По ком звонит колокол

– Ты же уже ел, – напомнил Пабло.

– И могу съесть еще вдвое больше, – ответил цыган. – А ты посмотри, кто несет еду.

Пригнувшись, чтобы не удариться головой, из пещеры с огромной чугунной сковородой вышла девушка, и, увидев ее лицо, обращенное к нему вполоборота, Роберт Джордан сразу заметил в нем бросавшуюся в глаза странность.

Девушка улыбнулась и сказала:

– Hola, товарищ.

Стараясь не смотреть в упор, но и не отводя взгляда, Роберт Джордан ответил:

– Salud.

Она поставила сковороду перед ним, и он отметил, что у нее красивые загорелые руки. Теперь она смотрела прямо на него и улыбалась. Зубы на загорелом лице сверкали белизной, карие глаза и смуглая кожа одинаково отливали золотом. У нее были высокие скулы, веселый взгляд и ровные пухлые губы. Золотисто-каштановые волосы цветом напоминали выжженное солнцем поле и были острижены так коротко, что покрывали голову наподобие бобрового меха. Продолжая улыбаться и не отводя взгляда от Роберта Джордана, она провела по голове загорелой рукой, пытаясь пригладить волосы, но те снова сразу же встали торчком. Красивое лицо, подумал Роберт Джордан. Была бы и вовсе красавицей, если бы не обкорнала волосы.

– Вот так я их и причесываю, – сказала она Роберту Джордану и рассмеялась. – Ну, давай, ешь. Нечего таращиться на меня. Это меня так в Вальядолиде постригли. Теперь-то уж отросли немного.

Она села напротив и снова посмотрела на него, он ответил ей таким же прямым взглядом, и она, обхватив колени руками, рассмеялась. Из-под брючных обшлагов выглядывали продолговатые чистые ступни, руки покоились на коленях, под серой блузкой угадывалась маленькая высокая грудь. При каждом взгляде на нее у Роберта Джордана перехватывало горло.

– Тарелок нет, – сказал Ансельмо. – И ножи доставайте свои.

Четыре вилки девушка еще раньше прислонила к краям сковороды зубцами вниз.

Все ели из одной сковороды, молча, по испанскому обычаю. Это был кролик, зажаренный с луком и зелеными перцами, под соусом из красного вина с турецким горохом. Хорошо прожаренное мясо легко отделялось от костей, и соус был очень вкусным. Под мясо Роберт Джордан выпил еще кружку вина. Девушка неотрывно наблюдала за ним. Все остальные были заняты едой. Роберт Джордан хлебом подобрал остатки соуса со своей части сковороды, сложил на край кости, промокнул кусочком хлеба соус, остававшийся под ними, тем же хлебом вытер вилку, нож, съел хлеб и убрал нож, после чего наклонился и набрал полную кружку вина. Девушка продолжала наблюдать за ним.

Опорожнив полкружки, но все еще чувствуя ком в горле, Роберт Джордан обратился к ней.

– Как тебя зовут? – спросил он. Услышав хрипотцу в его голосе, Пабло бросил на него быстрый взгляд, потом встал и отошел в сторону.

– Мария. А тебя?

– Роберто. Ты давно в горах?

– Три месяца.

– Три месяца?

Она снова, на этот раз смущенно, пригладила свои густые короткие волосы, по которым, словно по полю пшеницы на склоне холма на ветру, пробежала мелкая зыбь.

– В тюрьме в Вальядолиде нас регулярно брили. Только вот это и выросло за три месяца. Я была в том поезде. Нас везли на юг. После того как поезд был взорван, многих заключенных поймали, а меня нет. Я ушла с этими вот.

– Это я нашел ее в скалах, где она пряталась, – сказал цыган. – Когда мы уже отходили. Господи, видел бы ты, какое это было пугало. Мы забрали ее с собой, но по дороге несколько раз хотели бросить.

– А еще один, тот, что был с ними, блондин? – спросила Мария. – Иностранец. Где он теперь?

– Умер, – ответил Роберт Джордан. – В апреле.

– В апреле? Но поезд же и взорвали в апреле.

– Да. Он умер через десять дней после этого.

– Бедный, – сказала она. – Он был очень храбрым. А ты занимаешься тем же самым?

– Да.

– Ты уже взрывал поезда?

– Да. Три.

– Здесь?

– В Эстремадуре, – ответил он. – До сих пор я был в Эстремадуре. Там для нас работы хватает. В Эстремадуре действует много таких, как я.

– А почему ты теперь здесь, в этих горах?

– Меня прислали на замену тому блондину. К тому же я знаю эти места еще по довоенным временам.

– Хорошо знаешь?

– Не то чтобы очень. Но я быстро осваиваюсь. Кроме того, у меня есть карта и отличный проводник.

– Старик, – кивнула она. – Да, старик очень хороший.

– Спасибо, – поблагодарил ее Ансельмо, и Роберт Джордан только теперь осознал, что они с девушкой не одни, осознал он также и то, что ему трудно смотреть на нее, потому что от этого у него сильно меняется голос. Это было нарушением второго из двух правил, которые следует соблюдать, если хочешь поладить с людьми, говорящими по-испански: угощать мужчин табаком и не проявлять внимания к их женщинам, но он вдруг понял, что ему это все равно. Существовало столько всего, что ему было все равно, так почему заботиться именно об этом?

– У тебя очень красивое лицо, – сказал он Марии. – Хотел бы я посмотреть на тебя до того, как тебе остригли волосы.

– Они отрастут, – ответила она. – Через полгода снова станут длинными.

– Видел бы ты ее тогда, после поезда. Она была такой уродиной, что тебе тошно бы стало.

– Ты чья женщина? – спросил Роберт Джордан, стараясь держать себя в руках. – Пабло?

Она взглянула на него и расхохоталась, а потом хлопнула по коленке.

– Пабло? Ты видел Пабло?

– Тогда Рафаэля? Рафаэля я видел.

– И не Рафаэля.

– Она ничья, – сказал цыган. – Она вообще странная. Ничья. Но готовит хорошо.

– Так ты действительно ничья? – спросил Роберт Джордан.

– Ничья. Совершенно ничья. Ни в шутку, ни всерьез. И не твоя тоже.

– Нет? – переспросил Роберт Джордан, чувствуя, как комок снова подкатывает к горлу. – Это хорошо. Потому что у меня нет времени на женщин. Это правда.

– Даже пятнадцати минут? – поддразнил его цыган. – Всего четверти часа?

Роберт Джордан не ответил. Он смотрел на девушку, Марию, и боялся заговорить, чтобы не выдать себя.

Мария посмотрела на него, рассмеялась и вдруг покраснела, но глаз не отвела.

– Ты краснеешь, – сказал Роберт Джордан. – Ты часто краснеешь?

– Никогда.

– Но сейчас же покраснела.

– Тогда я лучше пойду в пещеру.

– Останься, Мария.

– Нет, – сказала она без улыбки. – Теперь я пойду в пещеру.

Она взяла пустую сковороду и собрала вилки, двигаясь неуклюже, как жеребенок, но в то же время с особой грацией молодого животного.

– Кружки еще нужны? – спросила она.

Роберт Джордан продолжал смотреть на нее, и она снова покраснела.

– Не заставляй меня краснеть, – сказала она. – Мне это не нравится.

– Оставь кружки, – сказал цыган. – На вот. – Он зачерпнул из каменной миски полную кружку вина и протянул Роберту Джордану, который смотрел, как девушка, втянув голову в плечи, идет к пещере с тяжелой сковородой в руках.

– Спасибо, – сказал Роберт Джордан. Теперь, когда она ушла, его голос снова звучал обычно. – Это последняя. Уже хватит.

– Надо прикончить миску, – ответил цыган. – Там еще полбурдюка осталось. Мы одну лошадь под завязку вином навьючили.

– Это была последняя вылазка Пабло, – добавил Ансельмо. – С тех пор он больше ничего не сделал.

– Сколько вас всего? – спросил Роберт Джордан.

– Семеро и еще две женщины.

– Две?

– Да, еще mujer[10] Пабло.

– И где она?

– В пещере. Девчонка-то стряпает так себе. Я ее похвалил, только чтобы сделать приятное. Но вообще-то она в основном помогает mujer Пабло.

– Ну и какая она, эта mujer Пабло?

– Дикая, – ухмыльнулся цыган. – Настоящая дикарка. Если тебе Пабло кажется уродом, посмотри на его жену. Но храбрая. В сто раз храбрее Пабло. Только очень страшная.

– Пабло поначалу тоже был храбрым, – сказал Ансельмо. – Тогда с ним шутки были плохи.

– Он убил больше народу, чем холера, – подхватил цыган. – В начале войны Пабло угробил людей больше, чем тиф.

– Но он уже давно стал muy flojo[11], – продолжил Ансельмо. – Слабохарактерный. И очень боится смерти.

– Наверное, из-за того, что сам столько народу сгубил вначале, – философски заметил цыган. – Больше, чем бубонная чума.

– И еще из-за богатства, – добавил Ансельмо. – К тому же он слишком много пьет. Ему теперь хочется одного – уйти на покой этаким матадором, matador de toros. Но уйти он не может.

– Если он уйдет на ту сторону, у него отберут лошадей и отправят в армию, – пояснил цыган. – По мне, так в армии служить ничуть не лучше, я не рвусь.

– Потому там и нет ни одного цыгана, – сказал Ансельмо.

– А что им там делать? – спросил цыган. – Кому охота служить в армии? Мы что, делаем революцию, чтобы служить в армии? Драться – это я всегда готов, а в армии служить – нет уж, спасибо.

– А где сейчас остальные? – спросил Роберт Джордан. После вина он чувствовал себя довольным, сонным и лежал, навзничь растянувшись на мягкой хвойной подстилке и сквозь верхушки деревьев наблюдая, как над горами в высоком испанском небе плывут маленькие облака.

– Двое спят в пещере, – ответил цыган. – Двое стоят на карауле там, вверху; у нас там пулемет. Один – на нижнем посту. Спят все, наверное.

Роберт Джордан перекатился на бок.

– Что за пулемет?

– Да какое-то необычное у него название, – ответил цыган. – Вылетело сейчас из головы. Автоматический.

Должно быть, ручной пулемет, подумал Роберт Джордан.

– Сколько он весит? – спросил он.

– Один человек унесет, но тяжело будет. У него три складные ножки. Мы его взяли во время последней серьезной вылазки. Той, что была перед вином.

– А патронов к нему у вас сколько?

– Считать не пересчитать, – ответил цыган. – Целый ящик. Неподъемный.

Похоже, с полтысячи, подумал Роберт Джордан.

– А заряжается он как – дисками или лентами?

– Жестянками такими, которые насаживаются сверху.

Черт, ручной пулемет Льюиса, догадался Роберт Джордан.

– Ты что-нибудь понимаешь в пулеметах? – спросил он старика.

– Nada, – ответил тот. – Ничего.

– А ты? – обратился он к цыгану.