Место, где царит зло

– Так говорят… Мой дорогой маркиз, что ты делаешь?!

Маркиз де Сад протянул руку и погладил поросячью щеку Захер-Мазоха. Австриец невольно отшатнулся, но Сад успел ухватить двумя сильными, как железные клещи, пальцами жирную складку кожи. На глазах Захер-Мазоха, со стоном опустившегося на колени, выступили слезы, когда Сад сильнее сжал пальцы. Однако хватка Сада не ослабла.

– Пожалуйста, Донасьен! – вскричал Захер-Мазох.

Клещевидные пальцы Сада покрутили измученную щеку Захер-Мазоха. Тот отчаянно завопил, слезы хлынули из глаз, руки метнулись к лицу, словно отравленные летучие мыши после того, как цианистый калий сделал свое дело.

– Я не сомневаюсь, – небрежно проговорил Сад, – что можно вывернуть лицо человека наизнанку. Вот так.

– Милорд, прошу тебя!

– Впрочем, это сделать гораздо легче, если сначала чуть надрезать шею.

В свободной руке Сада словно по волшебству появилась опасная бритва. Он с улыбкой склонился над Захер-Мазохом. Тот зашелся в истерическом крике. После того как Сад отпустил его, он еще долго катался по земле, рыдая и стуча кулаками друг о друга, совсем как обезумевший бурундук с австрийским акцентом.

– Ладно, кончай распускать нюни, – заявил через некоторое время Сад. – Я просто тебе продемонстрировал, что не потерял свою… как там выражаются американцы?

– Остроту? – предположил Леопольд.

– Нет, то слово по звучанию похоже на "веревку".

– А, ты имеешь в виду сноровку, – сказал Захер-Мазох.

– Да, именно. Сноровку. Я ее не потерял, не так ли?

– Твоя инфернальная ярость осталась неизменной, – пробормотал Захер-Мазох, с трудом поднимаясь на ноги. – Честно говоря, у меня возникли было небольшие сомнения. Но теперь мне это не понадобится.

Засунув руку во внутренний карман, Захер-Мазох вытащил гарроту с кожаными ручками. Небрежно отбросил ее в сторону.

– Значит, ты тоже готов меня предать, Леопольд? – тихо проговорил Сад. – И все ради забавы, я полагаю.

– Я думал, не следует ли мне тебя убить, – ответил Захер-Мазох. – Не ради удовольствия – ты и сам должен понимать, если знаешь хоть что-нибудь о мазохизме, великом изобретении, за которое я обрел вечную славу. Я собирался убить тебя из-за того, что мне показалось, будто ты готов перейти на Другую Сторону.

– Какая глупая мысль! – усмехнулся Сад. – С тем же успехом можно попросить меня отречься от садизма, за изобретение которого я покрыл себя вечной славой и получил место в учебниках истории. Многие считают, кстати, что мазохизм есть всего лишь следствие более глубокого и фундаментального садизма, который я придумал и впервые провел в жизнь.

– Здесь есть о чем поспорить, – заявил Захер-Мазох, вспоминая слова психоаналитика, говорившего ему, что он должен защищаться даже тогда – и особенно тогда! – когда он в себя не верит.

– Вот что я хочу знать, – произнес Сад. – Почему тебя беспокоит мой переход на Другую Сторону?

– Конечно, мое поведение может показаться не слишком дружеским, – ответил Захер-Мазох. – Но меня прежде всего беспокоит мораль остальных, тех из нас, кто живет во внутреннем ядре зла; все мы почувствовали бы себя брошенными, если бы учитель, сам великий Сад, дезертировал из наших рядов.

– Отказаться от зла? Никогда! Я вернулся, мой дорогой Леопольд, и полон решимости совершить нечто значительное, нанести удар за дело зла – как мы его понимаем.

– Ах, вот маркиз, которого я так хорошо знаю! – с восторгом воскликнул Захер-Мазох. – Замечательно, что ты снова с нами. Мы живем в смутные времена, мой дорогой де Сад. Даже Ад начал меняться. Послушай, Донасьен, у меня есть друзья, с которыми тебе не мешает встретиться. С некоторыми ты уже знаком, других не знаешь. Однако могу заверить тебя: все они искренне и честно привержены делу зла.

Мечтательная улыбка тронула тонкие губы Сада. Захер-Мазох понимал, что больше ничего не следует говорить. Очень скоро великая мечта будет реализована. Он немного помассировал щеку. Вне всякого сомнения, в том месте, где Сад ущипнул его, появится отвратительный синяк. Ну и что из того? Де Сад вернулся домой! Впрочем, если подумать, теперь их встреча показалась ему забавной.

Глава 11.

Великий Совет Истинного Зла состоялся в Мясном Месте, специальном помещении, которое отводилось для самых серьезных случаев. В баре внизу можно было поесть – мамалыга, деревенский соус, жареный цыпленок, а в качестве гарнира подавали окру в соусе, или коровий горох, или и то и другое. Дьявол знал, как заставить страдать человека, в особенности если он француз. Сад занял привычное место во главе стола. Откашлялся и призвал собравшихся к порядку.

– Я хочу вас всех поприветствовать, – заявил он. – Я вижу несколько старых друзей. О, вот и новое лицо! Знаменитый профессор Фридрих Ницше, как я рад вас видеть!

– На самом деле я не должен здесь находиться, – ответил Ницше. Он оказался совсем маленьким человечком, почти карликом, с роскошными усами, кончики которых загибались кверху. На нем было пенсне в золотой оправе и толстый твидовый костюм цвета соли с перцем. – Многие считают, будто мне тут самое место, поскольку Гитлер и национал-социалисты некоторое время увлекались моими работами, а термин "ницшеанский" каким-то образом связался с грязными трюками, которые они выделывали. Аналогичная ситуация сложилась и с вами, Сад, с вашим хваленым садизмом, в сердцевине которого всего лишь дурные манеры и безнадежная вульгарность. Когда я молился Сверхчеловеку, я определенно имел в виду не вас.

– Всегда приятно послушать образованного философа, – заявил Сад. – В особенности если он пытается определить зло, как следует его не испробовав. Типичный немецкий идеализм, таково мое мнение. Однако мы все равно рады приветствовать вас в наших рядах.

– Любой мясник способен на злые дела, – раздраженно проворчал Ницше. – А вот чтобы понять его метафизические последствия, требуется мыслящий человек.

– Пойдем дальше, – как ни в чем не бывало продолжал Сад. – Среди нас несколько аристократов, Жиль де Ретц, например, его мы особенно счастливы здесь видеть. Не хотите ли совершить какое-нибудь злое дело, Жиль?

– Бог не пожелал прислушаться к моему покаянию, – ответил Жиль. – И потому я готов к новым, более жестоким преступлениям. Посмотрим, как это понравится Ему.

– Вот так дух! – воскликнул Сад. – Прошу обратить внимание на графиню Елизавету Эстергази, принадлежащую к одному из самых знаменитых венгерских родов. Наиболее образованным из собравшихся здесь известна ее история: графиня принимала ванны из крови своих служанок – нескольких сотен. Только сначала Елизавета замучивала их до смерти, естественно.

– А что я могла сделать? – спросила графиня, поворачивая красивое лицо с безумными глазами в сторону Сада. – Они плохо себя вели. Кому-то ведь следовало их наказать.

Сидевший напротив нее Захер-Мазох подумал, что графиня Елизавета – самая роскошная женщина, которую ему когда- либо доводилось встречать. Вот леди, понимающая толк в страдании – если его нужно причинить другому человеческому существу.

– Дорогая графиня, – выпалил он, – я знаю одного человека, которого необходимо наказать и который готов отдать себя в ваше распоряжение!

Губы графини презрительно изогнулись.

– Австрийская свинья!… Меня не интересуют мужчины, к которым тебя, впрочем, едва ли можно причислить. Я люблю молодых девушек. Так что одари своей мерзостью тех, кто способен получить извращенное удовольствие от наказания такого недостойного и глупого существа, как ты.

Удовлетворенный Захер-Мазох откинулся в кресле. Леди и в самом деле понимает, чего требует душа мазохиста.

– Друзья, – снова заговорил Сад, – вас так много, что я просто не в силах назвать каждого. К счастью, наш стол в случае необходимости становится бесконечным – иначе нам не удалось бы усадить за него всех, кто сегодня пожелал принять участие в этой встрече. А теперь, господа, не пора ли выбрать тему разговора?

– Ты же знаешь, на данном этапе существует только один больной вопрос, Сад! – вмешался Жиль де Ретц. – Я имею в виду возмутительное, упадочное состояние, в которое по вине Дьявола пришло зло.

– Да, именно о зле я бы хотел с вами сегодня поговорить, – кивнул Сад. – Братья и сестры, мы слишком долго терпели этот изнеженный и смехотворный Ад. Оглянитесь по сторонам! Что нас окружает? Что происходит в Аду? Идет война, дрянная и абсолютно безликая. Кстати, с каких пор война стала считаться злом? Да, война приносит ужасные страдания, но разве в ней заключено зло? На сей счет ни у кого и никогда не возникало сомнений. Кроме того, нам удалось обнаружить, что в аду полно политических партий, преследующих самые разные цели – совсем как на Земле. Друзья мои, я со всей серьезностью заявляю: нам необходим настоящий Ад, место, где царят извращенное зло и жестокость. Зачем нам жалкий, дрянной и низкосортный Ад, где мы с вами находимся?

– Правильно! Правильно! – завопили собравшиеся.

Де Сад подождал, пока стихнут аплодисменты и крики. Потом снова заговорил:

– Поэтому, друзья мои, я предлагаю создать боевую группу, которая посвятит все силы тому, чтобы сделать Ад действительно адским местом.

– А что, если Дьяволу это не понравится? – осведомился Оскар Уайльд с дальнего конца стола.

– Ну, тем хуже для него. Если он отстает от времени, его следует сместить.

– Свергнуть Сатану в его собственном Аду! – задумчиво проговорил Захер-Мазох. – Какая выдающаяся мысль!

– Меньшего я от себя и не ждал, – заметил де Сад.

Глава 12.

Сад и Ретц остались вдвоем после того, как совещание закончилось. Они сидели на балконе номера Сада в мотеле "Последний шанс". Маркиз устроился на плетеном стуле, а Ретц – в мягком кресле, которое вытащил на балкон. Вечер выдался тихим. Солнце, похожее на расплавленный огненный диск, недавно зашло. Синее небо быстро темнело, лишь на далеком горизонте виднелась пурпурная полоса заката.

– Ты часто воспоминаешь о прежних временах? – спросил Сад у Ретца.

– Иногда, – ответил Ретц. – А ты?

– Тоже. Иногда. – Сад раскурил глиняную трубку, которую ему дал Леопольд, сделал несколько долгих затяжек. – Знаешь, то, что мы делали ради удовольствия… Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, – со вздохом ответил Ретц, предвидя следующие слова Сада.

– В действительности наши поступки нельзя оправдать, – сказал Сад.

– Да, – согласился Ретц. – Наверное, нельзя.

– Но когда все говорят, будто мы делали то, что делали, только для удовольствия – как если бы речь шла о малозначительном импульсе, который легко подчиняется воле, просто мы не пожелали его контролировать… Как мало нас понимают!

– Угу, – согласился с ним Ретц.

– Они не знают, что им не дано было познать истинное наслаждение – тем, что судят и клеймят нас. Их жалкими страстишками так легко управлять. Они никогда не выходили за рамки Закона ради того, чтобы попробовать нечто необыкновенное.

– Ты прав, мой дорогой маркиз, – кивнул Ретц. – Мне кажется, ты собираешься кое-что по сему поводу предпринять.

– Да. Теперь мы наконец оказались в таком месте, где то, о чем даже и помыслить нельзя, законно. Что ж, мой друг, пора устроить настоящий ад в Аду.

Глава 13.

Что за дьявольщина происходит на самых нижних уровнях Ада? Кто эти парни? Надеюсь, мне удастся передать свое сообщение. Телеграфные столбы, кажется, еще стоят.

Неприятности начались с типов, которые появлялись и исчезали в разных местах, выдавая себя за менестрелей, проституток и наемников, ищущих работу. Понимаете, они постоянно проникали в зоны военных действий. Словно войны и нет.

Да, время от времени они подрывались на минах, их убивали из автоматов и пулеметов, в них швыряли гранаты, сжигали напалмом, кололи короткими мечами и копьями или уничтожали при помощи другого оружия, которым ваша не знающая милосердия расточительность снабдила нас. Но таким способом нам мало от кого удалось избавиться. Остальные оказались худшими из воюющих в городах партизан, подозрительными личностями, у которых нет цели. Им даже незнакома анархия! Можете себе представить, Господин, у них отсутствуют какие бы то ни было политические взгляды! Зато они рассуждают о религии. И все время твердят: "Пока мы в Аду, превратим это место в настоящий ад". Однако мне кажется, они стремятся к чему-то другому, Господин.

В действительности они весьма презрительно отзываются о вашей модели Ада и не принимают ваших теорий о смысле наказания. Они говорят: "Может быть, он падший ангел". Ну и что из того? Тот, кто однажды был ангелом, всегда им остается, я так считаю.

"А мы, – утверждают они, – никогда ангелами не были. У нас нет ни малейшей склонности к искуплению грехов. А теперь скажите откровенно, кто из нас надежнее, когда речь идет о проблемах проклятия? Так называемый Падший Ангел или мы, худшие из худших?"

Вы, конечно, прекрасно понимаете, Господин, что их рассуждения – типичный детский лепет. Хотя некоторым он кажется убедительным. Кое-кто из наших граждан, как мне представляется, устал от безнадежности происходящего – война и смерть, возрождение и война… и так далее. Один и тот же круг, как они говорят.

Де Сад со своими вульгарными легионами жаждущих крови французов начинает казаться нашему населению личностью интересной, достойной уважения. У них появляется шанс: мол, если уж мы не можем стать хорошими, будем по-настоящему плохими. Они получают возможность заработать новое проклятие, что кажется им более привлекательным, чем просто терпеть наказания за грехи, о которых они уже успели забыть.

Я не стал привлекать к этому вопросу вашего августейшего внимания, Господин, однако создается впечатление, что наметилась вполне определенная тенденция. Истерия охватывает толпы, когда появляются Сад и его прихлебатели. Они устраивают многолюдные представления, только их спектакли – это нечто непристойное и извращенное. Я посылаю видеозапись одного такого выступления, чтобы вы сами убедились в справедливости моих слов. Они готовят своих последователей к следующему этапу – пыткам, казням, бессмысленным убийствам. Отвратительные маски и картины сменяют друг друга, перед зрителями предстает Великий Гиньоль Ада, являя им свое тошнотворное лицо.

Боюсь, что я сам впадаю в истерическое состояние. Сейчас я пытаюсь взять себя в руки в надежде, что мое сообщение до вас дойдет.

Вся охрана сторожевого поста разбежалась. Их привлек лозунг Сада – "Убьем всех, кто не с нами". А потом они примутся за своих!

Милорд, в дверь стучат. Я успел отправить вам свое послание, но уже слышу удары топоров: они рубят телеграфные столбы. А ведь я говорил вам, что их следует спрятать под землей!

Они прорвались! Кровавые руки тянутся ко мне. Я отчаянно нажимаю на телеграфный ключ. Они набрасываются на меня, рвут одежду, сверкают ножи… О-о-ой!

Передача прервалась.

Глава 14.

Верховное командование понимало, что не следует докучать Сатане проблемами, связанными с де Садом. Сатана предпочитал самостоятельно решать все возникающие вопросы. Именно по этой причине он и получил свой пост много лет назад. И застрял здесь, благодаря особым достоинствам или из-за совершенных ошибок.

Верховное командование хотело, чтобы он сотворил чудо.

– Какого Дьявола? – Дактис, недавно назначенный лейтенантом в Дивизион военных тайн врага "Департамента Антиразведки", стоял и смотрел на Командующего.

– Почему бы вам в самом деле не сотворить чудо? – не унимался Дактис. – Все здесь создано вами. Вы можете сделать с ними что пожелаете.

– Сровнять Ад с землей не входит в мои планы, – ответил Сатана. – Более того, даже если такое решение и возможно – теоретически – в нем таится ловушка. Уничтожение моего творения равносильно признанию собственной неспособности разобраться в ситуации, которую я сам и сочинил. Нет, Дактис, существуют другие варианты выхода из кризиса.

– Могу ли я поинтересоваться, что у вас на уме, Повелитель? До сих пор войска, которые мы бросали против неприятеля, ничего не добились. Повстанцы разбегаются, смешиваются с населением, а через короткое время появляются в другом месте.

– Разве регулярные войска могут сражаться против армии безумцев под предводительством сумасшедшего романиста? Чтобы одержать победу, нам необходимо выставить против них своего писателя.

Дактис задумался.

– Да, сир, интересная мысль. Де Сад является символом, значит, и нам следует создать собственный символ – и тогда мы сумеем с ними справиться. Кого вы предлагаете использовать?

Сатана улыбнулся.

– Спроси Бодлера, не хочет ли он нанести мне визит – конечно, как только у него появится свободное время.

Глава 15.

Смотрите, из классического подразделения Ада поднимается Архилох. Было принято решение, что там для него самое подходящее место; в конце концов, он из 740 года до нашей эры, иными словами, появился на свет всего лишь на триста лет позже Гомера. И хотя сейчас о нем почти никто не вспоминает, в течение нескольких тысячелетий Архилох считался одним из самых лучших поэтов, когда-либо родившихся в стране великих поэтов.

При жизни у него имелось две профессии: поэт и наемник. Его оружием было копье из ясеня, в те времена считавшееся самым эффективным.

И вот Архилох покинул классический уровень Ада и приближается к нам. Его там не переносили. Он изобрел сатиру и весьма в ней преуспел. Смеялся над Персефоной, смеялся над Платоном. Архилох не мог относиться к Аду серьезно. Он решил подняться наверх и посмотреть, что происходит на других уровнях.

Сивилла предупредила, что ему не следует даже пытаться.

– Конечно, можешь идти, если хочешь. Однако твое место здесь. Все-таки неплохо иметь свой собственный классический Ад.

– Меня тошнит от мрачных кипарисов, – ответил Архилох. – Меня тошнит от сувлаки, я хочу съесть что-нибудь другое. Меня тошнит от хвастливой болтовни Ахиллеса. Меня тошнит от Елены, которая все время важничает. Меня тошнит от того, что здесь нет войны. Война – моя профессия; война, любовь и поэзия. Мне необходимо попасть туда, где хоть что-нибудь происходит.

Так Архилох покинул свой Ад.

Он направился по проходу, ведущему мимо коринфских колонн, мимо древней статуи Аполлона.

В некотором смысле невозможно рассказать о том, что произошло дальше. Великий воин появляется из тумана времени. В этих краях он оказался самым старым. Ему пришлось пройти долгий путь. Необходимо хотя бы немного уважать тех, кто умер так давно. Их тут совсем не так много.

Архилох. Мы так мало знаем о нем. Как он отреагирует на современность? Прежде всего заметит, что все механизировано. Затем обратит внимание на новые, эффективные способы убийства людей. И на серую скучную форму. Ничего общего с яркими одеяниями, к которым он привык.

Архилох прошел по палаточному армейскому лагерю. Это были люди Августа – много римлян и итальянцы из различных временных периодов, решившие служить под знаменами Цезаря. Профессиональные солдаты, сразу же признавшие в Архилохе своего. Когда же выяснилось, что он может читать поразительно красивые, а иногда остроумные и дерзкие стихи, где чуть не каждое слово проклятие… Ну, тут уж его с радостью стали принимать в каждом лагере. Военные поэты всегда становятся любимцами армии, спросите у Киплинга. К тому же Архилох был одним из них, человеком, обладающим врожденной способностью держать в руках оружие: легко овладевал новыми методами убийства и как губка впитывал полезную информацию – неважно, поступала она от скифов или от итальянских мечников, живших через тысячу лет после его смерти. Оружие менялось, но основные принципы оставались прежними. Архилох чувствовал себя гораздо лучше на этом уровне Ада – множество армий, постоянные стычки, в то время как в классическом Аду царили равнодушие и скука.