Офицер. Слово чести

– Крупный отряд бандитов напал на заставу пограничников, мы туда идём с подпоручиком Зиновьевым и взводом Букина. Также контрабандисты проводят крупный караван с добром из-за границы. Задача по его перехвату, уничтожению и пленению бандитов возлагается на фельдфебеля Крапивина, коему придаётся взвод унтера Скопова. Фельдфебель, это ваши проводники, пограничник и мой помощник, они выведут вас на то место, где бандиты будут проходить. Как засаду устраивать, вы обучены, вам подсветят, никого не упустите. Это всё, выполнять. С собой заберите одну двуколку с патронами.

– Есть, – козырнул Крапивин.

Забрав проводников, он побежал обратно к колонне, а я приказал Зиновьеву с оставшимся взводом и двуколками следовать за мной. Санитарная с фельдшером двигалась с нами.

Так что колонна разделилась на две неравные части, Крапивин увёл второй взвод на другую дорогу, и мы продолжили движение. Вдали уже была слышна интенсивная стрельба. Причина, почему я Крапивина отправил командовать вторым взводом, в том, что Зиновьеву я не доверял, пусть под моим присмотром будет. Этот идеалист вместо засады может демаскировать себя тем, что предложит бандитам сдаться, а не откроет огонь внезапно, как я фельдфебеля проинструктировал. Главное – уничтожить как можно больше, а упустить меньше. Подпоручик бы не справился.

Проехали пару километров, когда возникло ощущение, что бой идёт рядом, и появилось зарево, видимо горело что-то на территории заставы. Как пояснил тогда пан Станислас, у бандитов не было задачи уничтожить пограничников, только не позволять покинуть территорию заставы – постоянно перемещаться и вести беспокоящий огонь. Чем они, похоже, и занимались. А остановились мы потому, что нас ожидал старый казак, он сначала осторожно обозначился перед дозором, там солдаты нервные, оружие в руках держат, а потом и мы подъехали. Дядька рассказал, что происходит, и я, прикинув расклады по имевшейся у меня карте, стал отдавать приказы.

С дядькой пошёл расчёт ручного пулемёта «Мадсен», что входил в состав взвода Букина. Другие расчеты снимали пулемёты «Максим» с пролёток и на колёсах буксировали в сторону зарева, подносчики готовили снаряжённые ленты и бидоны с водой, и мы направились к заставе. Задача такая: из трёх станковых пулемётов проредить нападающих у заставы, во всех возможных укрытиях, стрелять по вспышкам, давая понять, что подкрепление подошло, да серьёзное, с пулемётами. Бандиты будут отходить, а там овраг удобный, где их как раз будет ждать дядька с тем самым ручным пулемётом. Я ему для усиления ещё четырёх солдат с винтовками отправил, хоть какое-то пехотное прикрытие. Зиновьева отпустил со станкачами, будет командовать непосредственно на позиции, а сам остался в тылу с двуколками. Если что не так, соберу ездовых и с ними в бой пойду, последний резерв у меня. Фельдшер готовился, потому как без раненых, а то и убитых, точно не обойдётся. Ночной бой – дело такое, тут как повезёт.

Я около часа провёл в тылу, пока не прибежал посыльный от Зиновьева. Он сообщил, что бандиты ушли и в их тылу активно бьет пулемёт, наш ручник. Значит, нарвались бандиты при отходе на засаду, молодец дядька. Теперь будем считать потери.

Я повёл обоз к заставе.

Когда рассвело, к заставе прибыло изрядно солдат и офицеров, в том числе из нашего полка, разведывательная полурота верхом. К этому времени тела уже собрали, как наших, так и бандитов. Пограничники в сторонке сложены, одиннадцать человек, ранеными занимался фельдшер, я ему двух солдат в помощь отдал, из тех, что крови не боятся. Коновал с заставы помочь не мог, потому как сам ранен был. Тел бандитов насчитали двенадцать, и еще шесть раненых. В основном засада поработала. Потери у моей пулемётной полукоманды: шесть ранено, убитых нет. Ранены четверо из засадной группы, без серьёзных обошлось, ещё командир расчёта «максима» в плечо, вот тут серьёзнее, ну и Зиновьев – ему пулей мочку уха срезало. Тоже мне, додумался в полный рост осматривать окрестности! И это после всех обсуждений, того шума, что наделала моя статья. Ан нет, всё равно «укрытия придумали трусы». Крапивин посыльного прислал, у них даже без ранений обошлось, настолько внезапно караван перехватили. Теперь охраняют его и пленных. Конечно, мне могло влететь за самовольный вывод подразделения, но не зря я дневальному оставил записку, которую он после нашего отъезда должен был передать дежурному офицеру. Там подробно описывалось, что случилось и кому мы спешим оказать помощь всем подразделением.

Раненых, после обработки и перевязки, отправили в больницу Калиша как ближайшую – ту же, где я лежал. А с остальными разбирались. Прибыл даже командир моего полка, который с интересом и немалым удовольствием осматривался. Меня же поблагодарили и даже пообещали представить к награде. Отчего полковник такой довольный, я понимал. Место тихое, а теперь он может победный рапорт наверх отправить, напомнить о себе, мол, одно из его подразделений спасло пограничников. Ну, и слегка приукрасить. На меня-то ему плевать, а вот себя представить так, что полк он уже перерос и достоин повышения, другое дело.

В нашей помощи больше не нуждались, войск тут хватало, и пограничников, и жандармов, поэтому, забрав своих, мы покатили обратно, уже не так спешно. На полдороге встретили повозки Крапивина, они уже передали пленных и караван прибывшим пограничникам с другой заставы. Соединившись в общую колонну, мы покатили дальше. Так и добрались до города. Раненых оставили в больнице, тут хватало суеты, других раненых уже доставили. Зиновьев тоже остался, у него голова перебинтована была. После больницы на казарме и закончилась наша дорога, где я покинул подразделение, отдав несколько распоряжений Крапивину. На сегодня только банька и отдых. Легкораненые пока в больнице, врач их осмотрит, а те, кого отпустит, пойдут в казармы, они от учебы освобождены, да и баню я им запретил, пусть так моются, а то грязь занесут.

Добравшись до дома, я передал коня денщику – звали его Иван. И после того, как тот обиходил Ворона, в саду у бочки полил мне из ведра, и форму я ему на чистку отдал. В общем, я помылся, вытерся полотенцем и, полностью переодевшись в другой комплект формы, направился в дом, где засел за составление рапорта. Час убил на писанину и отправился с ней в штаб полка. Сдал начальнику штаба, доложился, как и что было, командиру, от которого несло гарью – только вернулся от заставы, – и после этого был милостиво отпущен.

Вернувшись на место постоя, я вскоре уснул в своей постели. Ночка тяжёлая выдалась. Казаков не было, они ещё по дороге с заставы отделились от колонны и направились проверять ухоронки пана Станисласа и его помощника. Что-то у всех контрабандистов такие тайники, как будто поветрие. Но нам же лучше. Проснусь, выясню, что нашли. Впрочем, и так знаю. Допрошенные подробно перечислили, что у них было. Если всё пойдёт как надо, то мой куш в золоте и рублях поднимется ещё на семьдесят тысяч. Однако у пана Станисласа накопления на чёрный день были в нескольких местах, и безболезненно и быстро мы можем добраться только до одного. Ещё два я смогу посетить уже после войны, но сейчас никак. И когда эта война начнётся?! Западный фронт уже полыхает, германцы с французами воюют, а у нас тишина. Завтра уже первое августа. Ждём-с.

Проснулся я вечером, пообщался с казаками, ну и убрал свою долю в сундучок. Тот теперь полный, пора бы накопления отвезти в безопасное место, но не дали, вестового прислали. Срочно в штаб полка вызывают. Сам полковник. Странно, поздно уже, штаб вроде не работает. В подразделении точно всё в порядке, оттуда посыльный прибегал, с докладом от Крапивина, – я стараюсь держать всё под контролем. Может, что случилось? Война? Чего так поздно? Утром напасть не могли?

Посыльный сообщил, что прибыло несколько офицеров из штаба дивизии. По мою душу? О том, что меня наградить обещали, я не думал. Наградные на офицеров и своих солдат, конечно, написал, всё уже давно в канцелярии, но слишком рано. Тут обычное дело бюрократия, поэтому ждать можно до нескольких месяцев. Это у императора во дворце всё быстро, по местным реалиям – мгновенно произошло, а в такое мирное время да на периферии… Не удивлюсь, если и полгода своей награды ждать придётся. Меня представили не только по линии моего полка, но ещё и пограничники – командир бригады пограничной стражи, что тут же в Калише дислоцировалась, а тот, между прочим, генерал, и также обещал похлопотать для меня о награде. Почему-то имея в виду одного меня, хотя я там был не один. А вообще-то, сидя в тылу координировал действия своих подразделений. Хотя согласен, сумбурно акция произошла, да и быстро. Основные потери в засадной группе, чудом без убитых обошлось. У пограничников на заставе во время осады почти всех офицеров повыбивало, погиб один, двое оставшихся ранены. Хотя командир заставы ничего, бодрый, ещё командовал там с перевязанными руками и головой. Это уже потом, дождавшись своих, сдал дела временному преемнику и отбыл с ранеными в больницу. Я его видел, когда возвращался из штаба после того, как рапорт отвозил и Зиновьева навестил. Зиновьева оставили в больнице, где за ним жена ухаживала. На моей бывшей койке лежит. При командире заставы тоже супруга крутится, женатиком оказался. Она весь бой пересидела в домике для офицеров. А домик был в решето, и казарма на территории горела.

Пока мне седлали Ворона, я быстро собрался, и в сопровождении посыльного мигом домчался до штаба полка. Козырнув в ответ стоявшему у входа унтер-офицеру, прошёл прямо в кабинет командира полка.

Через полчаса уже выходил, скажем так, в полном раздрае и злой, очень злой. Вскочив в седло, поскакал обратно на квартиру. Во дворе кинул поводья денщику и, зло пнув попавшееся полено, дошёл до веранды и уселся на свой любимый стул, потирая ушибленную ногу. Подскочивший Егор помог снять сапоги. Так я и сидел – не опоясанный, босой, отмачивая ногу в горячей воде и ругаясь, но тихо, а то хозяйские детишки неподалёку крутились, не стоит их учить новым словам.

– Что-то случилось, командир? – поинтересовался дядька-наставник.

– Случилось. Офицерский суд случился, – зло пробурчал я. – Эти… не знаю, как их назвать, даже за отсутствие усов мне корили. Мол, только чернь может без усов ходить, а для офицеров это статус.

– Я попробую догадаться. Из-за нас тебя судили? – поинтересовался дядька.

– Догадливый, – хмыкнул я. – Из-за вас. Оказывается, когда я неделю назад был в ресторации на именинах адъютанта и общался с офицерами, где мне вас ставили на вид, это и было общий совет и пожелание избавиться от слуг, то есть от вас. Не помогло, и прибыла тяжёлая артиллерия из штаба дивизии. И ведь узнали как-то!

– А я говорил, что они это так не оставят.

– И главное, все всё знают. У капитана Соколова содержанка изображает прислугу в доме, где он живёт, а сама спит с ним и пальцем о палец не ударит, по дому приходящая женщина работает. Поручик, граф Завьялов, двух полек-содержанок из Варшавы привёз. У штабс-капитана Горелова двое слуг, помимо денщика. Якобы на его жену работают, но это не изменяет факта их наличия. И все всё знают, а на вид поставили мне. И где же эта вражина окопалась, что наверх докладывает? Надо бы выяснить, кто таков.

– Хм, а я тебе говорил, что не принято в офицерском корпусе личную прислугу держать, – хмыкнул дядька, поглаживая роскошные усы.

– Так то прислугу! Вы у меня кто? Наставники. Ну, у Егора доплата за работу денщика, – признался я. – А тут мне указывают, как жить. Нет, точно подам рапорт об отставке. А чего тянуть? Завтра же и подам.

– Так ведь война же будет! Ждём её, проклятущую, – слегка удивился старый казак.

– Так пока примут, пока завизируют и наверх отправят, пока ответ придет – месяца два долой. Война начнётся, а там сражения и позорное отступление, – глядишь, и забудут. А когда война закончится, можно напомнить про уже поданный рапорт. Может, быстрее в отставку выведут. Честно скажу, армия не моё.

– А с нами как?

– Поступим так, как это делает более опытный граф Завьялов. Содержанки с ним не живут, он им снял квартиру и навещает. Как бы они не с ним. Другие офицеры тоже не без греха, поэтому не обращают внимания на графа. Вот что, вы съезжаете с этого подворья и устраиваетесь где-нибудь в другом месте, а я буду приходить к вам и брать уроки. В этом случае мне и слова никто не скажет. Наверное, надо было сразу так сделать.

– Сложно жильё будет найти, войск тут много, дома остались не самые лучшие, – потирая морщинистую шею, озвучил свои сомнения старый казак. – Но ничего, найдём.

Ситуация, конечно же, идиотская, но в какой-то мере я понимаю царя, отдавшего такой приказ ещё, кажется, в семнадцатом веке, или в начале восемнадцатого – о запрете офицерам иметь слуг, кроме денщиков, выделенных по службе. Тогда у офицеров знатных и богатых до ста слуг было. Про службу они и не вспоминали. Сейчас, конечно, ситуация лучше, но казаки мои – такая мелочь, отчего же так прицепились? Не думал, что из-за нее мне на вид будут ставить. На именинах адъютанта я просто принял к сведению советы офицеров, но не обратил на них внимания, а тут уже офицеры из штаба дивизии прибыли по мою душу. Не мелковата ли проблема для них? Это ведь командир полка должен решать внутренние дела части, но никак не они. Поговорка про сор из избы тут как раз подходит. Нет, думаю, это лишь повод для приезда трёх офицеров, на самом деле тут что-то другое. Но вот что? Пока понять не могу. Может, их интерес вызвал бой у погранзаставы и то, что я слегка доукомплектовал своё подразделение пулемётами и сделал перестановки, не предусмотренные штатами? Вот это вполне может быть. И чем мне это может грозить? Пока не ясно, но на всякий случай казаков уберём с места постоя и отправим денщика к Крапивину, пусть в казарме порядок наведёт, чтобы блестело, как у кота яйца. Ожидается проверка. Обычно о ней предупреждают, но не в этом случае.

Темнеть уже начало, когда я пришел к этому выводу, но всё равно послал Ивана к Крапивину, тот служака опытный, знает, что делать. И с ним передал приказ: всё, что не числится за подразделением, а принадлежит мне – а это два десятка коней, пролётки, три ручных пулемёта «мадсен», ну и котлы, – грузить на пролётки и отправить ночью за город к той роще, где мы во время учений обычно встаём на отдых, где кашевар готовит обед. Там их встретят казаки, которые всё это станут охранять. А ездовые на двуколке вернутся в казарму. Состав подразделения привести в соответствие штатам, людей перекидать по взводам, как было, научить, как правильно отвечать на вопросы. Ждать проверку. Нет не так, ждать проверку.

Когда все распоряжения были отданы, казаки собрались и отбыли, Иван тоже убежал, я оделся и в темноте направился вниз по улице. Тут не далеко, поэтому пешком. А двадцатипятилетняя вдовушка с восхитительной фигурой уже ждала, так что занялся я приятными делами. Муж её, аптекарь, погиб во время экспериментов, что-то нахимичил так, что взрыв произошёл, потом даже жандармы работали, мало ли бомбы для бомбистов делал. Но расследование заглохло, не нашли состава преступления. Вдовствует она уже год, одна-одинёшенька. Когда я засёк её на рынке во время покупки котлов, то постарался, чтобы взять эту крепость штурмом, и вот неделю назад она пала. Фигурка хороша, в постели так просто бомба, но всё же один дефект был, отчего, видимо, особо на неё мужики и не смотрели, ну кроме солдат, эти всё готовы трахать, что шевелится. У неё большое родимое пятно на лице было. Мне же всё равно, тем более я её по ночам навещал.

Через час я уже вернулся на место постоя и быстро уснул.

В девять утра, а для офицеров это раннее утро, к казармам моей пулемётной полукоманды «внезапно» нагрянула проверка из знакомых офицеров штаба дивизии и нашего комполка со свитой, и обнаружили строевые занятия на плацу, которые проводил Крапивин, а мы с Зиновьевым стояли неподалёку и наблюдали, мол, службу тянем. У Зиновьева голова перебинтована, но всё равно на месте. При этом недоумевает, куда пропала половина транспорта. Это он ещё не знал, что и пулемётов уже нет. Трёх. Его, кстати, перевели на лечение на дому, врач будет только иногда приходить, проверять, как идет выздоровление. Солдаты из легкораненых, освобождённые от подобных занятий, были прикреплены к кашевару для помощи в готовке. Обнаружив гостей – ну всё точно, правильно я догадался о мотивах их прибытия, – я направился их встречать, бурча под нос:

– Принесла всё-таки нелёгкая.

В трех прибывших колясках сидели не только наши полковые офицеры и начштаба, но и пришлые, еще четверо прибыло верхом. Когда они въехали на территорию, подскочившие солдаты из легкораненых, у которых бинты были видны, приняли лошадей и отвели в сторону, к специальным перекладинам и бадье с водой, то есть поилке. Я же встретил как положено, отрапортовал командиру полка Молчанову, что в подразделении всё соответствует распорядку, сейчас строевая, кашевар начал заготовку обеда на кухне пограничников, легкораненые помогают. Лучась довольством, полковник окинул территорию начальственным взглядом и велел показывать хозяйство.

По мере осмотра, как я заметил, чем дальше, тем больше комполка мрачнел. Пролёток он не обнаружил. Потом, когда офицеры из штаба дивизии в моей канцелярии сверили списки с имуществом, личным составом и вооружением, помрачнел ещё больше. С бухгалтерией у меня всё оказалось идеально, проверка показала – всё на своих местах. Я же внимательно следил за Молчановым, только он так себя вёл, и вопрос, кто меня сдал, сам собой отпал. Но ему-то это зачем нужно? Вроде сам меня на это место поставил, наоборот – должен защищать изо всех сил.

– Скажите, господин поручик, а где пролётки, что у вас тут были? – наконец поинтересовался он.

В канцелярии в этот момент находились все трое пришлых, полковник и я, остальные пошли изучать моё хозяйство.

– Их перегнали в другое место. Всё же это воинская часть, и не дело тут держать личное имущество, на которое у меня имеются документы о собственности, – ответил я, позволив промелькнуть на губах едва заметной усмешке.

Если он хотел прихвастнуть тем, что имеет тачанки, то зря, предупреждать надо, они у меня на часть не оформлены, банда получается, а не пулемётная полукоманда. Пришлые за это обязательно ухватились бы. Вон к моим наставникам и то цеплялись, а это им как красная тряпка для быка. Кстати, я уже сообщил пришлым офицерам, как бы между прочим, что, мол, дал расчёт казакам и те отбыли, чтобы больше уцепиться не за что было. И тут тоже ничего не нашли. Полковник же на мой ответ поморщился, но ничего сказать не успел, слово взял подполковник, старший офицер среди пришлых. Как я узнал, тот был помощником начальника штаба нашей дивизии. Сам начальник не приехал, не того я полета птица, а помощника прислал.

– Скажите, господин поручик, вы знаете, что, согласно правилам, принятым в пограничной страже, при удачном перехвате каравана шестьдесят процентов, в соответствии с оценкой таможенной службой, становится призом захватившего?

Тут сразу всё стало на свои места, почему, как только прошла информация о бое и перехвате каравана, они подорвались и спешно прибыли в Калиш. Дело в призовых деньгах. Такой караван больше миллиона стоит, даже если чиновники таможенной службы сильно занизят стоимость контрабанды, всё равно сумма выходит большая. Тут только один момент есть: призовые касаются только пограничников, и мы, армейцы, к этому отношения не имеем, я уже говорил по этому поводу с командиром бригады пограничной стражи, и результатами разговора оба остались довольны. Так что я знал, что ничего не получу. Эх, был бы у меня какой-нибудь знакомый ушлый офицер из пограничников, договорились бы, чтобы тот принял караван, а отчисления с него мы бы поделили, а так с каравана я ничего не получу, о чём эти прибывшие офицеры прекрасно знали. Но тут есть небольшой правовой казус: получить не могу, но вот направить средства на какое-нибудь дело, и особенно в благотворительность, могу. Что, в принципе, и сделал, ещё в кабинете генерала всё по этому поводу написал и подписал, канцелярия у него шустро сработала, только вот эти офицеры, похоже, об этом пока ещё не знают, вот и сделали стойку, как бы поиметь с меня эти отчисления, направив их в нужное им русло. Налетели падальщики.

Мне же было интересно, что будет дальше, поэтому я поддержал тему, изобразив заинтересованность:

– Да, офицеры из пограничной стражи про это говорили. Только ведь это касается пограничников, а не армейцев.

– Это так, получить вы их, господин поручик, не сможете, хотя заслужили, это бесспорно. Однако вы можете отправить их на какое-нибудь богоугодное дело, – явно закинул удочку подполковник.

– Да, это мне тоже уже сообщили, – подтвердил я и тут же обратился к своему непосредственному начальнику: – Прошу прощения, господин полковник, но решать нужно было спешно, поэтому я вчерашней датой подписал представленные канцелярией штаба бригады пограничной стражи документы. Все деньги с продажи контрабандного товара пойдут на благотворительность, на строительство больницы в Тамбове, всё же наш полк Тамбовский, а также в Красный Крест, что работает на территории Российской империи.

– Ваш поступок… – подполковник из штаба дивизии пожевал губами, явно сдерживая готовые вырваться ругательства, он был явно разочарован, не успели они, погранцы шустрее оказались. Но всё же закончил: – …делает вам честь. Мне остаётся только поблагодарить вас за принятие такого решения, которое, конечно же, могло быть вызвано только патриотическими чувствами.

– Благодарю, господин подполковник, – слегка склонил я голову.

Пришлые сразу потеряли ко мне интерес и, формально завершив проверку, без промедлений отправились обратно в штаб дивизии, а вот командир моего полка, как ни странно, пришел в отличное настроение. Он к управлению подобными отчислениями вообще отношения не имел, в том смысле, что распоряжаться ими не мог, а я, как командир подразделения, участвовавшего в бою у границы, имел на это все права. Пограничники, которые мне это объясняли, полковника просто послали бы, если тот влез бы в это дело, тем более между генералом и Молчановым какая-то напряжённость была, и тот не упускал возможности поставить второго на место. В общем, гости и командование отбыли, даже отказались попробовать приготовленные кашеваром блюда. Время обеденное наступило, поэтому я отправил солдат отдыхать, отпустил и Зиновьева, а сам доехал до дома и пообедал там. Только после этого направился к роще, проведать казаков. У них всё было нормально: лошади пасутся, казаки отдыхают. Чуть позже трех ездовых пришлю к ним в помощь и для охраны имущества. Пока возвращать лошадей и пролётки я не спешил. Мало ли что.

Вернувшись в город, я взял шесть тысяч рублей ассигнациями и отправился в банк, где положил эти деньги на свой счёт. Меня интересовала реакция жандармов. Поглядим, что будет. А вообще, как снял тысячу, так и положил. Ну, чуть больше, это мои дела. Я именно так отвечу, если вдруг возникнут вопросы. Хм, может, вернуться к игре в карты? В офицерском собрании частенько устраивают вечерние игры, на деньги, естественно. Меня пару раз приглашали, но я отговаривался делами, да и сказал, что больше не играю. Возможно, зря. Отличная маскировка для появления лишних средств. Ну, или сообщу, что это наличка с отчислений за лицензии. Пусть проверяют. И когда же германцы войну объявят России?! Первое августа уже наступило. Или они передумали? Неужели мое вмешательство в историю таково, что до этого не дойдет? Что-то сомневаюсь.

Кстати, сундучок со средствами я держал при казаках, в доме становилось небезопасно. Вряд ли, конечно, с обыском придут, всё же я офицер и дворянин, но лучше перестраховаться.

Жандармы так и не появились, я вообще отметил, что они как-то не особо реагируют в мою сторону, как будто им приказ дали на мои дела закрывать глаза, но всё фиксировать. Больше провоцировать их я не стал. К вечеру вернул пролётки, лошадей, пулемёты и котлы, учения продолжили.

И вот на следующий день после отъезда пришлых, второго августа, когда я завтракал на веранде, в калитку постучались, а вернее, стали ломиться, и хозяйка пустила во двор вестового.

– Ваше благородие, приказано всем со всей поспешностью прибыть в штаб полка! – подбежал он к веранде. Своего коня, похоже, снаружи оставил.

– Что-то случилось?

– Война! Германия объявила нам войну.

– Война? – приподнял я бровь в удивлении, продолжая намазывать на горячие тосты свежее сливочное масло. – Какая неожиданность. Кто бы подумал, что война будет?.. Передай, что я выезжаю немедленно.

Посыльный отбыл, а денщик стал спешно собираться. Впрочем, уже некоторое время всё необходимое и так было в пролётке складировано, что под навесом стояла, так что только мои вещи из комнаты забрал и оседлал мне Ворона. Я пока закончил завтракать. Денщик на пролётке, мой вьючный конь к задку был привязан – так они и покинули подворье. Ему ещё нужно заехать к казакам, где они сняли комнату, загрузить все их вещи и добраться до расположения моей пулемётной полукоманды. Казаки будут ожидать на лошадях неподалёку от казармы.

Сам я уже умчался к штабу полка. Там я обнаружил неразбериху, бегали солдаты, орали офицеры. Явно происходила срочная эвакуация, если судить по тому, как спешно грузилась канцелярия на телеги и повозки. Автомобилей в полку не было, это только те трое пришлых из штаба дивизии на легковом авто прибыли, да и то сломалось, и дальше они на коляске катались, когда мое подразделение проверяли.

В общем, срочные сборы и эвакуация налицо. Когда я забежал в зал для совещания, там уже собрались многие командиры подразделений, но не все, подождать пришлось.

Присев на свободный стул и поправив шашку, я поглядывал на других офицеров в зале. Тут стоял гул разговоров, обменивались новостями, и так как самая неприятная весть – это то, что началась война, то обсуждали именно её. Я больше молчал: о том, что она начнётся, я говорил ещё две недели назад, сейчас-то чего из пустого в порожнее переливать? Больше думал о другом: какими силами мы располагаем в городе и окрестностях, ну и что предпримет комполка, которого в зале ещё не было, как, впрочем, и начштаба. Наверняка на телефонах сидят, запрашивают инструкции у вышестоящего командования.

А если так посмотреть, то в городе частей не так уж много. Полк наш был четырёхбатальонного состава, с разными отдельными и тыловыми подразделениями. Два батальона у границы справа от города располагались. Одному была придана артиллерийская батарея, в которой ранее служил Волков. Слева от города стоял четвёртый батальон, его усиливала пулемётная команда капитана Крутилина, поэтому моё подразделение оставалось в городе единственным. То есть в самом городе располагались третий батальон, разведывательная полурота, штаб, ну и остальные тыловые подразделения. И моя свежесформированная пулемётная команда. Это из армейских частей, которые представлял наш Тамбовский полк.

Но еще с нами соседствовали пограничники. Тут находились штаб бригады, усиленная застава и тылы – едва пять сотен наберётся, да и то половина нестроевые.

Около сотни полицейских на шестидесятитысячный город и с десяток жандармов. Таможенников я не считаю, тем более они уже наверняка собрали манатки и бегут из Калиша.

Вот это всё, что имеется в городе. А перед городом никаких позиций не оборудовано, а граница рядом: пока двигался к штабу, начавшуюся орудийную стрельбу услышал. Видимо, германцы заставы наши уничтожали, переходя границу. Если так посмотреть, уже этим днём они будут в городе, я бы даже сказал, что очень скоро. Могут и к обеду успеть.

Додумать я не успел, в зал просочилось ещё двое: один офицер по связи, второй адъютант полка, – за ними стремительным шагом вошли полковник Молчанов и его начальник штаба. Последний отрывистыми фразами сообщил:

– Господа офицеры, как вы уже знаете, Германия объявила войну России. И теперь наш долг – защитить нашу с вами отчизну. Времени мало, поэтому сообщу: командование дивизии посчитало нецелесообразным защищать город, и нам приказано отступить в глубь страны на соединение с частями дивизии, где будет подготовлена оборона, чтобы остановить германца. Сейчас обговорим, каким порядком подразделения будут покидать город.

Это не заняло много времени, всего минут десять, и когда офицеры начали расходиться, я подошёл к командиру полка.

– Господин полковник, разрешите пока занять позиции перед городом, чтобы дать полку спокойно уйти, потом я проследую за вами.

– Что ж, пусть будет так.

– Разрешите действовать на своё усмотрение!

– Разрешаю, – отмахнулся тот от меня, явно занятый чем-то другим. У него и других забот хватало, не до командира небольшого подразделения, самого молодого и младшего по чину в зале, который сам вызвался войти в арьергард.

Я сразу же направился к начштаба и получил письменный приказ, по которому могу действовать на свой страх и риск для прикрытия отхода полка. Молчанов подписал его, печать поставили, и я, довольный, покинул расположение штаба. Наряды на получение со складов боеприпасов мне уже выдали.

В расположении моего подразделения уже всё готово было, солдаты собраны, лошади запряжены, вооружение и припасы погружены. Тут же стояла пролётка с моими вещами, и на территорию заехали оба казака, я им рукой махнул, въезжая в ворота. Кстати, а я что-то подпоручика Зиновьева не увидел, да и денщика его тоже, остальные были на месте. Спрыгнув с седла, бросил поводья подскочившему рядовому и тихо шепнул казакам, чтобы выдвигались к границе и выглядывали германцев. Увидят, вернутся ко мне с докладом, я пока займусь оборудованием позиций перед городом.

Когда казаки вихрем покинули двор казармы, я громко сообщил своим подчинённым:

– Началась война, которую мы ожидали. Полк уходит в тыл, наша задача – прикрыть отход. Приготовиться к выдвижению! Фельдшер, бери свою двуколку, двух рядовых и езжай в больницу, забери нашего унтера с простреленным плечом, нечего его германцам оставлять. Лучше пусть при нас будет. Каптенармус, бери все свободные двуколки и телеги. Ящики с патронами и припасы перегрузить на остальные транспортные средства, включая пулемётные пролётки, на мою тоже, надо освободить как можно больше места и с этими нарядами получить со складов максимальное количество патронов и припасов. Задача ясна? Подойди, покажу, где нас ожидать… – Я указал на карте место и отпустил выполнять приказ, а сам обратился к командиру первого взвода: – Букин, где подпоручик Зиновьев?

– Посыльного отправили, ваше благородие, тот сообщил господину подпоручику и вернулся. Сказал, что его благородие спешно собирался, там денщик был и евойная жена.

– Ясно, – кивнул я и, подозвав Крапивина, отдал ему несколько распоряжений – тот чуть позже поведёт тыловую колонну.

Выстроившись в колонну, пулемётная полукоманда вышла со двора, в казарме никого не осталось, забрали всё необходимое, ведь пограничники тоже уходили, и направилась навстречу потоку людей, как военных, так и гражданских. Пришлось на параллельные улицы уйти, чтобы нам не мешали.

Отойдя от города на километр, стали готовить позиции, тщательно их маскируя. А пролётки с Крапивиным отправили в тыл, чтобы не демаскировали. Точнее, на разгрузку. Каптенармус, когда заберет со складов все положенное, должен покинуть город и ожидать нас у той самой рощи, где я прятал своё имущество от проверяющих. Кашевара и фельдшера я отправил туда же с гружёными пролётками. Снято было и оставлено на позициях всего четыре ящика с патронами, вести долгий бой я не планировал, дадим огневой контакт, чтобы нанести максимальные потери, ноги в руки, и на разгруженных облегчённых пролётках уходим – пролётки к этому моменту должны будут вернуться. Крапивин на тыловой базе у рощи за старшего останется. Кстати, фельдшер уже побывал в больнице и забрал нашего унтер-офицера, тот очень даже не против этого был, обрадовался, что о нём не забыли.

Только свою личную пролётку с вещами я не отправлял, денщик замаскировал ее и лошадей тут же, не на позиции, конечно, – чуть дальше был густой кустарник на берегу реки. А вот Зиновьев так и не появился. Ну, надеюсь, с обозом прибудет, который что-то задерживался на складах, видимо набирали что нужно. С подпоручиком дело сложное, тот явно спасал свою супругу, собираясь её вывезти в безопасное место, и просто-напросто забил на службу. Это не есть хорошо. Трибуналом попахивает.

Я разметил места, где будут позиции, окопы мы не делали, затяжного боя не ожидается. Вооружившись малыми пехотными лопатками, солдаты снимали дёрн и оборудовали позиции для стрельбы лёжа, этим же дёрном маскируя их, несколько человек, аккуратно выкопав в стороне часть кустарника, несли его к позициям. Подобное мы не раз проводили во время учений, так что дело привычное, не в первый раз.

Три станковых «максима» я разместил на холме, тут отличный вид открывался на дорогу, километра два можно держать под огнём. Все пять ручных – по флангам этого же холма: четыре со стороны дороги и один со стороны речки. Два пулемёта развернул в сторону города. Разведку мы планировали пропустить, чтобы дождаться основной колонны, и эти два пулемёта и нужны, чтобы пропущенная разведка с тыла по нам не ударила.

Работа много времени не заняла, и уже через полчаса всё было готово. Пролётки ещё не вернулись, им город обойти нужно, роща с другой стороны. По дороге несколько всадников проскакало, но это наши пограничники, нас на холме видели, но не останавливались. А так дорога пуста была. Канонада давно стихла, ещё когда мы в городе были. Да и не долго длилась. Сейчас же все бойцы залегли, я приказал не бегать и не демаскировать позицию, ждём противника. Перед тем как затихариться и не отсвечивать, я вызвал всех унтеров и командиров обоих взводов, ну и выдал задачи каждому, объяснив, что ему делать в той или иной ситуации.

– Ваше благородие, это что – птица? – отвлёк меня от наблюдения за дорогой солдат из расчёта стоявшего рядом «максима».

Подняв бинокль выше, я повернулся в указанную сторону и, присмотревшись, сообщил расчёту:

– Аэроплан. Не пойму, чей, но летит от германцев. Передать по цепочке: целиться в аэроплан из ручных пулемётов, но без приказа огня не открывать.

Командир расчёта, демонстрируя отличный командный голос и мощные связки, прокричал соседям с обеих сторон, и приказ пошёл дальше.

Однако германец, а это был их аппарат, похоже разведчик, пролетел в стороне на большой дальности, и я не рискнул отдавать приказ об открытии огня, опасался, что обнаружим себя. Аэроплан стал кружить над городом, явно высматривая отходившие части. За городом покрутился, а потом развернулся и пошёл обратно к своим, а значит, пролетит над нами. Поэтому я повторил приказ по цепочке:

– Целиться в аэроплан. Огонь по команде.

И вот когда тот добрался до нас, я крикнул:

– Огонь!

И заработали ручные пулемёты. Сначала ближайшие, а за ними и остальные. У нас не было зенитных средств, поэтому единственная возможность противостоять авиации – это пулемёты Мадсена: один боец расчёта кладёт себе на плечо ствол, и наводчик целится, огонь открывает по приказу. Вот такой нехитрый способ. И он сработал. Не успели пулемётчики по магазину выпустить, как мотор у самолёта засбоил и заглох, и тот лёг на крыло, а потом и рухнул на землю, всего метрах в двухстах перед нашими позициями. Красавцы. А вот с обломками надо что-то делать. На позициях радовались, кричали «ура-а», я же не был оптимистичен. Доволен, конечно, что моя пулемётная полукоманда открыла счёт в этой войне, но был серьёзно обеспокоен тем, что хвост самолёта торчит рядом, всего в ста метрах от дороги, и германцы, проходя мимо, обязательно их увидят, а с ними и нас могут засечь.

– Скопова ко мне.

Бойцы передали приказ по цепочке, и вскоре ко мне подбежал командир второго взвода.