ОБХСС. Экономическая преступность в СССР

За ограбление банка армяне получили «вышку», а майор милиции Николай Ткачев, руководивший операцией по задержанию преступников, – внеочередное звание полковника.

Не менее напряженной выдалась работа по поимке ставропольского умельца Виктора Баранова. Вообще на излете брежневской эпохи сотрудниками БХСС было распутано немало сложнейших уголовных дел, связанных с теневой экономикой и фальшивомонетничеством. Но даже на этом фоне дело Виктора Баранова стоит особняком – уж слишком яркой личностью оказался главный фигурант этой необычной истории.

Еще в начале 1970-х Баранов увлекся технологией изготовления бумажных денег. С этой целью он собирал книги по технике печати, гальванопластике и другим наукам. А когда в родном Ставропольском крае не осталось ни одной не прочитанной им книжки по нужной теме, Виктор Баранов отправился в Москву и несколько дней не вылезал из Ленинской библиотеки. Набравшись теоретических знаний, Баранов сконструировал у себя дома специальный пресс и в свободное от работы время (а трудился Баранов ни много ни мало – водителем в Ставропольском крайкоме КПСС) лихо печатал 25-рублевые и 50-рублевые купюры.

За несколько лет Баранов умудрился изготовить 1249 фальшивых банкнот на общую сумму свыше 23 тысяч полновесных советских рублей. Подделки были весьма высокого качества. На глаз отличить их от подлинных банкнот было практически невозможно. Это признавали и специалисты Гознака, приглашенные следователями в качестве экспертов по делу. Даже удивительно, каким образом в кустарных условиях Баранов смог изготавливать красители и бумагу, по внешнему виду ничем не отличавшиеся от продукции Гознака. Вот уж воистину полна земля русская талантами. Его бы энергию – да в мирное русло!

Денежные знаки барановского производства были замечены далеко за пределами Ставропольского края. То и дело они всплывали в Тбилиси, Одессе, Ростове-на-Дону, Харькове, Краснодаре, в Белоруссии, в Крыму. Кроме того, приезжая в Москву, Баранов расплачивался своими банкнотами даже в солидных столичных магазинах. Так, например, магазин «Богатырь» ставропольский самородок «обул» на 125 рублей. Позже суд обязал Баранова вернуть магазину эти деньги, так же как и десяткам других организаций и частных лиц, которые пострадали от его преступной деятельности.

В середине 1970-х к поиску злоумышленника были подключены лучшие оперативники Управления БХСС МВД СССР. Искусного фальшивомонетчика искали по всей стране. И неизвестно, сколько еще работал бы ставропольский «монетный двор», если б не случайное стечение обстоятельств.

Как-то раз, очевидно, по недосмотру, Баранов ошибся в подборе красителей, и цветовая гамма на нескольких 25-рублевых банкнотах получилась не такой, как на подлинных купюрах. Впрочем, Баранов был настолько уверен в своей неуловимости, что не придал этому факту особого значения и продолжал расплачиваться поддельными деньгами. И вскоре погорел. 12 апреля 1977 года на рынке города Черкесск Виктор Баранов был задержан при сбыте поддельной 25-рублевой банкноты. При личном обыске у него нашли еще 77 фальшивых банкнот.

Говорят, активную помощь милиции в задержании Баранова оказал агроном совхоза «Унцукульский» Дагестанской АССР Магомед Магомедалиев. Это он первым заметил, что 25-рублевая банкнота, которой расплатился один из покупателей на рынке, несколько отличается от обычной. Бдительный агроном тут же сообщил куда следует и подробно описал внешность покупателя. Так, с помощью случайного свидетеля ставропольские оперативники вышли на Баранова.

Почти год продолжалось следствие. Были проведены десятки экспертиз, допрошены сотни свидетелей и потерпевших. В марте 1978 года наш самый гуманный (и это без всякой иронии!) суд приговорил Виктора Баранова к 12 годам лишения свободы, хотя за такие преступления могли дать и «вышку». Очевидно, и судей, и всех, кто работал по этому делу, поразил высочайший уровень технического мастерства, с которым ставропольский умелец развернул свой подпольный монетный двор. Помимо срока, суд конфисковал все имущество Баранова, включая его знаменитый пресс (ныне он хранится в Центральном музее МВД РФ и пользуется, по словам сотрудников, повышенным интересом у посетителей), а также постановил взыскать с подсудимого в доход государства 23 тысячи 225 рублей.

Что же касается бдительного агронома Магомедалиева, его заслуги перед Родиной в деле поимки злостного фальшивомонетчика были отмечены благодарностью руководства МВД СССР. Его лично принимал в Москве министр внутренних дел генерал армии Николай Щелоков, а начальник Управления БХСС МВД СССР генерал-лейтенант милиции Павел Перевозник вручил агроному именные часы.

Свои двенадцать лет Виктор Баранов отмотал от звонка до звонка. Выйдя на свободу, работал в качестве консультанта в различных коммерческих организациях, которых к тому времени расплодилось немало. Как-то раз, будучи проездом в Москве, посетил Центральный музей МВД. Говорят, особый интерес у бывшего фальшивомонетчика вызвал раздел, посвященный Виктору Баранову…

«Дулевский коктейль», или алхимия XX века

1970-е годы ХХ века… Вроде бы тихое, мирное время, которое часто называют эпохой застоя. В газетах писали о «росте благосостояния трудящихся», и во многом это была правда. Но вместе с социалистической экономикой росла и экономика теневая.

В конце 1970-х годов в сфере внимания оперативников БХСС оказались золотые рубли вроде бы царской чеканки, время от времени изымавшиеся при обысках у тузов экономической преступности. В советские времена мошенникам приходилось вести себя осторожно. Они старались открыто не делать крупных приобретений, да и некуда было по большому счету вкладывать капиталы. Рынка недвижимости не существовало, рынка ценных бумаг тем более, а валюту они резонно считали делом опасным. И теневые воротилы имели обыкновение вкладывать деньги в нумизматические коллекции, главным образом в «николаевские червонцы».

Итак, царские червонцы… Несколько раз при обысках в те годы удавалось изъять по 5–6 таких монет. Их приобщили к делам, однако особой тревоги такие находки поначалу не вызвали. Но вот в разработку оперативников БХСС попал известный московский валютчик Павел Самсонов. Его взяли с поличным при попытке реализовать червонцы царской чеканки. И тут случилась сенсация. Самсонов сдал следствию 94 императорских червонца. 94! Откуда они возникли?

О золоте вообще и о золоте царской чеканки, в частности, в службе БХСС знали все. Где, сколько, откуда… Ведь речь шла об экономической безопасности государства. На карандаш взяли крупных коллекционеров, и расхитителей, и наследников. Оперативники с точностью до десятка представляли себе, какие суммы в царских червонцах ходили на черном рынке. И вдруг – такой клад, как снег на голову! Самсонов назвал какие-то фамилии и города, при этом главный источник поступления коллекционных золотых монет ему, по-видимому, не был известен. Откуда же золотишко? Оперативно проверили возможные маршруты «золотой жилы», однако все ниточки оказались оборванными. Пришлось допросить добрых полсотни валютчиков, крупных спекулянтов, но – практически безрезультатно.

Между тем пресловутые монеты попали в милицейскую лабораторию. Ее результаты оказались еще более сенсационными. Червонцы, изъятые у Самсонова, – это тщательно сработанная фальшивка!

И тут встал закономерный вопрос: какой смысл устраивать столь трудоемкую и опасную операцию по изготовлению подделок, если в руках преступника оказалось золото? Каковы мотивы? Почему он не пытается просто реализовать золотые слитки? И ведь какое умение применено! Логика неизвестного преступника долгое время оставалась загадкой для следствия. Кто он: крупный валютчик, цеховик, лихой авантюрист, связанный с приисковыми преступными группировками? Поиск шел по всем направлениям, хотя найти след до поры до времени не получалось.

С помощью консультантов удалось составить психологический портрет загадочного умельца. Он – интеллигентный, по всей видимости, образованный человек, несомненно, имеющий или имевший отношение к химии. Яркая, нестандартно мыслящая личность. Скорее всего, не связан напрямую с уголовным миром. Вероятно, торговля коллекционными монетами представляется ему более безопасным делом, нежели торговля слитками или золотым песком. Предполагалось, что свое кустарное производство по чеканке царских червонцев он организовал дома…

С такими сведениями настало время проанализировать, что необходимо для работы столь замечательной домашней лаборатории. Стекло, металл, оборудование, включая труднодоступную химическую посуду… Вот тут-то следствие и расставило ловушки. По всей стране разослали спецуказания: следить и сообщать в Москву о каждом хищении химических препаратов и химической посуды.

Теперь следовало ожидать, чтобы не вспугнуть нашего золотопромышленника. И лишь сложная цепочка следственных действий, неожиданных совпадений и смутно проглядывавших фактов привела оперативников в тихий подмосковный городок, из которого псевдоцарские червонцы шли в Москву, в загашники самых состоятельных теневиков и увлеченных коллекционеров.

…Небольшой городок Дулево, что в Орехово-Зуевском районе Подмосковья, навсегда войдет в анналы истории не только как центр российской фарфоровой промышленности, но и как город, где несколько лет подряд орудовали подпольные фальшивомонетчики. Причем, орудовали с таким размахом и выдумкой, что для расследования всех их похождений сотрудникам БХСС понадобилось больше двух лет. А началось все летом 1980 года, когда вся страна дружно готовилась встретить гостей и участников Московской Олимпиады.

Итак, в один солнечный июльский день у отводчицы живописного цеха Дулевского фарфорового завода была обнаружена недостача. Чтобы понять, что такое недостача у отводчицы Дулевского завода, вкратце рассмотрим технологию производства фарфоровых изделий. По традиции, зародившейся еще в позапрошлом столетии, дулевский фарфор декорировали золотом. Самым настоящим! Так завёл знаменитый заводчик, купец Терентий Кузнецов, создатель дулёвского фарфора. Для этого жидкое золотишко, а точнее золотосодержащий раствор, специальной кисточкой наносили на поверхность изделия. Занимались этим отводчицы. После окончания смены неизрасходованный жидкий металл сдавался на склад.

Дирекция Дулевского завода не раз обращалась к специалистам химикам с официальным запросом: в каком режиме содержать «жидкое золото»? Как особо ценный стратегический продукт или как самый обычный производственный материал? Ответы звучали категорично: никакой стратегической ценности «жидкое золото» не представляет. Секрет его превращения в сплав не найден ни в СССР, ни за рубежом, поэтому не стоит проявлять излишней бдительности. И за расходом «дулевского коктейля» руководство завода следило спустя рукава. Однако весной 1980 года Дулевским заводом всерьез заинтересовались оперативники БХСС. Дело в том, что как-то раз после смены у одной из отводчиц обнаружилась недостача аж двух килограммов золотосодержащего препарата.

В тот же день по месту жительства отводчицы (а жила она, как и многие работницы Дулевского завода, в заводской общаге) при обыске были найдены два литровых флакона с характерной темноватой жидкостью: именно так выглядел 12-процентный раствор жидкого золота, который использовался для декора фарфоровых изделий. По данному факту было немедленно возбуждено уголовное дело.

Перво-наперво допросили арестованную отводчицу. Та упираться не стала (какой смысл?) и тут же заложила покупателя: некоего Шанаева. На следующий день оперативники учинили обыск на его квартире. В специально оборудованных тайниках сыщики откопали ни много ни мало – 27 бутылок золотосодержащего препарата и 35 золотых слитков общим весом один килограмм 746 граммов.

Шанаев на допросах тоже юлить не стал, а сдал со всеми потрохами своих подельников. Постепенно взяли всех, кто участвовал в цепочке купли-продажи. В общей сложности их набралось 60 человек. Клубок, который сыщики педантично распутывали на протяжении нескольких месяцев, привел, наконец, к «крестному отцу» дулевской мафии – Равилю Мянсуровичу Невмятову. А он свои торговые дела вел с крайней осторожностью и искусством конспирации тоже владел безукоризненно. Однако и на старуху, как говорится, бывает проруха.

Неуловимый умелец попался на элементарном металлическом рычаге. Как-то раз слесарь знаменитого московского завода «Калибр» задержался после смены, чтобы выточить по заказу Невмятова рычаг. Прежний рычаг у «крестного отца» сломался от перенапряжения. Разумеется, слесарь ничего не знал о деталях «невмятовского производства», просто зарабатывал свой не вполне трудовой «четвертной». Криминальных наклонностей слесарь не имел и на первом же допросе вывел оперативников на Невмятова. Дальнейшее оказалось делом профессионализма. Обыск, задержание, следственный изолятор… Одно оставалось неясным: откуда Невмятов добывал в таких количествах золото для чеканки?

Вскоре нашелся ответ и на этот вопрос. Оказалось, что еще в школе любимым предметом Невмятова была химия. В научно-популярной литературе он читал о средневековых алхимиках, которые якобы с помощью философского камня превращали ртуть в золото. Извлечь золото из раствора! Чем не задача для алхимика XX века? Невмятов загорелся этой идеей. Опытам, исследованиям, чтению научных книг он, как одержимый, посвящал дни и ночи. В бесплодных поисках прошло несколько лет. И в один прекрасный день алхимику улыбнулась удача.

Впервые на Дулевский фарфоровый завод скромный советский служащий Невмятов обратил свой взор еще летом 1975 года. Завел полезные знакомства. И вот одна знакомая отводчица как-то раз в разговоре с Невмятовым обмолвилась о том, что у нее иногда остается после смены золотосодержащий препарат. Невмятов, мгновенно сообразив, что к чему, попросил дамочку прихватить с собой пузырек-другой. Дамочка прихватила. За что и получила денежку наличкой. Обоим начинание понравилось. Дамочка даже экономить стала, чтобы в конце смены больше препарата оставалось. Ибо за каждый поллитровый флакон Невмятов платил «четвертной», что для простого советского труженика было очень даже приличной суммой. Иногда ежемесячно она получала от алхимика по три-четыре заводские зарплаты. Постепенно к процессу экономии подключились и другие отводчицы живописного цеха. Невмятов платил исправно всем, а что было с золотосодержащей жидкостью дальше, никто из несунов не интересовался.

А происходили с жидкостью удивительные вещи. Вопреки расхожему мнению о том, что из жидкого золота невозможно получить слитки, Невмятов придумал весьма простой и эффективный способ металлизации жидкого сырья путем выпаривания препарата и добавления соответствующих химических реактивов. Именно так впоследствии назовут «ноу-хау» Равиля Мянсуровича эксперты МВД СССР. После всех выпариваний и добавлений получившийся слиток Невмятов обрабатывал кислотой, благодаря которой металл приобретал характерный желтый цвет.

Из каждой бутылки дулевского «жидкого золота» Невмятов добывал от 12 до 17 граммов твердого золота. Расходы на оплату «работы» отводчиц составляли от 150 до 250 рублей, а золота алхимик получал на сумму от полутора до двух с половиной тысяч рублей, то есть на порядок больше. Он был в полной уверенности, что нашел золотое дно, что запасы сырья восполняемы до бесконечности. Ведь никому в голову не придет, что бесполезное «жидкое золото» можно воровать, а секрет превращения раствора в благородный металл знает только великий алхимик!

Покупателей невмятовского золота было хоть отбавляй. В короткий срок Равиль Мянсурович превратился в подпольного советского миллионера. Однако хотелось чего-то большего… Художественного.

Это «большее» наступило, когда к Невмятову с пикантной просьбой обратился художник межрайонной художественно-промышленной мастерской Юрий Нечудов. Оказалось, что в свободное от рисования коммунистических плакатов время Нечудов активно приторговывал золотишком, но вскоре понял, что гораздо выгоднее толкать не слитки, а штампованный товар, например монеты. За монеты царской чеканки состоятельные нумизматы готовы были отвалить любую сумму. Да и по степени риска операции с монетами ни в какой сравнение не шли с торговлей слитками. В конце концов, всегда можно было сослаться на бабушкино наследство или случайную находку.

Словом, Нечудов решил превращать слитки в монеты и пришел за консультациями к Равилю Мянсуровичу Невмятову. Тому идея понравилась. Так в Ликино-Дулево возникло организованное преступное сообщество, именуемое в народе шайкой, которое принялось со страшной силой превращать жидкое золото сначала в слитки, а затем – в нумизматические раритеты.

Справедливости ради следует сказать, что технически сделать это было очень непросто. Несколько месяцев, к примеру, ушло на создание малогабаритного пресса, с помощью которого можно было бы получать оттиски с изготовленных матриц. В конце концов, совместными усилиями пресс был изготовлен. Внешне он напоминал пушку с длиной ствола 20 см. Разница, однако, заключалась в том, что внутри ствола снаряд заменялся поршнем, который приводился в движение взрывом строительного патрона. В общем, патрон взрывался, толкал поршень, тот ударял по матрице, матрица – по заготовке… В результате получался оттиск оригинала – царской монеты достоинством десять рублей. Чуть позже Невмятов где-то раздобыл еще и пятирублевую монету, так что иногда приятели вносили в процесс штамповки некоторое разнообразие.

Два года в гараже Невмятова кипела работа. Червонцы выстреливались один за другим. Однако вскоре подпольные фальшивомонетчики поняли, что технология, ими придуманная, весьма далека от совершенства и отнюдь не безопасна, как они думали поначалу. Во-первых, часто лопались матрицы. Приходилось изготавливать новые. На это уходило время и металл. А во-вторых, процесс изготовления сопровождался оглушительным грохотом: строительный патрон бесшумно не стреляет. Чтобы не привлекать к себе излишнего внимания соседей, приходилось делать длительные паузы – по месяцу, а то и по два. Между тем, аппетиты «алхимиков» росли день ото дня. Нечудову, к примеру, позарез захотелось новую «Волгу», а Невмятову – домик в Крыму… В общем, нужно было решительно улучшать технологию. И алхимики ее улучшили.

Методом проб и ошибок в невмятовском гараже был собран ни много ни мало – гидравлический пресс. Стоило это полгода напряженной и довольно рискованной работы. Во время испытаний пресса Равиль Мянсурович даже получил ранение руки от разорвавшейся втулки. Но и это не остудило его пыл. Наконец, чудо-пресс был собран и запущен. Пробную партию монет удалось отштамповать без сучка и задоринки. А главное – улучшилось качество выпускаемой продукции: внешне она ничем не отличались от настоящих николаевских монет.

Дело пошло… Невмятов показал себя умелым конспиратором. Сколько проходило встреч в московских ресторанах, на вокзалах и даже на квартирах – и ни разу он не привлек внимание милиции.

С января 1978 года по июнь 1980 Невмятов с Нечудовым изготовили для продажи 1494 поддельных золотых червонца и одну пятирублевую монету. Своему дяде Равиль Мянсурович успел сбыть 366 монет, заработав на этом 182 тысячи 625 рублей. Остальные монеты Невмятов намеревался продать за 621 тысячу рублей, но не успел этого сделать по той простой причине, что был арестован. Во время обыска у него изъяли более семи килограммов золота на сумму 332 тысячи рублей, 1129 золотых монет, в каждой из которых содержалось не менее восьми граммов чистого золота, и более трех с половиной килограммов ювелирных изделий на общую сумму свыше 106 тысяч рублей. Таким образом, общая стоимость изъятых у Невмятова ценностей достигла миллиона полновесных советских рублей.

Следствие по этому делу продолжалось два с половиной года. Начавшись с дела о хищении золотосодержащей жидкости с Дулевского завода, расследование постепенно обросло таким количеством информации и уголовных эпизодов, что пришлось выделять «алхимическую» деятельность Невмятова в отдельное делопроизводство. Им занимались сотрудники Главного следственного управления МВД СССР.

И еще одна интересная деталь. Из сентиментальных чувств Невмятов подарил один червонец своей любимой учительнице. Разумеется, это была учительница химии. Из-за червонца пожилую женщину убил сосед по коммунальной квартире – уголовник Виктор Бочинин. Этот сюжет произвел сильное впечатление на Невмятова и, возможно, подтолкнул его к признанию…

Всеми силами алхимик старался избежать расстрельного приговора и быстро пошел на сотрудничество со следствием. Он заговорил. Показал свою лабораторию, рассказал о рынке сбыта, о своих разнообразных деловых связях. Поначалу оперативники и следователи были уверены, что Невмятов привирает. Даже возникло подозрение, что Равиль Мянсурович страдает манией величия или изображает сумасшедшего… Слишком уж невероятная история получалась – прямо сказка о средневековых волшебниках! «Этого не может быть просто потому, что этого быть не может!» – воскликнул эксперт-химик Всеволод Стариков, приглашенный следователями для ознакомления с результатами экспертизы. «Фантазии» Немвятова чем-то напоминали сюжет популярного в те годы французского фильма «Анжелика и король». Там тоже один из героев научился добывать золото, за что и поплатился.

Однако Невмятов стоял на своем. Правда, открыть следствию чертежи волшебного аппарата он поначалу отказывался. Не хотел открывать все козыри, надеялся надолго остаться единственным хранителем золотой тайны. Но в конце концов он согласился поучаствовать в следственном эксперименте. Согласился не в последнюю очередь из авторского тщеславия. Ему хотелось, чтобы о великом открытии заговорили… И вот для него воссоздали условия домашней лаборатории. Дали бутылку «дулевского коктейля». Четырнадцать часов шел химический процесс, который снимали на кинопленку, и, к удивлению экспертов, Невмятов получил 6 граммов чистого золота. С этого момента к нему уже не относились как к фантазеру или безумцу. Хотя доля безумия в его поведения все-таки прослеживалась…

4 декабря 1982 года дело № 376 было полностью окончено и передано в суд. Судьбу гражданина Невмятова обсуждали на высшем политическом Олимпе – на заседаниях Политбюро. О преступнике говорили чуть ли не как о гениальном химике. Хотя это вовсе не означало снисходительного отношения к его преступлениям. Шел 1983-й «андроповский» год. Была сформулирована главная задача государства: восстановить уважение к закону, представление о неотвратимом и строгом наказании за экономические преступления. Монополия на операции с золотом стала одной из основ советской экономической и политической системы, а Невмятов покушался на нее с размахом… Учитывая особую изощренность и крупный масштаб деяний, суд проявил суровость. Невмятов получил «высшую меру наказания», остальные участники – длительные сроки тюремного заключения. Так закончилась эта удивительная история, которая потрясла даже видавших виды оперативников БХСС.

За витринами универмага

Речь в этой главе пойдет об одном из видных торговых воротил семидесятых – восьмидесятых годов.

В так называемые застойные годы московские модники и модницы регулярно захаживали в Сокольнический универсальный магазин. По тем временам это был настоящий дворец торговли: магазин занимал два этажа в длинном жилом здании на Сокольнической площади, а также имел три филиала в разных районах Москвы. Именно в этот столичный универмаг частенько завозили всякий дефицит. Например, там работала ювелирная секция, где можно было подобрать неплохие изделия из золота и драгоценных камней.

Руководил Сокольническим универмагом Владимир Кантор – личность весьма интересная. Член КПСС, депутат райсовета, мастер спорта по борьбе. Его даже приглашали в качестве судьи на важные борцовские соревнования! Он водил дружбу с влиятельными людьми того времени, а с председателем Мосгорисполкома Владимиром Промысловым и вовсе состоял в родственных отношениях, о чем охотно упоминал при любом удобном случае. А во-вторых, при любом удобном случае Кантор упоминал и тот факт, что во время Великой Отечественной войны он служил на передовой и проливал кровь за Родину. В брежневские годы к ветеранам войны отношение было более чем трепетное. Особенно к тем, кто служил в действующей армии. Кантор, правда, на передовой никогда не был – всю войну он охранял в тылу какие-то склады. Однако, пользуясь своими связями, директор Сокольнического универмага раздобыл справку о том, что находился на передовой и даже получил ранение. Это позволило ему оформить пенсию по инвалидности. А в преддверии 40-летия Великой Победы Кантора должны были наградить орденом Отечественной войны I степени.

Впрочем, в поле зрения оперативников БХСС Владимир Кантор попал не за махинации с ветеранскими бумагами (хотя в деле будут упомянуты и эти грешки торгового туза). В Управлении БХСС Москвы имелась и более серьезная информация, а именно: об аферах директора универмага с драгоценными камнями и «ювелиркой». Заработать, нажиться на дефиците он позволял всем, благо этого добра в магазин поступало достаточно. С руководством московского торга, тем же Трегубовым, отношения были прекрасные. Специально для Кантора товар, предназначенный для валютных магазинов “Березка”, как не кондиционный направляли в универмаг “Сокольники”. Весь дефицит В. Кантор распределял лично. Образцы товара приносили в его кабинет. По согласованию с ним, как правило, значительную часть через заведующего одного из филиалов универмага В. Чернявского сплавляли “штатным” спекулянтам. Перед своим кабинетом директор универмага «Сокольники» поставил настоящий светофор. Это выглядело солидно: он включал тот или иной свет – а секретарша тут же понимала, можно ли допускать к телу посетителей…

Благодаря могущественным связям В. Кантор мог при желании решить любой вопрос: от получения квартиры, покупки автомашины до награждения правительственной наградой. Расплачиваться продавщицам приходилось тут же, на директорском диване… Тогда на директорском светофоре надолго загорался красный свет. В приемной ожидающие переглядывались друг с другом с понимающей улыбкой. Некоторые молоденькие продавщицы вынуждены были соглашаться на его притязания даже ради получения положительной характеристики для поступления в институт.

Хуже приходилось тому, кто был строптив и решался отовариваться дефицитом без ведома всемогущего директора. Однажды он узнал, что серьги с бриллиантами за 1600 рублей купила себе его заместитель Л.Архипова. Кантор пришел в ярость и потребовал положить покупку на стол. Услышав отказ, процедил сквозь зубы: “В таком случае я с вами работать не смогу!”

Архипова была вынуждена уйти «по собственному желанию». Гнев Кантора был вызван тем, что строптивый заместитель позволила вторгнуться в святая святых его подпольной деятельности. Дело в том, что основным источником доходов Кантора в конце 70-х – начале 80-х была скупка ювелирных изделий накануне подорожания и затем продажа их через ту же самую секцию с помощью заведующей Ульяновой. В те годы время от времени происходила переоценка ювелирных изделий. В результате их стоимость обычно возрастала сразу вдвое, а то и втрое. Зная об этом, а также имея своих людей в вышестоящих торговых организациях, Кантор за пару дней до очередной переоценки скупал все ювелирные изделия, находившиеся в продаже в его универмаге. А когда цены на те же бирюльки удваивались, он снова выставлял их на продажу, неплохо зарабатывая на этой простой операции.

Данные о том, что обаятельный директор универмага занимается незаконной деятельностью, поступали в управление БХСС уже давно. Однако полномасштабное расследование почему-то не проводили. Скорее всего, кто-то информировал Кантора о грядущих проверках, и он включал на полную катушку свои нешуточные связи. Все изменилось в 1984 году. Новый начальник Управления БХСС Москвы полковник милиции Александр Стерлигов был настроен весьма решительно. Как-то раз Александр Николаевич пригласил к себе в кабинет своего заместителя Александра Мордовца. Разговор пошел о Канторе и Сокольническом универмаге.

– В том, что Кантор жулик, я не сомневаюсь, – заметил Стерлигов. – Но жулик не рядовой. Таких нужно брать исключительно с поличным, предварительно самым тщательным образом задокументировав все его махинации. Попрошу вас, Александр Петрович, лично заняться этим делом. Управление окажет вам любую помощь.

Забегая вперед, отметим, что свое слово начальник сдержал: действительно, в работе по изобличению Кантора был задействован практически весь личный состав Московского управления БХСС. Но это будет позже, а тогда, осенью 1984 года, полной уверенности в том, что Кантора удастся привлечь к уголовной ответственности, еще не было. И вот почему.

Дело в том, что директор Сокольнического универмага, по имевшейся информации, намеревался уйти на заслуженный отдых. И в самом деле, возраст у него уже был глубоко пенсионный, а денег и ценностей за долгие годы руководства универмагом он наворовал столько, что хватило бы на старость не только ему, но и его детям и внукам. Так что вопрос с уходом Кантора был практически решен. Но уйти он хотел с помпой, торжественно, так, чтобы об этом говорила вся Москва. И приурочить свой выход на пенсию директор намеревался к Дню Победы. Накануне 9 мая 1985 года Кантору должны были вручить орден Отечественной войны I степени. Это, по замыслу Кантора, будет эдаким «дембельским» аккордом, достойным завершением долгой карьеры торгового работника.

Оперативники понимали, что времени на раскачку у них нет. Если все получится так, как задумал предприимчивый директор, старания сыщиков пойдут прахом: уйдя на пенсию, Кантор станет практически недосягаемым для органов БХСС. Поэтому привлечь его к реальной уголовной ответственности можно было либо до праздника Победы, либо никогда.

Памятуя об этом, Мордовец и его коллеги включились в работу. Надо было в предельно сжатые сроки собрать и тщательно зафиксировать все, что происходит в Сокольническом универмаге и его филиалах. Несколько месяцев кряду группы оперативных работников неусыпно отслеживали, когда, кому и какие товары поступают. Одновременно были взяты под контроль квартиры самого Кантора и возможных соучастников его афер. Все телодвижения директора и его подельников снимались на видеопленку, чтобы затем, в процессе следствия и судебного разбирательства, служить убедительными доказательствами противозаконной деятельности.

Вообще потрясающие люди служили в те годы в Московском управлении БХСС. Это были не только профессионалы своего дела, но и люди одержимые, готовые работать ради торжества справедливости сутками напролет. И это не метафора. Чтобы собрать улики по делу Кантора оперативникам приходилось работать даже по ночам. Особенно досталось тем, кому поручили наблюдать за гаражом и квартирой самого Кантора. Выбрав неприметное место для наблюдения, оперативники часами, в любую погоду, поджидали своего «подопечного», чтобы запечатлеть на видеокамеру некоторые любопытные подробности из жизни директора универмага…

И вот, наконец, наступил момент, когда собранной информации оказалось достаточно, чтобы взять с поличным всех участников торговых махинаций. Датой операции было выбрано 4 апреля 1985 года. Как раз накануне с прилавков Сокольнического универмага исчезли все драгоценности – значит, скоро должна была пройти переоценка.

По воспоминаниям Александра Мордовца, в операции по задержанию Кантора было задействовано в общей сложности триста человек. Специальные группы оперативников отправились одновременно по всем адресам: в сам магазин и его филиалы, а также на квартиры подручных директора, чтобы исключить какие-либо неожиданности. Причем, все действия проводились в обстановке строжайшей секретности. Люди, участвовавшие в задержаниях, до последнего момента сами не знали, кого именно и где они будут «брать». Просто оперативники заходили в служебный автобус, рассаживались в салоне. После чего в автобус входил Александр Мордовец, возглавлявший операцию, и подробно инструктировал людей. Затем автобус отправлялся по нужному адресу. Поскольку ни пейджеров, ни мобильников в середине 1980-х годов еще не было, утечка информации практически исключалась.

Самого Кантора взяли утром возле его гаража. Директор спокойно садился в машину, чтобы отправиться на работу, и вдруг как гром средь ясного неба:

– Гражданин Кантор, вы арестованы!

Нужно было видеть выражение его лица. Первые секунды – изумление, затем искреннее негодование, потом – бешеная злоба:

– Да вы что себе позволяете? Не знаете, кто я такой? Да я вас в порошок сотру…

Впрочем, оперативников такими угрозами не запугаешь. К моменту ареста Кантора столичные опера уже провели целую серию блестящих операций по задержанию высокопоставленных аферистов. И каждый раз во время ареста слышали одно и то же: дескать, недолго вам носить погоны, сейчас позвоню кому надо – и полетят ваши головушки… Александр Мордовец, например, возглавлявший операцию по аресту Кантора, тремя годами ранее вел дело некоего Бориса Буряцы. Тогда, весной 1982-го, этот Буряца тоже кричал, ругался и грозился позвонить самому… Леониду Ильичу Брежневу. Как потом выяснилось, угрозы эти были не на пустом месте. Буряца, бывший в начале 1980-х годов одним из самых респектабельных московских фарцовщиков, водил дружбу с дочерью Генерального секретаря ЦК КПСС. Эта история вполне заслуживает отдельного рассказа, и мы к ней обязательно вернемся. А пока – дело Владимира Кантора, заключительный этап.

Итак, утром 4 апреля 1985 года директор Сокольнического универмага был арестован. В тот же день были проведены обыски. В рабочем кабинете Кантора обнаружили огромные суммы денег, в том числе и в валюте, а также облигации 3-процентного займа. Но еще больший улов ожидал оперативников в гараже Кантора. Там, в укромном местечке под обшивкой, хранился весь ассортимент ювелирной продукции, которая исчезла накануне из Сокольнического универмага: сотни колец, кулонов, брошей, сережек… От их сияния слепило глаза. Шутка ли сказать, триста украшений – одно другого краше и дороже! И все – с магазинными ценниками и бирками. Хоть завтра на прилавок!

Но и это еще не все. Во время длительного наблюдения за квартирой Кантора оперативники вычислили еще один тайник: между двумя оконными рамами на лестничной площадке возле квартиры директора. Там Кантор хранил серьги и кольца с бриллиантами. Каждый бриллиант, кстати, весил от четырех до шести карат… И при таком размахе в аферах он не гнушался и мелкими взятками. Случалось, брал и по десять – пятнадцать рублей…

Три дня шел обыск на даче Кантора в подмосковном Кратове. Сотрудникам УБХСС пришлось довольно серьезно потрудиться. Но им все-таки удалось обнаружить тайник, который можно считать настоящим кладом, ибо по этому поводу Кантор заявил, что ценности не имеют к нему никакого отношения, а скорее всего принадлежат бывшему владельцу дачи, эмигрировавшему в США, но забывшему, видимо, забрать с собой накопления. Одна беда – все драгоценности были с уже хорошо знакомыми бирочками из универмага в Сокольниках.

Буквально на вес золота оказались двери в гараже сына Владимира Кантора, ибо все полое пространство было буквально набито ювелирными изделиями почти на 250 тысяч рублей и облигациями Государственного 3-процентного займа почти на 60 тысяч рублей.

В сейфе заместителя директора универмага “Сокольники”, ключ от которого был только у Кантора, оперативники обнаружили драгоценностей почти на сотню тысяч рублей.

При подробном осмотре универмага выяснилось, что в различных сейфах, стоящих в других кабинетах, хранились деньги, чеки Внешпосылторга, дубленки, сберегательные книжки, которые принадлежали В. Кантору…

Всего же в ходе следствия у Кантора было обнаружено и изъято 749 ювелирных изделий и монет из драгоценных металлов общим весом более 10 килограммов, золото, бриллианты, изумруды, серебро и так далее на сумму 613 тысяч 589 рублей.

Для самого Кантора арест оказался полной неожиданностью. Он явно готовился к другому сценарию развития событий. Однако суд внес серьезные коррективы в его планы: вместо ордена Отечественной войны и почетного выхода на заслуженный отдых Владимир Кантор, получив солидный срок по приговору суда, вскоре умер…

Миллионы в покрышках

В 1980-е годы сотрудники столичного Управления БХСС приняли участие в раскрытии нескольких резонансных дел общесоюзного масштаба. Среди них – дело об ограблении банка в Ереване.

…В помещение сберегательного банка в столице солнечной Армении преступники проникли так же, как это сделали герои известного польского кинофильма «Ва-банк». Пробравшись в помещение, расположенное на втором этаже здания, злоумышленники пробили пол и через это отверстие умудрились подцепить крючками деньги. Купюры хранились на первом этаже на деревянных стеллажах. Набрав в общей сложности полтора миллиона рублей, преступники побросали добычу в мешки и незаметно скрылись.

Дерзких грабителей искали по всему необъятному Советскому Союзу.

А нашли в Москве.

Как-то раз в столичное управление БХСС поступила оперативная информация о том, что в городе появились какие-то подозрительные армяне, у которых много денег. Сотрудники БХСС немедленно нагрянули в квартиру, где, по оперативным данным, проживали гости. Однако выяснилось, что они уже съехали. Но оставили хозяйке квартиры телефон, по которому их можно найти. Оперативники позвонили по указанному телефону и представились новыми жильцами той квартиры, с которой только что уехали армяне. А ещё поведали о том, что обнаружили крупную сумму денег, якобы забытую гостями, и предложили её привезти за небольшое вознаграждение. Армяне обрадовались и назвали свой новый адрес. Через час там уже шёл обыск. Деньги, похищенные из ереванского банка, обнаружились в автомобильных покрышках…

За ограбление банка армяне получили «вышку», а майор милиции Николай Ткачёв, руководивший операцией по задержанию преступников, – внеочередное звание полковника.

Борька-цыган

В начале 1980-х годов в поле зрения оперативников БХСС попала некая Раиса Паталах. Дамочка трудилась маникюрщицей в одном из столичных салонов, а в свободное от работы время активно занималась спекуляцией. Все, кто бывал в ее квартире, в один голос уверяли, что она напоминала шикарный магазин – вроде тех, что иногда мелькали в западных кинофильмах. У маникюрщицы Раисы всегда можно было прикупить роскошные импортные костюмы, модные в те времена дубленки, ювелирные украшения и многое другое.

Солидных покупателей дамочка, как выяснилось, находила среди клиентов своего салона. Пришлось внимательно за ним понаблюдать. И вскоре основной круг знакомств Раисы Паталах был установлен. Особенно заинтересовала оперативников личность некоего Бориса Буряцы, артиста Большого театра.

Правда, в театре он бывал нечасто. Предпочитал гастрольные поездки. А вскоре выяснилось, что гастрольные поездки Буряца организовывал не для кого-нибудь, а для дочери самого Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева. Где и когда состоялось их знакомство – неизвестно, зато в ходе расследования этого дела оперативники выяснили, что Борис Буряца пользовался безграничным доверием Галины Леонидовны, регулярно устраивал специально для нее концерты цыганского хора или выступления какого-нибудь хореографического ансамбля. Взамен Галина Леонидовна организовывала для Буряцы посещения специальной, закрытой для простых смертных, 200-й секции ГУМа, где можно было по смешным ценам приобрести любые импортные шмотки. Буряца этим активно пользовался. Именно артист Большого театра служил главным поставщиком заграничных товаров для домашнего магазина Раисы Паталах.

Жил Буряца на широкую ногу: имел шикарную квартиру в центре Москвы, по городу катался на собственном «Мерседесе», посещал дорогие рестораны, коллекционировал антиквариат. А самое главное – не очень-то и скрывал свое материальное благополучие, очевидно, полагая, что знакомство с дочерью Генсека сделает его неприкасаемым для органов БХСС.

Однако не сделало! Бориса Буряцу, или цыгана, как его называли между собой оперативники, задержали в тот момент, когда он ехал по Садовому кольцу в своей шикарной иномарке. Чтобы раньше времени не привлекать внимания, оперативники разыграли мини-спектакль с участием инспектора ГАИ. Тот остановил «Мерседес» Буряцы якобы за превышение скорости. Буряца, как обычно, вальяжно вышел из машины и небрежно бросил инспектору:

– Командир, я спешу, давай по-быстрому разберемся на месте…

А в ответ услышал:

– Гражданин Буряца, вы арестованы по подозрению в спекуляции. Попрошу вас пройти в служебную машину.

Всю дорогу на Петровку Буряца кричал, что так просто он этого не оставит. Даже будучи в кабинете следователя, Буряца не верил в то, что он арестован, и грозился позвонить куда надо. А пока Борис «пел арии» о своих высокопоставленных друзьях, в его квартире шел обыск. Оперативники БХСС изъяли огромное количество старинных книг, икон, антикварной мебели и даже изделий фирмы Фаберже. А в особом тайничке обнаружили шкатулку, где одних только бриллиантов насчитали около семидесяти. А еще десятки золотых колец и прочих ювелирных изделий на общую сумму почти в миллион рублей.

Любопытно, что эту шкатулку удалось обнаружить совершенно случайно. И помогли оперативникам, как ни странно, родственники самого Буряцы. Как только стало известно о задержании певца, на Петровку тут же обратилась его родня с просьбой разрешить ей пожить на квартире Бориса. Дескать, будет кому за «хатой» присматривать да цветочки поливать. Это навело оперативников на мысль о том, что в квартире спрятаны какие-то ценности, которые при первом обыске найти не удалось. Не цветочки же, в самом деле, интересовали ушлых родственничков!

Пришлось устроить в квартире Буряцы еще один обыск – с применением новейших технических средств. Однако безрезультатно! И когда уже оперативники потеряли всякую надежду найти что-нибудь заслуживающее внимания, одна из сотрудниц, присутствовавшая на обыске, предложила отодвинуть огромный шкаф, упиравшийся в потолок. За шкафом и оказался искусно спрятанный тайник с бриллиантами и кольцами.

Но самое главное – еще во время первого обыска в квартире Буряцы нашли немало вещей с магазинными бирками, то есть предназначенных для перепродажи. А это уже подпадало под соответствующую статью УК о спекуляции и тянуло на реальный срок. Поняв это, Буряца перестал корчить из себя неприкасаемого и признался, что специально покупал вещи для дальнейшей перепродажи. С этой целью и водил знакомство с Раисой Паталах, предпочитая использовать ее квартиру в качестве склада готовой продукции. А Галина Леонидовна Брежнева, допрошенная следователями по этому делу, подтвердила, что не раз приводила Бориса в знаменитую 200-ю секцию главного универмага страны.

За спекуляцию в особо крупных размерах Бориса Буряцу приговорили к семи годам лишения свободы. Никакие связи и знакомства певцу не помогли.

Богема уходит в подполье

В эпоху Леонида Ильича Брежнева большую популярность у московской богемы приобрели всякого рода неформальные выставки и концерты. Как правило, их устраивали на частных квартирах. Однако нередко площадкой для проведения таких мероприятий становились и государственные учреждения – клубы, рестораны и кафе. Днем они работали как учреждения культуры или общественного питания, а по ночам превращались в место извлечения нетрудовых доходов, причем иногда в особо крупных размерах.

Подпольные концерты приносили их организаторам немалые деньги. Одним из первых, кто поставил это дело на поток, стал выпускник Московского экономико-статистического института Юрий Айзеншпис. Схема была проста. Используя свое врожденное обаяние и неплохо подвешенный язык, Айзеншпис договаривался с директорами столичных клубов и домов культуры о выступлении какой-нибудь музыкальной группы. Обычно такие концерты проходили в вечернее время и неизменно вызывали большой интерес у публики. От них веяло чем-то запретным, а любое проявление «бунтарства» и вольнодумства в те годы притягивало столичную богему, словно магнит. И вот Айзеншпис, зная о предстоящем выступлении, заранее скупал все билеты на вечерние концерты, а затем продавал их по более высокой цене. На этих спекулятивных операциях он и сколотил себе приличное состояние.

Впрочем, свой первый срок Айзеншпис получил не за организацию подпольных концертов и даже не за спекуляцию билетами. За ним водились и другие грешки.