Помоги проекту - поделись книгой:
По приближении к берегу капитан поднял над кораблем царский флаг, и к восточной дворцовой пристани устремились толпы народу. За время долгого путешествия, лежа в постели, я столько раз воображала себе встречу с моим городом, что она не должна была стать потрясением. Однако вид собравшихся людей показался мне непривычным. Они – во всяком случае, в толпе – отличались от римлян, хотя с первого взгляда я не могла сказать, чем именно. Отсутствием тог? Яркостью и пестротой одежд? Разнообразием цветов кожи и языков, на которых звучали приветствия?
Мы спустились по сходням под восторженные возгласы – не столь оглушительные, как на триумфах Цезаря, но ведь и толпа по сравнению с римской была невелика. Зато эти крики звучали в мою честь, и такого я не слышала вот уже два года.
– Я вернулась в Александрию с радостью! – воскликнула я и воздела руки к небу, благодаря Исиду за благополучное возвращение. – Я вернулась к тебе, мой народ!
Толпа с ликованием выкрикивала мое имя – ласкавшие сердце звуки. В Риме я почти позабыла о них. Возгласы в честь Цезаря звучали иначе.
Ворота распахнулись, приглашая на территорию дворца. Нас ждали изящные белые храмы, павильоны и сады с синими, как сапфиры, цветами, с длинными каналами и высокой ранней травой.
Как я могла так долго обходиться без них? Ведь это истинный рай!
– Ирас! Мардиан! Олимпий!
Все они, самые любимые и преданные мои слуги, стояли на ступеньках дворца. Один за другим они спускались ко мне, преклоняли колени, потом вставали.
– Наконец-то! – сказал Мардиан. – Ты не представляешь, как я мечтал о твоем возвращении.
– Он имеет в виду, что смертельно устал от управления государством, – заметил Олимпий с такой знакомой иронией в голосе. Как я могла так долго без нее обходиться? – Ты посмотри на него. Он сгорбился, как какой-нибудь ученый из Мусейона. Согнулся под тяжким бременем государственных забот.
– Что ж, Мардиан, тебе нужно отправиться в Гимнасион и выпрямить спину, – сказала я. – Нельзя допустить, чтобы эта ноша сломала ее.
Наблюдая за Цезарем, я хорошо усвоила, что управление государством – занятие слишком трудное, непосильное для одного человека. Но мне повезло: в отличие от него у меня имелись сановники, которым можно доверять.
– Ваше величество, – промолвила Ирас, сияя улыбкой. – Это были очень долгие два года.
Она приветствовала меня искренне, но несколько официально, что непривычно контрастировало с манерой Хармионы. Неожиданно я поняла, что благодаря этой поездке в Рим Хармиона теперь будет мне ближе всех: она разделила со мной не только трудное путешествие, но и общие воспоминания.
Позади всех, чуть поодаль, стоял смуглый красавец. Надо же, Эпафродит! Похоже, он все-таки решил, что основные его обязанности связаны с дворцом, а не с портовыми складами.
– Добро пожаловать домой, ваше величество, – сказал он, шагнув вперед.
– Я рада видеть тебя, – сказала я и не покривила душой.
Меня и вправду порадовало, что этот человек, так ценящий свободу, предпочел дела страны своим собственным заботам.
Внутри дворца я почувствовала себя непривычно: в целом здесь все осталось прежним, но накопившиеся мелкие перемены сделали знакомый облик почти чужим. Или я просто отвыкла? Неужели этот коридор всегда был таким темным? А держатели для факелов – они старые?
Не так ли чувствует себя мертвец, вернувшийся в собственный дом после смерти?
Прогуливаясь по этим коридорам, я вновь ощутила себя привидением, своим собственным призраком.
Покои Цезаря… Комната, что была моей, нашей… Почему она изменилась, стала чужой? Стол другой, стена перекрашена, мозаика тоже другая… Дух Клеопатры покинул это место.
«Перестань, – сказала я себе. – Остановись! Не смей больше воображать эту комнату такой, как раньше!»
Я стояла в своей комнате, наполненной голубоватым светом. Свет проникал сквозь невесомые полупрозрачные занавески, шевелившиеся под легким ветерком. Комната была идеально чиста, что возможно лишь в помещении, где никто не живет. Без людей вещи остаются незапятнанными и неповрежденными почти вечно, пока природа не положит конец их существованию посредством землетрясения или пожара – такой же чистый и безупречный конец.
Я покачала головой, отгоняя неуместные мысли. Чтобы избавиться от наваждения, я заговорила с Ирас:
– Дорогая, получила ли ты мое письмо, написанное зимой?
Если она получила, значит корабль с почтой обогнал наш, хотя мы отплыли почти сразу, едва появилась возможность выйти в море.
– Нет, моя госпожа, – ответила Ирас.
– Значит, ты прочтешь его, когда новости устареют. Не правда ли, письмо, прибывающее позже того, кто его написал, – это нечто странное?
– Не столь странное, как письмо от мертвеца.
Цезарь!
– Ты получила послание от… – начала я, но спохватилась.
Какая нелепость! Он не стал бы писать мне в Александрию, когда я находилась рядом с ним в Риме. Неужели я схожу с ума?
– Из царства мертвых? – Я неуклюже закончила фразу, пытаясь обратить все в шутку.
– Нет, моя госпожа, – мягко ответила Ирас, и по ее глазам было видно: она поняла, о чем я подумала. – Наверное, ты хотела бы отдохнуть.
Кровать действительно манила к себе. Ужасные события в Риме, долгое морское путешествие, беременность – все это опустошило и ослабило меня до такой степени, что впору было и впрямь ложиться в постель среди дня. Однако я вовсе не собиралась поддаваться слабости.
– Ничего подобного, – бодро заявила я, хотя все тело ныло. – Кто укладывается спать в полдень?
– Всякий, кто в этом нуждается, – убежденно ответила Ирас. – Но, госпожа, что же ты написала мне в письме? В том, которое ты обогнала.
Повторять эту новость раз за разом у меня не хватало сил.
– Я расскажу, но не сейчас, а когда все соберутся меня послушать. Когда узнаю, какие последние новости получали в Александрии.
Остаток дня я посвятила тому, что заново знакомилась с собственным дворцом. Я стояла подолгу у окон верхнего этажа и глядела на поблескивающую гладь гавани, потом пробегала пальцами по мраморным инкрустациям на стенах у себя в кабинете и обводила взглядом полки, заставленные обитыми бронзой шкатулками со старой корреспонденцией, описями дворцового имущества и сводными отчетами о налогах и переписях. Полный государственный архив хранился в другом месте, но эти документы позволяли понять текущее состояние дел моего царства.
Разумеется, сановники старались держать меня в курсе всех событий, насколько это было возможно. Однако, учитывая расстояние между нами и невозможность поддерживать связь круглый год, я отчетливо сознавала: чтобы наверстать упущенное, мне придется зарыться в бумаги на несколько дней. Правда, благодарение богам, урожаи за истекший период были хорошими, и никаких катастроф в Египте не произошло.
Может быть, пока я была с Цезарем, часть его удачи перешла и ко мне?
Собрание я назначила на вечер. Я надеялась, что у меня хватит на это сил, поскольку завтра предстояло рано встать и отправиться в город. День обещал быть очень длинным. Я решила, что купание и смена одежд помогут мне, и с наслаждением погрузилась в свою большую мраморную ванну – после столь долгого перерыва. Нежась в душистой воде, я поглядывала вниз на гавань, где воды было еще больше. Ванна стояла позади ширмы из слоновой кости, между моей спальней и висячим садом на крыше. Хотя дворец возведен как раз над морем, для купания и стирки в нем использовалась чистая дождевая вода. Для моей ванны ее нагревали, а потом слегка охлаждали и добавляли ароматические масла. Воду покрывала тонкая маслянистая пленка, и на поверхности возникала переливчатая рябь. Вкупе с запахами все это было подлинным успокоительным бальзамом. Казалось несообразным, что такой комфорт, такая невинная роскошь существует бок о бок с миром насилия и смерти и при этом может доставлять нам удовольствие. Все-таки по сути своей мы ужасающе примитивные существа.
После купания я облачилась в одежды, которые не брала с собой в Рим, что делало их новыми по ощущению. Я надела остававшиеся дома золотые украшения, не снимая медальона, подаренного мне Цезарем. Ему предстояло познакомиться и подружиться со всеми моими бусами и ожерельями.
Мы встретились в зале, предназначенном для приватных трапез, что позволило мне до прихода приглашенных устроиться на ложе, прикрыв ноги подолом своего платья. Угощения не подавали: мне не хотелось привлекать внимание к тому, что я ем, а что нет.
Первым пришел Мардиан – пополневший, в тунике с золотой бахромой. Он улыбнулся, поприветствовал меня и сказал:
– Собрание сразу по прибытии – это по-настоящему деловой подход. Я принес все отчеты…
– О нет, с отчетами повременим, – ответила я. – Я вникну в детали позднее, а сегодня просто поговорим в узком кругу о том, что произошло в Риме и в Египте за то время, пока мы не имели возможности обмениваться сведениями.
В дверях появился Эпафродит, как всегда роскошно одетый. Прежде его мрачную красоту подчеркивал малиновый цвет, теперь же оказалось, что в темно-синем он выглядит не менее великолепно.
Прибыли остальные. Аллиен – командующий четырьмя легионами, охранявшими город (Цезарь недавно добавил еще один), смотритель за сборщиками налогов, главный чиновник по пошлинам, главный казначей, главный жрец Сераписа, инспектор оросительных каналов. И само собой, несколько писцов.
Один за другим вельможи официально приветствовали меня. Они произносили фразы, предписанные этикетом, но по выражению их лиц и по голосам я понимала, что они искренне рады моему возвращению.
– Боги благословили меня, даровав благополучное возвращение, – сказала я. – Однако не меньшее благословение – это вы, приложившие столько трудов и усилий для сохранения и благополучия моего царства.
Я обвела взглядом всех собравшихся и решила, что предисловий хватит. Пора приступать к делу. Начать надо с события, безусловно, важнейшего.
– Вы слышали о том… о том, что произошло в Риме?
– Конечно, – ответил Мардиан. – Весь мир слышал об этом. Я думаю, даже кандаке в далекой Нубии знает о случившемся. Наверняка весть дошла и до Индии. Высочайший кедр мира пал, и его падение потрясло мир.
– Меня… меня там не было, – сказала я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Но мне сразу же сообщили обо всем. Именно я распорядилась отнести Цезаря домой и передать в руки жены, Кальпурнии.
Я помолчала. Все взгляды были устремлены ко мне, и было ясно, что лучше самой сказать об этом сразу, чем потом отвечать на вопросы.
– Я присутствовала на похоронах, когда его… сожгли вместе с погребальными дрогами. Толпа на церемонии бесновалась и вела себя так, будто собиралась сделать Цезаря богом…
А потом? Я помнила пылающий огонь, дикие крики, темную ночь – но после них ничего, провал, пока я не оказалась на корабле. Но мои люди не должны этого знать, чтобы не усомниться в моих силах и душевном здоровье.
– Что касается дальнейших событий – что вы слышали?
– По нашим сведениям, управление текущими делами взял на себя Антоний, в качестве единственного консула, – ответил Мардиан. – Убийцы очень непопулярны в Риме, власти они не получили и, скорее всего, скоро покинут город ради собственной безопасности.
– А что слышно об Октавиане? – спросила я, не зная, насколько осведомлен Мардиан.
– Молодой Цезарь – Октавиан хочет, чтобы отныне его называли именно так, – немедленно покинул Аполлонию, чтобы заявить о своем вступлении в права наследования. Сейчас он, должно быть, уже прибыл в Рим.
Значит, он все же решился вернуться в это осиное гнездо. Признаться, я удивилась. Я-то полагала, что он будет выжидать и наблюдать с безопасного отдаления за тем, как повернутся дела.
– Молодой Цезарь?
– Ну да, так его теперь зовут – Гай Юлий Цезарь. Гай Юлий Цезарь Октавиан.
Это имя! Оно могло принадлежать лишь одному человеку! Это пародия! Прежде чем я успела сказать что-нибудь, заговорил военачальник Аллиен.
– Легионы приветствовали нового Цезаря, – сказал он. – Не все, конечно, но значительная часть. В этом имени есть особая магия, а солдаты хотят служить под началом своего старого командира. – Он помолчал и почтительно добавил: – Как и все мы.
– Антонию стоит с ним договориться, – сказал Мардиан. – Ему придется поделиться с Октавианом властью, – это очевидно. Но больше мы ничего не знаем.
Да, неожиданный поворот. В Риме продолжались потрясения, а их волны грозили распространиться по миру.
– Мы должны позаботиться о собственной безопасности, – сказала я. – Египет только что был официально провозглашен «другом и союзником римского народа», а это значит, что нам гарантирована независимость и безопасность. Но сейчас в Риме разброд и шатания, а значит, в опасности весь мир.
– Мои легионы останутся там, где приказал Цезарь, – заявил Аллиен. – Они защитят Египет от хищников.
Насколько же дальновиден был Цезарь, когда расквартировал здесь войска! Я была бесконечно благодарна ему.
– Ну что ж, надеюсь, безопасность Александрии мы сумеем обеспечить при любом исходе дел. Но как насчет остальной страны? Может быть, нам следует собрать больше войск, чтобы усилить линию обороны вверх и вниз по Нилу, так же как и с востока на запад вдоль побережья.
– Если мы сможем себе это позволить, – заметил Мардиан.
– Каково нынешнее состояние государственной казны? – спросила я у казначея.
– Все постепенно выправляется. Потребуются годы, чтобы возместить ущерб, нанесенный городу войной и Рабирием. Однако если не будет других экстраординарных расходов, мы выживем, потом заживем хорошо и наконец разбогатеем, – ответил он. – К тому же у Египта всегда была еда, а это уже само по себе богатство. Мы в состоянии прокормить не только себя, но и других, если потребуется.
Я надеялась, что нам не придется кормить кого-либо, кроме нас самих или покупателей нашего зерна, которые будут платить хорошую цену.
– А каково состояние оросительных каналов и водохранилищ? – Вопрос был обращен к чиновнику, ведавшему ирригационными сооружениями.
– Они в приемлемом состоянии, – сообщил он. – В эти два года Нил не преподносил нам сюрпризов – ни засухи, ни наводнений, что позволяло вовремя проводить необходимые ремонтные работы. Правда, в последнее время происходит усиление наносов и, как следствие, засорение каналов. Этим необходимо заняться.
– Тут все взаимосвязано: без полноценного орошения нам не видать хороших урожаев, а без денег, вырученных за урожай, невозможно поддерживать в порядке оросительную систему. Как насчет налогов?
– Ввозные пошлины собраны, как обычно, – сказал главный мытарь.
– Прибыли возросли, – добавил Эпафродит. – Неожиданно возник повальный спрос на оливковое масло. Не знаю уж, что люди с ним делают в таком количестве – ванны, что ли, принимают?
– А какое нам до этого дело, если они платят пятидесятипроцентный налог? – отозвался мытарь.
– И то правда, – подтвердил Мардиан. – Похоже, в наше время вырос спрос на качественный товар. Раньше простой люд довольствовался льняным маслом, теперь же подавай им оливковое. На что тут жаловаться?
– Уж если кто и жалуется, то не я, – хмыкнул сборщик податей.
– Большие празднества в честь Сераписа привлекли множество народу, – неожиданно подал голос жрец. До сего момента он молчал, так что я забыла о его присутствии. – И число паломников к Исиде в последние два сезона сильно возросло. Возможно, это некий знак.
– Я думаю, – сказал Эпафродит, – что люди устают от обыденности и обращаются к богам. Мистерии, таинства Исиды, Митры – восточные ритуалы находят все новых почитателей.
– Но не иудаизм, – отметил Мардиан. – Ваши законы и правила слишком особенные. Присоединиться к вам чрезвычайно сложно.
– Да, – согласился Эпафродит. – И это сделано намеренно. В отличие от прочих мы не хотим, чтобы наша вера сделалась всеобщей. Не хотим даже, чтобы наших единоверцев стало слишком много. Когда что-то слишком разрастается, усиливается и возвеличивается, оно поневоле меняется и становится не тем, чем было изначально.
– Так произошло с римлянами, – подхватил верховный жрец. – Когда Рим был всего лишь городом, все знали, что его гражданам присущи скромность, строгие принципы и высокие устремления. Но взгляните, какими они стали сейчас, подчинив себе большую часть обитаемого мира!
– Да, и наш Бог предвидел эту опасность, – промолвил Эпафродит. – Он сказал: «Берегись, чтобы ты не забыл Господа, Бога твоего… когда будешь есть и насыщаться, и построишь хорошие домы и будешь жить [в них], и когда будет у тебя много крупного и мелкого скота и будет много серебра и золота, и всего у тебя будет много, – то смотри, чтобы не надмилось сердце твое и не забыл ты Господа, Бога твоего, и чтобы ты не сказал в сердце твоем: моя сила и крепость руки моей приобрели мне богатство сие. Если же ты забудешь Господа, Бога твоего, то свидетельствуюсь вам сегодня, что вы погибнете»[1].
– Неудивительно, что вы не привлекаете много новообращенных, – заключил жрец Сераписа. –
– Мы ожидаем мессию, призванного осуществить волю нашего Бога, – сказал Эпафродит.
– О, все ожидают Спасителя – золотое дитя, – вздохнул Мардиан. – Я как-то составил список этих Спасителей из всех известных мне верований. Кого там только нет. Некоторые, например, верят, будто это женщина, родом с Востока. По моему разумению, дело тут вот в чем: все мы сознаем несовершенство мира и полагаем, что его следует улучшить. Мы понимаем это, но осуществить, увы, не в силах. Тогда мы думаем: «О, если бы явился таинственный Спаситель и помог нам…» – Мардиан пожал своими округлыми плечами, и бахрома его туники качнулась. – Но пока он не явился, нам следует трудиться самим.
Поделиться книгой: