Красные и белые

Мысль, в общем, верная, правда, в отношении 1930‐х годов в СССР далеко не бесспорная. Скажем, попытки ликвидировать «религиозные пережитки» путем физического уничтожения священнослужителей в период Большого террора 1937–1938 годов явно противоречат концепции Тимашева.

Но вот другой фактор, на который указывает Тимашев, – военная угроза, ставшая среди прочего следствием «глупой политики попыток „советизации“ Китая» на востоке и борьбы с «социал-предателями» на Западе, представляется мне важнейшей причиной если и не «великого», то существенного отступления от революционных традиций и принципов интернационализма. И это сказалось прежде всего на армии.

Среди наиболее наглядных признаков изменений были ликвидация в 1943 году Коминтерна и смена государственного гимна: 1 января 1944 года советские люди проснулись под музыку Александра Александрова, а не под звуки «Интернационала».

Интеллигенция отнеслась к изменениям в области идеологии по-разному, но в целом скорее положительно. Труднее понять, как реагировали на историко-пропагандистские усилия власти крестьяне, составлявшие подавляющее большинство населения и костяк Красной армии.

Редкую возможность услышать голоса крестьян дает дневник Михаила Пришвина, жившего в годы войны в деревне недалеко от Переславля-Залесского и ставшего для крестьян «своим». Девятнадцатого августа 1942 года Пришвин записывает диалог двух крестьян, именуемых им (вероятно, условно) Иваном Кузьмичом и Петром Кузьмичом. Поводом к этому разговору послужило как раз учреждение орденов Суворова и Кутузова.

Иван Кузьмич говорил: – Как уменьшился орден Ленина с тех пор, как появились ордена Александра Невского, Суворова и Кутузова, вы заметили? Просто удивительно: драли нас, драли нас, четверть века гнали нас, строили, строили, и все разрушено. А что раньше наживали, и что к этому за четверть века прибавили – все до основания, и остаются только ордена царских генералов…

Петр Кузьмич на это сказал: – Мало кто понимает, в чем тут дело, но как я понимаю, иначе нельзя понимать. Наша картина показывает нам картину прежних времен. Наговорили нам тогда, что есть у нас родина, отечество, герои, царь, Бог и все это разное. А как нынче всмотришься, все это был обман: ничего не было, и Кутузов, и Суворов – ничего особенного, просто высшие чиновники: выбор счастья пал на них. Только тогда были вовсе глупые люди и все верили в обман, а теперь все стали умные, никто не верит, но по необходимости веры выдумывают и оправдание мудреца, который сказал: если бы не было Бога, то его надо было бы выдумать. Вот и выдумываем теперь Суворова, Кутузова, родину, отечество.

Дрейф Красной армии в сторону отвергнутого и поруганного «образа» российской императорской армии завершился введением погон. Двадцать третьего октября 1942 года состоялось заседание Политбюро, в котором участвовали Сталин, Ворошилов, Молотов, Микоян, Берия, Маленков и Щербаков. На заседании начальник тыла Красной армии генерал А. В. Хрулев представил проект постановления о введении погон, а главный интендант Красной армии генерал П. И. Драчев продемонстрировал рисунки и образцы. После часового обсуждения решение было принято. Шестого января 1943 года вышел указ Президиума Верховного Совета, а 16 января – приказ наркома обороны о введении погон в Красной армии. Перейти на новые знаки различия предписывалось с 1 по 15 февраля. Необходимое количество погон, петлиц, звездочек, пуговиц было изготовлено в кратчайшие сроки. Этим были заняты три наркомата. К 1 апреля 1943 года в Красную армию поступило 32,4 миллиона пар погон, 15,1 миллиона пар петлиц, 25,4 миллиона пар звездочек к погонам, 6,3 миллиона эмблем и без малого 92 миллиона пуговиц. За эту работу 184 работника наркоматов легкой и местной промышленности, промысловой кооперации, кооперации инвалидов, сотрудники военной приемки были награждены орденами и медалями. Вдобавок к произведенной в СССР фурнитуре союзники поставили по советским заказам по ленд-лизу 257 723 498 пуговиц.

Размеры и форма погон, рисунок поверхности полностью повторяли погоны царской армии. Различие заключалось в расположении и размере звездочек (у младших офицеров меньше по размеру, чем у старших; до революции подобной «дискриминации» не было); звездочки появились теперь на погонах капитанов и полковников, в дореволюционной армии их не имевших. Не вдаваясь во все детали разновидностей (полевые, повседневные, парадные) рисунков, цвета окантовки, расположения или отсутствия эмблем на погонах, отметим главное: повседневные погоны для командного состава были золотыми с серебристыми эмблемами по родам войск и звездочками. Для технического, административного, интендантского состава, медицинской службы, юстиции – серебряными с золотистыми звездочками и эмблемами; для ветеринарной службы – серебряными с золотистыми звездочками и серебристыми эмблемами.

Звезды на советских генеральских погонах и сплошной галун «зигзагом» буквально повторяли погоны генералов царской армии, лишь расположение звезд было иное, да на погонах генерала армии теперь красовались четыре звезды. В царской армии «полный генерал» звезд на погонах не имел. На погонах маршала располагалась одна крупная шитая звезда.

Звания младшего командного состава различались числом и толщиной поперечных лычек на погонах, старшину отличала вдобавок к толстой поперечной лычке проходящая вдоль погона по центру тесьма.

Введение (точнее – возвращение) погон стало, пожалуй, самым поразительным изменением атрибутики Красной армии. Теперь ее командный состав выглядел практически так же, как «золотопогонники», с которыми красные так яростно бились в Гражданскую войну. Крамольное недавно слово «офицер», мелькнувшее впервые в приказе Сталина к 1 мая 1942 года, стало с 1943 года общепринятым. Узаконено оно было 24 июля 1943‐го указом Президиума Верховного Совета СССР «О порядке присвоения воинских званий военнослужащим Красной Армии», устанавливающим деление военнослужащих Красной армии на рядовой, сержантский, офицерский составы и генералов. Характерно, что армия именуется просто Красной, без пояснения – рабоче-крестьянская. Впрочем, эта тенденция наметилась уже с начала 1940‐х годов.

Возвращение погон, которые, по замыслу советского руководства, должны были поднять авторитет командиров, вызвало в армии смешанные чувства. В докладной записке Особого отдела НКВД Донского фронта от 19 января 1943 года, посвященной реакции военнослужащих на указ о введении погон, наряду с одобрительными высказываниями, сводящимися к тому, что это «еще больше укрепит дисциплину и подымет авторитет командного состава в Красной Армии», приведен целый ряд негативных. Многие считали, что это сделано под давлением США и Англии; одно из характерных высказываний: «Америка предложила нам привести в порядок офицерский состав, т. е. командиров Красной Армии». Другие сравнивали офицеров дореволюционной и Красной армии, причем не в пользу последней: «Было время, когда мы их (погоны. – О. Б.) ненавидели, а теперь решили по образцу старой армии надеть их. Многие не понимают того, что старый офицер русской армии был культурнейший человек, а наши – это просто срамота». По словам другого свежеиспеченного офицера, «жаль, что многие будут опошлять их. Куда надеть погоны нашему командиру, когда он ходит рваный, грязный. Одними погонами авторитет не поднимешь…»

Многие считали введение погон возвратом к старому и возмущались этим: «25 лет боролись против золотопогонников, кричали долой золотопогонников, а теперь снова начинают вводить погоны и возвращаемся к старому…»; «25 лет при советской власти мы боролись против старых порядков, а сейчас вводят опять погоны. Наверное, скоро введут и старост, как были раньше, а потом помещиков и капиталистов…»; «А может быть, с введением погонов вскоре на них вскочит и орел». Любопытно, что наиболее резкое высказывание принадлежит политруку, служившему в заградительном батальоне: «Опять хотят сделать старый строй и фашистскую армию, т. к. погоны носят фашисты. Вот скоро нацепят погоны, и будешь вечным солдатом…»

Однако недоумение и скептицизм постепенно вытеснялись, уступая место самоуважению. Ироничный одессит, военный переводчик старший лейтенант Борис Сурис записывает в дневнике в марте 1943 года: «Наши нацепляют погоны, в штабе вызвездило, аж глазам больно. Кое на ком погоны сидят как ермолка на свинье, но вообще зрелище внушительное и солидное».

Возможно, наибольшее впечатление введение погон в Красной армии произвело на эмигрантов – тех самых «золотопогонников», которых за эти погоны убивали во время Гражданской войны. Руководитель Объединения русских воинских союзов, в прошлом близкий соратник генерала Врангеля генерал-майор Алексей фон Лампе 14 марта 1943 года писал потомственному офицеру, полковнику Российской императорской армии, в годы изгнания – майору чехословацкой армии Соломону Гегелашвили: «Во имя чего за один признак погон лилась кровь, если теперь они вернулись совершенно в прежнем виде».

Дрейф в сторону имперских форм был наиболее нагляден в армии, но коснулся не только ее. В том же 1943 году (война войной, но, видимо, очень был велик зуд контрреформаторства) ввели классные чины для прокурорско-следственных работников органов прокуратуры. В отличие от Табели о рангах, их было одиннадцать: от младшего юриста до действительного государственного советника юстиции. Зато для руководящего состава железных дорог указом «О введении персональных званий и новых знаков различия для личного состава железнодорожного транспорта» было установлено аж семнадцать персональных званий. Подобно военным, железнодорожное «офицерство» делилось на высший, старший, средний и младший начальствующий состав. На вершине пирамиды находился генерал-директор путей сообщения, должность, видимо, эквивалентная маршальской, затем шли вице-генерал директора путей сообщения 1‐го и 2‐го рангов, после чего еще три генеральских класса, к примеру, генерал-директора движения 1–3‐го рангов и далее вниз по служебной лестнице. Составители железнодорожной табели о рангах, очевидно, не замечали комичности названий некоторых званий, вроде «генерал-директора тяги». И для прокурорских работников, и для железнодорожников была предусмотрена особая форма. Для остальных министерств и ведомств персональные звания и форма были введены уже после войны.

В 1943 году происходит также возвращение к раздельному обучению мальчиков и девочек в школах крупных городов, отмененному в мае 1918 года. В пояснительной записке о введении раздельного обучения, подготовленной Отделом школ ЦК ВКП(б) и Народным комиссариатом просвещения РСФСР, среди прочего говорилось: «Введение раздельного обучения будет содействовать укреплению дисциплины и устранит не всегда здоровые взаимоотношения между противоположными полами». Через пять лет в школах введут форму, образцом для которой явно послужила ученическая форма классической гимназии.

В 1943 году продолжилось совершенствование системы воинских званий. Были введены звания маршалов родов войск, а затем главных маршалов. Это относилось к авиации, артиллерии, бронетанковым, инженерным войскам, а также войскам связи. Звание маршала соответствующих родов войск должно было компенсировать отсутствие звания генерала армии, и было введено, очевидно, по аналогии с дореволюционным генералом от артиллерии или от инфантерии. А вот главные маршалы аналогов в мировой военной иерархии не имели. Чтобы отличать главных и просто маршалов родов войск от «настоящих» маршалов (Маршалов Советского Союза), на их погонах размещалась, кроме маршальской звезды, эмблема соответствующих родов войск, а сама звезда была меньше размером, чем у «больших» маршалов. На практике звания главных маршалов инженерных войск и войск связи никогда не присваивались.

Численность генералов в Красной армии непрерывно росла. Отчасти рост объяснялся аттестацией на общеармейские звания политработников в конце 1942 года (с понижением на одну ступень), военных врачей, ветеринаров, юристов, инженеров в 1943‐м. Но главным источником роста было высокое число генеральских должностей как в действующей армии, так и в тылу. Озабоченный неконтролируемым ростом численности генералов, начальник Главного управления кадров Наркомата обороны СССР генерал-полковник Филипп Голиков 18 мая 1944 года направил Сталину доклад по этому вопросу:

Уже сейчас мы имеем почти 3 тыс. генералов (2952 чел.). Это очень серьезная цифра. В сравнении с другими армиями она будет выглядеть так: США – 1065 генералов, сухопутная армия Англии – 517 генералов, Германия – 2198 генералов (без санитарной и ветеринарной службы), Япония – 1209 генералов (данные разведывательного управления от 25 января 1944 года).

Для непрерывного роста численности генералитета были формальные основания: по данным главного кадровика Красной армии в штатах военного ведомства были установлены 9007 должностей, которые «должны и могут замещаться лицами генеральского состава». Голиков указывал на ненормальное соотношение генералов в органах управления и в войсках: 1569 чел. (или 57,5%) служили в органах управления – в центральном аппарате Наркомата обороны и во фронтовом, окружном и армейском аппаратах. В войсках же находились 1256 генералов (то есть 42,5%).

«Требования на присвоение новых и новых генеральских званий не прекращаются и не ослабевают. Особенно они велики по линии службы тыла Красной Армии», – докладывал Голиков, приводя конкретные, особенно возмутительные, с его точки зрения, случаи незаслуженного присвоения генеральских званий. Среди приведенных Голиковым примеров выделяется случай возведения в генерал-майоры А. М. Азизбекова, начальника Закавказской базы наркомата обороны, который к моменту присвоения генеральского звания служил в Красной армии всего восемь месяцев и, по словам Голикова, «ни опыта, ни военного образования, ни стажа службы в армии совершенно не имеет». Голиков был как будто опытным аппаратчиком, но здесь явно дал промашку: не мог же Азиз Азизбеков, сын одного из 26 бакинских комиссаров Мешади Азизбекова, к тому же близкий к Первому секретарю ЦК компартии Азербайджана М.-Д. Багирову, остаться всего лишь полковником. За успешное снабжение частей действующей армии в годы Великой Отечественной войны Азизбеков был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды и двумя орденами Трудового Красного Знамени.

Доклад Голикова особых последствий не возымел. К началу Великой Отечественной войны в кадрах советских Вооруженных сил насчитывалось 5 Маршалов Советского Союза; число генералов и адмиралов составляло 1071. К концу войны – 13 Маршалов Советского Союза (включая наркома внутренних дел Лаврентия Берию), 3 главных маршала и 11 маршалов родов войск, 13 генералов армии (включая наркома госбезопасности Всеволода Меркулова) и 5586 генералов и адмиралов. Один из предвоенных маршалов был понижен в звании (Григорий Кулик), другой (Борис Шапошников) умер. В годы войны погибли трое генералов армии (Иосиф Апанасенко, Николай Ватутин и Иван Черняховский), один был расстрелян (Дмитрий Павлов), еще один понижен в звании до генерал-полковника (Маркиан Попов).

Вскоре после победы над Германией, через три дня после Парада Победы, Верховному главнокомандующему маршалу (звание присвоено в 1943 году) Иосифу Сталину было присвоено звание генералиссимуса. Всего в Российской империи звание генералиссимуса носили три человека. Двенадцатого мая 1727 года светлейшему князю Александр Меншикову чин пожаловал император Петр II, с которым была обручена дочь Меншикова; 9 сентября того же года император лишил Меншикова этого звания и отправил в ссылку. Принцу Антону Ульриху Брауншвейгскому чин генералиссимуса был пожалован за подвиги на несколько ином, нежели военное, поприще: его супруга, племянница императрицы Анны Иоанновны Анна Леопольдовна, в августе 1740 года родила сына, будущего императора Ивана VI. Одиннадцатого ноября 1740 года императрица пожаловала отцу ребенка высшее воинское звание в России. Антон Ульрих лишился чина 6 декабря 1741 года в результате дворцового переворота, когда гвардейцы возвели на престол дочь Петра Великого Елизавету. В тот же день Антон Ульрих Брауншвейгский вместе с женой был отправлен в ссылку, а их сын, малолетний император Иван VI, заточен в крепость.

Единственным генералиссимусом, получившим чин за реальные военные заслуги (если не считать боярина Алексея Шеина, ставшего генералиссимусом еще до создания в 1696 году регулярной российской армии и скончавшегося в 1700 году; крупнейшим военным достижением Шеина было взятие Азова), был Александр Суворов. Чин Суворову был пожалован императором Павлом I за Итальянский и Швейцарский походы в 1799 году. Следующим стал Иосиф Сталин.

Товарищ Сталин в момент присвоения звания был не единственным генералиссимусом на планете. Он сравнялся в звании с лидером Гоминдана Чан Кайши, японским императором Хирохито, испанским диктатором Франсиско Франко и его соратником Хосе Миахой, а также доминиканским диктатором Рафаэлем Трухильо. На этом эра генералиссимусов не закончилась: позднее в «клуб» вступил Эктор Трухильо, младший брат Рафаэля. Звание ему (какая неожиданность!) присвоил старший брат. Старшего Трухильо убили собственные генералы, а младшему генералиссимусу удалось сбежать в США. Здесь Рафаэль Трухильо коротал оставшийся ему довольно долгий век в Майами. Но и это еще не конец истории. В 1992 году звание генералиссимуса было присвоено Великому вождю (официальный титул) товарищу Ким Ир Сену. В XXI веке человечество пока обходится без генералиссимусов, если не считать Великого вождя товарища Ким Чен Ира, которому звание генералиссимуса было присвоено в 2012 году посмертно. Кажется, это единственный случай в истории. Впрочем, шансы еще есть: товарищу Ким Чен Ыну сейчас 40 лет, и он пока всего лишь маршал.

Что же касается первой в мире страны социализма, то в послевоенные годы она, по крайней мере во внешних формах, продолжила дрейф в сторону Российской империи. В 1946 году Совет народных комиссаров был переименован в Совет министров СССР. Изменения затронули и армию, все больше напоминавшую не армию революции, а армию империи. С февраля 1946 года в связи с образованием Министерства Вооруженных сил СССР она стала называться не Красной и рабоче-крестьянской, а Советской, чтобы под таким названием просуществовать еще сорок пять лет – до конца государства Советов.

КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ

VIII съезд РКП(б). Стенограмма заседаний военной секции // Известия ЦК КПСС. 1989. № 9. С. 134–190; № 10. С. 171–189; № 11. С. 144–178.

Бабель И. Дневник 1920 г. (конармейский) // Бабель И. Собр. соч.: В 2 т. М., 2002. Т. 1.

Врангель М. Д., баронесса. Моя жизнь в коммунистическом раю // Архив русской революции. Т. IV. Берлин, 1922.

Врангель Н. Е. Воспоминания: От крепостного права до большевиков. М., 2003.

Врангель П. Н. Воспоминания: В 2 ч. М., 1992.

Гинс Г. К. Сибирь, союзники и Колчак: В 2 т. Пекин, 1921.

Гуль Р. Ледяной поход (с Корниловым). Берлин, 1921 (переизд. 1991 и др.).

Деникин А. И. Очерки русской смуты: В 5 т. Париж; Берлин, 1921–1926.

Деникин А. И. Путь русского офицера. М., 1991.

Книга погромов. Погромы на Украине, в Белоруссии и европейской части России в период Гражданской войны 1918–1922 гг.: Сб. документов / Отв. ред. Л. Б. Милякова. М., 2007.

Крыленко Н. В. За пять лет. 1918–1922: Обвинительные речи по наиболее крупным процессам, заслушанным в московском и Верховном революционных трибуналах. М.; Пг., 1923.

Маршал Тухачевский: Воспоминания друзей и соратников. М., 1965.

Махров П. С. В Белой армии генерала Деникина. СПб., 1994.

О М. Фрунзе: Воспоминания, очерки, статьи современников. М., 1985.

Пилсудский против Тухачевского: Два взгляда на сов.-польскую войну 1920 г. М., 1991.

Процесс над колчаковскими министрами. Май 1920: Документы / Под ред. В. И. Шишкина. М., 2003.

Савич Н. В. Воспоминания. СПб., 1993.

«Совершенно лично и доверительно!» Б. А. Бахметев – В. А. Маклаков: Переписка 1919–1951: В 3 т. / Ред., вступ. ст., комм. О. В. Будницкого. М.; Стэнфорд, 2001–2002.

Соколов К. Н. Правление генерала Деникина. София, 1921.

Троцкий Л. Моя жизнь: В 2 т. М., 1990.

Фомин Ф. Т. Записки старого чекиста. М., 1964.

Фрунзе М. В. Неизвестное и забытое: Публицистика, мемуары, документы, письма. М., 1991.

Шульгин В. В. Дни. 1920. М., 1989.

***

Будницкий О. В. Другая Россия: Исследования по истории русской эмиграции. М., 2021.

Будницкий О. В. Золото Колчака. М., 2022.

Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми. 1917–1920. М., 2005.

Генис В. Л. Первая конная армия: за кулисами славы // Вопросы истории. 1994. № 12.

Герасимов И. В. Письма одесских вымогателей и проблема еврейской преступности в Одессе начала ХX века // История и культура российского и восточноевропейского еврейства: Новые источники, новые подходы / Под ред. О. В. Будницкого и др. М., 2004. C. 144–171.

Герои Гражданской войны. М., 1963.

Гражданская война в России: Перекресток мнений. М., 1994.

Дойчер И. Троцкий. Вооруженный пророк. 1879–1921. М., 2006.

Еремеева А. Н. «Под рокот гражданских бурь…»: Художественная жизнь Юга России в 1917–1920 годах. СПб., 1998.

Зырянов П. Н. Колчак. М., 2006.

Интернационалисты: Трудящиеся зарубежных стран – участники борьбы за власть Советов. М., 1967.

Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Республики Советов. М., 1988.

Какурин Н. Е. Как сражалась революция: В 2 т. М., 1990.

Кантор Ю. З. Война и мир Михаила Тухачевского. М., 2005.

Красная армия: 1918–1946 / Вступ. ст. О. В. Будницкого. М., 2007.

Куценко И. Я. Маршак в Краснодаре. Краснодар, 1997.

Лехович Д. В. Белые против красных: Судьба генерала Антона Деникина. М., 1992.

Литвин А. Л. Красный и белый террор в России: 1918–1922 гг. Казань, 1995.

Морозов Ю., Деревянко Т. Еврейские кинематографисты в Украине. 1910–1945. Киев, 2004.

Полководцы Гражданской войны. М., 1960.

Присяжный Н. С. Первая конная армия на польском фронте в 1920 году. Малоизвестные страницы истории. Ростов-н/Д, 1992.

Росс Н. Врангель в Крыму. Frankfurt a.M., 1982.

Рутыч Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России: Материалы к истории Белого движения. М., 1997.

Савченко В. А. Авантюристы гражданской войны: Историческое расследование. Харьков; М., 2000.

Тополянский В. Д. Гибель Фрунзе // Вопросы истории. 1993. № 6.

Черненко М. Красная звезда, желтая звезда. Винница, 2001.

Шкляев И. Одесса в 1914–1921 гг.: город в экстремальных условиях войны и революции // Города империи в годы Великой войны и революции: [Сб. статей]. М., 2017. С. 349–369.

Brown S. Communists and the Red Cavalry. The Political Education of the Konarmia in the Russian Civil War, 1918–20 // Slavonic and East European Review. 1995. Vol. 73. № 1. P. 82–99.

Figes O. A People’s Tragedy: The Russian Revolution: 1891–1924. N. Y., 1998.

Herlihy P. Odessa: A History, 1794–1914. Cambridge, MA, 1986.