Помоги проекту - поделись книгой:
Можно ли ждать, что испанская революция перешагнет через период парламентаризма? Теоретически это не исключено. Можно представить себе, что революционное движение в сравнительно короткий срок достигнет такого могущества, которое не оставит господствующим классам ни времени, ни места для парламентаризма. Однако такая перспектива все же мало вероятна. У испанского пролетариата, несмотря на его первоклассные боевые качества, нет пока еще ни признанной революционной партии, ни навыков советской организации. В немногочисленных коммунистических рядах нет к тому же единства. Нет ясной и признанной всеми программы действия. Между тем вопрос о кортесах уже стоит в порядке дня. В этих условиях приходится предположить, что революции придется пройти через стадию парламентаризма.
Это вовсе не исключает тактики бойкота по отношению к фиктивным кортесам Беренгера, как русские рабочие с успехом бойкотировали думу Булыгина в 1905 году и довели до ее срыва. Частный тактический вопрос о бойкоте должен решаться на основе соотношения сил на данном этапе революции. Но даже бойкотируя кортесы Беренгера, передовые рабочие должны были бы противопоставить им лозунг революционных учредительных кортесов. Мы должны беспощадно разоблачать шарлатанский характер лозунга учредительных кортесов в устах «левой» буржуазии, которая на самом деле хочет соглашательских кортесов, милостью короля и Беренгера, для сделки со старыми правящими и привилегированными кликами. Действительное Учредительное Собрание может быть созвано только революционным правительством, в результате победоносного восстания рабочих, солдат и крестьян. Мы можем и должны противопоставлять революционные кортесы соглашательским кортесам; но было бы, на наш взгляд, неправильно на данной стадии отказываться от лозунга революционных кортесов.
Противопоставлять курс на диктатуру пролетариата задачам и лозунгам революционной демократии (республика, земельный переворот, отделение церкви от государства, конфискация церковных имуществ, национальное самоопределение, революционное Учредительное Собрание) было бы самым жалким и безжизненным доктринерством. Прежде чем народные массы могут завоевать власть, они должны объединиться вокруг руководящей пролетарской партии. Борьба за демократическое представительство, как и участие в кортесах на том или другом этапе революции, могут оказать незаменимое содействие при разрешении этой задачи.
Лозунг вооружения рабочих и крестьян (создание рабочей и крестьянской милиции) должен неизбежно получать в борьбе все большее значение. Но на данном этапе и этот лозунг должен быть тесно связан с вопросами защиты рабочих и крестьянских организаций, земельного переворота, обеспечения свободных выборов и ограждения народа от реакционных пронунсиаменто.
Радикальная программа социального законодательства, в частности страхование безработных; перенесение налоговых тягот на имущие классы; всеобщее бесплатное обучение – все эти и им подобные меры, которые сами по себе еще не выходят из рамок буржуазного общества, должны быть написаны на знамени пролетарской партии.
Наряду с этим должны, однако, уже сейчас выдвигаться требования переходного характера: национализация железных дорог, которые в Испании являются сплошь частными; национализация земных недр; национализация банков; рабочий контроль над промышленностью; наконец, государственное регулирование хозяйства. Все эти требования связаны с переходом от буржуазного режима к пролетарскому, подготовляют этот переход, чтобы затем, после национализации банков и промышленности, раствориться в системе мероприятий планового хозяйства, подготовляющего социалистическое общество.
Только педанты могут видеть противоречие в сочетании демократических лозунгов с переходными и чисто социалистическими. Такого рода комбинированная программа, отражающая противоречивое строение исторического общества, с неизбежностью вытекает из разнородности задач, оставшихся в наследство от прошлого. Привести все противоречия и задачи к одному знаменателю, диктатуре пролетариата – это необходимая операция, но совершенно недостаточная. Даже если забежать вперед и допустить, будто пролетарский авангард уже уяснил себе, что только диктатура пролетариата может спасти Испанию от дальнейшего загнивания, остается во всей своей силе подготовительная задача: сплотить вокруг авангарда неоднородные слои рабочего класса и еще более разнородные массы трудящихся деревни. Противопоставить голый лозунг диктатуры пролетариата исторически обусловленным задачам, которые толкают сейчас массы на путь восстания, значило бы подменить марксово понимание социальной революции бакунинским. Это было бы вернейшим способом погубить революцию.
Незачем говорить, что демократические лозунги ни в каком случае не имеют своей задачей сближение пролетариата с республиканской буржуазией. Наоборот, они создают почву для победоносной борьбы против буржуазной левой, позволяя обнаруживать на каждом шагу ее антидемократический характер. Чем смелее, решительнее и беспощаднее пролетарский авангард будет бороться за демократические лозунги, тем скорее он овладеет массами и вырвет почву из-под ног у буржуазных республиканцев и социалистических реформистов, тем вернее лучшие их элементы примкнут к нам, тем скорее демократическая республика отождествится в сознании масс с рабочей республикой.
Чтоб правильно понятая теоретическая формула превратилась в живой исторический факт, надо эту формулу провести через сознание масс на основе их опыта, их нужд, их потребностей. Для этого нужно, не разбрасываясь на детали, не рассеивая внимания масс, свести программу революции к небольшому числу ясных и простых лозунгов и сменять их в зависимости от динамики борьбы. В этом и состоит революционная политика.
Как полагается, руководство Коминтерна начало с того, что проглядело испанские события. Мануильский, «вождь» латинских стран, еще совсем недавно объявлял испанские события не заслуживающими внимания. Еще бы! Эти люди провозглашали в 1928 году во Франции канун пролетарского переворота. После того, как они столь долго украшали своей свадебной музыкой похороны, они не могли не встретить свадьбу похоронным маршем. Поступить иначе значило бы для них изменить себе. Когда оказалось, тем не менее, что события в Испании, не предусмотренные календарем «третьего периода», продолжают развиваться, вожди Коминтерна просто замолчали: это, во всяком случае, осторожнее. Но декабрьские события сделали дальнейшее молчание невозможным. Опять-таки, в строгом соответствии с традицией, вождь латинских стран описал над собственной головой дугу в 180°: мы имеем в виду статью в «Правде» от 17 декабря.
Диктатура Беренгера, как и диктатура Примо де Риверы, объявляются в этой статье «фашистским режимом». Муссолини, Маттеотти61, Примо де Ривера, Макдональд62, Чан Кайши, Беренгер, Дан63 – все это разновидности фашизма. Раз есть готовое слово, к чему размышлять? Остается для полноты включить в этот ряд еще «фашистский» режим абиссинского негуса. Об испанском пролетариате «Правда» сообщает, что он не только «все быстрее усваивает программу и лозунги испанской компартии», но что он уже «осознал свою роль гегемона в революции». Одновременно официальные телеграммы из Парижа повествуют о крестьянских советах в Испании. Известно, что под сталинским руководством советскую систему усваивают и осуществляют прежде всего крестьяне (Китай!). Если пролетариат уже «осознал свою роль гегемона», а крестьяне начали строить советы, и все это под руководством официальной компартии, то победу испанской революции надо считать обеспеченной – по крайней мере, до того момента, как мадридские «исполнители» будут обвинены Сталиным и Мануильским в неправильном применении генеральной линии, которая на страницах «Правды» снова выступает пред нами как генеральное невежество и генеральное легкомыслие. Развратив себя своей собственной политикой до мозга костей, эти «вожди» уже ничему не способны учиться!
На самом деле, несмотря на мощный размах борьбы, субъективные факторы революции – партия, организация масс, лозунги – чрезвычайно отстают от задач движения, и в этом отставании состоит сегодня главная опасность.
Полустихийный разрыв стачек, приводящих к жертвам и поражениям или заканчивающихся вничью, является совершенно неизбежным этапом революции, периодом пробуждения масс, их мобилизации и введения в бой. В движении ведь принимают участие не сливки рабочих, а вся масса их. Бастуют заводские рабочие, но также и ремесленные, шоферы и пекари, строительные рабочие, ирригационные и, наконец, сельскохозяйственные. Ветераны разминают члены, новобранцы учатся. Через посредство этих стачек класс начинает чувствовать себя классом.
Однако то, что составляет на данном этапе силу движения – его стихийность, – может в дальнейшем стать источником его слабости. Допустить, что движение и впредь окажется предоставленным самому себе, без ясной программы, без собственного руководства, значило бы допустить перспективу безнадежности. Вопрос идет ведь не о чем ином, как о завоевании власти. Даже самые бурные стачки – тем более разрозненные – этой задачи не разрешают. Если бы пролетариат в процессе борьбы не почувствовал уже в ближайшие месяцы, что его задачи и методы уясняются ему самому, что его ряды сплачиваются и крепнут, то в его собственной среде неизбежно начался бы распад. Широкие слои, впервые поднятые нынешним движением, впали бы снова в пассивность. В авангарде, по мере того, как почва ускользала бы у него из-под ног, начали бы возрождаться настроения партизанских действий, авантюризма вообще. Ни крестьянство, ни городская беднота не нашли бы в этом случае авторитетного руководства. Пробужденные надежды перешли бы скоро в разочарование и в ожесточение. В Испании создалась бы обстановка, воспроизводящая в известной мере обстановку Италии после осени 1920 года64. Если диктатура Примо де Риверы была не фашистской, а типично испанской диктатурой военной клики, опирающейся на определенные части имущих классов, то при указанных выше условиях – пассивности и выжидательности революционной партии и стихийности движения масс – в Испании мог бы получить почву подлинный фашизм. Крупная буржуазия могла бы овладеть выведенными из равновесия, разочарованными и отчаявшимися мелкобуржуазными массами и направить их возмущение против пролетариата. Разумеется, сегодня до этого еще далеко. Но времени терять нельзя.
Если даже допустить на минуту, что революционное движение, руководимое левым крылом буржуазии – офицерами, студентами, республиканцами, – может привести к победе, то бесплодие этой победы оказалось бы в последнем счете равносильно поражению. Испанские республиканцы, как уже сказано, полностью остаются на почве нынешних имущественных отношений. От них нельзя ждать ни экспроприации крупного землевладения, ни ликвидации привилегированного положения католической церкви, ни радикальной чистки авгиевых конюшен штатской и военной бюрократии. Монархическую камарилью сменила бы попросту республиканская камарилья, и мы имели бы новое издание кратковременной и бесплодной республики 1873—1874 гг.
Тот факт, что социалистические вожди тянутся в хвосте республиканских, вполне в порядке вещей. Вчера социал-демократия примыкала правым плечом к диктатуре Примо де Риверы. Сегодня она примыкает левым плечом к республиканцам. Высшей задачей социалистов, у которых нет и не может быть собственной политики, является участие в солидном буржуазном правительстве. На этом условии они, на худой конец, не отказались бы примириться и с монархией.
Но правое крыло анархо-синдикалистов нисколько не застраховано от того же пути: декабрьские события являются в этом отношении большим уроком и суровым предостережением.
Национальная Конфедерация Труда сосредоточивает вокруг себя, бесспорно, наиболее боевые элементы пролетариата. Отбор здесь происходил в течение ряда лет. Укреплять эту конфедерацию, превращать ее в подлинную организацию масс есть прямая обязанность каждого передового рабочего и прежде всего коммуниста. Этому можно содействовать также и работой внутри реформистских синдикатов, неутомимо разоблачая измены их вождей и призывая рабочих сплачиваться в рамках единой синдикальной конфедерации. Условия революции будут чрезвычайно содействовать такого рода работе.
Но в то же время мы не можем себе делать никаких иллюзий относительно судьбы анархо-синдикализма как доктрины и революционного метода. Отсутствием революционной программы и непониманием роли партии анархо-синдикализм разоружает пролетариат. Анархисты «отрицают» политику до тех пор, пока она не берет их за горло: тогда они очищают место для политики враждебного класса. Так было в декабре!65
Если б социалистическая партия приобрела во время революции руководящее положение в пролетариате, она способна была бы только на одно: передать завоеванную революцией власть в дырявые руки республиканского крыла, из которых власть автоматически перешла бы затем к ее нынешним носителям. Великие роды закончились бы выкидышем.
Что касается анархо-синдикалистов, то они могли бы оказаться во главе революции, только отказавшись от своих анархических предрассудков. Наша обязанность им в этом помочь. В действительности, надо полагать, часть синдикалистских вождей перейдет к социалистам или будет революцией отброшена в сторону; настоящие революционеры будут с нами; массы же примкнут к коммунистам, как и большинство социалистических рабочих.
Преимущество революционных ситуаций в том и состоит, что массы быстро учатся. Эволюция масс будет неизбежно вызывать расслоения и расколы не только среди социалистов, но и среди синдикалистов. Практические соглашения с революционными синдикалистами неизбежны в ходе революции. Эти соглашения мы будем лояльно выполнять. Но было бы поистине гибельным вносить в эти соглашения элементы двусмысленности, умолчания, фальши. Даже в те дни и часы, когда коммунистическим рабочим приходится драться бок о бок с рабочими-синдикалистами, нельзя уничтожать принципиальной перегородки, замалчивать разногласия или ослаблять критику ложной принципиальной позиции союзника. Только при этом условии поступательное развитие революции будет обеспечено.
В какой мере сам пролетариат стремится к объединенным действиям, свидетельствует день 15 декабря, когда рабочие поднялись одновременно не только в крупных городах, но и во второстепенных поселениях. Они воспользовались сигналом республиканцев, потому что у них нет достаточно громкого собственного сигнальщика. Поражение движения не вызвало, по-видимому, и тени упадка. Масса воспринимает собственные выступления как опыты, как школу, как подготовку. Это в высшей степени выразительная черта революционного подъема.
Чтоб выйти на большую дорогу, пролетариату уже сейчас необходима организация, возвышающаяся над всеми нынешними политическими, национальными, провинциальными и профессиональными делениями в рядах пролетариата и соответствующая размаху нынешней революционной борьбы. Такой организацией, демократически избранной рабочими заводов, фабрик, шахт, торговых предприятий, железнодорожного и морского транспорта, пролетариями городов и деревень, может быть только совет. Эпигоны причинили неизмеримый вред революционному движению во всем мире, утвердив во многих умах предрассудок, будто советы создаются только для нужд вооруженного восстания и не иначе, как накануне его. На самом деле советы создаются тогда, когда революционное движение рабочих масс, хотя бы еще далекое от вооруженного восстания, порождает потребность в широкой авторитетной организации, способной руководить экономическими и политическими боями, охватывающими одновременно разные предприятия и разные профессии. Только при том условии, если советы в течение подготовительного периода революции внедрятся в рабочий класс, они окажутся способны играть руководящую роль в момент непосредственной борьбы за власть. Правда, слово «советы» получило теперь, после тринадцатилетнего существования советского режима, в значительной мере иной смысл, чем оно имело в 1905 или в начале 1917 года, когда советы возникали не как органы власти, а лишь как боевые организации рабочего класса. Слово «хунта», тесно связанное со всей испанской революционной историей, как нельзя лучше выражает ту же мысль. В порядок дня в Испании стоит создание рабочих хунт.
При нынешнем состоянии пролетариата строительство хунт предполагает участие в них коммунистов, анархо-синдикалистов, социал-демократов и беспартийных вожаков стачечной борьбы. В какой мере можно рассчитывать на участие анархо-синдикалистов и социал-демократов в советах? Этого со стороны предсказать нельзя. Размах движения заставит, несомненно, многих синдикалистов, а может быть, и часть социалистов пойти дальше, чем они хотят, если коммунисты сумеют с необходимой энергией поставить проблему рабочих хунт.
При наличии напора масс практические вопросы строительства советов, нормы представительства, время и способ выборов и пр. могут и должны стать предметом соглашения не только всех коммунистических фракций между собою, но и с теми синдикалистами и социалистами, которые пойдут на создание хунт. Разумеется, коммунисты выступают на всех этапах борьбы со своим развернутым знаменем.
Вопреки новейшей теории сталинизма, крестьянские хунты как выборные организации вряд ли возникнут, по крайней мере в значительном числе, до захвата власти пролетариатом. В подготовительный период в деревне будут скорее развиваться иные формы организации, основанные не на выборности, а на личном отборе: крестьянские союзы, комитеты деревенской бедноты, коммунистические ячейки, профессиональный союз сельскохозяйственных рабочих и проч. Пропаганда лозунга крестьянских хунт на основе революционной аграрной программы уже сейчас, однако, может быть поставлена в порядок дня.
Очень важна правильная постановка вопроса о солдатских хунтах. По самому характеру военной организации, солдатские советы могут возникнуть лишь в последний период революционного кризиса, когда государственная власть теряет контроль над армией. В подготовительный период дело идет об организациях замкнутого характера, о группах революционных солдат, о ячейках партии, во многих случаях – о личных связях рабочих с отдельными солдатами.
Республиканское восстание в декабре 1930 года, будет, несомненно, записано в историю как рубеж между двумя эпохами революционной борьбы. Правда, левое крыло республиканцев установило связь с вождями рабочих организаций, чтоб добиться единства выступления. Безоружные рабочие должны были играть роль хора при корифеях-республиканцах. Цель эта была осуществлена – настолько, чтоб раз навсегда обнаружить несовместимость офицерского заговора с революционной стачкой. Против военного заговора, противопоставившего один род оружия другому, правительство нашло достаточные силы внутри самой армии. А стачка, лишенная самостоятельной цели и собственного руководства, должна была сойти на нет, как только военное восстание оказалось подавленным.
Революционная роль армии, не как орудия офицерских экспериментов, а как вооруженной части народа, определится в последнем счете ролью рабочих и крестьянских масс в ходе борьбы. Чтобы революционная стачка могла одержать победу, она должна довести дело до очной ставки рабочих с армией. Как ни важны чисто военные элементы такого столкновения, но политика в нем превышает. Завоевать солдатскую массу армии можно только ясной постановкой социальных задач переворота. Но именно социальные задачи пугают офицерство. Естественно, если пролетарские революционеры центр внимания уже сейчас переносят на солдат, создавая в полках ячейки сознательных и отважных революционеров. Коммунистическая работа в армии, политически подчиненная работе среди пролетариата и крестьянства, может развертываться только на основе ясной программы. Когда же наступит решающий момент, рабочие должны массовидностью и силой своего наступления увлечь большую часть армии на сторону народа или, по крайней мере, нейтрализовать ее. Эта широкая революционная постановка вопроса не исключает военного «заговора» передовых солдат и сочувствующих пролетарской революции офицеров в период, непосредственно предшествующий всеобщей стачке и восстанию. Но такого рода «заговор» не имеет ничего общего с пронунсиаменто: задача его имеет служебный характер и состоит в том, чтоб обеспечить победу пролетарского восстания.
Для успешного разрешения всех этих задач нужны три условия: партия; снова партия; еще раз партия.
Как сложатся отношения разных нынешних коммунистических организаций и групп и какова окажется их судьба в дальнейшем, об этом трудно судить со стороны. Опыт покажет. Большие события безошибочно проверяют идеи, организации и людей. Если руководство Коминтерна окажется неспособным предложить испанским рабочим ничего, кроме ложной политики, аппаратной команды и раскола, то действительная коммунистическая партия Испании сложится и закалится вне официальных рамок Коммунистического Интернационала. Так или иначе, но партия должна быть создана. Она должна быть единой и централизованной.
Рабочий класс ни в каком случае не может строить свою политическую организацию на началах федерации. Коммунистическая партия – не прообраз будущего государственного строя Испании, а стальной рычаг для низвержения существующего строя. Она не может быть организована иначе, как на принципах демократического централизма.
Пролетарская хунта станет той широкой ареной, на которой каждая партия и каждая группа подвергнутся испытанию и проверке на глазах широких масс. Лозунг единого фронта рабочих будет коммунистами противопоставлен практике коалиции социалистов и части синдикалистов с буржуазией. Только единый революционный фронт сделает пролетариат способным внушить к себе необходимое доверие угнетенных масс деревни и города. Осуществление единого фронта мыслимо только под знаменем коммунизма. Хунта нуждается в руководящей партии. Без твердого руководства она осталась бы пустой организационной формой и неизбежно попала бы в зависимость от буржуазии.
На испанских коммунистов ложатся, таким образом, грандиозные исторические задачи. Передовые рабочие всех стран будут со страстным вниманием следить за ходом великой революционной драмы, которая днем раньше или позже потребует от них не только сочувствия, но и содействия. Будем готовы!
24 января 1931 г. Принкипо
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев), № 19
ВОЗМОЖНА ЛИ ПОБЕДА В ИСПАНИИ?
Установим еще раз основные факты. Армия Франко создана под прямым покровительством Асаньи66, т.е. Народного фронта, включая социалистических и сталинских, а затем и анархистских вождей.
Затяжной характер войны есть прямой результат консервативно-буржуазной программы Народного фронта, т.е. сталинской бюрократии.
Чем дольше политика Народного фронта сохраняет свою власть над страной и революцией, тем больше опасность изнурения и разочарования масс и военной победы фашизма
Ответственность за это положение ложится целиком на сталинцев, социалистов и анархистов, точнее, на их вождей, которые, по примеру Керенского, Церетели, Шейдемана, Эберта, Отто Бауэра и др., подчинили народную революцию интересам буржуазии.
Значит ли это, что при сохранении нынешней политики военная победа Кабальеро67 над Франко немыслима? Учесть заранее материальные и моральные ресурсы и возможности борющихся лагерей невозможно. Только самый ход борьбы может дать проверку действительного соотношения сил. Но нас интересует не военная победа сама по себе, а победа революции, т.е. победа одного класса над другим. Всеми силами надо помогать республиканским войскам; но победа армии Кабальеро над армией Франко еще вовсе не означает победы революции.
«Какую революцию имеете вы в виду, – возразят нам филистеры из Народного фронта, – демократическую или социалистическую? Победа армии Кабальеро над армией Франко будет означать победу демократии над фашизмом, т.е. победу прогресса над реакцией».
Нельзя слушать без горькой усмешки эти доводы. До 1934 года мы не уставали разъяснять сталинцам, что и в эпоху империализма демократия сохраняет преимущество над фашизмом; что во всех тех случаях, где они враждебно сталкиваются друг с другом, революционный пролетариат обязан поддержать демократию против фашизма.
Однако мы всегда прибавляли: защищать буржуазную демократию мы можем и должны не методами буржуазной демократии, а методами классовой борьбы, которые и подготовляют замену буржуазной демократии диктатурой пролетариата. Это значит, в частности, что в процессе защиты буржуазной демократии, в том числе и с оружием в руках, партия пролетариата не берет на себя ответственности за буржуазную демократию, не входит в ее правительство, а сохраняет полную свободу критики и действий по отношению ко всем партиям Народного фронта, подготовляя таким образом низвержение буржуазной демократии на следующем этапе.
Всякая другая политика есть вероломная и безнадежная попытка кровью рабочих цементировать буржуазную демократию, которая неизбежно обречена на крушение, каков бы ни был непосредственный военный исход гражданской войны.
«Но вы игнорируете крестьянство!» – воскликнет какой-нибудь тупица, начитавшийся жалких компиляций Коминтерна из эпохи 1923—1929 годов. Об «игнорировании» крестьянства кричат охотнее всего те господа, которые предают революционные интересы крестьянства во имя единого фронта с земельными собственниками. Испанское крестьянство достаточно показало, что оно горячо стремится стать плечом к плечу с пролетариатом. Нужно только, чтоб пролетариат практически вступил на путь экспроприации земельных эксплуататоров и ростовщиков. Но именно сталинцы и их новые ученики, «социалисты» и «анархисты» (?!), мешают пролетариату выдвинуть революционную аграрную программу.
Правительство Сталина—Кабальеро стремится изо всех сил придать своей армии характер «демократической» гвардии на защите частной собственности. К этому сводится суть Народного фронта. Все остальное – фразы. Именно поэтому Народный фронт подготовляет торжество фашизма. Кто не понял этого, тот слеп и глух!
Возможна ли военная победа демократической гвардии капитала над его фашистской гвардией? Возможна. Но так как в нынешнюю эпоху фашистская гвардия гораздо больше отвечает потребностям капитала, то военная победа Сталина – Кабальеро не может быть ни устойчивой, ни долговечной. Без пролетарской революции победа «демократии» означала бы только окружный путь к тому же фашизму.
Андрей Нин68 признает, что в результате героической борьбы испанского пролетариата революция «отброшена назад». Нин забывает прибавить: при прямом содействии руководства ПОУМ69, которое «критически» приспособлялось к социалистам и сталинцам, т.е. к буржуазии, вместо того, чтоб на всех этапах противопоставлять свою партию всем остальным партиям и тем подготовлять победу пролетариата. Последствия этой пагубной политики колебаний и приспособлений мы предсказывали Нину в самом начале испанской революции, т.е. шесть лет тому назад. Мы советуем каждому мыслящему рабочему внимательно перечитать нашу полемику с Нином в сотнях писем и статей. Сегодняшние колебания Нина целиком вытекают из его вчерашних колебаний.
Нин говорит: «С тех пор, как нас изгнали из каталанского правительства, реакция усилилась». На самом деле следовало бы сказать: «Наше участие в каталанском правительстве облегчило буржуазии возможность укрепиться, прогнать нас и открыто вступить на путь реакции». ПОУМ, по существу дела, и сейчас еще наполовину сидит в Народном фронте. Вожди ПОУМа жалобно уговаривают правительство встать на путь социалистической революции. Вожди ПОУМа почтительно убеждают вождей СНТ70 понять, наконец, марксистское учение о государстве. Вожди ПОУМа смотрят на себя как на «революционных» советников при вождях Народного фронта. Эта позиция безжизненна и недостойна революционеров. Надо открыто и смело мобилизовать массы против правительства Народного фронта. Надо перед рабочими-синдикалистами и анархистами раскрывать измены тех господ, которые именуют себя «анархистами», а на деле оказались простыми либералами. Надо беспощадно бичевать сталинизм как самую злокачественную агентуру буржуазии. Надо чувствовать себя вождями революционной массы, а не советниками при буржуазном правительстве.
Чисто военная победа демократической армии буржуазного режима (Сталин – Кабальеро), разумеется, возможна. Но каковы будут ее непосредственные результаты?
Нынешние насилия над рабочими организациями, особенно над левым крылом, во имя «дисциплины» и «единства армии», представляют не что иное, как школу бонапартизма. Дело идет не о внутренней дисциплине армии пролетариата, а о военном подчинении пролетариата буржуазии. Военная победа чрезвычайно поднимет самосознание командных кругов «республиканской» армии и окончательно пропитает их бонапартистскими тенденциями. С другой стороны, военная победа, оплаченная кровью рабочих, поднимет самосознание и настойчивость пролетарского авангарда. Другими словами: победа республиканской армии капитала над фашистской армией будет по необходимости означать взрыв гражданской войны в республиканском лагере.
В этой новой гражданской войне пролетариат мог бы победить только в том случае, если б во главе его стояла непреклонная революционная партия, которая успела завоевать доверие большинства рабочих и полупролетарских крестьян. Если же такой партии в критический час не окажется, то гражданская война внутри республиканского лагеря грозит привести к победе бонапартизма, очень мало отличающегося по своей природе от диктатуры генерала Франко. Вот почему политика Народного фронта есть кружный путь к тому же фашизму.
Как Асанья подготовил и вооружил армию Франко, так Кабальеро, этот Асанья № 2 под маской социалиста, подготовляет армию Франко № 2, какого-нибудь испанского Кавеньяка или Галифе71 под маской «республиканского» генерала. Кто этого не видит, тот заслуживает презрения!
В «Батайа»72 от 4 апреля мы находим «13 пунктов для победы». Все пункты имеют характер советов, которые Центральный Комитет ПОУМа подает властям. ПОУМ требует «созыва съезда делегатов рабочих и крестьянских синдикатов и солдат». По форме дело идет как будто о съезде советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Но беда в том, что ПОУМ почтительно предлагает самому буржуазно-реформистскому правительству созвать такой съезд, который затем должен будет «мирно» заменить собою буржуазное правительство. Революционный лозунг превращен в пустую фразу!
4-й пункт гласит: «Создание армии, контролируемой рабочим классом». Буржуазия в союзе с реформистами должна создать армию, которую Нин будет контролировать. В наиболее остром вопросе об армии безжизненность позиции вождей ПОУМа проявляется в наиболее убийственном виде. Армия есть орудие правящего класса и не может быть ничем другим. Армию контролирует тот, кто ею командует, т.е. тот, кто держит в руках государственную власть. Пролетариат не может «контролировать» армию, создаваемую буржуазией и ее реформистскими лакеями. В такой армии революционная партия может и должна создавать свои ячейки, подготовляя переход передовых частей армии на сторону рабочих. Эту основную революционную задачу ЦК ПОУМа прикрывает слащавой утопией о «контроле» рабочих над армией буржуазии. Официальная позиция ПОУМа насквозь проникнута двусмысленностью. Иначе и быть не может: двусмысленность – душа центризма.
«Революция отступает назад», – глубокомысленно возвещает Нин, подготовляя на самом деле… свое собственное отступление. Или, может быть, Нин собирается задержать скатывающуюся революцию на демократическом этапе? Каким образом? Очевидно, при помощи словесных тормозов. Если б Нин способен был вдуматься в собственные слова, то он понял бы, что революция, если господа вожди помешают ей подняться до диктатуры пролетариата, неизбежно должна скатиться до фашизма. Так было в Германии, так было в Австрии, так будет в Испании – только в неизмеримо более короткий срок. Надо продумать положение до конца.
Когда Нин говорит, что испанские рабочие еще и сегодня могут мирным путем взять власть, то Нин говорит прямую неправду. Власть уже сегодня находится в руках военных верхов и бюрократии, в союзе со сталинцами и анархо-реформистами. В борьбе против рабочих все эти господа опираются на иностранную буржуазию и советскую бюрократию. Говорить при этих условиях о мирном овладении властью значит обманывать себя и обманывать рабочий класс.
В той же своей речи (конец марта) Нин говорил о том, что у рабочих хотят отнять оружие, и рекомендовал не отдавать его. Совет, конечно, правильный. Но когда один класс хочет отнять у другого оружие, а этот другой класс, именно пролетариат, отказывается отдавать оружие, то это и означает надвигающуюся гражданскую войну. Сладенькая и фальшивая перспектива мирного завладения властью опрокидывает все радикальные рассуждения Нина насчет диктатуры пролетариата. Между тем суть политики Нина именно в сладенькой перспективе. Она позволяет ему не делать практических выводов из радикальных рассуждений и продолжать политику центристских колебаний. Из потребности в сладенькой перспективе вытекают реакционные гонения Нина на «троцкистов», т.е. на подлинных революционеров, которые мешают Нину притворяться большевиком.
Крайне характерно, что Нин не говорит ясно и точно, кто именно хочет отнять у рабочих оружие. Между тем прямой долг революционера назвать авторов контрреволюционного замысла по именам, заклеймить их, как и их партии, сделать их ненавистными в глазах народных масс.
Мало сказать рабочим: «не отдавайте оружия». Надо научить рабочих отнять оружие у тех, которые хотят разоружить рабочих.
Политика ПОУМа ни по содержанию, ни по тону совершенно не отвечает остроте положения. Руководство ПОУМа утешает себя тем, что оно идет «впереди» других партий. Но этого мало. Равняться надо не по другим партиям, а по событиям, по ходу классовой борьбы. Судьбу революции решат в последнем счете не господа министры и не партийные комитеты, с их интригами и комбинациями, а миллионы рабочих и крестьян, с одной стороны, испанская и мировая буржуазия – с другой.
Международная политика Нина так же ложна, как и его внутренняя политика. «Мы не за Четвертый Интернационал, мы не троцкисты», – клянутся и извиняются вожди ПОУМа на каждом шагу. В то же время они заверяют, что стоят на почве идей Маркса и Ленина. Неправда! Вне линии Четвертого Интернационала есть только линия Сталина – Кабальеро73. Руководство ПОУМа выписывает между этими двумя линиями бессильные зигзаги. Искусство Нина, Андраде, Горкина74 – в противовес учению Маркса и Ленина – состоит в том, чтоб уклоняться от ясной формулировки вопросов, от точного анализа, от честного ответа на критику. Именно поэтому каждый новый этап революции застигает их врасплох. Между тем самые грозные испытания предстоят впереди!
Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты! Руководство ПОУМа связано с жалкой немецкой оппортунистической кликой САП, лакействующей перед сталинцами; с вождями британской Независимой рабочей партии75, потерявшей всякое право на существование, и с другими полуоппортунистическими, полуавантюристскими группами, без программы, без революционного воспитания и без будущего. Скажи мне, кто твои друзья, и я скажу тебе, кто ты. Международная политика вождей ПОУМ только дополняет их центристские колебания во внутренней политике.
Надо оторваться – резко, решительно, смело – от пуповины буржуазного общественного мнения. Надо оторваться от мелкобуржуазных партий, включая и синдикалистских вождей. Надо продумать положение до конца. Надо спуститься в массы, в самые глубокие и угнетенные низы. Не надо баюкать их иллюзиями насчет будущей победы, которая придет сама собой. Надо говорить им правду, как бы горька она ни была. Надо научить их не доверять мелкобуржуазной агентуре капитала. Надо научить их доверять самим себе. Надо неразрывно связать с ними свою судьбу. Надо научить их создавать свои собственные боевые организации – советы – в противовес буржуазному государству.
Можно ли надеяться, что нынешнее руководство ПОУМа совершит такой поворот? Увы, опыт шести лет революции не оставляет места для таких надежд. Революционеры внутри ПОУМа, как и вне его, сказались бы банкротами, если бы свели свою роль к «уговариванию» Нина, Андраде, Горкина, подобно тому как эти последние уговаривают Кабальеро, Кампаниса и др. Революционеры должны обратиться к рабочим, к низам, против колебаний и шатаний Нина. Единство пролетарского фронта не означает капитуляции перед центристами. Интересы революции выше формального единства партии.
Сколько членов имеет ныне ПОУМ? Одни говорят 25 тысяч, другие – 40 тысяч. Этот вопрос не имеет, однако, решающего значения. Ни 25 тысяч, ни 40 тысяч сами по себе не могут обеспечить победу. Вопрос решается взаимоотношениями между партией и рабочим классом, с одной стороны, между рабочим классом и угнетенными массами деревни – с другой. 40 тысяч членов, при шатком и колеблющемся руководстве, способны только усыпить пролетариат и тем подготовить катастрофу. Десять тысяч, при твердом и проницательном руководстве, могут найти дорогу к массам, вырвать их из-под влияния сталинцев и социал-демократов, шарлатанов и болтунов и обеспечить не только эпизодическую и неустойчивую победу республиканских войск над фашистскими, но и полную победу трудящихся над эксплуататорами. Испанский пролетариат трижды доказал, что он способен одержать такую победу76. Весь вопрос в руководстве!
23 апреля 1937 г.
Настоящая статья, хотя и написана более трех месяцев тому назад, сохраняет все свое значение. Майские события в Барселоне77 снова показали, что – несмотря на революционное мужество и энергию каталанских рабочих – без партии, без марксистского руководства победа невозможна. Ошибки вождей ПОУМа, в частности их участие в буржуазно-сталинском правительстве, «миссия» которого заключалась в удушении активности пролетариата, в роспуске его комитетов, в его разоружении, отняли у ПОУМа возможность стать во главе революционных масс.
Ныне ПОУМ жестоко преследуется правительством «народного» фронта. Организация распущена, пресса запрещена, все руководители ПОУМа сидят в тюрьме, подвергаясь гнусной клевете о «связях» с Франко и др. Полная солидарность с борцами ПОУМа перед лицом буржуазно-сталинских репрессий и клеветы – элементарный долг большевиков-ленинцев. Солидарность с политикой руководства ПОУМа была бы преступлением. Лучшая помощь испанским революционерам – это марксистская критика, это говорить им всю правду. Сегодня, когда испанская революция в опасности, это необходимо больше, чем когда бы то ни было.
Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев), № 56—57
ИСПАНСКИЙ УРОК – ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ
Военные операции в Абиссинии, в Испании, на Дальнем Востоке тщательно изучаются всеми военными штабами, готовящимися к будущей большой войне. Бои испанского пролетариата, эти зарницы будущей международной революции, должны с не меньшим вниманием изучаться революционными штабами: только при этом условии грядущие события не застигнут нас врасплох.
Три концепции боролись – с неравными силами – в так называемом республиканском лагере: меньшевистская, большевистская и анархистская. Что касается буржуазно-республиканских партий, то они ни самостоятельных идей, ни самостоятельного политического значения не имели и держались только на спине реформистов и анархистов. Не будет, далее, никаким преувеличением сказать, что вожди испанского анархо-синдикализма сделали все, чтоб дезавуировать свою доктрину и практически свести ее значение к нулю. Фактически в так называемом республиканском лагере боролись две доктрины: меньшевистская и большевистская.
Согласно взгляду социалистов и сталинцев, т.е. меньшевиков первого и второго призыва, испанская революция должна была разрешить только свои «демократические» задачи, для чего необходим единый фронт с «демократической» буржуазией. Всякая попытка пролетариата выйти за рамки буржуазной демократии является, с этой точки зрения, не только преждевременной, но и гибельной. К тому же в порядке дня стоит не революция, а борьба против мятежника Франко. Фашизм есть «реакция». Против «реакции» надо объединить все силы «прогресса». О том, что фашизм есть не феодальная, а буржуазная реакция; о том, что против буржуазной реакции можно бороться с успехом только силами и методами пролетарской революции, меньшевизм, сам ветвь буржуазной мысли, не имеет и не хочет иметь понятия.
Большевистская точка зрения, законченно выраженная только молодой секцией Четвертого Интернационала, исходила из теории перманентной революции, именно: даже чисто демократические задачи, как ликвидация полуфеодального землевладения, не могут быть разрешены без завоевания власти пролетариатом, а это, в свою очередь, ставит в порядок дня социалистическую революцию. К тому же сами испанские рабочие с первых шагов революции ставили практически не только демократические, но и чисто социалистические задачи. Требование не выходить за пределы буржуазной демократии означает на деле не защиту демократической революции, а отказ от нее. Только путем переворота земельных отношений можно было бы превратить крестьян, главную массу населения, в могущественный оплот против фашизма. Но землевладельцы неразрывными узами связаны с торгово-промышленной буржуазией и зависящей от нее буржуазной интеллигенцией. Партия пролетариата оказалась, таким образом, перед необходимостью выбора: с крестьянскими массами или с либеральной буржуазией? Включить в общую коалицию и крестьян, и либеральную буржуазию можно было только с одной-единственной целью: помочь буржуазии обмануть крестьян и тем изолировать рабочих. Аграрную революцию можно было совершить только против буржуазии, следовательно, только мерами диктатуры пролетариата. Никакого среднего, промежуточного режима не существует.
С точки зрения теории, в испанской политике Сталина больше всего поражает полное забвение азбуки ленинизма. С запозданием на несколько десятилетий – и каких десятилетий! – Коминтерн полностью восстановил в правах доктрину меньшевизма. Более того: он умудрился придать этой доктрине наиболее «последовательное» и тем самым наиболее абсурдное выражение. В царской России, в преддверии 1905 года, формула «чисто демократической революции» имела за себя, во всяком случае, неизмеримо больше доводов, чем в 1937 году в Испании. Немудрено, если в современной Испании «либеральная рабочая политика» меньшевизма превратилась в реакционную антирабочую политику сталинизма. Вместе с тем доктрина меньшевиков, эта карикатура на марксизм, превратилась в свою собственную карикатуру.
Было бы, однако, наивно думать, будто в основе политики Коминтерна в Испании лежит теоретическая «ошибка». Сталинизм руководствуется не теорией марксизма, не какой-либо теорией вообще, а эмпирическими интересами советской бюрократии. В своей среде московские циники смеются над димитровской «философией» Народного фронта. Но в их распоряжении имеются для обмана масс многочисленные кадры проповедников этой священной формулы, искренних и плутов, простаков и шарлатанов. Луи Фишер, с его невежеством и самодовольством, с его провинциальным резонерством и органической глухотой к революции, является наиболее отталкивающим представителем этой малопривлекательной братии. «Союз прогрессивных сил»! «Торжество идеи Народного фронта»! «Покушение троцкистов на единство антифашистских рядов»!.. Кто поверит, что Коммунистический Манифест написан 90 лет тому назад?
Теоретики Народного фронта не идут, в сущности, дальше первого правила арифметики, именно сложения: сумма «коммунистов», социалистов, анархистов и либералов больше каждого из слагаемых в отдельности. Такова вся их мудрость. Однако арифметики в этом деле недостаточно. Нужна, по крайней мере, механика: закон параллелограмма сил оказывается действителен также и в политике. Равнодействующая, как известно, бывает тем короче, чем больше расходятся между собой слагающие силы. Когда политические союзники тянут в противоположные стороны, равнодействующая может оказаться равной нулю. Блок разных политических групп рабочего класса бывает совершенно необходим для разрешения общих практических задач. При известных исторических условиях такой блок способен увлечь за собою угнетенные мелкобуржуазные массы, интересы которых близки интересам пролетариата. Общая сила подобного блока может оказаться гораздо больше силы каждой из составляющих его частей. Наоборот, политический союз пролетариата с буржуазией, интересы которых в нынешнюю эпоху расходятся по основным вопросам под углом в 180°, способен, по общему правилу, лишь парализовать революционную силу пролетариата.
Гражданская война, в которой сила голого принуждения мало действительна, требует высшей самоотверженности от своих участников. Рабочие и крестьяне способны обеспечить победу лишь в том случае, если ведут борьбу за свое собственное освобождение. Подчинить в этих условиях пролетариат руководству буржуазии значит заранее обеспечить его поражение в гражданской войне.
Эти простые истины меньше всего являются плодом чисто теоретического анализа. Наоборот, они представляют собою несокрушимый вывод всего исторического опыта, начиная, по крайней мере, с 1848 года. Новейшая история буржуазных обществ полна всех видов «народного фронта», т.е. самых разнообразных политических комбинаций для обмана трудящихся. Испанский опыт – только новое трагическое звено в этой цепи преступлений и измен.
Политически наиболее поразительным является тот факт, что в испанском Народном фронте не было, в сущности, и параллелограмма сил: место буржуазии занимала ее тень. Через посредство сталинцев, социалистов и анархистов испанская буржуазия подчинила себе пролетариат, не давая себе даже труда участвовать в Народном фронте: подавляющее большинство эксплуататоров всех политических оттенков открыто перешло в лагерь Франко. Без всякой теории перманентной революции испанская буржуазия с самого начала поняла, что революционное движение масс, каков бы ни был его исходный пункт, направлено против частной собственности на землю и средств производства и что справиться с этим движением мерами демократии совершенно невозможно. В республиканском лагере оставались, поэтому, лишь ничтожные осколки имущих классов, гг. Асанья, Компанис78 и им подобные – политические адвокаты буржуазии, но не сама буржуазия. Поставив полностью свою ставку на военную диктатуру, имущие классы сумели в то же время использовать этих своих вчерашних политических представителей для того, чтоб парализовать, разлагать, а затем и душить социалистическое движение масс на «республиканской» территории.
Ни в малейшей степени не представляя собою испанскую буржуазию, левые республиканцы еще меньше представляли рабочих и крестьян. Они не представляли никого, кроме себя самих. Однако благодаря своим союзникам: социалистам, сталинцам и анархистам, эти политические призраки сыграли в революции решающую роль. Каким образом? Очень просто: в качестве воплощения принципа «демократической революции», т.е. неприкосновенности частной собственности.
Причины возникновения испанского Народного фронта и его внутренняя механика совершенно ясны. Задача отставных вождей левого крыла буржуазии состояла в том, чтобы приостановить революцию масс и тем вернуть себе утерянное доверие эксплуататоров: «зачем вам Франко, если мы, республиканцы, можем сделать то же самое?». Интересы Асаньи и Компаниса вполне совпадали в этом центральном пункте с интересами Сталина, которому нужно было завоевать доверие французской и британской буржуазии, доказав ей на деле свою способность отстоять «порядок» от «анархии». Асанья и Компанис нужны были Сталину как прикрытие перед рабочими: сам он, Сталин, конечно, за социализм, но нельзя отталкивать республиканскую буржуазию! Асанье и Компанису Сталин был необходим как опытный палач с авторитетом революционера: без этого они, ничтожная кучка, никогда не смогли и не посмели бы атаковать рабочих.
Традиционные реформисты Второго Интернационала, давно уже выбитые из колеи ходом классовой борьбы, почувствовали новый прилив уверенности, благодаря поддержке Москвы. Впрочем, эта поддержка оказана была не всем реформистам, а лишь наиболее реакционным. Кабальеро представлял то лицо социалистической партии, которое было повернуто к рабочей аристократии. Негрин79 и Прието80 всегда глядели в сторону буржуазии. Негрин победил Кабальеро при помощи Москвы. Левые социалисты и анархисты, пленники Народного фронта, стремились, правда, спасти от демократии, что можно. Но так как они не смели мобилизовать массы против жандармов Народного фронта, то их усилия сводились, в конце концов, к жалобным причитаниям. Сталинцы оказались, таким образом, в союзе с наиболее правым, откровенно буржуазным крылом социалистической партии. Свои репрессии они направили влево, против ПОУМа, анархистов и «левых» социалистов, т.е. против центристских группировок, которые хоть в отдаленной степени отражали давление революционных масс.
Этот политический факт, многозначительный сам по себе, дает в то же время меру вырождения Коминтерна за последние годы. Мы определили в свое время сталинизм как бюрократический центризм, и события дали ряд доказательств правильности этого определения. Но сейчас оно явно устарело. Интересы бонапартистской бюрократии уже не мирятся с центристской половинчатостью. Ища примирения с буржуазией, сталинская клика способна вступать в союз лишь с наиболее консервативными группировками международной рабочей аристократии. Этим окончательно определился контрреволюционный характер сталинизма на международной арене.
Мы подходим здесь вплотную к разрешению загадки, как и почему ничтожная по численности и уровню руководства «коммунистическая» партия Испании оказалась способна сосредоточить в своих руках все рычаги власти, несмотря на наличность несравненно более могущественных организаций социалистов и анархистов. Обычное объяснение, гласящее, что сталинцы просто выменяли власть на советское оружие, слишком поверхностно. За доставку оружия Москва получала испанское золото. По законам капиталистического рынка этого достаточно. Как же Сталин умудрился получить в придачу еще и власть? На это отвечают обычно: поднимая в глазах масс свой авторитет военными поставками, советское правительство ставило условием своего «сотрудничества» решительные меры против революционеров и тем устраняла с пути опасных противников. Все это совершенно бесспорно; но это только одна, и притом менее важная, сторона дела. Несмотря на «авторитет», созданный советскими поставками, испанская коммунистическая партия оставалась маленьким меньшинством, а со стороны рабочих встречала всевозрастающую ненависть. С другой стороны, недостаточно, чтобы Москва ставила условия; нужно было, чтобы Валенсия принимала их. В этом суть дела. Не только Самора81, Компанис и Негрин, но и Кабальеро, в бытность его премьером – все они с большей или меньшей готовностью шли навстречу требованиям Москвы. Почему? Потому что эти господа сами хотели удержать революцию в буржуазных рамках. Не только социалисты, но и анархисты не противились серьезно сталинской программе. Они сами боялись разрыва с буржуазией. Они смертельно пугались каждого революционного натиска рабочих.
Сталин, со своим оружием и со своим контрреволюционным ультиматумом, явился для всех этих групп избавителем. Он обеспечивал им, как они надеялись, военную победу над Франко и в то же время освобождал их от ответственности за ход революции. Они поспешили сдать свои социалистические и анархистские маски в гардероб в надежде снова воспользоваться ими, когда Москва восстановит для них буржуазную демократию. В довершение удобства эти господа могли отныне оправдывать свою измену пролетариату необходимостью военного соглашения со Сталиным. Сталин, со своей стороны, оправдывал свою контрреволюционную политику необходимостью соглашения с республиканской буржуазией.
Только под этим, более широким, углом зрения нам становится ясна та ангельская терпимость, которую проявили по отношению к преступлениям ГПУ такие рыцари права и свободы, как Асанья, Негрин, Компанис, Кабальеро, Гарсиа Оливер82 и прочие. Если у них не было никакого другого выбора, как они утверждают, то вовсе не потому, что за самолеты и танки они не могли расплачиваться иначе, как головами революционеров и правами рабочих, а потому, что их собственную «чисто демократическую», т.е. антисоциалистическую программу нельзя было осуществлять никакими другими мерами, кроме террора. Когда рабочие и крестьяне вступают на путь своей революции, т.е. захватывают заводы, имения, изгоняют старых владельцев, овладевают властью на местах, то у буржуазной контрреволюции – демократической, сталинской или фашистской, все равно – нет никаких других средств остановить это движение, кроме кровавого насилия, дополненного ложью и обманом. Преимущество сталинской клики на этом пути состояло в том, что она сразу начала применять методы, которые были не по плечу Асаньям, Компанисам, Негринам и их левым союзникам.
На территории республиканской Испании боролись, таким образом, две непримиримые программы. С одной стороны, программа спасения частной собственности от пролетариата во что бы то ни стало и – насколько возможно – спасения демократии от Франко. С другой стороны, программа уничтожения частной собственности путем завоевания власти пролетариатом. Первая программа выражала интересы капитала через посредство рабочей аристократии, верхов мелкой буржуазии и, особенно, советской бюрократии. Вторая программа переводила на язык марксизма не вполне сознательные, но мощные тенденции революционного движения масс. К несчастью для революции, между горстью большевиков и революционным пролетариатом стояло контрреволюционное средостение Народного фронта.
Поделиться книгой: