Наследство Пенмаров

– Да, ты уже объяснял, – сказала она, – у тебя нет денег. – Она заколебалась, потом произнесла быстро, не глядя на меня: – Но если тебе есть чего ждать… может быть, позже…

– Это не только вопрос денег. – Чувство вины заставило меня признаться в том, что я собирался от нее скрыть. – Видишь ли, есть другая женщина…

Она закрыла уши руками.

– Я не желаю слышать.

– Но…

Она отняла руки от ушей.

– Если у тебя был кто-то еще, зачем ты ухаживал за мной, когда приехал в Сент-Ивс?

– Это было неправильно с моей стороны…

– Значит, тебе все равно. Даже тогда было все равно.

– Нет, не все равно… по-своему… ты нравишься мне, Роза, но…

– Ты с ней… ну, как мы в купальном тенте…

– Нет.

Она была раздавлена. Я виновато смотрел на нее, а она попыталась заговорить, но слова не шли у нее с языка.

– Мне не следовало соглашаться… в купальном тенте… но я так тебя любила… и не понимала, что происходит, до тех пор, пока… О, какой же ты, должно быть, считаешь меня дурой… дурой, невеждой, достойной презрения!

– Это не твоя вина, Роза. Конечно же, ни одна хорошо воспитанная девушка не может знать достаточно о таких вещах. Об этом не может быть и речи. Вина лежит на мне, и я не могу понять, почему ты, после того как я так постыдно с тобой обошелся, хочешь за меня замуж…

– Я тебя люблю, – просто сказала она.

– Но ведь ты не можешь меня любить!

– Могу, я ничего не могу с собой поделать. – В ее глазах опять заблестели слезы. – Я раньше не встречала никого, похожего на тебя. Ты, Марк, так отличаешься от молодых людей, которых я знала в Девоне. Ты такой умный, так полон энергии и… у тебя есть цель. Даже просто быть рядом с тобой – это так волнующе и ново. Тебе не понять, что значили для меня дни, проведенные с тобой. Это были самые замечательные дни за всю мою жизнь.

Я полыхал краской смущения, не находя слов из-за угрызений совести.

– Не сердись на меня, Марк. Пожалуйста.

– Я не сержусь на тебя, Роза, – сказал я. – Не сержусь. – Стыд мучил меня так, что я едва мог находиться с ней в одной комнате. – Но я некрасив! – сказал я сердито, желая, чтобы она меня возненавидела, желая ее презрения, чего-нибудь, чем я мог бы облегчить накатившее на меня чудовищное чувство вины. – Я уродлив! Я слишком толст! Во мне нет даже обычной привлекательности! Как я могу тебя волновать?

Она смотрела на меня, щеки ее были мокры от слез, губы дрожали, но, несмотря на это, я увидел, как в уголках ее губ задрожала улыбка.

– Да? – произнесла она. – Я не заметила. Мне твоя внешность всегда казалась великолепной. Я никогда не считала тебя некрасивым.

Я открыл окно и перегнулся через подоконник. Свежий воздух охладил мне лицо. Далеко внизу над гаванью кружили чайки, легко взлетая в небо над узкими улочками города.

Ее рука тронула мою.

– Марк, мне нужно идти, пока миссис Трин не обнаружила моего отсутствия. Прости, что я была несдержанной и печальной. Я очень благодарна тебе за то, что ты приехал мне помочь.

После этого я мог только извиниться за слова, прозвучавшие, вероятно, грубо или рассерженно.

Проводив Розу до дома Тринов, я остановился у ворот, чтобы поцеловать ее на прощание.

– Помни, тебе не о чем беспокоиться, – сказал я в последний раз за тот вечер. – Обещаю, я позабочусь о тебе. Не надо больше волноваться.

Она с трудом улыбнулась. К этому времени лицо ее осунулось от изнеможения, но, когда я открыл рот, чтобы сказать, что волнуюсь за нее, она, не произнеся ни слова, повернулась и пошла по подъездной аллее к дому.

4

Врач в конце концов подтвердил, что она беременна. Я сразу взялся за осуществление своих планов и подготовил отъезд Розы из Сент-Ивса, написав письмо якобы от имени моей матери и отправив его Розе с соответствующей вежливой припиской, в которой сообщалось, что она может показать его миссис Трин. После этого я выкинул Сент-Ивс из головы и отправился в Пензанс, чтобы поделиться своими проблемами с Майклом Винсентом.

Он был бледен, словно провел долгие часы за неблагодарной работой. Серые глаза покраснели, и я впервые заметил, что волосы у него редеют на висках.

– Как дела? – спросил я без особого интереса. – Давно тебя не видел. Как поживает Кларисса?

Он пожал плечами:

– Я давно не был в Пенмаррике.

Так вот оно в чем дело. Клариссе прискучил бедный провинциальный юрист, и она обратила свое внимание на другой предмет. Мне стало жаль Винсента. Договорившись об обеде, я оставил его заниматься делами и увидел только через два часа в таверне, куда мы часто наведывались.

Как только мы уселись, я принялся решать сложную задачу, которую перед собой поставил: мне нужен был совет, но я не хотел рассказывать ему много. Зная, что он хорошо знаком с Пензансом, я спросил, где мне найти приличные, но недорогие комнаты для Розы, и, как я и предвидел, он смог дать несколько ценных советов. Но его любопытство было разбужено, и я понял, что мне следует объяснить ему, что комнаты мне нужны для подруги, которая имела несчастье попасть в затруднительное для женщины положение.

Его глаза округлились.

– Боже мой, – произнес он наконец, – ну вы, Пенмары, и даете! Недавно нам пришлось откупаться от одной из любовниц Харри. Она услышала о его помолвке с Джудит Карнфорт и попыталась доставить ему неприятности.

– Меня зовут не Пенмар, – сказал я, быть может, слишком резко. – Мое имя Касталлак. А Харри вообще не в родстве со мной. Он приемный сын Жиля, а на самом деле племянник его жены.

– Да, я знаю. Я…

– И если уж говорить начистоту, Винсент, ты не должен был рассказывать мне эту историю про любовницу Харри. Мне казалось, что юристы должны хранить подобного рода сведения в тайне.

– Да… да, прости. Ты совершенно прав. – Он выглядел осунувшимся. – Боюсь, сейчас во мне слишком много горечи по отношению к Пенмарам. Не слушай меня. Но, Касталлак, что это за женщина, эта твоя подруга? Как это случилось? Что ты собираешься делать, если узнает отец?

– Он не узнает, потому что ты единственный человек, которому я собирался об этом рассказать.

Одна мысль о том, что отец может узнать о моем романе с Розой, заставляла меня холодеть от ужаса. Я рассказал Винсенту так мало, как только смог, но он все равно был потрясен до глубины души. Было ясно, что он считал меня обязанным жениться на Розе, чтобы исправить положение, и не одобрял мою практичную, но неджентльменскую позицию.

После обеда я проводил его до офиса. Стоял серый денек конца сентября, и из гавани доносился запах лодок и рыбы. Стрелки часов на ближайшей церкви на холме показывали два часа, и я уже собрался попрощаться с Винсентом, когда позади нас раздался громкий цокот копыт, и, обернувшись, мы увидели Джастина Карнфорта. Он натянул поводья, остановился и прокричал нам:

– Касталлак! Винсент! Подождите секунду!

Мы едва не застонали. Разговоры с Карнфортом были утомительно односторонними и бесконечными, и, скорее всего, теперешний не обещал стать исключением.

– Как поживаешь, Карнфорт? – вежливо произнес Винсент, но, увидев выражение его лица, тут же добавил: – Что-нибудь случилось?

– Случилось? Боже мой! – Его лицо было темным от гнева. – Вы разве не слышали новости? Я так зол, что едва сдерживаюсь! Этот негодяй Харри Пенмар! Черт его побери, если я когда-нибудь до него доберусь…

– Что он натворил? – прервал я его, неожиданно заинтересовавшись. – Что стряслось?

От Карнфорта чуть искры не сыпались.

– Моя сестра… Джудит… его будущая жена…

– Он сбежал с ней? – спросил удивленный Винсент.

– Нет! – заорал Карнфорт. – Нет, черт побери, сэр, он ее обманул! Он сбежал с дочерью зилланского священника! С маленькой Мириам Барнуэлл! С дочерью священника, черт побери! Когда я думаю о своей бедной сестре, униженной, опозоренной…

– Святый Боже, – вздохнул Винсент. – Какой ужасный удар для священника!

– Зато миссис Барнуэлл обрадуется, – сказал я, мысленно посмеиваясь. – Ее дочь выходит замуж за светского человека, хотя свадьба и будет довольно необычной.

– К черту Барнуэллов! – зашипел Карнфорт. – Что будет с моей сестрой? Она же брошена, черт побери! Послушай, Винсент, ты же теперь часто бываешь в Пенмаррике, правда? Когда в следующий раз увидишь Клариссу, скажи ей, чтобы она передала своему братцу, что, если он еще хоть раз сунет нос в Пензанс, я…

– Да, да, – торопливо пробормотал Винсент, поджав губы при упоминании имени Клариссы, но желая угомонить Карнфорта как можно быстрее. Его громкий голос уже начал привлекать внимание прохожих. – Я скажу ей.

– А если ты, Касталлак, когда-нибудь будешь в Пенмаррике…

– Я там не бываю, – вежливо возразил я, но, едва произнеся эту фразу, тут же вспомнил о своем намерении отправиться туда, чтобы просить у Жиля Пенмара денег, в которых так нуждался.

5

– Какая некрасивая ситуация, – сказал мне за обедом отец. – Только подумать, Мириам Барнуэлл, дочь священника, хорошо воспитанная, благородная девушка, неожиданно забывает о морали и бежит с таким негодяем! Я этого не понимаю. Всегда неприятно, когда девушка ее происхождения ведет себя так, но сейчас это вдвойне неприятно, потому что мне жаль ее родителей. Бедный Барнуэлл ужасно расстроен.

– Да, сэр.

– Мне не хочется этого говорить, но боюсь, что часть вины лежит на миссис Барнуэлл. Слишком уж она хотела, чтобы ее дочь удачно вышла замуж. Я уверен, что прошлым летом, прежде чем Жиль отослал сына за границу, она способствовала и поддерживала флирт своей дочери с молодым Реймондом, и я бы не удивился, если бы узнал, что мать сквозь пальцы смотрела на всю эту историю с Харри. Боже мой, ведь должна же она была знать, что они где-то тайно встречаются, даже после его помолвки с Джудит Карнфорт! Как можно было допустить, чтобы подобные вещи творились прямо у нее перед носом? Полагаю, Харри решил жениться на Джудит, чтобы угодить Жилю и кредиторам, но в последнюю минуту струсил и сбежал с девушкой, которая казалась ему более привлекательной.

– Да, сэр.

– Удивительно, как молодой человек может вести себя подобным образом! Не удивлюсь, если он не женится на бедной маленькой Мириам, и что с ней тогда станется? Она будет погублена навсегда. Хотя я и осуждаю ее, все же Харри виню больше. Думаю, что молодой человек, который использует хорошо воспитанных, порядочных девушек в своих эгоистических и безответственных целях, должен быть окончательно испорчен.

– Да.

Отец пристально на меня посмотрел.

– Тебя эта новость, наверное, шокировала так же, как и меня, – заметил он. – Ты сегодня очень подавлен. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я немного устал, – сказал я. – Если позволите, сэр…

– Да, конечно, надеюсь, ты хорошо выспишься и отдохнешь.

Он улыбнулся мне, глаза его были так светлы и честны. Желая мне доброй ночи, он, конечно же, и предположить не мог, что я вел себя так же отвратительно, как Харри Пенмар.

6

На следующее утро я поехал в Пенмаррик повидать Жиля.

Когда пришло письмо Розы с просьбой о помощи и стало ясно, что мне вскоре придется занять крупную сумму денег, я некоторое время ломал голову, к кому бы обратиться. Одно время я думал, что сумею преодолеть гордость и попытаюсь занять денег у матери, но побоялся, что она может написать отцу и, считая, что поступает в моих интересах, спросить, почему он дает мне столь нищенское содержание, что я вынужден просить у нее помощи. Нет, решил я, не стоит вовлекать мать в ситуацию, которая и без того ужасна. Но кто же еще оставался? Роберт Йорк был богат и, насколько я знал, достаточно расположен ко мне, чтобы одолжить любую нужную мне сумму, но он находился под каблуком у моей матери и ничего не смог бы удержать от нее в секрете. О том, чтобы занять денег у отца, не могло быть и речи.

Оставался Жиль Пенмар.

Однако, зная, что он в силах мне помочь, я тут же выкинул его из головы. Мысли о Жиле были опасны, и их следовало сразу же подавлять. Оправившись от шока, в который повергли меня чудовищные признания моей матери, я выстроил вокруг этих воспоминаний стену, и она успешно защищала меня от излишних размышлений и сильных эмоций. Итак, я отказывался думать и о Жиле, и о признаниях матери, в которые не мог и не хотел верить. Я помнил лишь, что я его наследник и что он, возможно, даст мне субсидию из тех денег, которые собирался оставить по завещанию. На этом в мозгу у меня захлопывалась дверь, и я больше не думал о нем до тех пор, пока не понял, что дальше откладывать малоприятный разговор в Пенмаррике нельзя.

В то утро я нашел дом одиноким и заброшенным, томительный корнуолльский туман клубился у его мрачных стен. Некоторое время я смотрел на Пенмаррик, не понимая, почему полюбил его, коль скоро он так безобразен, но тем не менее уверенный в том, что мне предстоит вдохнуть в него жизнь. Я улыбнулся собственной сентиментальности, но это чувство осталось, навсегда застряло в сердце. Это был мой дом, моя земля; когда-нибудь я вступлю в права владения ими.

Через пять минут, когда конюх с всклокоченными волосами увел мою лошадь, а лакей, горя желанием угодить будущему хозяину, быстро провел меня в дом, я снова очутился в гостиной с протертым индийским ковром и стал смотреть, как ветер гонит с моря на террасу прохладный туман.

Устав от напряжения, я уже прикидывал, долго ли мне еще ждать хозяина, когда дверь распахнулась и передо мной предстала не тень моего дяди в кресле-каталке, чего я так опасался, а ничуть не отталкивающее лицо его приемной дочери Клариссы.

– Дорогой кузен Марк! – воскликнула она тоном, рассчитанным на то, чтобы у меня по спине пробежала дрожь восторга. – Спешу к вам с оливковой ветвью, чтобы между нами воцарился мир!

Надо признаться, что дрожь восторга пробежала-таки у меня по спине, прежде чем мне удалось восстановить в памяти свое привычное безразличие к ее прелестям. На Клариссе было отделанное шелком светло-зеленого цвета кремовое платье, которое ей очень шло. Оно, правда, казалось несколько тесноватым в известных пикантных местах, и я подумал, что, если бы у нее была мать, тетя или хотя бы какая-нибудь наставница женского пола, платье это либо никогда бы не надевалось, либо было бы отправлено портнихе на переделку.

– Доброе утро, кузина Кларисса, – настороженно произнес я. – Благодарю вас за оливковую ветвь и принимаю ее с удовольствием.

– Но вам, разумеется, интересно, почему я ищу мира, – сказала она, изящно располагаясь в шезлонге и жестом приглашая меня сесть рядом. – Достаточно мы были врагами, не правда ли?

– Я никогда не стремился враждовать ни с кем из обитателей Пенмаррика, Кларисса, – ответил я, опускаясь в одно из кресел. – Этого хотелось вам, не мне.

– Но вы, само собой, понимаете, что я чувствовала! Мы с Харри всегда были всего лишь бедными родственниками, даже не Пенмарами. Папа, мой приемный папа, любил только Реймонда, а когда тот умер, не счел чудачеством написать завещание в пользу совершенно постороннего человека. Вы же понимаете, каково это было для нас с Харри.

– Вероятно… Но почему вы теперь переменились ко мне?

– Благодарите за это хитрую маленькую охотницу за состояниями Мириам Барнуэлл! Я просто не понимаю, как Харри позволил этой девчонке обвести его вокруг пальца! Естественно, это последняя капля, теперь папа лишит его наследства, а я не увижу его долгие годы… а здесь, в Пенмаррике, мне довольно одиноко, братец Марк. – Она одарила меня томным, полным тоски взглядом своих темно-карих, печальных глаз. Это были красивые глаза, большие, горящие, с длинными ресницами. – Дом такой мрачный, пустынный! Не хочу даже и думать о том, что теперь, без Харри, я буду погребена здесь и меня никто неделями не навестит.

– Моя дорогая Кларисса, – сказал я не без иронии, – вы слишком скромны. Вы знаете так же хорошо, как и я, что стоит вам только пошевелить пальцем, и мой друг Винсент бегом прибежит, чтобы составить вам компанию.

– Ах да, дорогой мистер Винсент – ваш друг! – Она улыбнулась и добавила безразличным тоном: – Как я могла забыть? Правда, я решила не видеться с ним так часто, как раньше, но вчера вечером он приехал в Пенмаррик по какому-то делу, и я его пожалела. Мы выпили по бокалу портвейна, и он рассказал мне – о! – так много интересного о вас, братец Марк!

Я посмотрел на нее. Она по-прежнему улыбалась. В голове у меня пронеслась отчетливая мысль: если идиот Винсент сказал этой девчонке хоть слово о моих проблемах с Розой, он пожалеет, что знает и Клариссу Пенмар, и меня.

– Ему, оказывается, известно о вас на удивление много. Я узнала, что вы очень популярны у дам, кузен Марк. И это одна из причин, по которой я решила одарить вас оливковой ветвью. Меня всегда интригуют джентльмены с романтической репутацией.

– Романтической? – переспросил я, имитируя ее томную, расчетливо тягучую речь. – Боюсь, Винсент переоценил мои достижения в этой области. Как вам нетрудно заметить, моя внешность не позволяет мне следовать примеру вашего брата Харри в его романтических приключениях.

– Кого заботит романтическая внешность, когда шторы задернуты, а свеча погашена?

Я подскочил, словно чья-то сильная рука дернула меня вверх. Кажется, я даже охнул. Никогда прежде не слышал я подобных слов от девушки ее возраста и происхождения.

Она засмеялась.

– Как вы шокированы! Не стоит! Харри уже много лет поверяет мне свои тайны. Я знаю, что к чему. – Она тоже поднялась и грациозно прошлась по комнате в мою сторону, и, еще более шокированный, я понял, что все слухи о ее похотливости были правдой. – Не хотите ли пройтись со мной по дому? – предложила она непринужденно. – Я покажу вам…

– Нет, спасибо, – коротко ответил я.