Офицер. Слово чести

– Видишь? – указал я на обломки. – Вытаскивай трупы, самолёт двухместный, если есть вооружение – сними. Бери всех четырёх коней и делай что хочешь, но чтобы тут не было даже никаких следов от обломков. Тащи волоком к реке и топи, или в кустарнике спрячь, но чтобы они нас не демаскировали. Трофеи с лётчиков собрать, документы и карты передать мне, остальными наградишь отличавшихся наводчиков, сбивших аэроплан. Выполнять.

– Есть, – козырнул тот и, пригибаясь, рванул вниз с холма, выкрикивая фамилии солдат, которых собирался привлечь для выполнения задания.

Трое из вызванных уже бежали к аэроплану, чтобы достать лётчиков и подготовить разбитый аппарат к транспортировке. Я же с холма продолжал изредка поглядывать в бинокль на дорогу, нет ли там моих казаков. Мой бинокль, обычный полевой, они забрали, а при мне остался купленный во Франции морской.

Однако первыми прибыли не казаки, а пролётки, что успели скататься за город к роще и разгрузиться там, оставив одного рядового на охране имущества – раненого с фельдшером, и кашевара с помощником, а также фельдфебеля. Которые уже обед начали готовить. Ну вот встретим, доберёмся до них и пообедаем. Главное, чтобы германцы не опоздали и без обеда нас не оставили. А обоза ещё не видать, неужели до сих пор в городе на складах ковыряются? Похоже, действительно отступающие всё побросали и теперь нашим самим приходится всё необходимое искать.

К моменту появления колонны пролёток группа Скопова уже отбуксировала разбитый летательный аппарат к кустарнику и закидывала срубленными ветками. Ну, и ту мелочь, что осталось на месте падения, тоже собирали. Как я видел, у разведчика, у второго летуна, стоял пулемёт. Подозреваю, что это наблюдатель, который держал заднюю полусферу. Вроде пулемёт в порядке, я видел, как двое солдат с ним разбирались. На станковый похож. Узнаю от них, что за модель. Кажется, авиационный «максим».

Я изредка отвлекался от наблюдения за дорогой, чтобы отдать приказ двум рядовым, находившимся при мне в качестве посыльных, и те бегали по позициям.

Пролётки перегнали к кустарнику и замаскировали, те готовы были в любой момент подскочить к холму, с другой стороны от противника, и эвакуировать нас, чего я и добивался. А пока, чтобы разведка, которая непременно проследует мимо, не заметила их, требовалось их хорошо спрятать. В общем, дела шли, но меня беспокоило долгое отсутствие казаков. Тем временем Скопов прибыл ко мне для доклада, принес трофеи и пулемёт с запасом боеприпасов. Пулемёт оказался облегчённой разновидностью МГ-08 – такой же, как у меня «максимы», только без станка, щита и прицел сетчатый авиационный. Турель остались в самолёте, но пулемёт в порядке, имеет ленточное питание, три полные двухсотпятидесятипатронные ленты в комплекте. Осмотрев его, я вот что сказал взводному:

– Хороший аппарат, как раз против аэропланов. Нужно сделать ему турель, чтобы в небо бил, и пусть постоянно будет при обозе для защиты от атак с земли и воздуха. Турель снять с аэроплана, – хоть выломайте её. Или закрепите на тележном колесе, на ось, чтобы крутиться мог и стрелять в разные стороны. Уловил суть?

– Интересная задумка, ваш бродь.

– Отнесите его пока ездовым, пусть придумают, как это всё сделать. Доберёмся до обоза, поручу Крапивину, пусть займётся да расчёт из обозников назначит… Давай на позицию беги, кажется, разведчик наш возвращается, – я приметил на дороге одинокого всадника, что скакал во весь опор. Это был Егор.

Скопов передал мне планшетку наблюдателя, там была карта и документы лётчиков, но на внимательное их изучение нет времени. Так же, как и приказывал раньше, я велел отдать остальные трофеи наводчикам ручных пулемётов, раз уж они совместно аэроплан сбили, ну а сам стал ожидать. Егор засёк нас и, поднявшись на холм, сообщил:

– Идут германцы, много, около полка, впереди сотня драгун – разведка. Будут тут через час. Дядька за ними наблюдает со стороны.

– Отлично, – довольно кивнул я и, встав на ноги, передал по цепочке приказ: – Расчётам ручных пулемётов вместе с оружием подойти к разбитому аэроплану, командиру второго взвода тоже.

Сам же, доставая из офицерской сумки «Лейку», направился в том же направлении, при этом велел Егору проверить позиции на маскировку, что-то он слишком быстро нас засёк. Однако тот заторопился за мной, и не зря – поучаствовал в фотосессии у обломков. С них убрали ветки, поставили аппарат так, чтобы хвост торчал и крест было видно, палкой подпёрли. После этого я расставил расчёты. Три пулемёта стояли перед строем на сошках, часть солдат залегли, два расчёта по бокам, наводчики положили стволы на плечи солдат и делали вид, что целятся в небо, показывая, как сбили. Германский разведчик на заднем фоне доказывал, что такой способ ведения огонь действенен. Ну, и Егор в первые ряды затесался. Скопов тоже тут встал, в центре. Кстати, себе он оставил один из пистолетов – «люгер» под патрон парабеллума, от второго я отказался, не мной добыто. В общем, кадр отличный получился, пятнадцать солдат и унтер-офицеров при одном взводном, ну и казак. Потом я Егора подозвал, настроив объектив, и сам встал на его место, и тот сделал снимок. Вроде показывал ему ранее, как это делается, но тот до этого не фотографировал. Если фото со мной в кадре будет испорчено, ничего, второе есть. После этого обломки снова замаскировали, а расчёты разбежались по позициям, ну и я вернулся на командный пункт. Егор проверил маскировку, показал, где в ней прорехи, чтобы поправили, и унёсся обратно в сторону германцев. Сидим и ждём – что ещё остаётся? Пока память свежа, я накидывал статью, как самолёт сбили. Фото туда же пригодится, для газеты. Ну, и распечатаю для парней – заслужили, всё же память-то какая!

До появления моих казаков с сообщением, что германцы вот-вот будут, я не только статью накидал, но и описал начало боевых действий моей пулемётной полукоманды. Да, я вёл журнал.

Казаков с их карабинами со снайперскими прицелами я отправил в сторону, пусть позиции выбирают. Их задача – максимально быстро и точно выбить офицерский состав той части, что шла к Калишу.

Вскоре действительно всадники появились, чуть больше сотни. Они достаточно беспечно и споро на рысях проследовали по дороге к городу и скрылись на окраине. Я за тылы не опасался, маскировка со всех сторон, вряд ли они нас обнаружит. Если только кто сообщит о нас в городе, если наблюдал оборудование позиций – неприятно, но возможно. Разведка отойти нам не помешает, мы просто город окраинами обойдём и дальше двинемся в тыл.

А впереди уже показалась длинная змея пехотной колонны. Шли с развёрнутым знаменем. Хм, а может сработать!..

Наклонившись, я негромко приказал командиру расчёта стоявшего рядом «максима»:

– Головную часть берёшь на себя. Видишь знамя?

– Так точно, ваше благородие.

– Уничтожишь тех, кто его несёт, и всех, кто попытается к нему подобраться. Попытаемся его захватить.

– Это позор для любой воинской части, – улыбнулся тот и с прищуром посмотрел в сторону пехотной колонны, прикидывая, как работать, после чего что-то зашептал наводчику за пулемётом.

Из города, похоже, наши не все ушли – там стояла стрельба. Неужели кто-то оборону держит? Странно, на слух, бьют германские карабины, основное оружие германской армии. У винтовки Мосина звук чуть звонче, это различимо. Или это драгуны в городе зверствуют? Зная германцев и их к нам отношение, вполне такое возможно. Я лично допускал. Стрельба и не думала стихать, но пехотинцы не обращали на это внимания, и колонна продолжала движение. От города к ним проскакал всадник, видимо посыльный, сообщить, что в городе никого нет.

Когда колонна приблизилась, я сделал пару снимков для истории и поднял руку для приказа открывать огонь, ожидая, чтобы поближе подошли. Все командиры расчётов напряглись. Сейчас, вот-вот… Слишком близко пехоту подпускать тоже опасно, пулемётов у меня мало, было бы штук двадцать станковых, я бы эту колонну на ноль помножил, а с тем, что есть, – только потрепать и обратить в бегство. На мой взгляд, и этого много.

Наконец моя рука опала, и заговорили восемь пулемётов. Не скажу, что в упор, до колонны метров сто пятьдесят было, но опустошения в рядах нанесли чудовищные. Согласно приказу, один станковый «максим» бил по голове колонны – прореживал тех, что у знамени были, знаменосец уже упал, пробитый пулями; второй – по центру колонны; третий пулемёт – по хвосту, если увидят орудия, то должны стрелять по расчётам и повозкам с боеприпасами, чтобы вызвать детонацию, а обоз тут был, хотя и двигался на границе дальности моих станкачей. Задача ручных – стрелять по крупным группам солдат, обескровливая их, и пулемёты активно работали над этим. Они замолкали, быстро переряжались, и возобновляли стрельбу, а станковые строчили длинными очередями, торопясь собрать максимально возможную кровавую жатву, пока пехота держалась в колонне. Зачастую мощности полета пули хватало на то, чтобы прошить сразу трёх, а то и четырёх солдат. Это, конечно, не германские разрывные, выпускаемые с трёх «мадсенов», которые настоящее опустошение вносили в ряды, но тоже неплохо.

Германцы, не ожидавшие такого гостеприимства, да ещё настолько убийственного и практически в упор, начали впадать в панику и частично разбегаться, частично подаваться назад, образовалось свалка, и тут «максимы», перезарядившись, снова заработали. «Мадсены» работали, пока патроны есть, и подносчики торопливо снаряжали опустошённые магазины, чтобы расчёты могли вести огонь без перерыва. Германских патронов у нас не так много, но лично я сомневаюсь, что мы тут сможем собрать боеприпасы для них, слишком германцев много, не позволят это сделать без потерь с нашей стороны. Те два пулемёта, что должны держать тылы, тоже по колонне били, я хотел нанести первым ударом максимальный урон, но у них солдаты следили за тылами, и как из города на рысях начали вылетать всадники, пулемёты перекинули назад, и те застрочили, сшибая всадников и валя коней. Я даже приказал развернуть станковый пулемёт, что стоял рядом с собой, чтобы поддержал ручники. Всадников всё же оказалось много, они представляли нешуточную опасность, но наконец, выжившие под огнём трёх пулемётов, едва ли тридцать драгун, ушли обратно в город, остальные остались лежать на открытом поле. Раненые лошади бились на траве, шевелился кто-то из раненых всадников, а пулемёты развёрнулись и снова застрочили по колонне. Сделав снимок того, как расчёт рядом ведёт огонь, а потом и дороги, я понял, что пора.

По моему сигналу пролётки покинули укрытие и направились к холму. Порядки германцев были расстроены и дезориентированы. Атаковать холм они и не думали, пытались стрелять из своих пулемётов, но и с этим не сложилось, тут также поработали казаки. У них был приказ не только всех офицеров уничтожать снайперским огнём, но любого, кто попытается взять командование солдатами на себя. Заодно и по расчётам пулемётов они отстрелялись, оттого германцы и не помышляли о том, чтобы атаковать, у них одна мысль была: спрятаться от этого губительного огня, – но укрытий тут не было, оставалось или бежать, или притвориться мёртвым. Раненых тоже хватало. Меньше всего их было в тех местах, где «мадсены» под германский патрон работали. Разрывные патроны – это вещь. Помнится, в моей истории на Западном фронте германцам было запрещено их применять. А вот на Восточном, против нас, запросто. Твари. Получите своё обратно.

Расчёты станковых пулемётов прекратили огонь и покатили их к пролёткам. Всё же это довольно тяжёлые машинки, к тому же после стрельбы настолько пышущие жаром, что хорошо хоть от перегрева пулями плеваться не начали. А вот расчёты ручных пулемётов отходить пока не спешили, они прикрывали и короткими прицельными очередями давали отходившим германцам понять, что мы ещё на месте.

А уходить нужно было быстро, артиллеристы уже орудия разворачивали. Я и сам рванул к пролёткам. Отвязав Ворона, вскочил на него и понёсся вверх по склону, через вершину вниз, к дороге, и, под прикрытием парней соскочил, схватил знамя и, снова взлетев в седло, галопом рванул прочь. Гнал зигзагами. А ручные пулемёты как будто взбесились, палили длинными очередями, да и вокруг меня пули свистели, но я успел уйти за холм. Там осмотрел себя и обнаружил, что в двух местах форма прострелена, а у Ворона длинная царапина на бабке, зато остались целы.

Полковой стяг германской части я передал Скопову. Тот бережно его принял и велел снять с древка и сохранить. Тут и расчёты ручных пулемётов подбежали, так что мы поспешили покинуть позиции в обход города, а холм накрыли разрывы снарядов. При отходе нас нагнали казаки, каждый вёл по три коня за собой, видать драгунских собрали. Да и карабинов и подсумков хватало. Это хорошо: как мне доложили, патронов к германским пулемётам у нас осталось едва по магазину. И так небольшой запас весь расстреляли, а тут хоть пополнить можно будет. Наверняка в поклажах лошадей патроны имеются, сумки вон как набиты. Только с казаками этот вопрос нужно решить. Это не мои солдаты, так что трофеи придется выкупать. Ничего, поторгуемся!

По дороге, на которую мы выбрались, обойдя город, тянулось некоторое количество беженцев, но как-то не много.

Мы свернули с дороги, и через три километра вот она – роща, где скрывается наш обоз. Нас уже ждали, тут были все, включая тех, кто на склады ездил. Оживились при нашем появлении, Крапивин торопливо пересчитал, все ли вернулись. Пока солдаты занимались оружием – пулемёты остыли, и их стало возможно почистить, а еще ведь надо ленты снарядить, – обозники расспрашивали, как прошло. До них только отзвуки боя доносились. Рассказали им наши приключения. Я же по дороге расспросил дядьку об их действиях. Тот отчитался, что уничтожил двенадцать офицеров, трёх артиллеристов и расчёт пулемёта, да и у Егора результаты не хуже. Хорошо повоевали, потери германцев не меньше двух, а то и трёх рот. Фактически мы целый батальон уничтожили. Эх, нам бы станковых пулеметов побольше!

Обед был уже готов, и пока помощник кашевара занимался раздачей, я выставил наблюдателей, чтобы нас врасплох не застали, а тачанки расположил так, чтобы держали и дорогу, и поле. Только после этого мы пообедали. Кстати, мой денщик уже нашёл ездового, что у нас лошадьми занимался, и тот, осмотрев рану Ворона, смазал её какой-то чёрной мазью, сильно пахнущей дёгтем, и посоветовал пока не напрягать коня. Пришлось седло перекидывать на второго коня. Того я тоже неплохо объездил, норов знаю. Хороший конь, единственный минус – выстрелов пугается. Ворон к ним более терпим.

Обед получился удачный, да еще и чаю попили – заваркой на всё подразделение на неделю запаслись. Когда допивали, пришло сообщение от наблюдателей. Их как раз сменили, чтобы пообедали. Посыльный сообщил, что на поле заметили фигуры, которые перемещаются бегом, а где и согнувшись. Встав с бревна, на котором устроился с кружкой в руках, я направился к опушке. Мы не на виду расположились, в глубине леса лагерь разбит, и я пока не планировал покидать эти места, так что не хотел, чтобы германцы о нас узнали. Ведь тут в рощице целый склад припасов, вывезенных со склада. В два приема вывозили. Кстати, склады на обратной дороге подожгли – я приказал, если обнаружат, что они брошены. До сих пор дымят.

Среди вывезенного оказалось два ящика с тротиловыми шашками и бикфордовым шнуром. Каптенармус лично выискивал на складе, а то разбежались все, подсказать, что где лежит, некому было.

Попивая чай, я в бинокль изучил горизонт в той стороне, где наблюдатели заметили движение.

– Наши, – известил я. – Пограничники, похоже… Ну да, точно они. Егор, слетай к ним галопом, приведи. Кашевар, у нас что-нибудь осталось?

– Никак нет, ваше благородие, добавками всё отдал.

– Пали бездымный костёр, кашу на мясе ставь, консервы у денщика моего возьми, покормим гостей. Не бросать же своих.

– Может, похлёбку сделать, вашбродь? С консервами она быстрее получится.

– Давай. И лепёшек ещё напеки.

– Есть, – козырнул тот и направился работать, а я проследил, как Егор добрался до погранцов и галопом вернулся, а те пешком потянулись к нам.

Я насчитал восемнадцать, плюс трое на носилках – не бросили своих, что не могло не радовать. Хотя у меня аналогичная ситуация, вон унтер на подстилке под кустом спит, покормленный. Дорога для него тяжела вышла, растрясло совсем. Идти им далече, минут десять точно, поэтому я вернулся к своей пролётке, достал журнал боевых действий и записал последние события – про засаду на холме, каковы потери у противника, наш боевой трофей – германское полковое знамя. Двоих наших раненых фельдшер уже закончил обрабатывать, обошлось без серьёзных ранений, у третьего лёгкая контузия – пуля в каску рикошетом попала. Главный наш минус – большая трата боеприпасов, по сути всё, что при нас тогда на холме было, расстреляли. Однако патронов у меня тут в роще на складе еще хватало, и я не уйду, пока не выпущу весь запас в сторону противника. Устроим пять-шесть небольших засад на дороге, соберем трофеи и уйдем. Что делать с пограничниками, пока ещё не решил, фельдшер готовился к встрече, к осмотру раненых и оказанию первой помощи. Думаю, выдам им телегу, трое поместятся – в тесноте, да не в обиде, – выдам патроны и, покормив, отправлю дальше.

Когда пограничники добрались до нас, некоторые из молодых со стонами повалились, видать на пределе шли. Мои бойцы перехватили носилки, чтобы раненых отнести к фельдшеру. Тот показал, куда их уложить, и занялся ранеными, начав с офицера, а ко мне направился корнет в изодранной форме. На подходе сделал три строевых шага и вскинул руку к виску – явно хотел доложиться, но я оборвал его:

– Без чинов, корнет. Поручик Волков, командир пулемётной полукоманды Тамбовского полка. Кто вы и откуда, спрашивать не буду, скажу честно: не интересно. Сделаю вот что, дам вам патронов, сколько пожелаете, покормлю, раненых сейчас перевяжут, и на телеге отправлю в тыл.

– А вы тот самый поручик Волков?

– Тот самый.

– Рад познакомиться с вами. Корнет Губин.

Он явно мой ровесник, если не старше меня, однако я на чин выше него, да ещё награду имею, поэтому он смотрел на меня восторженно и даже с восхищением.

– Рад познакомиться, корнет, – серьёзно кивнул я. – Еда скоро будет готова. Можете остаться с нами на сутки, базу мы пока менять не собираемся, потом желательно отправить вас дальше, иначе германцы нагонят в эти места войска. Могут и окружить.

– А вы?

– У меня пулемётная полукоманда и разрешение действовать как пожелаю. Сами подумайте, что будет, если восемью пулемётами из засады ударить. Час назад мы уже опробовали такую у города, уничтожили почти батальон пехоты, полуроту драгун и захватили полковое знамя.

– О-о-о?.. – глаза у корнет расширились.

– И аэроплан сбили, – добил я его.

– Это мы видели, господин поручик, только не знали, кто это сделал, и канонаду слышали.

– Германцы, когда оправились от внезапности нападения, нанесли артиллерийский удар по нашим позициям, вот только нас там уже не было. Кстати, у меня есть к вам просьба. И вопрос: кто тот раненый офицер?

– Это наш командир заставы, штабс-ротмистр Горелов. К сожалению, он два часа назад потерял сознание и пока в себя не приходил. Надеюсь, ваш медик сможет ему помочь. Господин поручик, а что за просьба?

– Я рапорт напишу о боевых действиях, прошу передать в штаб нашего полка, можно дивизии или корпуса. Если не получится, то просто любой армейской части, дальше курьером передадут. Военная почта кое-как, но все же работает.

Мы с корнетом подошли к штабс-ротмистру, и я поинтересовался у фельдшера:

– Кузнецов, что с ним?

При этом жестом подозвал казаков, которые уже поели и осматривали трофеи, несколько солдат курили неподалёку и с интересом наблюдали, как те потрошили чересседельные сумки и другую поклажу на трофейных лошадях.

– Если к врачу не попадёт, не жилец, – коротко ответил фельдшер и добавил: – Необходима операция.

– Ясно. Займись ранеными, подготовь их к транспортировке на одной из наших телег.

– Есть, – козырнул тот.

Я же повернулся к корнету.

– Вам желательно выйти как можно раньше, чтобы успеть доставить командира. Как поедите, сразу и отправляйтесь, успеете отдохнуть.

– Я понимаю.

– Сейчас вам телегу подберут и патроны выдадут, а пока отдыхайте, вижу, что сами с трудом на ногах держитесь.

Корнет отошёл к своим. Те с интересом наблюдали, как помощник кашевара печет на сковороде лепёшки, а в котле уже закипела вода, и кашевар бросал туда все необходимое для приготовления похлёбки, не жалея консервов. Я же негромко обратился к стоявшим рядом казакам:

– Корнет этот не из простых, форма, снаряжение дорогие, попробуйте продать ему трофейных коней, вдруг купит. Оружие тоже. Для него вы пришлые, мне не подчиняетесь, а коней с германскими армейскими клеймами он точно приметил. В общем, сами разберетесь. А мне необходимы германские патроны к пулемётам, а то боезапас к концу подошёл с этими прожорливыми машинками. Если есть, готов выкупить. Ну, и к дороге наблюдателя нужно послать, чтобы следил, не идут ли германцы. Должны уже вскоре подойти колонны. Сообщите, кто и когда прошёл. До наступления темноты я планирую ещё две-три засады устроить – на обозы и тылы. Мы местные дороги за время учений исколесили, удобные места знаем, более того, там подготовлены позиции с окопами, так что повоюем.

– Егор присмотрит за дорогой, а я с господином корнетом поговорю, – хлопнув племянника по плечу, решил старый казак. – А за патроны платить не надо, что мы – звери какие? Одно дело делаем.

– Спасибо.

Я подозвал каптенармуса и велел выдать пограничникам телегу, патроны и продовольствия на двое суток, естественно под роспись, я не хочу получать нагоняй за потерю имущества, я за него материально отвечаю. Корнет примет, имеет на это право, как и любой офицер. Кроме того, распорядился забрать у казаков германские патроны и распределить среди трёх расчётов с соответствующими пулемётами. Каптенармус ушёл делами заниматься, но подошли командиры взводов с докладами по своим подразделениям. Оружие приведено в порядок, боекомплект пополнен, хотя не у всех, патроны к иностранному оружию ещё предстоит получить. Зато люди накормлены и отдыхают.

Егор ускакал на своём коне, а пограничники выстроились у котлов – через пятнадцать минут после того, как вода закипела, еда была готова. Приятный мясной аромат расходился по роще. В общем, гости обедали, а я собрал своих, всех, кроме тех, что на посту. Расположились на фоне тачанок, над ними развернули трофейное знамя, и я сделал снимок. Потом и меня сфотографировал один из пограничников. Оказалось, до службы он работал помощником фотографа, и хотя подобную камеру видел впервые, сумел сделать два снимка. Когда пленка закончится, часть снимков распечатаю и моим солдатам на память раздам, а часть отправлю в редакцию своей газеты «Русский патриот». Между прочим, если раньше она только в столице реализовывалась, мелкой газетёнкой был, то теперь газету пачками стали рассылать и по другим городам. Думаете, как в нашем полку узнали об этой газете? Да мне прислали из редакции, а я «забыл» несколько экземпляров в штабе и офицерском собрании. Прочитали и пошли хаять мою статью. Ну, да ладно.

По окончании фотосессии бойцы отправились отдыхать, я час дал после обеда на это, ну а Крапивин, свернув знамя и убрав в своей вещмешок, который он не снимая носил, направился выяснять, что там с раздачей патронов. Каптенармус разделил их на три равные кучи и выдал командирам расчётов, а те засели снаряжать магазины. Хватит даже ещё на два магазина, в запасе будут. Немного, но на короткое боестолкновение хватит, а там, надеюсь, ещё добудем. Пограничникам уже выдали два ящика патронов – у них у всех винтовки Мосина, оружие никто не потерял и не выбросил, – ну и телегу, как обещал. Один из погранцов уже коня осматривал и саму повозку. Каптенармус явно самую худшую выделил из имеющихся, но ещё послужит. Корнету я написал расписку на её передачу, мол, выдал для перевозки раненых, а тот расписался в получении, и всё, если что, есть чем зад прикрыть. В журнале боевых действий я написал о том, что встретил пограничников, и перечислил, что им выдал, корнет в нем тоже расписался для подтверждения. Мелочь вроде, а зацепиться при желании за такой пустяк можно, если кто меня утопить захочет. Мой наставник по бою на шашках умудрился продать корнету двух верховых коней, деньги у того действительно были. Причем вместе с сёдлами, подсумками, двумя трофейными карабинами и по тридцать патронов к каждому. Вот куркуль! К тому же, как и Егор, поучаствовал в фотосессии, со знаменем. Ушлые же они! Корнет тоже ушами не хлопал и велел казаку написать расписку, что кони – купленные чужие трофеи, и дядька взял меня в свидетели, пришлось ставить свою подпись для подтверждения.

Через час пограничники ушли, забрав телегу, куда погрузили своих раненых. Но корнет меня удивил. Умный парень, он двоих солдат верхом отправил на разведку, дорогу искать для основной группы. Я посоветовал держаться подальше от дорог, по которым германцы двигаются, мосты и броды ночью проходить, и тот, похоже, прислушался к моим советам. Было видно, что я стал для него авторитетом в военном деле. Передал ему рапорт о действиях моего подразделения – когда встретит кого-нибудь из старших армейских офицеров, отдаст, куда направить письмо, на обороте написано.

Отправив пограничников, я посмотрел на часы и объявил подъём. Закончился отдых, мы покидаем лагерь, остаются только обозники. Патронов берём побольше, на две-три засады, потом вернёмся сюда. Про Егора я помню, пусть наблюдает, мы в ту же сторону направимся, узнаю, что он высмотрел, и исходя из этой информации уже решать буду, где и на кого засаду устраивать, смотря кто нынче в наших окрестностях – войска ли ещё двигаются, или уже обозы пошли, вперемешку с войсками и артиллерией.

Оба взвода и двуколки с боезапасом быстро собрались, а обозники с Крапивиным остались. Четверо с трофейным авиационным пулемётом возились, ленты его патронные мы не трогали, – они пытались сделать авиационную турель. На это я выдал им вторую телегу – будет зениткой, двуколка для этого не годится, платформа неустойчивая. Крапивину отдал приказ, чтобы после нашего ухода подготовился к немедленному оставлению временного лагеря: всё погрузить, лошадей держать под рукой. Ужин чтобы готов был. Приедем, поужинаем, и все вместе покинем не только рощу, но и этот район. Если всё получится, нас с собаками искать будут, и я бы не хотел попасть под горячую тевтонскую руку. Поэтому пусть в лагере нас ждут, секреты у них стоят, надеюсь, за время нашего отсутствия никто их не найдёт. Если что, пулемёт есть, хоть пока и без станины, но вдруг действительно что-нибудь с ней придумают, турель ведь с самолёта сняли. Да и инструменты у каптенармуса имеются.

Колонна выстроилась для движения, и мы направились по полевой дороге к той, что шла из города в глубь страны, в сторону города Лодзь, и где мы ожидали найти германцев. Дядька, что с двумя солдатами осуществлял головной дозор, двигался в километре от нас, чтобы предупредить в случае неожиданной встречи. Уже вскоре вихрем прискакал один из солдат: на дороге германцев оказалось видимо-невидимо. Остановив колонну, я сам отправился вперёд, и из укрытия, чтобы германцы не заметили, стал изучать дорогу. М-да, действительно много, и соваться сюда с моей пулемётной полукомандой смерти подобно. Надо что-то другое поискать. Я велел вызвать Егора, но тот сам вскоре появился, видимо за спиной приглядывал и увидел нас, ну и дал задание казакам объехать окрестности. Посмотреть остальные дороги, не по одной же этой идет продвижение войск, на других может быть не так плотно, а лучше бы найти со слабым потоком, на такой бы засаду устроить… В общем, казаки отправились в разные стороны, ну а я повернул колонну обратно к лагерю. Без нормальных разведданных соваться к германцам я не хочу. Кстати, казакам сообщил, что если удастся офицера выкрасть, да с картой, так совсем хорошо будет: мне «язык» нужен. К каждому из них я прикрепил в напарники солдата верхом, и они унеслись выполнять поручение, а мы пришли в лагерь ни с чем. Будем ждать.

Пока выдалось свободное время, я изучил документы лётчиков и карту. Ничего интересного.

Однако ждать пришлось недолго. Нет, не казаки вернулись: дозорный, что на дереве сидел, сообщил, что к нам по дороге движется отряд германской кавалерии. Вот ещё не хватало! Сразу понятно, что это просто разъезд, дороги патрулирует, тридцать всадников всего, но так они нас быстро обнаружат, к гадалке не ходи. Значит, нужно встретить и сделать так, чтобы ни один не ушёл. И дорога-то недалеко, три километра всего, стрельбу точно услышат. Значит, бьём всадников, стараясь не зацепить лошадей, выживших коней ловим, на них навьючиваем припасы и патроны, и уходим. Если так прикинуть, пятнадцати верховых лошадей нам хватит, чтобы всё вывезти. Это я и изложил вызванным взводным и Крапивину, так что мы начали готовиться к бою. Главное – поближе их подпустить, чтобы в упор огнём встретить.

Всё получилось, как и было спланировано: подпустили и ударили в упор. Никто не ушёл, правда, уцелевших лошадей едва с десяток набралось. Их отловили конные. А раненых лошадей добили. Относительно германцев, впрочем, я отдал такой же приказ. Собрали вооружение, амуницию, все патроны, тем более что они подходили к пулемётам. Оружие брать не стали, нам карабины не нужны. Три пистолета было: один «маузер» и два «люгера». У нас потери тоже были, один легкий, другой серьёзнее, и это оказался мой штатный писарь. Пленных мне двух притащили более-менее целых. Офицер, к сожалению, при атаке погиб одним из первых, так что это были рядовые. Особой информацией не владели, допрос это ясно показал, выяснили только, что они из Третьего кавалерийского корпуса, и я приказал их пристрелить. Вот тут солдаты меня удивили, они проявили резкое нежелание убивать пленных. Я даже был озадачен, прикидывая, как на это реагировать. Неисполнение приказа – это очень серьёзно. Тут меня подчинённые добили, они и раненых кавалеристов не тронули, решив, что им послышалось, когда я приказал их добить. Подумали, что я о раненых лошадях говорю. М-да, всё же мораль человека из будущего и человека этого времени различаются сильно. Даже простые солдаты и то воспитаны «не тронь слабого, не убивай пленного». Слишком много в них доброты, не хлебнули те ещё, не видели, что германцы будут творить, да и уже творят. Для них это цивилизованные европейцы, с которыми нужно обращаться как с нормальными людьми.

– Фельдфебель, постройте людей.

В это время шло свертывание лагеря перед уходом, трофеи уже все собрали, и такой приказ стал неожиданностью. Когда люди построились, я их осмотрел и толкнул большую речь на тему того, как потом эти же германцы будут обращаться с русскими, в том числе мирными. Указал, что если бы они добровольно сдались в плен, я и сам слова не сказал бы против них. Но пленные вернутся в строй, а раненые – излечатся и тоже вернутся туда же.

– Помните, что именно вы отказались уничтожать этих чудовищ. А теперь по повозкам, приготовиться к движению.

Я видел, что зацепил что-то в душе своих солдат, но пока они сами не увидят зверства, сомневаюсь, что смогу их переубедить, поэтому они, переговариваясь, направились к повозкам, двуколкам и телегам, но покинуть рощу мы не успели, дозорный сигнал подал. Судя по нему, приближались наши, для врагов у нас другой сигнал.

И действительно, мой дядька-наставник вернулся. Причём он был верхом, а его напарник из моих подчинённых правил телегой, в которую был запряжён его верховой конь. Телега не пустая, что-то там накрыто дерюгой.

Когда они подкатили, старый казак покинул седло и с видом фокусника сдёрнул ткань. В телеге стояли на станках Соколова два пулемёта «максим». С щитами. Наши, в полном порядке. У меня в пулемётной полукоманде таких три было. Тут же лежали два ящика с патронами и запасные ленты к ним. Какой-то солдат ещё и свой вещмешок забыл.

– Однако, – сбил я фуражку на затылок, каска на ремне висела. – Ты где их нашёл?

– Телега стояла брошенная у реки. Видимо, хозяева вплавь переправились и драпанули, бросив имущество. Я там по следам всё высмотрел. Вот, пригнали, пользуйся на здоровье.

– Спасибо, дядька, ты даже не представляешь, какой ты молодец… Крапивин!

– Я, ваш бродь!

– Осмотри пулемёты, в порядке ли они, и оформи во второй взвод. По все бумагам проведи и мне на подпись дай. Пусть два расчёта сдадут свои ручные пулемёты под германский патрон в обоз – там для охраны смогут использовать, – и примут эти. Сделай во втором взводе тачанки.

– Есть.

Пулемёты с лентами быстро извлекли из телеги, саму телегу наш каптенармус прибрал, ему было что туда загрузить, да и лошадь другую подобрали, не верховую, у неё и постромки обрезаны были, благо у нас запасная упряжь была.

Задержавшись всего на десять минут, мы направились в путь. Как я отметил, бойцы из второго взвода старшего унтер-офицера Скопова уже освоили найденные пулемёты, такие они знали от и до, и установили на площадки. С пятью станковыми пулемётами уже можно работать, хотя всё равно мало. Зато теперь у нас не три, а пять тачанок. Все семь имеющихся у нас пролёток имели готовые площадки.

Мы ушли километров на шесть, где оставили обоз и с одними только тачанками и одной пролёткой, в которой сидело два расчёта с ручными пулемётами – теми, что под русский патрон, – подошли к забитой войсками дороге и принялись готовиться к бою. Лихим наскоком тут не выйдет, сразу встретят огнём, значит, нужно подобраться поближе, чтобы встать на позиции. Этим мы и занялись.

Место, которое я выбрал, находилось на перекрёстке нескольких дорог. На наших глазах там произошла авария: у орудия колесо отвалилось отчего-то и перегородило дорогу. Повреждённую пушку обтекали по обочине, отчего постепенно скопилась пробка, и, пока орудие не оттащили, я решил этим воспользоваться. Как я уже говорил, на тачанках к дороге не подобраться, заметят, а вот пешком, пригнувшись, вполне. Так расчёты свои станковые пулемёты и докатили. Пролётки остались в неглубоком овраге, который, однако, смог скрыть их. Если что, то возвращаться к ним недалеко. Взяли по три запасных ленты. Дальность до перекрёстка восемьсот метров, для наших станковых вполне, ручные тут скорее для массовки, откроют огонь, когда станковые перезаряжаться начнут.

Бойцы выкатывали пулемёты, тут неровность удобная, и вторые номера заряжали их. И вот когда все были готовы, я махнул рукой, и пять станковых пулемётов застрочили свои песни. Два найдёныша прошли проверку. Рабочие.