Однако я давно подозревал, что смешение черного селдонского и красного спикерского следует закону, который, в основном, не зависит ни от чего, кроме времени.

Гендибал следил, как тонкие черные и красные линии с течением лет сплетались в завораживающий узор. Хотя, конечно, сам по себе этот узор не имел смысла, смысл имели составляющие его символы.

В разных местах начали возникать синие цепочки, они выпячивались, ветвились, становились все заметнее, потом исчезали, растворяясь в черном и красном.

— Синий цвет Девиаций, — сказал Первый Спикер, и отвращение, возникшее в обоих Спикерах, заполнило пространство между ними.

— Мы вылавливаем его, а он появляется снова и снова, и в конце концов мы вступаем в Век Девиаций.

Это стало видно. Разрушительный феномен Мула обрушился на Галактику, и Прим-радиант внезапно заполнился густыми разветвляющимися синими цепочками, они возникали так часто, что их не успевали закрывать, синих строчек становилось все больше, и вот они заляпали (другого слова просто не подберешь) всю стену. Казалось, сама комната посинела.

Явление достигло максимума, и синее начало редеть, отдельные ручейки собрались в один поток на целый век, потом поток стал тонкой струйкой и наконец пересох, когда План вернулся к черному и красному, и стало ясно, что это время, в котором уже поработала рука Прима Палвера.

Дальше, дальше…