Мародерские хроники

Я, потянувшись, поднялся, подошел к выходу и, повернувшись, сказал:

— Уф, какие вы тут строгие, аж страшно. Ладно! Пойду будить нашу гвардию. А вы тут готовьтесь, сейчас придут основные, голодные силы. У них–то вы не забалуете, они быстро все пожрут, как голодная тля.

После этого оделся и вышел на улицу. Спустившись по лестнице с площадки перед дверью, надел лыжи и направился к нашему кунгу. После начала моего дежурства, прошло уже больше часа. Поэтому я, даже не раздеваясь, разбудил ребят и пошел еще раз прогревать технику. Потом, где–то через полчаса, направился обратно в женский кунг. Там уже было все забито, ребята сидели за столами, а женщины и дети, также как вчера — на верхних полках. Маша передавала на обеденные столы тарелки с завтраком. Она и мне дала полную тарелку макарон с тушенкой. Я, даже не моргнув глазом, взял тарелку и с жадностью начал поглощать это вкуснейшее блюдо.

Когда все наелись и удовлетворенно откинулись на спинки скамеек, улыбаясь, с верхней полки слезла Вика. Повернувшись ко мне, она произнесла:

— Пап, можешь не беспокоиться, я уже обо всем договорилась с Флюром и Сашей. Так что я одеваюсь и иду заводить УРАЛ.

После этого она показала язык Саше и начала складывать какие–то вещи в пластиковый пакет. За ней начали подниматься остальные наши водители, одеваться и выходить к своим вездеходам. Так как все было обговорено еще вчера, никакой суеты и спешки не было. Все прекрасно знали свою диспозицию. Двигаться было решено так же, как и вчера: первым грузовой УРАЛ, потом УРАЛы с кунгами (водителями первого были Володя с Катей, второго Николай с Максимом), следующим ехал наш вездеход–заправщик, затем шел модульный ТТМ под управлением Валеры и Натальи и замыкал все это наш ГАЗон. Вся эта колонна смотрелась очень внушительно, особенно первые три монстра — УРАЛа. Эти снегоболотоходы вместе с кунгами высотой были около шести метров, длинной более десяти метров. Каждый из них за собой тащил еще вдобавок громадные сани, нагруженные горой различных вещей. Единственными минусами этих гигантских вездеходов были, пожалуй, большой расход топлива и маленькая скорость (по паспорту она составляла до 30 километров в час, с санями мы разгонялись максимум до 25 километров в час).

Первым сел управлять ГАЗоном Сергей, а я, поудобнее устроившись в пассажирском кресле, закрыв глаза, надвинув на темные очки еще и козырек шапки, опять предался воспоминаниям. Теперь мои мысли заняли мои родные, в первую очередь, конечно, жена, дочка, и внук Ванюша. Еще мне подумалось, как повезло моей дочери Вике, да и нам, в общем–то, тоже, что она встретила такого человека, как Саша. Он был военный и служил в спецназе ГРУ. В тот злополучный день падения метеорита в район древнего и уже давно потухшего Йеллоустоунского супервулкана, Саша вместе со своим боевым другом как раз отдыхали в Москве после командировки на Кавказ. И на наше счастье я смог их уговорить поехать отдохнуть к себе на дачу. «Кот» и «Хан», это боевые клички Саши и Флюра, оказались просто незаменимы в нашей жизни. Именно благодаря ним, мы смогли отбиться от всех мародеров и бандитов и даже захватить награбленные ими запасы продуктов и топлива. Вот и сейчас, пожалуй, из всех нас только они могли выдержать это напряжение и крайне тяжелые условия движения первыми в колонне. Вокруг наблюдалась невыносимо однообразная и монотонная картина, практически не видно было никаких ориентиров. Например, моя психика этого бы не выдержала. Следовать за ними по уже накатанной колее было гораздо легче, тем более, когда впереди маячило темное очертание вездехода.

Слегка отвлекаясь от воспоминаний, я посмотрел на Сергея, он, сосредоточенно вглядываясь вперед, вел наш ГАЗон.

— Когда меняемся? — спросил я его.

— Отдыхай, Батя, еще три часа можешь покемарить, — ответил он.

Я опять закрыл глаза и почему–то начал думать о наших кличках. Своей — Батя, с подачи Саши, практически все начали называть меня так. Даже Маша, иногда забываясь, обращалась ко мне — Батя. О кличке Сергея — Малой, это, наверное, от того, что он у нас самый высокий и здоровый, рост его превышал сто девяносто сантиметров, да и характер был немного наивный и прямодушный. Мастер — эта кличка прилипла к Николаю потому, что он был лучший из нас механик, да и практически все самое сложное оборудование налаживал он вместе с Володей. Суперинтендантом прозвали Володю, так как именно он заведовал всеми нашими запасами. Старая кликуха — Вован, начала потихоньку отмирать. Валеру первоначально начали называть — Маркони, наверное, потому, что он хорошо разбирался в радио и был по прежней специальности инженер–электрик. Но постепенно эта кличка укоротилась, и теперь практически все называли его Конем. Он и сам уже привык к этому прозвищу и ни капли не обижался. Максима, все называли — Макс. Ну а нашего врача Игоря — Дохтуром.

Постепенно мои мысли свернули к нашим женщинам. К моей жене Маше, великолепному агроному. Можно сказать, ее стараниями, в нашем доме–убежище, в подвале, удалось создать огород. У нас появились свежие овощи и зелень, которые помогли спасти всех заболевших на третий год жизни после катастрофы. Вспомнилось мне и спасение от бандитов трех молоденьких девушек — Тани, Наташи и Риты нашими главными бойцами — Котом и Ханом.

Меня опять потянуло на мистику, я подумал, именно после спасения этих трех невинных, беззащитных жертв из лап убийц — нам и начало жутко везти. Ведь на базе этой банды мы нашли гигантские запасы продуктов и топлива. А после этого мы отбились и от большой группы мародеров, уничтожив даже БМД (Боевую Машину Десанта). Гусеницы от нее мы потом приспособили к грузовику ИСУЗУ, изъятому у Тульских убийц. Так появился наш первый снежный вездеход, без него мы вряд ли смогли бы выжить. Сейчас после установки на него цистерны, это был наш заправщик. И наконец, нам очень повезло, что мы обнаружили военные склады с техникой, стоявшей на консервации. Именно благодаря найденным там вездеходам мы и смогли организовать эту эвакуацию к теплому морю. Несмотря на то, что вся эта техника была произведена еще во времена СССР, никаких нареканий у нас она не вызывала. Работала очень четко и надежно, единственная проблема была в ее прожорливости. Но как говорится — дареному коню, в зубы не смотрят.

В этот момент я почувствовал, что мерное покачивание прекратилось, и почти что сразу раздался голос Сергея:

— Батя, подъем!

Я открыл глаза, выпрямился и, повернувшись к нему, спросил:

— Что такое, Серег? Что случилось?

Он, усмехаясь, ответил:

— Все, Батяня, твое время кайфа кончилось, наступает мое время покемарить. Сейчас всеобщая десятиминутная остановка на пересменок и поход до–ветру. А потом, — он потянулся, — меня ждет, пускай и сидячая, но постелька.

Я непонимающе уставился на него и еще раз спросил:

— Ты, что? Разве уже прошло три часа с нашего последнего разговора? Не может быть! Я же буквально минут пять, как закрыл глаза. Малой, хватит разыгрывать!

Он засмеялся и, похлопывая меня по плечу, сказал:

— Может, Батя! Может! Я, конечно, знал, что ты не дурак поспать, но что так — это для меня откровение. Правда, я и сам такой. Только уснешь — почти, что сразу толкают. Мол, вставай, мужик — работать пора.

Он еще больше развеселился и уже сквозь смех невнятно произнес:

— А если мне не веришь, посмотри на свой Швейцарский хронометр, ему–то, я думаю, ты поверишь.

После этих слов, он повернулся, открыл двери и вылез наружу. Я посмотрел на часы — действительно наступало время моей смены. Удивленный, я тоже вышел на улицу, оправиться. Потом мы поменялись с Сергеем местами, и даже, до команды Саши трогаться — успели выпить по чашке горячего чая с бутербродом. Сергей, после того как мы продолжили путь, минут через пять уснул. Я поразился его умению использовать каждую минуту для отдыха. Вроде бы совсем недавно, каких–то пять часов назад, он проспал целых восемь часов подряд, а теперь снова, как младенец уснул в течение нескольких минут.

Минут через сорок, этой монотонной езды, меня по рации вызвал Флюр и спросил:

— Батя, прием! Как там у вас в заднице колонны дела — никто не отстал?

Я довольно строгим тоном ему ответил:

— Хан, ты опять засоряешь эфир! Что, опять стало скучно, поболтать не с кем? Вас же там теперь трое, или Вика так увлеклась наблюдением, что и поговорить не может? А может она элементарно уснула?

После этого я замолчал, ожидая ответа Флюра. Он чем–то там поскрипел у микрофона, потом, наконец, ответил:

— Ладно, Бать, не ругайся! Подумаешь, уснули. Они может быть друг без друга уснуть не могут. Что же теперь, из–за каких–то мифических обязанностей — разрушать семью?

Он засмеялся, потом продолжил:

— Сам понимаешь, Батя, Вика нужна здесь — постольку поскольку. Кто ведет вездеход, все равно лучше все замечает и быстрее увидит признаки заправки. Тем более, я думаю, что заправку мы найдем, скорее всего, ночью. В очки ночного видения, нагретые за день столбы трудно пропустить. А днем, при таком солнце, отражающемся от снега, даже опытный наблюдатель может пропустить, тонкий столб громоотвода и другие признаки заправки. Вот ночью Вика, конечно, пригодится. Тем более, в это время спать буду я, и со мной она вряд ли уснет. Саша не позволит!

После этих слов он опять засмеялся. Я, уже другим тоном, спросил у Флюра:

— Слушай, Хан, ты в некотором роде у нас — интуит, вот скажи, найдем мы на заправке топливо или нет?

Он, не прекращая посмеиваться, ответил:

— Батя, еще неизвестно, кто больший интуит, ты, или я. По крайней мере, все полные заправки найдены при твоем непосредственном участии. Да считай все остальное ценное имущество тоже. К тому же, именно ты прочувствовал надвигающуюся катастрофу. Так что не будем про интуитов. Что касается меня, то я, ей–богу, ничего не чувствую. Да и вообще, я только иногда чувствую, когда дело касается существования моей бедной задницы.

После этих слов он замолк, я тоже помолчал, а потом, сказал:

— Да, жалко! Вообще–то нужно подумать, как твою трусливую задницу привязать к поискам топлива. Может быть, если отсутствует топливо на заправке, ее больно наказывать, а если топливо имеется, то наоборот, поощрять. Одним словом, заняться с ней тем, чем занимался академик Павлов с подопытными собаками.

Представив волосатую попу Флюра в качестве подопытного существа, я от души засмеялся, потом, уже более серьезным голосом, продолжил:

— Остается нам, Хан, надеяться только на наше могучее авось. Поэтому, вперед! Авось помогает только смелым и решительным. А вообще–то, Флюр, пора нам заканчивать беседу, тебе там, коль ребята спят, надо быть повнимательней. Все, пока, до связи!

После этого я замолчал и положил рацию на приборный щиток. Но буквально через минуту рация опять ожила, и опять голос Флюра монотонно оттуда бубнил:

— Алло, Батя"! Прием, прием!

Я опять взял в руку рацию и уже раздраженно спросил:

— Ну, что там у тебя, Хан? Какая муха сегодня там тебя кусает?

Из динамика донесся голос Флюра:

— Слушай, Бать! Опять ты меня заговорил так, что основное я забыл у тебя спросить. А ты сам–то помнишь, что давал распоряжение через каждые два часа сверять наше местоположение по данным навигаторов. По моему "Джи–пи–эс" мы находимся на 540 километре трассы Москва—Астрахань. А что там твой "Глонасс" показывает? Прием!

Да! Проблемы ориентации у меня как–то совсем выпали из головы. Все мозги были забиты заботами о топливе и поиске заправки. А сама система "Глонасс" была отключена. Я судорожно ее включил и буквально через три минуты ответил Флюру:

— Хан, прием! По моему навигатору находимся точно в указанных тобой координатах, так что двигаемся правильно. Слушай, у меня по этой электронной карте на 530 километре указана заправка. Ты как там, ничего не видел?

Из начавшей потрескивать помехами рации я смог разобрать слова Флюра:

— У меня на навигаторе она тоже отмечена. Но я как не смотрел — ни хрена не увидел. Да не переживай, Батя, все равно ночью найдем какую–нибудь заправку. Ну ладно, давай, до связи!

Теперь уже он отключил рацию, я, тоже оставив ее на приеме, сосредоточился на управлении вездеходом.

Монотонность движения и резкий, яркий солнечный свет, отраженный от ослепительно белой поверхности снега, неимоверно раздражал глаза. Несмотря на очень темные защитные очки, даже в них приходилось прищуриваться. Чтобы как–то отвлечься от этого слепящего однообразия, я начал думать о нашей дальней предыдущей поездке. Поездке два года назад в мой родной город, в Москву. На сердце сразу стало одиноко и тоскливо. Вспомнился пустой, полуразрушенный город, затопленное метро и замороженные трупы в его вестибюле.

От этих дум, я даже непроизвольно увеличил скорость и очнулся только тогда, когда до впереди идущего ТТМа, управляемого Валерой и Наташей, оставалось всего–то метра три. Это заставило меня мобилизоваться и думать уже конкретно о нашей эвакуации.

После посещения Москвы уже никто не верил в наличие где–то властных структур и больших организованных групп людей. Мы окончательно поняли, что надеяться можно только на себя, как говорится — спасение утопающих, дело рук самих утопающих. Может быть, в частности и из–за этого, было принято решение о срочной эвакуации в более теплую климатическую зону, поближе к экватору. Как говориться, ловить в Подмосковье, было уже нечего — только собственную деградацию и, в конечном итоге, гибель.

Последним толчком к нашей срочной эвакуации послужили очередные изменения в климате. Начавшееся резкое потепление, как следствие этого, бурное таянье снега, а также участившиеся ураганные ветры. В результате одного из таких ураганов, был полностью разрушен наш ветряк. Наш единственный источник энергии, не требующий топлива. Пожалуй, это был главный ресурс, за счет которого мы и выжили в те кошмарные времена, наступившие после взрыва супервулкана. Ветряк, ну и, конечно, мой, сделанный с любовью и умом дом, позволили нам выдержать поистине космические температуры. Когда холод достигал минус ста шестидесяти градусов по Цельсию.

После очищения атмосферы от пепла и газа, наконец, появился прямой солнечный свет. Восстановилась и радиосвязь, а также начали функционировать навигационные системы "Джи–пи–эс" и "Глонасс". Можно было уже ориентироваться в этой снежной бесконечной равнине. В среднем, толщина снежного покрова достигала шести метров. При этом снег был слежавшийся, чрезвычайно плотный, только верхний слой, толщиной сантиметров в сорок, был относительно рыхл, человек без лыж в него проваливался. Потом начиналась плотная снежная масса, по которой, по моемому мнению, можно было ездить и на обычных автомобилях.

Мои размышления прервала неожиданно ожившая рация, голос Саши от туда начал командовать:

— Внимание всем! Четыре часа прошло. Подошло время пересменки. Мы останавливаемся!

Потом из динамика рации донесся голос Флюра:

— Все, я торможу! Интендант, который "супер" не отдави мне зад! Граждане, кто желает, может оправиться — девочки направо, по ходу движения. Ну, а мальчики, естественно — налево. Только ради бога не перепутайте! И держитесь подальше от мощной струи малого.

Из динамика донесся отдаленный голос Вики:

— Ну, Флюрушка, опять ты все опошлил!

Ей ответил уже громкий голос Флюра:

— А я, что? Я просто как голос в метро, предупреждаю пассажиров. Ну ладно, могу интеллигентно. Осторожно, спасайся, кто может, сейчас из кабины выходит малой!

И из рации донесся дружный, трехголосый смех экипажа нашего первого вездехода. Пока они так развлекались, я успел подъехать вплотную к вставшим плотной группой нашим вездеходам и встать рядом с УРАЛом, управляемым Николаем и его сыном Максимом. Когда я остановился, встрепенулся Сергей. Он непонимающе уставился на меня, потом широко зевнул и спросил:

— Батя, а, что случилось? Что–то шарабан мастера здесь стоит! Сломались, что ли?

Я похлопал его по плечу и сказал:

— Нет, мужик, не дождешься, просто пришло твое время потрудиться. А то ты как младенец тут уснул, всю дорогу слюни пускал.

И уже давясь смехом, продолжил:

— Слушай, Малой! Тут по радио предупреждение пришло — что у тебя струя дюже мощная, ты смотри, поаккуратней там, когда выйдешь оправляться.

Этот разговор был услышан по всем нашим рациям, поэтому из динамика донесся разноголосый смех. Этот смех подхватил и Сергей, потом он взял рацию и прямо в микрофон, срывающимся от смеха голосом, начал вещать:

— Не иначе тут Хан выеживается! Наверное, попал, когда то под мою раздачу, все еще забыть не может! Ладно, Хан, не обижайся — обтекай потихоньку.

После этих слов, Сергей, с видом победителя, выскользнул из кабины ГАЗона, отошел метра на три и начал с уханьем растирать лицо ледяным снегом. Я тоже вышел из теплой кабины, на улице был мороз в сорок градусов, шел небольшой снег. Из кабины соседнего УРАЛа вылез Николай, вскоре к нам подошел и Игорь. Еще на подходе он начал громко сетовать:

— Это ползущее недоразумение скоро меня доведет! Слушай, мастер, нужно что–то делать с моим вездеходом, а то, боюсь, он скоро развалится. Недавно вот разогнались до скорости, чуть больше 30 километров в час, так на нем ехать стало совсем невозможно, визг стоял, как будто целое стадо свиней пустили под нож.

Коля пожал плечами, вздохнул и ответил:

— Да что тут на этом морозе сделаешь! Нужно перебирать всю гусеничную группу, а это работа не на одну неделю. Так, что Дохтур сам должен понимать — пациент находится при последнем издыхании. Поэтому тебя как опытного Дохтура к нему и приставили. Ты же раньше должен был привыкнуть к крикам умирающих пациентов. Так, что не гони волну, как сдохнет, тогда и направишься к девочкам на посиделки.

Потом, уже обращаясь ко мне, продолжил:

— Ну что, Толян, делать будем? Похоже, загибается наш ветеран. Жалко! Столько сил было на этот вездеход положено! Все еще, перед глазами стоит картина, как вы с Володей, в том производственном цеху в Серпухове, стоите в снопе искр, стачивая детали траков.

После этих слов он опять тяжело вздохнул. На эти слова я ему иронично ответил:

— А ты по этому поводу еще поплачь, может, полегчает, а если нет, то иди, убейся о борт этого вездехода. Да что вы оба нюни распустили, по этой железке. Сломается, тогда придется его бросить и нечего тут сантименты разводить. А вообще в своих выводах вы должны, обращаться к народной мудрости, а она гласит — скрипучее дерево, долго скрипит. Так, что нечего его раньше времени хоронить.

В этот момент, вставший на подножку своего УРАЛа Саша, громко крикнул:

— Ну, что все оправились и размялись? Тогда по коням!

И больше ничего не говоря, залез в кабину вездехода. Я тоже, похлопав ребят по плечу. И сказав известную присказку — бог не выдаст, свинья не съест, — направился к ГАЗону. Когда я уже собирался открывать дверь в кабину, меня опять окликнул Коля:

— Батя, постой, совсем забыл спросить. Затапливать мне печку в моем кунге, как обговаривали на прошлой стоянке? Или может, ну ее, я поставил ресивер и подаю с УРАЛа электричество в будку, на полукиловаттный обогреватель. Сейчас залезал в кунг, температура там вполне приличная — плюс десять градусов.

Я повернулся к нему и ответил:

— Да нет, рано еще затапливать, неизвестно, когда найдем заправку и встанем на стоянку. Когда встанем, тогда и затопим. В случае чего, опять придется отогреваться в женском кунге. Так, что правильно ты все делаешь. А, что тогда договаривались, не экономить солярку для печки, так, что не скажешь, когда сидишь в такой тесноте. А сейчас сам видишь, какой простор, да и отдохнули качественно, поэтому опять пора подумать об экономии.

Я засмеялся, а потом продолжил:

— Да к тому же, дружище, после того как ты напомнил, что у нас есть ресиверы. Что через них можно подключить: и обогреватель в кунге и дополнительные прожектора на идущем впереди УРАЛе, потребность заранее топить печку, по моемому отпала. Сам же сказал, что в кунге сейчас тепло.

В этот момент, открылась водительская дверь ГАЗона и высунувшийся Сергей, громко крикнул:

— Батя, ну скоро ты? Сейчас уже народ тронется. Саша вон уже копытом бьет!

Я махнул рукой Коле, и чтобы перебить звук двигателя нашего вездехода, тоже крикнул:

— Все, Мастер, пока! До следующей остановки! Дай Бог, чтобы она случилась у заправки, полной дизтоплива.

После чего я открыл дверь вездехода и с наслаждением уселся в пассажирское кресло. Как только я устроился, Сергей уменьшил обороты двигателя — стало гораздо тише. Я, повернувшись к нему, спросил:

— Ты что газуешь, Малой, топливо не экономишь? С людьми опять же не даешь побеседовать? Тебе, что не терпится порулить? Может быть, ты фанатеешь от управления вездеходом? Так давай, я тебе с большим удовольствием уступлю свою смену. Сам хоть от души отосплюсь.

Сосредоточенно наблюдая в ветровое стекло, как Коля поднимается в кабину УРАЛа, он ответил:

— Да, ладно, Батя, не злись, тебя бы на мое место. Наш спецназ, за последние пять минут, уже несколько раз по рации вызывал. Все узнают — все ли готовы к движению. А Флюр так, вообще психует — говорит, что спать может только при движении, когда качает. Привык, видите ли, в детстве в люльке засыпать. Когда узнал, что тебя еще нет в кабине, кричать начал, гадина, — что мы его сна лишаем!

К моменту окончания его рулады, Николай сел в кабину, дождавшись этого, Сергей взял рацию и сообщил на первый вездеход:

— Алло, Кот, все на месте, все готовы! Можно трогаться.