Помоги проекту - поделись книгой:
— Северный флот от тебя не уйдет. А сейчас нужно думать о собственном будущем: идет серьезное сокращение, в том числе и на флоте. Как-то сложится твоя судьба? У нас набирают в школу военных контрразведчиков, причем ребят из военно-морских училищ. Подумай и решайся. А пока захвати-ка это… — Он протянул анкеты. — Заполни их и еще напиши биографию. Пойдешь к нам или нет, а всё же заполни. Принеси мне через два дня.
Вот так, к моменту защиты диплома, в середине декабря я уже знал, что еду в столицу Грузии Тбилиси, где буду учиться в специальной школе контрразведчиков.
Конец пятьдесят седьмого года был богат для меня событиями: в ноябре я встретил девушку, с которой зарегистрировал брак за десять дней до выпуска. Знал я ее менее месяца, а живу уже сорок лет. Она подарила мне троих детей, семейный уют, взяла все семейные заботы по дому на себя. Она стала постоянным моим спутником, а временами — и помощником в оперативных делах разведчика.
Бег за тенью
В последних числах января пятьдесят восьмого года скорым поездом «Москва — Тбилиси» я и моя юная жена (ей было всего двадцать лет) приехали в столицу солнечной Грузии.
День только начинался, и город утопал в дымке, пронизанной лучами встающего из-за гор солнца. Ярко блестела река Кура, одетая в каменные берега, на одном из которых на высокой скале возвышалась древняя крепость.
Все наши вещи мы везли с собой. Легкий чемодан вмещал наши нехитрые пожитки: единственный мой летний костюм и два комплекта морской формы, одеяло из искусственной шерсти, про которое в училище острили, что оно на «рыбьем меху». Не богаче было и у Нины: несколько летних платьев, простенькая обувь, пара подушек — приданое к свадьбе. Жена была модельером женского платья, правда самоучкой, и свой гардероб могла легко восполнить — были бы только деньги на материал. А вот с ними-то, деньгами, могли возникнуть затруднения: хотя я и был офицер, но не на службе, а на учебе. Это означало, что мое денежное обеспечение составляло два «полтинника» — 500 за звание и 500 в виде стипендии. И это в Тбилиси?!
Вот так, только начав совместную семейную жизнь, мы прибыли на учебу в контрразведывательную школу, следуя заветам древнего философа: все мое ношу с собой.
В момент приезда я был лейтенантом в форме морского офицера. От носильщика мы отказались, от такси также: денег было в обрез. После двухдневной дороги нужно было хорошо перекусить и затем искать по адресу свою школу.
Мы зашли в ресторанчик на привокзальной площади и попросили подать нам знаменитое грузинское харчо — национальный суп из баранины и риса, крепко приправленный луком и чесноком. Но нам в этом отказали, что сильно меня удивило.
— Слушай, друг, — обратился я к официанту, — ведь ты другим подаешь это блюдо? В чем дело? Или в Грузии уже нет прежнего гостеприимства?
— Зачем, дорогой, обижаешь? Где ты видишь харчо? Это — не харчо.
И на столе перед нами появилась бутылка красного вина. А харчо было действительно замечательным. Позднее я всегда сравнивал любое харчо в моей жизни с тем, что отведал в первый день нашего приезда в солнечный Тбилиси.
Трамваем мы доехали до парка Вакэ, не так давно устроенного тбилисцами в новом предгорном районе города. Здесь, напротив входа в парк с двумя прильнувшими к земле каменными пантерами, стояло трехэтажное здание, облицованное по цоколю красным гранитом. Это была школа госбезопасности, готовившая военных контрразведчиков. В ней мне предстояло провести два года.
В школе военных контрразведчиков нас с женой поместили в просторном, рассчитанном человек на двадцать, помещении. Пару дней мы жили одни, а затем стали прибывать другие слушатели школы — моряки, окончившие различные военно-морские училища Ленинграда и Калининграда на Балтике, Севастополя на Черном море и Владивостока на Тихом океане. Около ста моряков представляли различные морские профессии: артиллеристов и минеров, штурманов и парасиловиков, электриков и радиоспециалистов — в общем всех, кто мог бы обслужить корабль на воде и под водой.
Моряки — народ дружный и решительный. Мы быстро разобрались в школьной учебной программе и начали требовать от руководства школы сокращения учебы на один год. Дело в том, что каждый из нас в военно-морском училище в течение четырех лет или даже пяти проходил курсы общественных дисциплин: по марксизму-ленинизму, истории компартии, философии. Ведь мы были профессиональные военные. Причем львиная доля приходилась на марксистскую философию, которой мы сыты были по горло еще в училище. Выбранные коллективом моряков представители провели переговоры, в результате которых из штаб-квартиры госбезопасности на площади Дзержинского в Москве пришло указание: «…завершить подготовку военных моряков по сокращенной программе и выпустить в качестве военных контрразведчиков в феврале 1959 года».
Такое начало нас всех окрылило, и мы с хорошо известным нам упорством принялись за изучение спецдисциплин: особенностей оперативной обстановки, вербовочной работы среди военных и гражданских лиц. Теперь из наших уст частенько можно было слышать профессиональные термины: «конспирация», «явка», «наружное наблюдение»… Курс практики вёл наш руководитель потока — бывший боевой сотрудник знаменитой и зловещей фронтовой контрразведки «Смерш» (смерть шпионам).
Фигура крепкого подполковника с мощным басом и уверенным поведением уже всем своим видом вселяла в нас правильность преподавания контрразведывательных премудростей. Он был прост в общении и почему-то особенно привязался к нашей семье; позднее и я, и жена поняли, в чем дело: он подкармливал Нину. Да-да, именно подкармливал, и в этом не было ничего удивительного: денег, которые я получал, после вычетов и оплаты квартиры хватало на десять-двенадцать дней. И если я-то хоть получал обед, то Нина жила впроголодь — Тбилиси того времени слыл весьма дорогим городом. Через полгода у Нины развилась дистрофия, и она вынуждена была уехать в Москву к моим родителям.
Однако у меня хватало сил и на самбо, и на кроссы по горам, и на стрельбу изо всех видов оружия, которое нам предоставляли во время занятий по военной подготовке. Невдалеке от школы находилось старое немецкое кладбище военнопленных. На склоне гор мы устраивали стрельбы из немецкого и японского оружия — пистолетов и автоматов, из американского и французского. Стреляли сколько хотели — патронов для нас не жалели, и наша душа ликовала от мальчишеского восторга.
В школе увлечение уголовным правом было всеобщим. Мы наизусть цитировали статьи из уголовного кодекса, спорили на правовые темы, решали задачи с казусными ситуациями. Нам внушалось, что в основе правовой подготовки лежит «правило врача» — не нанеси вреда невинным людям, а это могло произойти из-за незнания законов, в частности уголовного кодекса.
Предмет по уголовному праву вел капитан госбезопасности Джаридзе, причем так, что не оставлял никого равнодушным к этому замечательному занятию. Судьба вывела его на правоохранительный Олимп — со временем он стал весьма влиятельной фигурой в прокуратуре Грузии.
А пока он был подвижным и веселым, небольшого роста человеком, с плотной фигурой и тапкой лохматых, непокорных, вьющихся волос, конечно, как у всякого грузина, черных. Его вечно смеющиеся глаза, казалось, так и выискивали юмористическую сторону в нашей жизни и в учебном процессе. Да и в нас самих.
Однажды веселый капитан ворвался в наш класс и закричал еще с порога:
— Нам доверили настоящее дело: произошло убийство, и, по оперативным данным, тело укрыто где-то в районе парка Вакэ, за одним из горных холмов…
И он призвал помочь тбилисским оперативникам:
— Криминалистику мы почти закончили и теперь поможем осмотреть участок города, который доверили нам оперативники. Но… — Капитан сделал паузу. — Каждый должен сделать нужные записи: осмотр места происшествия, следы, опрос свидетелей…
Мы молча внимали шумному капитану и рвались к делу. Захватив все нужное для работы, мы гурьбой вышли из здания, пересекали улицу и цепочкой растянулись в парке. Ночью прошел дождь, и скоро трое из нас обнаружили на влажном грунте следы не только от ног, но и от чего-то тяжелого, которое тащили по земле. Мы пошли по следу. С высоты холма мы увидели под кустами какой-то предмет — это был портфель с бумагами погибшего со следами крови. Один из нас остался работать с портфелем.
Двигались дальше, и наш поиск увенчался успехом: мы нашли тело убитого, вернее имитацию тела, то есть куклу в натуральный рост, даже с пятнами крови на одежде и лице. Однако энтузиазм работы не пропал — наш капитан был мастером на розыгрыши, и мы не обиделись. Ибо сами страдали способностью на всевозможные затеи. Мы завершили операцию по работе в горах, назвав ее «бросок по горам». Этот термин «бросок по горам» вошел в наш обиход как символ полезной работы, но не настоящей, а учебной. Теперь, встречая капитана, мы приветствовали его возгласом: «Даешь бросок по горам!» Это была веселая подначка, ибо от практического занятия в горах у нас остался светлый след в наших сердцах и благодарность к его организатору, который столь оригинально обеспечил его проведение.
Так операция «бpocoк по горам» стала зачетом по одному из самых занимательных предметов — криминалистике.
Девятая статья нового уголовного кодекса трактовала действительные государственные преступления, а не мнимые, как это было в политической пятьдесят восьмой статье старого кодекса.
Наш капитан особенно яростно втолковывал нам, будущим контрразведчикам новой формации, что главная опасность в преступных действиях заключается в халатном отношении к работе, а не в умышленных действиях.
— Вам, контрразведчикам, тем более военным, которые будут иметь дело с военной техникой или на заводах с производственным процессом, нужно упреждать ситуации. Ситуации, когда создаются условия для аварии или утечки секретной информации, например из-за болтливости сотрудников. Инструментом анализа оперативной обстановки является предвидение событий на объекте защиты, среди его военнослужащих и гражданских лиц…
В такие минуты мы молча внимали эмоциональной речи капитана. Изучали мы новый уголовный кодекс по газетам, где он был только что опубликован. Экзамен по этому предмету был не за горами. А капитан продолжал:
— Предвидеть — это можно только тогда, если вы хорошо знаете свое «рабочее место», то есть оперативную обстановку на охраняемом объекте. Ваша задача не ловить нарушителей и шпионов, а создавать условия, когда не будет безответственного отношения к делу и не будет лазеек для шпионов. Другой ваш эффективный «инструмент» — агентура на объекте охраны.
Сколько раз я вспоминал добрым словом моего наставника по правоохранительной дисциплине. Он был моим незримым советчиком в работе на флоте и позднее, в разведке.
Тбилисская «встреча» с Борисом
Однажды, ближе к весне, я спускался по Кабулетской улице к университету и вдруг почувствовал некоторое беспокойство. Подсознательно я обратил внимание на фигуру человека, идущего чуть впереди по другой стороне улицы. Фигура кого-то мне напоминала.
Ближе к проспекту фигура ускорила шаг, а когда послышался грохот трамвая, припустила мелкой рысью к остановке.
Меня как током пронизало: Борис. Это он: его узкоплечая фигура, его походка и бег. Как бы не отстать от него? Припустился за ним, приближаясь к остановке. Был я в форме, и это в определенной степени меня маскировало. И еще я надеялся, что тогда, возле училища, он меня не узнал.
Борис прыгнул на площадку первого вагона, а я успел попасть во второй. Сквозь стекла его фигура просматривалась хорошо. Но с момента слежки за ним он так ни разу не повернулся ко мне лицом. И все же уверенность не покидала меня.
Трамвай шел в сторону центра города и должен был свернуть на мост через Куру. Где-то выйдет он? Я помнил наставления ленинградских контрразведчиков: только проследить и не более того.
Борис сошел у цирка, и на мгновение я увидел его лицо. Да, это был он. Куда он двинется теперь? Лучше, если по проспекту Руставели — там легче следить за ним, все же больше народу. Тем временем Борис шел походкой человека, знающего свою конечную цель. Не оглядывался по сторонам, не пытался проверяться. А я пока думал, что хорошо бы, если б он зашел в жилой дом — это дало бы возможность установить круг его знакомых, а может быть и место его временного проживания. Но в дом он не заходил, а двигался к центру. Хотя нет, вот он чуточку замедлил шаг и вошел в крохотный павильон «Воды» — гордость тбилисцев. Здесь грузинская семья уже не одно поколение угощала жителей города чудесными сиропами, секреты производства которых они никому не раскрывали. Боясь привлечь к себе внимание, в павильон я не вошел.
Минуты через две-три Борис вышел из павильона и двинулся в обратную сторону, то есть прямо на меня. Я в это время наблюдал за ним из-за телефонной будки и вынужден был пойти назад, чуть впереди Бориса. Шел я так всего несколько секунд, прежде чем юркнул в книжный магазин.
Сквозь стекла мне было видно, как Борис сел в подошедший троллейбус. И я его упустил. Теперь быстрее нагнать, но на чем? Разве что на такси… Где же оно? Троллейбус я нагнал, но Бориса там уже не было — через две или три остановки он сошел, чего я не видел.
И все же: что я имею? Борис в городе, и явно не случайно, конечно, по делу, вернее всего по шпионскому. Он был на Кобулетской улице, шел по правой стороне — возможно, был в одном из домов или даже живет там? На Руставели дома огромные — тут легко исчезнуть. Итак, нужно что-то предпринимать? Что?
Я еще не решил окончательно, что делать, как ноги сами понесли меня к зданию правительства Грузии, где была расположена главная контора грузинской госбезопасности.
Придя в бюро пропусков, я попросил телефон приемной председателя КГБ. Его я видел в школе, куда он однажды приезжал. Генерал произвел на нас приятное впечатление простотой и доступностью. Мне нужно было действовать решительно — время уходит.
Дежурный в приемной председателя, естественно, поинтересовался, кто я и почему ищу встречи с главой госбезопасности.
— Срочно доложите следующее: по указанию ленинградского УКГБ ищу связи с руководством грузинской госбезопасности. Речь идет о шпионаже…
Минут через десять меня провели в кабинет генерала. Я представился и кратко изложил суть дела в прошлом и о сегодняшнем дне.
— Вы уверены, что видели того самого человека?
— Уверен. Он в розыске.
— В розыске? — Генерал нажал кнопку звонка, и в кабинете появился дежурный офицер. — Срочно розыскные альбомы ко мне, все до одного, быстро!
Через несколько минут мы просматривали альбомы, в которых были сосредоточены фотографии разыскиваемых преступников государственного значения. В основном это были люди, сотрудничавшие с немцами в годы войны. Наконец, мы нашли того, кого искали. На меня смотрело лицо Бориса, еще молодого паренька. Видимо, фото было взято из военкомата, в девятом классе мы все сдавали свои документы для постановки на учет. Значит, это фото было года пятидесятого. Борис был в лыжном костюме, которые нам выдавали в юношеской спортивной школе. И тем не менее Борис был хорошо узнаваем.
— Это он? — спросил генерал и стремительно отобрал у меня альбом. — Перечислите характерные приметы.
Понимая, что генерал хочет убедиться в моей уверенности, я перечислил хорошо знакомые мне приметы Бориса.
— А теперь подробно, что произошло сегодня: где, когда, при каких обстоятельствах… И всё по порядку.
Я подробно описал события сегодняшнего дня и взял на себя смелость высказать некоторые соображения по дальнейшему розыску Бориса. Такое право я себе присвоил, чувствуя себя уже без пяти минут контрразведчиком, учеба которого подходила к концу.
— Мне представляется, что кроме Кобулетской проверить, где бывает Борис, весьма сложно, но, может быть, нужно искать его, исходя из его задания?
— Задания? Какое задание может быть у него здесь, в Тбилиси, и чтобы было известно нам?
Мой опыт работы с контрразведчиками был крохотный, но все же был, и я высказался:
— Его задание — это наша школа контрразведчиков. И наверно, он оставил следы своего интереса к ней. Нужно расспросить людей в районе школы…
— Хорошо, хорошо, лейтенант, а пока нужно нацелить на его поиск здесь, в Тбилиси. — Генерал вызвал кого-то и приказал ему размножить фотографию Бориса, а затем прийти для утверждения задания по розыску. — Только делайте это весьма срочно.
Генерал обратился ко мне:
— Я свяжусь с «твоим» адмиралом в Большом доме на Литейном, а ты посиди-ка в приемной.
Минут через пять-семь он снова позвал меня к себе и уже по-теплому, не столь официально, продолжил беседу.
— Так ты еще и по делу Краба работал. Значит, в безопасность твой приход не случаен? Молодец.
— В чем-то была не случайность, например первая встреча с Борисом. А потом? Потом, конечно, не без нажима Барабаша Василия Ивановича и адмирала.
— Я их знаю обоих. Твои «крестные отцы» — отличные чекисты, боевые и опытные. Барабаш ходил не раз в тыл к немцам. Теперь о деле. Садись-ка в пустой кабинет и напиши все, что знаешь по делу Бориса, начиная со школы.
— Со школы? Но я уже писал для Большого дома.
— Пока они пришлют справку из того дела, уйдет много времени, а информация нужна уже сегодня, для работы. Особое внимание обрати на его словесный портрет.
Когда через два часа генерал получил мою рукопись, то быстро пробежал ее и удовлетворенно кивнул, правда несколько раз поправил ошибки, сказав под конец:
— С грамотностью у тебя не все в порядке. Хуже, чем с работой. Советую тебе: учись писать правильно, чтобы не было стыдно перед теми, кто будет читать твои бумаги. Коли пришел в органы — будь образован до конца, — уже жестко закончил генерал.
Наставление генерала насчет грамотности я запомнил, и не только его. Пришлось поработать, и лет через пять мне уже не нужно было стыдиться своих рукописей.
В тбилисской истории с Борисом я свое дело сделал: сигнал подал. И до самого выпуска из школы меня никто не тревожил. На этом основании я сделал вывод, что Бориса не нашли.
Но вот последние экзамены позади. Последние встречи с коллегами и местными друзьями за столом. Двенадцать человек подали рапорта с просьбой направить на работу в Особый отдел Северного флота. Среди них был и я. Мое кредо было следующим: службу надо начинать с трудностей, а для меня Север еще и знакомое место, романтическую сторону которого я познал еще в Ухте.
Попал на беседу с кадровиком в гражданском и я. Этот человек, которого я знал вплоть до середины семидесятых годов, резко отличался манерой общения, то есть сугубо неофициальной. В нем не было ничего от армейского служаки, обличенного властью над подчиненными. Вежливо, мягко и в совещательном тоне он расспросил меня об учебе в школе, поинтересовался моим прошлым: юношеской спортивной школой, аэроклубом, предметами изучения в военно-морском училище и профилем инженерных знаний.
Предложение последовало неожиданное:
— Что бы вы сказали, если бы мы предложили вам пойти на работу в Первое главное управление и заняться разведывательной работой?
Вопрос застал меня врасплох. Товарищи, которые побеседовали с кадровиком от разведки, о характере беседы помалкивали. Да и не всем он делал такое предложение. Смущало меня и то обстоятельство, что было как-то несолидно в третий поменять направление работы в столь короткий срок. Об этом я и сказал, добавив:
— А как же служба на севере? Ведь на руках уже направление на работу в Особый отдел флота.
— Поезжайте и служите. Если решение о направлении вас на работу в разведку состоится, то вас вызовут. Вы-то согласны?
Конечно, я согласился.
О внешней разведке органов госбезопасности в школе нам кое-что рассказывали, но в основном историко-описательного характера и немного о контактах военной контрразведки с разведкой по служебной необходимости. Курс был ознакомительный и длился он часа два. Видимо, больше и не следовало нам знать. И вот теперь — такое предложение. Но я понимал: разведка — это как в авиации, высший пилотаж. Я не ошибся в выборе основного пути. Но и здесь, в разведке, был свой «высший пилотаж» — активные мероприятия, которыми мне пришлось заниматься не один год.
У генерала госбезопасности.
На выпускном торжественном вечере свидетельства об окончании вручал сам председатель госбезопасности Грузии, то есть мой знакомый генерал. В момент вручения свидетельства мне он и виду не подал, что мы встречались, однако бросил непонятную для окружающих фразу: «Жду, лейтенант…» Я намек понял и на другой день, за несколько часов до отъезда в Москву, побывал у генерала.
Мои опасения оправдались — Борис явно работал по нашей школе. Генерал заметил, что теперь нужно будет проверять вольнонаемный состав школы. На Кобулетской улице следов от пребывания там Бориса не обнаружили, но кое-кого взяли на заметку. Неожиданно генерал весело сказал:
— Нам помог павильонщик, ну, тот продавец на Руставели со знаменитым сиропом.
— В чем помог? Неужели он связник Бориса?
— Ну знаешь, дорогой, это уже слишком. Спец по сиропам — честный человек. Он вспомнил, что Борис бывал у него и не один. Но главное, он знал этих двух людей, а они уже давно у нас были на учете и по той же окраске «шпионаж». Соображаешь? Борис нас вывел на свои связи в Тбилиси. Теперь дело за нами, тебе — спасибо за бдительность.
И грузин был бы не грузином, если бы отпустил гостя без подарка. Из Тбилиси я увозил пару бутылок лучшего коньяка из грузинских подвалов.
Покидая Тбилиси, этот типичный кавказский город, я испытывал и грусть, и радость. Меня ждала новая жизнь, а одна уже страница ее была перевернута. Я снова буду на Севере, к которому испытывал добрые чувства с детских лет и со времени стажировки на крейсере Северного флота. Но мне было жалко расставаться с южным городом, богатым историческими событиями центром Кавказа, с его обилием солнца и горами, где даже зимой цветут растения и их вечнозеленый покров проглядывает сквозь редко выпадающий здесь снег.
Следующий раз я посетил Тбилиси через пятнадцать лет и то пролетом в ближневосточную страну Ирак, куда меня направили дела научно-технической разведки. Под крылом самолета я увидел город и окружающие его горы. В лучах заходящего солнца розово блестела красавица Кура. Внизу пронеслись аллеи парка, который мы, слушатели школы, закладывали вместе с молодежью города в те, теперь уже далекие, пятидесятые. Парк разросся, и были видны четкие аллеи, окаймленные взрослыми деревьями. Сердцу было тепло — здесь прошли первые месяцы нашей с Ниной жизни…
Поделиться книгой: